Какой рейтинг вас больше интересует?
|
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
*** 2012-10-25 18:17:08
Второй караул ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Второй караул был на отъезде от города, в стороне от трасс и начальства. Тот же старлей. Сидеть на вышке, сторожить периметры. Взял тетрадку, что-то писал. Солнце, облака, лес вдалеке… Они тут не человеческие, - солдатские и рассматриваются с точки зрения пользы или опасности. И вот небо, облака, лес, армейская дребедень внизу, которую мы охраняем, - всё настолько игрушечное, специально расставленное, красивое!.. Эти картины со временем станут только ярче. Они есть то, из чего, в конце концов, состоит жизнь. Всё происходящее обостряло внимание и обеспечивало будущее полновесным счастьем (понимаю фронтовиков или афганцев - они навсегда остались там). Караул по лагерю. Головченко, с нашего потока, отслуживший в армии и потому теперь в звании «старший сержант», заставлял носить от умывальников воду и поливать из лейки песок у палаток, чтоб тот не пылил и был красивого, на армейский вкус, темного оттенка. Сам все больше спал по палаткам, время от времени выходя наружу и щурясь от солнца.
День закончился лирически. Заступил на пост у каптерки. Вечером одолжил у Гудкова (он стоял передо мной) приемник, ночью на посту слушал музыку; вообще-то не положено, но я приручал здешнюю жизнь, лебезил и заискивал. Первый раз за всё время пошел дождь. Несильный. К утру утих. Крупные капли стекали с листьев и падали на землю. Скоро из другого измерения набежала наша орда, начинался учебный день. Ушел спать.
Вечером, не ожилал как, получил увольнительную. Серая, чванливая бумажка! Скинул ненавистные галифе, выглядел странно: сапоги, городские брюки, гимнастерка; но гимнастерка с желтыми туфлями была бы странней, в городе много воинских частей, полно патрулей; а так, брюки заправил в сапоги, получился колхозник.
На пристани в ожидании катера пол часа ерзал. В городе радовался трамваю. Бабульке-кондукторше объяснил, что из лагерей, оплатить нечем. «Хорошо», - и коснулась рукой плеча.
Днем, кроме того, что достал швейную машинку и ушил галифе, ничего не склалось; никого не застал и вечером оказался один. Шел у Комсомольской площади, щурился на фонари, на громаду ТЭЦ с яркой надписью «Коммунизм – это электрификация» и думал про то, что у меня в запасе еще прогулка по вечернему городу и человеческий ужин дома.
В другой раз мы с Юрой Шаровым попали на пост в артпарк, на отшиб: выходить из будки, поднимать-опускать на веревке шлагбаум, пропуская БТРы. Два часа службы пролетали быстро. Но самое ценное – ночью можно было спать. В свободное время уходил в расположение, в законном безделии бродил между палаток, с кем-то говорил, кому-то махал рукой, вольно засунув другую в карман.
В мертвый час теплого заката крытый брезентом грузовик привез из города книги. Сундук с библиотекой сбросили около каптерки. Пока майор кокетничал с двумя-тремя подбредшими к сундуку курсантами, рылся. Книги были незнакомы и неприятны. Добравшись до дна, оценил весь развал и выбрал журнал «Иностранная литература» за 77 год. Он был толстый и никем не читан.
В столовой положил журнал рядом на лавку, и тот ее влажно шлепнул. Человеческий звук и предмет.
На вечер нужно было обзавестись светом. Нашлась гильза от крупнокалиберного пулемета, Юра отрезал от шлагбаума кусок веревки, у копавшегося у грузовика шофера одолжили керосину, сплющили горловину. Испробовали. Пламя коптило.
В журнале я выбрал окончание какого-то романа. Название ни о чем не говорило, фамилия автора, написанное русскими буквами, звучало косноязычно.
Читать начал в сумерках. Быстро стемнело. Зажег коптилку. Пришел Юра, перекинулись парой слов, потом он дико, с разбегу грохнулся спать прямо на голые доски кровати.
«Она так радовалась нашим покупкам. Она распоряжалась. Смело выбирала еду, всякие вещи для уборки и стирки, кухонную посуду. Купила даже хорошенький голубой совок для мусора и щетку, разрисованную цветочками. И еще фартук, и шляпу от солнца. Мы загрузили взятую напрокат машину. Пророческое чутье заставило меня сохранить шоферские права. Но теперь, с отвычки, я вел машину очень осторожно.
Было пять часов того же дня, и мы были далеко от Лондона…
…Меня мутило от счастья, так естественно, с таким деловым видом Джулиан играла роль хозяйки и командовала мной, будто мы уже много лет женаты… Я купил хереса и столового вина, потому что так водится у женатых, хоть и понимал, что буду пьян одним блаженством. Мне почти хотелось побыть одному, чтобы наедине подумать обо всем, что случилось».
Последние страницы перевернул заполночь. Коптилка разгорелась, гасить не хотелось. Жало торчало неподвижно и было отравлено. Шаров храпел, пердел, скрипел зубами.
Утром небо затянули серые тучи. Все давалось с трудом, как с похмелья. Чего-то ждали. Юра куда-то надолго убегал.
Номер, название и год журнала я записал в тетрадку, к письмам Маринке.
Палаточный городок издалека казался вымершим. Шаров не приходил. Я поста не покидал, боялся. За два часа до окончания караула, ушел и я.
В расположении действительно никого не было. Окликнул пробегавшего майора. Тот поинтересовался, откуда я. Узнав, скинул участие, побежал дальше: «Увольнение, все в городе!»
Айрис Мердок «Черный принц». ИЛ № 11. Оставшиеся номера я искал осознанно и купил в 83 году в букинистической лавке в Прибалтике, где мы были с Надей по турпутевке.
Тэги: мэмуар
продолжаем воевать 2012-10-22 21:11:58
Грозил кросс ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Грозил кросс на пять километров с выкладкой. Зачет подразделению иезуитский - по последнему прибежавшему. Командный дух и взаимовыручка, мать их ети! Все несколько робели. Как пойдет? Справиться психологически: не думать сколько осталось и не рвать.
Рванули. Миновав футбольное поле, вышли на дорогу по краю леса, вдоль реки. Метров через триста понял, что уже не могу. Кто-то с меня стащил автомат, кто-то скатку и противогаз. Воду из фляги я вылил сам. Где бегом, где шагом. Это был сон.
Прибыли. Полигон, пыль, бочка, танк, муляж гранаты, несколько коротких очередей вослед.
Тех, кто сбил ноги, в обратный путь сажали на БТРы. Я не сбил, но попросился. Не взяли. Возвращаемся в три с занятий. Какой-то невнятный, нервный смешок. Так и есть, исчезла гражданка: брюки, которые я хранил под матрасом, туфли глубоко под полатями. Пока нас не было, дневальные прошлись, собрали у кого что было и закопали скопом за палатками. Такой юмор. Это была катастрофа. В городе, в увольнительном, которое я так ждал, не представлял себя в форме. Хоть на день сбросить, переродиться, побыть в прежней жизни, которую ревновал.
Пока все обедали, где-то взял лопату и откапывал. Вытянул за порчину брюки, нашел туфли. Никто не мешал, не подходил, не ржал в открытую.
Первый караул. В воинской части на выезде из города, на пересечении Проспекта 50 лет Октября и трассы на Ленинград.
Два часа на посту с автоматом и боевыми в магазине, два бодрствуешь, два спишь, и снова на пост. Суточный цикл, 24 часа сжаты в эти шесть. Такая мини вселенная. Передаточное отношение один к четырем, и внутренний темп сильно медленнее внешнего. Важно правильно уложить распорядок, не терять рефлексов… Даже нет, нарастить новые: трава - зеленая, дерево – сосна, потрогать рукой, убедиться, что за забором, в обычной жизни всё такое же. Устроить маленькую жизнь, огородить пространство, сколько минут ни есть, - они мои, никто ни ногой, не возьмет, не сломает, всегда рядом, при случае достать, нырнуть, укутаться. И даже умножить на четыре.
Охраняли склады. Командир караула - молодой старлей из кадровых - дал инструкции кого пускать-не пускать; если кто на склад без документов, можно и стрельнуть, сначала в воздух. Сказал, чтоб ничего не боялись, он отвечает за всё.
Овчинников и стрельнул, напугав какого-то старшину. Тот ретировался, пообещав разобраться с нашим старлеем. Игорь ходил героем, но было видно, что его колбасит. Отсюда два соображения. 1. В армии все воюют со всеми. 2. Выполнять приказ, даже тупо-беспрекословно, очень сложно. Даже именно тупо сложнее всего - так и норовит подмешаться какая-нибудь мыслишка.
Пытка ничем не заполненным временем. Осознанием, что мы охраняем, оно не заполнялось. Днем взгляд еще цеплялся: за машины на мосту, проплывающие по реке баржи, одиноких срочников вдалеке. Ночью я хитрил, пытался дремать за ящиками между складами, сев на дощечку, положенную на кирпичи, поставив рядом автомат. Снова выходил, считал круги, три по часовой, три против, резал время на доли, вылупив глаза на фонари.
Тэги: мэмуар
*** 2012-10-20 23:10:32
На присягу ...
+ развернуть текст сохранённая копия
На присягу приехали Толя с Лешкой Рыжаковым. После сели в кустах, выпили водки. Разумеется, оказалось мало, и кто-то из знающих, обозначив направление, направил их через лес и болото на шоссе, в магазин. Я, нетрезвый, ходил по лагерю, глядел в ту сторону, прождал до вечера и в конце совсем уже рассупонился. Они не вернулись. После присяги выдали погоны.
Три раза в неделю ходили на стенды, изображая губами вой снарядов и грохот взрывов – фи-у-у-у-бдрижь! – тыкали палкой в моховые леса, в стеклышки водоемов, в пластмассовые домики, расставленные на песке со скрытым замыслом. Худой, с бурым лицом, полковник (не с кафедры, по всему, из кадровых), похожий на волка, с оттяжкой, будто пугая, - ох уж этот армейский шик! - подавал команды: «Взвэ-эд, один снарэ-эд, тридэть секунд выстрел, огэнь!» Другой раз здесь же, в тире, корректировали огонь установленной на крыше в специальный станок трехлинейки (винтовка Мосина); некто таинственный докручивал ее на рассчитанный нами угол. Трехлинейка жахала неожиданно громко. Полковник отсчитывал положенные секунды и сообщал не успевшим, что «вы засечены противником и убиты».
Наконец, стрельба одиночными из крупнокалиберного пулемета по домам-скворечникам в поле, на фоне далекого леса. Обнаружили во мху залежи годами никем не собираемой клюквы, размером с черешню, набросились, несмотря на запрет ходить по территории.
В артпарке возились с гаубицами, раздвигали станины, наводили, дергали затворный шнур. Из меня выходил неплохой наводчик.
 В столовую ходили строем; пока стояли у ворот в ожидании команды, косились на ящик слева, оценивая стопку писем в своей ячейке. Мне долго никто не писал.
Кормили много, но невкусно. Щи-баланда на первое, на второе перловка, консервированный минтай в томатном соусе. Считалось удачей - вдоволь белого хлеба с маслом и чаем. Это случалось во время дежурства по залу. Однажды наелись деликатеса – салата из свежей капусты, приготовленного поваром для офицерской столовой.
Тосковал по городу. Но первый месяц никого не выпускали. Придумал причину – сломались очки – иду к Протасову. У очков действительно уже давно отпаялась перемычка. Не отпускает. Говорю про то, что, мол, никто не узнает. Полковник терпеливо объясняет, что тут и у стен есть глаза и уши и отсылает назад в расположение. А мог бы наорать, выставить на вид.
Каждые выходные жду Толю из города. Прислушиваюсь к подходящим «Метеорам», смотрю в прогалину между деревьями, откуда приходят с пристани. Кроме того раза, на присягу, Толя больше не приехал.
Первый наряд. После команды «становись», кинулись с кем-то через штакетины сразу в столовку. Капитан, командир батареи, потом выстроил и приказал выйти кто рванул. Кто-то вышел. Я - нет. Он выждал, подошел: ну, а вы что не выходите? Два наряда вне очереди. Остальным – ничего; отвел.
Полночи чистили с Лариным (неужели он тоже не вышел!) картошку в ведра. Зато утром, когда все поднимались, мы спали. Днем помогали на кухне, засыпали брикеты перловки в чан. Я созерцал: брикет такой эргономичный, «вкусный», а выходит нечто несъедобное. Не было бы счастья: в «наряде» обнаруживались прорехи (от палатки до столовой идёшь вне строя, самостоятельно), в которые, при смекалке, можно было проваливаться, не дойти, завернуть…
Вообще, самое тяжелое - отсутствие уединения. Потому, хорош был всякий повод. По нужде, по-большому уходил в лес.
Спасаясь от тоски, вечерами за плацем садился спиной к толстой, теплой сосне и писал в тетрадку за две копейки Маринке. Адреса не знал. В один конец.
Не в один писал родителям, Ирке, Лиде. Родители переживали насчет перераспределения, предупреждали, чтоб остерегался, если возникнут, подписывать какие-либо документы в Дубну.
От Ирки было одно письмо. Писала, что в стройотряде бетонируют дорогу, что парней нет, «типично женская работа», что тоже не прочь встретиться, но пока невозможно…
Лида выждала паузу и написала только в сентябре:
«Здравствуй, Сергей!!!
Через несколько часов я уезжаю в Москву. 9 сентября в 14.42 наш поезд прибывает в г. Варна. 12 дней будем отдыхать на «Солнечном берегу». Остальные пять дней – это поездка по стране. Конечный пункт – г. София. Из столицы НРБ мы уедем 24 сентября. В Москву приезжаю 29 сентября. Вечером буду дома.
Первое впечатление о группе сложилось неплохое. Много инженеров, лаборантов, младших научных сотрудников различных институтов. Средний возраст группы – 30 лет. Все очень красивые, милые.
Настроение у меня отличное, это самое главное.
Милый мой, хороший человек, желаю тебе всего самого доброго, большого, чистого, земного.
Нежно обнимаю тебя.
Жду в гости».
Главные слова не заметил, приняв за фигуры речи.
Тэги: мэмуар
институт, сборы, лето 81 2012-10-12 20:30:30
31 июня. 6 ...
+ развернуть текст сохранённая копия
31 июня. 6 утра. На трамвае до Республиканской и направо к реке. Пустырь в тополях за домами, поросший травой, рядом гаражи.
Пока стоим группками. Саша Чердынцев не постригся, и его спешно стригут – откуда-то взялась машинка - в узкой щели между гаражами. Рябой, усатый Андрюха Луньков занимается этим. Ржали, Шура был не от мира сего.
- Ну хватит, ну чего вы… - повторяет он, выкручивая голову, выпучивая глаза.
Где-то слева был Вовка Гудков. Ироничный, уверенный. В его присутствии не так страшно.
Становись!
Выстроились в ряд, напоминающий растянутую гармонь.
- Товарищи курсанты! – голос хриплый, глаза блестят из-под густых бровей, маленький полковник Протасов в этой игре с солдатиков был серьезен. Все-таки мужики построили смешную цивилизацию. – Поздравляю вас!
Подошел майор Марьян Михайлович Даньковых, командир нашего батальона, склонившись, заговорил на ухо полковнику; тот глядел на траву стеклянными глазами.
Подхватили рюкзаки, зашагали к реке, топая по тугой земле. Тух-тух... Зарядка в детском саду. Нервничаем. Впереди неизвестная несвобода. С крутого обрыва открылась река и другой берег, далекий, пологий, солнечный и пустой.
Путиловские лагеря располагались вверх по Волге, в сосновом лесу, километрах в десяти от Калинина. В три ряда бетонные коробки (сверху надевалась палатка, из досок сбивались полати, на них кидались тюфяки, в углу делался столик для личный принадлежностей); перед фронтом палаток «грибки» часовых, сквозная полоса для утренних и вечерних поверок, плац, спортивная площадка; с другой стороны - разгороженные штакетничком летние классы, стенды, заголовки, лозунги: Империализм – враг народов, Ленинский комсомол, Вооруженные Силы СССР; за ними коптерка, похожая на амбар деревянная столовая с воротами посередине, кухней и буфетом в торце; отдельно умывальная группа. В глубине – артпарк: хилый забор, шлагбаум на веревке, будка КПП, шесть 122-миллиметровых гаубиц образца 1938 года, боевые машины пехоты не того же, но тоже не молодого возраста, большой сарай для мелкой матчасти, места для курения, навес, лавки, школьная blackboard…
В первый день колотили полати, ходили на склады за формой. Вроде новье, но по моде все того же 1938 года, широкие галифе (этого добра на военнскладах еще на многие поколения). Учились пришивать подворотнички и носить пилотки. Если слишком натянуть - раскрывается и напоминает. «Чердынцев, сними п…ду, надень пилотку. Бгг!» Пилотку носят гребешком. Сидит нетвердо, в холод не греет, от солнца не скрывает, в общем, загадочный предмет.
Ваш покорный слуга крайний справа, еще в модельных городских туфлях.
Перекусывали домашним сухпайком: помидоры, яйца вкрутую, хлеб, колбаса. Огромный, с толстыми ляжками, служивший в армии Саша Куделя наливал что-то красное в кружки, окликал проходившего мимо майора:
- Марьян Михалыч, не хотите попробовать?
- Товарищ майор, - поправлял тот незло, подходил, нюхал. – Что это?
Тянуло по-свойски поговорить с ним о человеческом, домашнем, хотелось, чтоб он выпил.
- Уберите, не советую, - сказал нетвердо, вернