Тина Канделаки Голосов: 1 Адрес блога: http://tikandelaki.livejournal.com/ Добавлен: 2008-02-22 01:54:35 блограйдером Lurk

Большие надежды Большого театра

2013-07-10 11:05:45 (читать в оригинале)



Вчера произошло событие, которого в театральном мире ждали уже очень давно: в отставку отправлен Анатолий Иксанов, гендиректор Большого театра. Отставка последовала после непрерывной череды скандалов – по поводу воровства при реконструкции, распрей в труппе, громких увольнений, кислоты, выплеснутой в лицо худруку Сергею Филину, откровений об «эскорт-услугах», оказываемых балеринами, и т.д. Забавно, но в качестве одной из основных версий причины отставки называют вовсе не эти громкие скандалы, а конфликт с прима-балериной Большого Светланой Захаровой, репетировавшей партию Татьяны Лариной в новой постановке балета «Онегин», но отказавшейся выступать из-за несогласия с составом. Вроде бы и состав определяют постановщики, а не руководство театра, да и скандалы с прима-балеринами уже не впервые, но все меняет один простой факт: Светлана Захарова – депутат «Единой России», причем уже второго созыва подряд. Это вам не какой-нибудь там Цискаридзе, которого увольнять и даже обвинять в уголовных преступлениях руководство театра могло совершенно безнаказанно. Когда танцует сам депутат Госдумы, с ним лучше не ссориться.

Впрочем, теперь причина отставки уже не имеет никакого значения, куда важнее то, кто станет новым руководителем ГАБТ. Этот пост займет Владимир Урин, руководивший Московским музыкальным театром имени Станиславского и Немировича-Данченко, опытный и уважаемый профессионал. Он начал свою театральную деятельность еще в 1973 году и известен, например, тем, что учредил нашу главную театральную премию – «Золотую маску». Ни о каких скандалах вокруг его театра неизвестно, если не считать двух пожаров в здании в середине 2000-х и обвинений в адрес постановщиков оперы Бриттена «Сон в летнюю ночь» в педофилии и пропаганде наркотиков в прошлом году, ни одно из которых не подтвердилось. Но, конечно, управлять Большим театром куда сложнее, чем музтеатром Станиславского: это и другой масштаб, и другая степень публичности, и множество мировых звезд в труппе (а звезды почти всегда капризны). Очень надеюсь, что опыт Владимира Урина поможет справиться с этими вызовами.

Думаю, что первым «тестом» для нового гендиректора станет его работа с коллективом. Сможет ли он разрядить обстановку внутри театра, прислушаться к проблемам труппы и требованиям сотрудников (а их много, начиная с оплаты труда и заканчивая качеством репетиционных залов), сумеет ли вернуть звезд, ушедших из-за конфликта с Иксановым? В частности, предложит ли он вернуться Николаю Цискаридзе, которого совсем недавно прежний гендиректор все-таки выдавил из театра? Можно что угодно говорить о характере Цискаридзе и об обоснованности его претензий к Иксанову, но очевидно, что это не только гениальный танцор, но и человек, который совершенно искренне болеет за театр и готов многое для него сделать. Возможно, после того некрасивого поведения, которое мы видели со стороны прежнего руководства, Николая еще придется уговаривать вернуться, но сам факт такого предложения лично для меня бы означал, что в Большом начинает восстанавливаться здоровая атмосфера сотрудничества.

Одним словом, у Большого снова появился шанс вырваться из этого клубка постоянных распрей и скандалов. И, я думаю, не напрасно на этот раз ставка сделана не на «крепкого хозяйственника», а на творческого человека, профессора Школы-студии МХАТ и по совместительству гендиректора Международных фестивалей современного танца, которые его музтеатр проводит совместно с центрами и посольствами стран Европы, Канады и Америки. Зная творческую среду изнутри, он сможет, я почти уверена в этом, найти тот общий язык с труппой и худруками, который так тяжело находил Иксанов.

---

«Империя зла» раскрывает мрачные секреты

2013-07-08 15:14:27 (читать в оригинале)

Мой партнер по бизнесу v_brovko поделился нашим интервью для GQ.

«Апостол» чуть не отправил Сноудена в Гавану, подстроил теракт в Бостоне и почти уволил Якунина...



Каких только мифов и легенд сегодня не слагают про нашу компанию. В интервью оппозиционным блогерам KermlinRussia для журнала GQ мы с Тиной Канделаки решили приоткрыть завесу тайны и рассказать всем, чем на самом деле занимается компания «Апостол», которую сегодня принято называть «империей зла».

— Как вы познакомились?

Василий: Мы познакомились с Тиной в конце мая 2008 года. Мне чудом удалось пригласить ее на мероприятие «Русского пионера». Мы стали общаться и уже в июне сняли пилот «Нереальной политики». Программа выходила в интернете с сентября, а уже в марте мы продали ее на РЕН-ТВ.

— Сразу решили начать совместный бизнес?

Тина: Я в тот момент закончила вести «Две звезды» на Первом канале. Я люблю отдельных артистов в русском шоу-бизнесе, но я выросла на другой музыке. Я жила в Тбилиси, мы слушали The Velvet Underground, Nirvana, Depeche Mode, The Cure. Совершенно другая музыка. Для меня вести программу, связанную с российской поп-музыкой, — это в определенном смысле обманывать себя. Я была уже достаточно взрослой, и этот конфликт внутри меня был очень сильным.

— Вы разглядели в Васе продюсерский талант и подумали, что это шанс реализовать ваши амбиции?

Т.: Скорее избавиться от профессиональной неудовлетворенности. Если вы поговорите со многими моими коллегами, они вам тоже скажут, что дико неудовлетворены.

— А сейчас все хорошо?

Т.: Я нашла баланс. Профессия ведущего — очень тяжелая с психологической точки зрения. Тебя все знают, любят и ненавидят, ты дико популярный, но ты ничего не производишь, ты — никто. Писатель оставит книги, музыкант — музыку, даже блогер оставит после себя ЖЖ, а телеведущий не оставит ничего, кроме передач, которые потеряются в архивах. Чаще всего уровень подготовки поверхностный. Я не имею в виду коллег из первой пятерки, но в целом это поверхностная профессия: ни во что не вовлекаться, не принимать ничего близко к сердцу, все имитировать.

— О чем же тогда вы можете сказать: «Это я создала»?

В.: Можно я отвечу на этот вопрос? За эти годы мы создали компанию, из которой вышло огромное количество людей, которые теперь работают повсюду. Это половина телеканала «Дождь», половина оппозиции, пресс-секретарь Алексея Навального — все они работали в «Апостоле». Мы создали такой тренд, как интернет-пилоты: сделали программу в интернете, раскрутили, продали, заработали на этом первые деньги. Мы запустили первый интернет-телеканал в стране. Это было ужасно, плохо, но это было сделано. Мы создали нишевую социальную сеть «Фейс.ру», на которой начали объединять фэшн-аудиторию. Мы ее так быстро объединили, что не знали, что с ней делать дальше. Мы делали вещи, в которые верили. Это единственный принцип поиска людей — идейное объединение вокруг какой-то сверхмечты о прекрасном будущем, которое мы, конечно же, создадим. Каждый наш проект меняет мир и человечество. Это абсолютная утопия и идеализм, но именно с этим идеализмом я не хотел бы в жизни расставаться.

— Для вас в людях, с которыми вы работаете, главное — идеологическое единство или все-таки профессионализм?

В.: Либо вы делаете очень удачный наброс, либо вы правда думаете, что я идиот. Конечно, профессионализм, качество выполняемой работы. Есть несколько принципов. Первый — не быть шаром. Есть термин «человек-шар», которому все понятно про этот мир, эту жизнь. У него нет сомнений ни в чем. Он не способен к изменению — это самое страшное. Второе условие — быть умны­м, открытым к изменениям, к восприятию нового. Третье — быть работоспособным. У нас шестидневная рабочая неделя, рабочий день начинается в десять и заканчивается в восемь официально. Неофициально — когда придется.

— Вы говорите про идеализм, желание ­изменить мир и создавать новое. Все, что вы делали в начале, — это медиа­проекты: «Нереальная политика», Post TV и так далее...

В.: В нашей стране на медиа заработать нельзя, в этой истории денег нет. Ты не можешь получить рекламу без откатов. Даже если ты делаешь успешный медиапроект, теми деньгами, которые доходят до тебя в конце рекламной цепочки, очень трудно компенсировать затраты на фонд оплаты труда и маркетинг. Мы поиграли в эту историю и влетели на бабки. Спасибо, не надо.

— Как и почему вы от создания медиа­проекто­в перешли к скучному бизнес-консультированию госкомпаний?

В.: Сказать, что мы перестали заниматься медиа, нельзя. Мы не ушли в скучный бизнес. Просто сегодня коммуникация гораздо шире, глубже и больше по охвату, особенно когда ты начинаешь переделывать крупную компанию. Мы не работаем на уровне мелкого подрядчика, нам интересно перестраивать философию и взгляд, делать мастер-вижн другой.

— Считается, что госкомпании очень ­закрыты в информационном плане.

Т.: Здесь все упускают важную вещь. Это же Россия. Все зависит от воли одного челове­ка — руководителя компании. Я расскажу на примере «Аэрофлота», а Вася дополнит. Почему у «Аэрофлота» получилось стать одной из лучших международных компаний, лучшим международным авиапере­возчиком, который буквально за несколько лет изменил свое качество настолько, что ни у одного иностранца теперь нет сомнения, как лететь в Москву из Лондона или из Нью-Йорка? Понятно, что «Аэрофло­том». Почему это получилось? Почем­у Савельев оказался абсолютно откры­тым?

— У меня есть вариант ответа. Когда речь идет о международных перевозках, «Аэро­ф­лот» вынужден действовать в рыночн­ых условиях, конкурировать с другими международными компаниями, которые нельзя ограничить, отжать, закрыть.

В.: Сейчас вы очень некорректно ведете себя. Вы говорите, что госкомпании — закрытые. Тина говорит, что нет. Давайте определимся: мы говорим о присутствии в этих компаниях государства или о рынке?

Т.: Сегодня тренд — в том, чтобы госкомпании как можно активнее сокращали ­присутствие государства. Об этом Путин говорил.

В.: У всех задача продать долю.

Т.: Чтобы лучше привлекать деньги. Как минимум для этого нужно быть открытыми, чтобы привлекать инвесторов. Задача максимум — выходить на IPO. Возникает вопрос: как же вы, такие закрытые, в черных платках с маленькой щелочкой, выйдете на IPO?

— Почему тогда на деле доля государства увеличивается? На каждое SPO ВТБ у нас приходится поглощение ТНК-BP «Роснефтью».

Т.: Я могу говорить — и тебе, Вася, рекомендую — только о тех, с кем мы работаем. ­«Рос­тех» нацелен сокращать долю государства в своих активах.

— Я правильно понимаю, что сделка­ с ВСМПО — это как раз сделка, направленная на уменьшение доли ­государства?

В.: Когда мы приходили туда в 2006 году, компания остановила торги на бирже. Вексельбергом была запущена «русская рулетка», чтобы вынудить других акционеров продать свои доли. Он инициировал три суда: в Салде, Москве и Нью-Йорке. Производство практически остановили. Лопаты производили из титана, из которого до этого делали баллистические ракеты. Износ оборудования достигал 65 процентов, были огромные кредиты и долги.

— Вы говорите: «Мы в 2006 году пришли, мы сделали то и это». Чуть ли не «мы в 1993 году лопаты из титана делали». Будто вы участвовали в событиях, произошедших за два года до создания «Апостола» и за пять лет до начала сотрудничества с «Ростехом».

В.: Это часть нашей философии. У нас нет клиентов, у нас есть партнеры. Мы должны верить в главную идею компании. Мы начинаем в нее верить, и уже трудно говорить «они». Мы принимаем ответственность, мы гордимся, мы стесняемся — но это уже мы. Государство не могло допустить, чтобы это предприятие ушло куда-то на сторону, оно напрямую связано с обороноспособностью страны.

— Можно провести IPO и сохранить ­контроль.

В.: IPO в том состоянии, в котором оно было, не провели бы. Инвесторы западные пойдут только в чистенький хорошенький актив, где мало рисков.

— То есть за много лет владения «Ростехом» ВСМПО этот актив не стал чистеньким?

В.: Стал. С 2006 года, когда мы туда пришли, мы не вынимали оттуда дивиденды вообще, инвестиции в основные фонды составили 800 миллионов долларов, это были деньги, которые «Ростех» привлекал под ­рыночные кредиты на модернизацию. В 2007–2009 годах подписаны стратегические контракты до 2020 года с Airbus, Boeing, Embraer и Rolls-Royce.

— Контракты с Boeing, Airbus, Embraer ­подписал еще предыдущий владелец.

В.: Да, но объемы резко увеличились с приходом Ростеха. В 2006–2007 годы Boeing и Airbus выбирали поставщиков титана на следующие десять лет. На фоне акционерных войн Boeing рассматривал варианты ухода с ВСМПО. И только благодаря усилиям ­Чемезова напрямую были подписаны ак­ционерные соглашения.

Т.: Мне очень жаль, что большинство людей в нашей стране вообще не знают Чемезова.

— Такие фигуры, как Чемезов, вызывают у людей, которые стремятся к успеху, фрустрацию. Что бы они ни делали, они уже не будут дружить с Путиным, жить в соседних квартирах в Дрездене 1987 года, ездить в Западный Берлин за эротическими журналами и продавать их в Восточном. И поэтому у них нет шансов занять такую должность. Может быть, у Чемезова действительно выдающиеся заслуги. Но он возглавил огромную компанию, в которой до того не рос, только благодаря дружбе с Путиным. И это сомнительная success story.

В.: Он государственный человек.

— А вот история Владимира Тетюхина, которого в 2006 году попросили отдать бизнес государству, — это как раз success story. Человек в 1956 году вы­плавил первую партию титана на ВСМПО. Работал всю жизнь на этом заводе. В 1992-м ушел на пенсию, а в 1993-м ­вернулся по просьбе сотрудников и ­возродил предприятие.

В.: Он работает с нами в команде, он сам ­пришел с предложением продать свою долю. Сказал: «Я за разумное участие государства в этой истории».

— Мне кажется, он на роль героя истории подходит намного больше, чем Чемезов. Такую историю рассказывать гораздо приятнее.

В.: Да, конечно, мы будем это делать, мы его очень уважаем. Но для деловой прессы и международных партнеров Сергей Викторович Чемезов гораздо лучше. Ему верят и с ним хотят строить долгосрочные ­отношения.

— Вы создаете репутации вашим клиен­там, но есть и репутация агентства, и репутация личная. Вы называли Тину Канделаки вашим самым успешным ­проектом.

В.: Вы говорите о том, что в определенной среде к Тине хейтерское отношение? Давайте шире рассматривать аудиторию — как совокупность многих людей и сред. Тина — самая высокооплачиваемая знаменитость, у нее из всех звезд самый дорогой рекламный контракт в этой стране.

Т.: Что значит «проект»? Чем отличается моя жизнь до «Апостола» и в период «Апостола»? Раньше у меня не было такого бэк-офиса. Что такое селебрити в России? Это максимум директор, пара юристов, желательно еще муж-продюсер и какой-нибудь охранник. У наших звезд нет огромных пресс-офисов, пиарщиков того уровня, которые работают в «Апостоле», поэтому и индустрия такая. А у меня есть. И в том числе именно поэтому на бренде «Тина» сегодня можно зарабатывать.

В.: До декабря 2011 года Тина была супергиперактуальным и популярным персонажем. Она первая пришла в твиттер, фейсбук, ЖЖ прокачивала. На нее набросились, когда Тина высказала свою аргументированную политическую позицию в поддержку «Единой России». Если бы Тина сказала: «Долой кровавый режим», условно говоря, было бы все замечательно.

— У вас был бы в этом случае такой же успешный бизнес?

В.: Был бы совершенно точно.

— Кто такие знаменитые боты Васи Бровко?

В.: Это как драконы Дейенерис Таргариен. До конца первого сезона их никто не видел, но все обсуждали.

— Но в итоге они появляются, правда, ­мелкие, как собаки, и растут медленно.

В.: Есть коммуникационная инфраструктура — это то, что есть у любого агентства. Это те каналы коммуникации в субмедийном пространстве, через которые вы сеете контент.

— Не у всех.

В.: У вас этого нет, хорошо, но у Леши Навального есть и много у кого еще, кто занимается постоянной работой.

— Нечто вроде фоллоумашины?

Т.: Все-таки люди думают, что фоллоума­шины изобрели мы?

— Нет, вы не изобрели, но пишут, что используете.

В.: Что именно пишут?

— Есть приложение для твиттера, которое получает доступ к аккаунту и заставляет его автоматически зафолловить сотню пользователей, в числе которых всегда есть Дмитрий Медведев, KremlinRussia, Тина Канделаки и Владимир Соловьев. Потом это приложение автоматически публикует в аккаунтах своих подписчиков посты с определенными хэштегами, как правило, антиоппозиционными, которые таким образом продвигаются в топ твиттера.

В.: Первое — мы не имеем к этому никакого отношения. Понятно, что это не аргумент. Второе — почему Тина. Она есть в рекомендованных пользователях самого твиттера. Когда ты создаешь новый аккаунт, тебе ре­комендуют популярных пользователей.

— Но в этих рекомендованных пользователях есть и Навальный, и наш аккаунт, и еще кто-то. Было бы логично, если бы он рекомендовал всех популярных пользователей, а не только лояльных власти.

В.: Тина Канделаки, Владимир Соловьев и еще кто-то могут быть специально отвлекающими целями для MedvedevRussia и KremlinRussia. Задайте этот вопрос Потупчик. Они тратили $1,5–2 миллиона в месяц на всех этих людей. К нам это не имеет отношения.

— Вы говорите «мы пиарщики», но Тина еще и журналист. Нет ли тут конфликта интересов?

Т.: Я в отличие от многих коллег честно говорю, что есть периметр интересов, который я в любом случае буду защищать. Много коллег-журналистов, не хочу сейчас никого конкретно обижать, тоже имеют свой периметр интересов, просто они его не афишируют.

— Вы же можете в свою программу пригласить Савельева?

Т.: Это зависит от канала. Я считаю, это было бы прекрасно — пригласить Витали­я Ген­надьевича Савельева. Он отличный спикер — раз, а два — к «Аэрофлоту» всегда большой интерес, потому что все являются клиентами авиакомпании. Но это зависит от коммерческих структур канала, а не от меня. Это могут посчитать за рекламу, тогда его будет сложно пригласить.

— Вам же надо будет ему острые вопросы задавать.

Т.: Буду задавать. Я могу оперировать информацией, которой у обычных журналис­тов просто нет. Если бы другие журналисты обладал­и такими фактами, то журналистика была бы совсем другая. У всех есть свои симпатии, мнение или позиция. Я не хочу притворяться Белоснежкой. Это мои клиенты­, я всегда буду защищать их интересы.

— В вашем контракте с «Орифлейм» есть какие-нибудь интересные условия — неспроста же он самый дорогой? Например, налысо нельзя бриться? Толстеть, худеть?

Т.: Если вы сумасшедшая и производите впечатление человека, который неожиданно в 37 лет может побриться налысо, с вами такой контракт просто никто не заключит. Но там есть ряд вещей, связанных с репутацией. Пока я являюсь лицом компании, любой репутационный вред мне — это вред компании.

— А политические риски там прописаны?

Т.: Нет, тогда косметические компании о таком не думали. Но сейчас они, наверное, включат что-то подобное. Многие коллеги, которые перешли в политику, уже имея ­рекламные контракты, политизируют ­нейтральные бренды.

— Вы же ходили на первые митинги. На ­Болотной были.

Т.: Да, все ходили. Если мы сейчас здесь все столы обойдем, то узнаем, что все там были.

— А если бы вас задержали? Что бы сказали в «Орифлейм»?

Т.: Сделали бы предупреждение. А если бы я стала регулярно постить фотки из автозака и из разных ОВД, то расторгли бы со мной контракт. Хотя «Орифлейм» приветствует женщин с активной позицией, думающих, независимых. Но если бы лицо компании вдруг превратилось в революционера, думаю, им бы не понравилось, им это не надо.

— Если бы мы пришли к вам со своим проектом и попросили консультацию? Вот у нас есть аккаунт, у него 550 тысяч читателей, а мы хотим миллион, как у Тины.

Т.: К нам с такими предложениями никто не приходит. Если бы у вас была идея видеоконтента, вы приходите к нам, мы ­становимся правообладателями.

В.: Зачем ты сужаешь?

Т.: А зачем ты споришь?

В.: С точки зрения ведения вашего аккаунта — нет, зачем нам это? Мы бы проанализировали и сказали, что темпы роста у вас такие, что в общем и целом хрен редьки не слаще. Зачем вам менять то, что вы делаете, на нас. Я бы не смог ничего вам посоветовать, и как клиентов мы вас вообще не рассматриваем.­ Нам ­неинтересны разовые проекты, нам ­интересно перестраивать все процессы, коммуникации, сделать ребрендинг, продумать, как вы коммуницируете, написать регламенты. Всю пирамиду отношений выстраивать — вот это нам интересно.

— Допустим, пришел бы к вам какой-нибуд­ь банк и сказал: у нас кризис, помогите выйти из него без потерь.

В.: Мы бы не взялись. Нам неинтересно, и ­тушить пожары — это не к нам.

Т.: Мы же не работаем по Пелевину, вы в нас видите Татарского, а мы уже давно не он.

— Есть много агентств, которые специа­лизируются на таких проектах.

В.: Если ты изначально в курсе дел клиента, знаешь рынок, понимаешь, как что расставлено, то такими кризисными коммуникациями мы занимаемся. А когда к нам приходят «на тебе деньги, потуши пожар» — нет, ­спасибо, вон есть коллеги, мы вам посоветуем обратиться к ним.

— А выход на IPO?

В.: Это интересно, но надо приходить за три года.

— А если окно в следующем году?

В.: Так не бывает. Нужно три-пять лет, чтобы подготовиться. Выстроить стратегию, целевые рынки. Понять карту конкурентов, интегрироваться в платформы с правильными людьми. IPO — это дико сложная работа. У тебя роуд-шоу — презентации по полтора часа, сидят топ-менеджеры крупнейших инвестбанков, задают неудобные жесткие вопросы на английском языке, а перерыв между презентациями – пять минут, только в туалет успеешь сбегать. Это большая, очень интересная игра. За год, извините меня, это не сработает.

Т.: Мы не гонимся за легкими деньгами. Зачем нам было строить «Апостол», если я могла спокойно вести корпоративы, дни рождения, свадьбы и другие праздники. Это не так весело, как развивать бизнес, но по деньгам это очень весело. Топовый ведущий берет €25 000. Деньги за корпоративы берут кешем даже те, кто призывает не врать и не воровать. Те, кто к нам относится скептически, могут и не поверить, но все это закончилось в тот момент, когда я встретилась с Васей. Я пришла к решению, что таким образом зарабатывать деньги не хочу. К своим пяти-десяти миллионам и так приду, дольше — но получу гораздо больше удовольствия по дороге. То, что делаем мы, — это Путь. А вы спрашиваете, возьметесь вы за то или за это, — это не путь, это шабашка. Вы спрашиваете: ребят, вы шабашите? Мы не шабашим.

— Это не шабашка, это «скорая помощь». Вы приходите с переломом руки, а вам врач говорит: ну нет, я вас должен был наблюдать три года...

Т.: Мне понравилась идея строить миры. В госкомпаниях или в коммерческих компаниях, но придумывать мир гораздо интереснее, чем работать «скорой помощью».

— Вспоминая ваш мир: у Артемия Лебе­дева в студии, например, на стенах висят вывески, плакаты и двадцать схем мет­ро. У вас — ваша общая фотография, два портрета Путина и два российских флага.

В.: Портреты Путина висят у меня. Один — это фото с подписания соглашения с Yota, а второй — он мне просто очень нравится.

— В пшеничном поле.

В.: Да. Я не стесняюсь, я с 2003 года последовательный поклонник Владимира Владимировича. Это моя личная позиция. Чтобы у нас в кабинетах по портрету висело — такого нет, у нас полкомпании — оппозиционеры. Мы сейчас делаем ремонт, но это очень долго и дорого. После него уже все будет соответствовать нашему видению.

Т.: Василий, ну что ты оправдываешься. Ну любишь ты Путина, ты все равно этот портрет возьмешь с собой. Системное видение нашего офиса сейчас существует в теории. Когда мы разрабатывали бренд, мы придумали и облик офиса. Это стоит очень много денег, мы постепенно это делаем. Там все круто будет сделано, офис будет арт-объектом. Мебель будет очень необычная, ее надо делать на заказ. Наша работа — это наша жизнь. Нас от нее прет, мы ею живем.

— Вы ругаетесь?

Т.: А что, не видно?

— Видно. А есть жесткие разногласия, ­которые проходят красной нитью через все?

В.: Да. Я гуманист, я люблю людей и защищаю их. А Тина более жесткая.

Т.: Все думали, наоборот, чудовище ты, а красавица я.

— В интернете много пишут, как со слезами увольнялись от вас и ругались с Васей-гуманистом.

В.: Я не прощаю три вещи: обман, воровство и предательство. Такие люди сразу идут домой. В остальных случаях я всегда верю в людей и готов им давать шансы.

Т.: А сейчас я скажу как есть. Вася начинает любить сотрудников.

В.: Я влюбляюсь в людей.

Т.: Любовь чем плоха — за ней неминуемо следуют разбирательства. Вася столько инвестировал в сотрудников! Некоторых первый раз вывез за границу, давал деньги на первую машину. Занимался людьми как детьми. Некоторые сотрудники в маникюрный салон пошли первый раз, потому что им Вася сказал. К парикмахеру пошли.

— Звучит обидно.

Т.: Начинались человеческие отношения с сотрудником. А там, где человеческие отношения, там и слезы при расставании.

— До разрыва у вас никогда не доходило?

В.: Между собой? Нет.

Т.: Считайте, что мы как Маркс и Энгельс.

В.: Плохой пример.

Т.: Они плохие друзья были? Ну, Дольче и Габбана.

В.: Да ну, это геи какие-то.

— Это плохо? А если кто-то из ваших клиентов окажется геем?

В.: Ну перестань! Хватит, остановись! (Смеется.) До разрыва не доходило. Кризисы серьезные были. Были ко мне претензии, были у меня к Тине претензии, спорили о подходах, о людях, но всегда договаривались.

Т.: У вас будет в жизни очень мало людей, с которыми вы можете быть предельно откровенными. Ни с мужем, ни с любовником, ни с родителями. В жизни очень важно иметь кого-то, кому вы можете сказать все. У нас в стране есть еще одна проблема: ­религия не является основополагающей ­идеологией.

— Это проблема?

Т.: Конечно. Нет религии, нет психоанализа — у американцев хотя бы он есть. За что держаться? Кому все рассказать? Когда у вас проблемы — вы кому рассказываете?

— А вы друг другу?

В.: Да.

— То есть вы самые близкие друг другу люди?

Т.: Конечно. Мы так много времени проводим друг с другом, что становимся похожими. Я его слушаю и вижу себя.

В.: Это естественно. Мы можем говорить откровенно и вопросы решать вместе. И мы как банда — друг за друга. Много тяжелых моментов приходилось переживать, и эта поддержка очень нужна. Мы столько пережили за пять лет. Если вы лезете на скалу, то никто не будет бросать напарника, потому что шансы выжить в одиночку невелики.

— Мне в связи с тяжелыми моментами вспоминаются две истории: авария в Ницце и декларация промедведевской позиции, в декабре 2011 года. Появились все эти Табаки-Канделаки. На взгляд со стороны, это были критические ситуации, в которых репутация Тины пострадала сильнее всего. Что далось тяжелее?

Т.: Я на днях поднимаюсь в лифте «Хаятта» на террасу, заходит Гус Хиддинк. И начинает: «Ах, какая красавица, а куда вы едете, а как ваши дела?» Я слушаю, улыбаюсь, а потом спрашиваю: «А вы знаете, кто я? Я та самая девушка, которая попала в аварию с Сулейманом». (Керимовым. — Прим. ред.) Он в лице изменился. «Это вы?! Серьезно? Но как же вы сохранились»! Говорю, да. Я сохранилась.­ Если бы я тогда не попала в аварию — не бы­ло бы «Апостола». Я тогда впервые поняла, что такое информационная атака и как страшно не уметь разговаривать, защищаться.

— Вы тогда отрицали, что это вы.

Т.: Конечно, потому что Сулейман меня ­попросил не говорить, прежде чем уйти в состояние временной комы. Не потому, что мы сделали что-то противозаконное. Но мы оба находились в состоянии шока. Мы понимали, что это вызовет грандиозный скандал, но не знали, как себя вести. Конечно, это была ошибка. Надо было сказать: да, это была я, и что?

— Да, вас тогда практически съели, и имидж поменялся. Вы из общей ­любимицы превратились в...

Т.: О чем вы говорите, многие приходили к Александру Ефимовичу (Роднянскому. — Прим. ред.) и говорили: увольте ее, она проститутка.

В.: Я как пиарщик скажу про эту историю: звезда телевидения, получила ТЭФИ, молодой красавец-миллиардер Сулейман, «феррари», Ницца, авария, разбабахать такую машину об дерево.

— Голливуд.

В.: Голливуд, конечно. В Америке бы сделали пятьсот фильмов документальных. А у нас превратили в какое-то пфф... дело не в том, что мы какие-то честные, но эстетику момента не видит никто. А она у ­всего есть.

Т.: Ты любишь всему придавать красоту.

В.: Потому что это красиво! Х...ракнуть «Энцу» за девятьсот тысяч долларов об дерево с размаху. Это ох...ренно круто.

Т.: Вы мне уже завидуете. (Василию): У тебя же есть «феррари», можно дерево поискать.

В.: Нет, нету. У меня «ламборгини», и я его купил еще до сотрудничества с «Ростехом».

— Бизнесмен может покупать себе любые машины. Раздражает, когда чиновник с зарплатой 120 тысяч рублей покупает «ламборгини».

Т.: Эта авария мне помогла многое понять. Конечно, в тот момент было ошибкой отрицать, но в итоге я поняла, что ничего страшного я не сделала. Не украла, не убила. Моя жизнь богаче жизни многих людей, которые меня обсуждают. Что касается политики — Вася меня научил терпеть и ждать. Когда я высказала свою позицию, меня только ленивый не обругал. Но время покажет, что я права. Как это получилось с Саакашвили. Многие, кто активно возражал против моей позиции, сидят сейчас в трясинушке и не квакают.

— Бывает, что люди отказываются у вас ­работать даже за большие деньги, просто потому, что вы «Апостол»?

Т.: Нет людей, с которыми нельзя договориться. Есть плохие переговорщики.

В.: Ко мне много людей приходят — креативные команды, стартаперы, количество настолько большое, что они месяцами в расписании стоят. Если нам кто-то нужен, мы можем разные способы использовать. Вот я ищу копирайтеров и сценаристов. Их просто нету. Уже в регионах смотрим. Мы не хотим сидеть на деньгах, мы хотим их давать людям, чтобы делать качественный продукт.

Т.: Мы не хотим продаваться кому-то, становиться частью международных компаний вроде Ogilvy или BBDO. Это вопрос не про деньги, это как расстаться с мечтой.

— Как так получилось, что у нас влиятельными фигурами стали пресс-секретари? Песков, Маркин, Тимакова.

В.: Это везде так.

— А как вы оцениваете работу пресс-службы Медведева?

Т.: Не хочется комментировать работу ­коллег. Скажу только, что работать с пре­зидентом или премьером — это огромная ответственность и вызов. Тот пиарщик, который скажет, что не хочет быть пресс-секретарем президента, просто обманывает. Вот вам бы предложили — вы бы согласились.

— Я бы не стал.

Т.: Ну так вам и не предлагают. Если вы ­по-настоящему что-то хотите изменить в стране, вы обязательно должны согласиться. Не протестовать, а взяться и работать. У сегодняшнего пресс-секретаря президента это хорошо получается.

---

Академия осталась без наук

2013-07-01 13:15:02 (читать в оригинале)



На днях премьер Дмитрий Медведев озвучил наконец проект реформирования Академии наук. То, что о нем мы слышим из уст Медведева, а не Ливанова, как бы сигнализирует: правительство его уже одобрило и настроено решительно. Ну что ж, о том, что РАН нужны перемены, говорили все кому не лень, успело уже за это время и несколько министров образования поменяться, но академикам каждый раз удавалось тему замять. Теперь, очевидно, не удастся.

Только вот какая штука: вроде бы и хочется этой новости обрадоваться, но как-то не получается. Вот как я себе представляла реформу РАН? Медведев делает заявление: «Мы начинаем готовить закон о реформе Академии наук, призываем научное сообщество присоединиться к дискуссии о том, как она должна проходить». За круглый стол садятся и академики, и ведущие российские ученые, не входящие в РАН (но зачастую не менее признанные и титулованные), и ученые российского происхождения, работающие в ведущих зарубежных научных институтах, и просто иностранные эксперты. Причем ломают копья они не только в конференц-залах, но и в телевизионных студиях в прайм-тайм (программа «Железные леди» к вашим услугам). Через полгода рождается единая концепция закона, в котором отражена не только новая структура Академии, но и концепция развития фундаментальной науки. Ведь РАН – это не кучка стариков с регалиями, это сложная структура, которая по идее должна непосредственно взаимодействовать и с университетами, и с министерствами, и даже с крупными промышленными предприятиями. Одним словом, это интеллектуальное ядро страны. Но это по идее. Сейчас-то она, конечно, все-таки ближе к пансионату для заслуженных деятелей науки, которые редко и с трудом коммуницируют с окружающим миром. Так что такая реформа пришлась бы очень кстати. Но ее ли мы увидим?

Безо всяких дискуссий и дебатов нам вываливают готовый проект, в котором кто-то все за всех решил и который уже на днях будет рассматривать Госдума. Даже банки не грабят с такой стремительностью, с какой у нас принимаются важнейшие законы. Видимо, чиновники надеются, что, пока академики будут соображать, что случилось, и думать, как на это реагировать, они уже все протащат через Думу и шуметь будет поздно. Бог с ними, с академиками, их победить несложно: у них, кроме их докторских диссертаций, нет орудия для сражения. Но дальше-то что будет?

Из коротких сообщений о проекте реформы мы поняли, что новая Академия наук (в которую, помимо РАН, вольются РАМН и РАСХН) будет «сообществом выдающихся ученых, ведущих научную, экспертную, популяризаторскую деятельность, выполняющим функцию важнейшей коммуникационной площадки для научного сообщества». Все-таки «сообщество выдающихся ученых» и «коммуникационная площадка» – это не похоже на определение «интеллектуального центра», это, скорее, как раз ближе по смыслу к «научному пансионату». Причем, учитывая тот факт, что все прежние академики, если имеют такое желание, сохраняют свой статус, а на прием новых академиков объявляется трехлетний мораторий, получается, что состав РАН никак не меняется.

Но самое интересное – чем заканчивается эта фраза: «выполняющим функцию важнейшей коммуникационной площадки для научного сообщества, но не осуществляющим управления имущественным комплексом и не имеющим подведомственных научных организаций». В переводе на русский язык это означает следующее: РАН с ее 50 тысячами сотрудников больше не существует, академиков сделают почетными пенсионерами с окладом в 100 тысяч рублей, отберут у них управление фундаментальной наукой и их подведомственную недвижимость – то, чем они зарабатывали в отсутствие полномасштабного госфинансирования. Кто и как теперь будет реально управлять всеми российскими НИИ – непонятно. Но явно не Минобр, который и с ЕГЭ пока справиться не может.

Таким образом, вместо откровенной дискуссии о будущем научного сообщества мы пока видим только подковерный спор о том, кому принадлежит право сдавать в аренду последнее, что осталось от российской науки, – бетонные здания НИИ с прилегающей территорией. Простите, но в такую реформу я уже заранее не верю.

---

Российский «ястреб». Как изменился Дмитрий Рогозин

2013-06-24 16:56:26 (читать в оригинале)

Визит Дмитрия Рогозина в программу «Железные леди» стал большой удачей: его последние полноценные публичные выступления на российском телевидении мы помним еще в те давние времена, когда Рогозин был одним из лидеров партии «Родина», а с тех пор как он ушел на госслужбу, вытащить его на эфир удавалось немногим. Прямо скажем, партийная карьера Рогозина закончилась тогда не слишком удачно: в «Родине» произошел раскол, а с выборов в Мосгордуму ее сняли за националистические ролики, в которых показывали приезжих, сопровождая это призывом очистить город от грязи. В тот период и сам Рогозин как политическая фигура ассоциировался именно с национализмом, он не стеснялся стоять на трибуне рядом с лидерами ультраправых движений под плакатами о «жидовском фашизме» и тому подобном. Сегодня мы увидели, насколько Рогозин изменился за эти годы.



Конечно, у нас нет в студии «детектора лжи», поэтому мы не можем сказать, искренне ли Рогозин поменял свою позицию, или же его новая политическая роль заставляет его говорить иначе, но в этой программе он совершенно определенно дистанцировался от радикальных ксенофобов, да и от самого понятия «национализм». Теперь Рогозин уже позиционирует себя как государственник, для которого этническая принадлежность не играет особой роли, а главное – быть гражданином и патриотом. Прямо скажем, такая позиция куда больше ему к лицу, и такие его слова звучат убедительнее.

Впрочем, конечно, его идею о том, что нам нужны только те мигранты, которые попадают в категорию высококвалифицированной рабочей силы, сложно воспринимать серьезно. В России, по статистике ООН, более 13 миллионов иностранных мигрантов, причем подавляющая часть из них работает. То есть примерно каждый шестой работающий человек в России – иностранный мигрант. Доля высококвалифицированной рабочей силы среди них по статистике – 0,7%. Что предлагает Рогозин? Просто изгнать из России шестую часть всей рабочей силы? Заменить их некем: безработицы в России почти нет. У нас и так ВВП в этом году перестал расти, все боятся –гадают, не будет ли рецессии, а тут еще не хватало лишиться значительной доли рабочих рук.

Я почему так подробно сейчас говорю об этом? Потому что послушаешь Рогозина: говорит блестяще, убедительно – веришь всему. В этом смысле, конечно, видно, что он до мозга костей политик и сильно отличается от наших типичных серых госслужащих, которые и двух слов не могут связать. Но вот только слушать все эти красивые слова надо очень осторожно, потому что духоподъемная великодержавная риторика не всегда достаточно хорошо накладывается на российские реалии, особенно экономические.

Скажем, когда Рогозин живописал картины будущей войны, в которой российские солдаты будут дистанционно управлять боевыми роботами и супероружием «нового типа», Марго совершенно правильно спросила у вице-премьера: «А сколько будет получать солдат этой суперсовременной армии и сколько он получает сейчас?» Ну, понятно же, что никакие призывники, только вчера окончившие школу, боевыми роботами управлять не будут, они и с лопатой не всегда хорошо справляются. Значит, нужны контрактники, причем с хорошо работающей головой. Люди с хорошими способностями будут и зарплату требовать соответствующую. Рогозин же во время ответа немного замялся и сказал, что, мол, офицеры получают теперь намного больше, и это «десятки тысяч рублей». Действительно, лейтенант в России сегодня получает в среднем около 30-35 тысяч. То есть примерно втрое ниже, чем в США. Понятно, что иначе и быть не может, если американские военные расходы выше, чем весь российский бюджет, но, может, тогда нам и не пытаться равняться на США, раз уж это выглядит так несерьезно? Тем более если говорить об оружии нового поколения, требующем высокой квалификации. Ну кто из высококвалифицированных специалистов согласится пойти на зарплату подмосковной кассирши, когда спокойно может зарабатывать в любой развитой стране 5-7 тысяч долларов в месяц? Да и где взять столько специалистов, когда мы все знаем, что происходит с нашей системой образования?

И потом, если все-таки НАТО мы воспринимаем как противника, то почему же мы регулярно проводим с Североатлантическим альянсом совместные учения? Видимо, в действительности российское и американское военное руководство все-таки отлично понимает, что мы не противники друг другу и что у нас есть огромное пространство для сотрудничества, однако же нашим политикам, похоже, удобно своему населению объяснять, что, мол, НАТО – наш главный враг. Не это ли противоречие, кстати, и было основной причиной ухода Кудрина в отставку? Меня, как обычного гражданина, тоже вообще-то интересует, сколько стоит вся эта колоссальная программа по производству супер-мега-ультрасовременных военных роботов «нового типа» и не лучше ли было бы направить часть этих денег на образование.

Я понимаю, что по должности своей Дмитрий Рогозин и не может говорить иначе. Он ответственен за свою сферу и вполне естественно, что он хочет направить на нее основные ресурсы государства. Точно так же каждый министр в своей сфере требует немедленно повысить госрасходы (кроме министра финансов, который всегда требует немедленно все расходы сократить). Просто когда я слышу все эти патриотические выступления, я вспоминаю, как долго и с каким трудом я добивалась, чтобы в Кадетском корпусе (именно там, где вроде как должно коваться будущее нашего патриотизма) достроили наконец новые корпуса. В государственных масштабах деньги-то были ничтожные. Так, может, лучше отложить пока всех тих военных биороботов и сделать так, чтобы хоть в военных училищах крыша не текла, чтобы все-таки офицеры из общежитий по квартирам переехали? А то мы так дойдем до того, что сверхоружие сделаем, а страну защищать ни у кого уже не будет желания.

P.S. Пока говорили о «сверхоружии» в эфире, забыла задать вице-премьеру один важный вопрос, который по-прежнему меня беспокоит. В свое время, когда Сердюков возглавил Минобороны, он обещал отменить портянки и закупить солдатам носки. Затем, когда ведомство возглавил Сергей Шойгу, его первым обещанием тоже было отменить портянки и закупить носки. Так все-таки хотелось бы уяснить: как обстоят дела в армии с портянками сейчас?

Тэги: железный, леди, нтв, политика, рогозин
Комментарии | Постоянная ссылка

---

Михаил Прохоров – все еще кандидат

2013-06-17 12:13:23 (читать в оригинале)

Politicians all move for money,
What the hell are we callin' them?
Jay-Z, «$100 Bill», OST «The Great Gatsby»

Когда мы готовили «Железных леди» с нашим вчерашним гостем Михаилом Прохоровым, мы опасались того, что из-за привычки миллиардера быть крайне осторожным в своих высказываниях эфир может оказаться скучным. Однако же это интервью оказалось на удивление откровенным и потому действительно интересным.



Начнем с того, что Прохоров признался: к мэрским выборам он готовился уже давно и именно поэтому продавал свои зарубежные активы. Более того, по его мнению, одной из причин этих неожиданных досрочных выборов было как раз то, что власти увидели в нем реального конкурента и не дали ему успеть подготовиться к регистрации. Правда это или нет, мы вряд ли когда-то узнаем, но прямо скажем: версия звучит весьма правдоподобно. Михаил Прохоров – пожалуй, единственный кандидат, который имеет не только достаточно средств для проведения предвыборной кампании, чтобы составить конкуренцию Собянину, но и достаточно опыта, чтобы рассчитывать на успех, – как-никак на президентских выборах в Москве он на некоторых участках опередил даже Путина.

Назвал Прохоров и другой мотив, который, по его мнению, использовала мэрия (в лице Анастасии Раковой и Александра Горбенко), чтобы объяснить в администрации президента необходимость досрочных выборов: в таком случае новые выборы в Москве и области пройдут в 2018 году, и избирательная кампания в столице тем самым будет работать и в пользу президента. Эта мотивация выглядит уже несколько спорной, но Прохоров говорил о ней так уверенно, что явно сам он верил в то, что Путину необходимость проведения досрочных выборов в Москве преподносили именно так.

Ну и конечно, Прохоров не был бы самим собой, если бы иногда не блистал своим знаменитым мастерством уходить от неудобных вопросов. Уж в какой только форме мы не спрашивали о его взаимоотношениях с нынешней командой в администрации президента. В ответ следовали почему-то пространные геополитические теории на тему того, как Россия вместе с Европой и почему-то Японией должны объединяться и противостоять Америке и Китаю. Кстати, то, что идеи Прохорова витают в таких высоких сферах, свидетельствует о том, что он до сих пор мыслит в глобальных категориях, присущих кандидату в президенты. Насколько серьезно тогда можно относиться к его словам, что он весь уже погружен в подготовку к выборам в Мосгордуму? Готов ли миллиардер спуститься на землю – к вопросам о пробках, точечной застройке и коррупции при распределении строительных подрядов? Могут ли проблемы такого масштаба интересовать человека из мировой сотни Forbes?

Мы специально попросили Прохорова обозначить основные пункты своей предвыборной программы, чтобы понять, что потеряла Москва от его неучастия в выборах. И оказалось, что Прохоров неплохо сходу может сформулировать основные (с его точки зрения) проблемы: плохие условия для развития малого бизнеса (в том числе неподъемные арендные ставки), отсутствие самостоятельности муниципалитетов, решение проблемы пробок за 5-7 лет (в том числе через увод из Москвы транзита). Я не москвовед, не берусь оценивать эти приоритеты и эти способы решения проблем, но интересен сам факт, что готовые решения у Прохорова есть, он явно думал об этом и явно всерьез готовился. И даже если Кремль рассматривал его как подставного спойлера (больше скажу, даже если Прохоров знал, что Кремль рассматривает его именно в таком статусе), сам он, тем не менее, готовил себя к серьезному противостоянию и к возможной победе – это же видно просто по всему. И это, в общем, понятно, потому что иначе зачем ему все это?

И все-таки очевидно, что о городских вопросах Прохоров говорил с меньшим энтузиазмом, чем о масштабных общероссийских проблемах: коррупции, непомерных социальных расходах (и растущем в связи с этим дефиците региональных бюджетов), отсутствии конкуренции в политике и экономике и т.д. Так что, что бы там ни говорил Прохоров о выборах в Мосгордуму, его амбиции явно распространяются дальше.

И последнее. Те, кто смотрел программу, вы заметили, как Прохоров научился вести себя во время интервью? Гладко сформулировать ответ, вовремя улыбнуться, удачно уйти от неудобного вопроса – все это необходимые атрибуты политика, и всего этого еще два года назад у Прохорова не было даже близко. Журналисты во время прежних интервью бывали шокированы его манерой разговаривать с прессой: уж слишком заметно было, что ему все эти разговоры совершенно не нужны. Теперь же Прохоров пусть еще и не великий оратор, но выглядит очень достойно на общероссийском политическом фоне (не самом блистательном, прямо скажем). Неизвестно, как обернутся выборы в Мосгордуму, но политическая карьера Михаила Дмитриевича явно только начинается. Хочется верить, что за отточенным словом последуют эффективные действия.

Тэги: железный, леди, нтв, политика, прохоров
Комментарии | Постоянная ссылка

Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ...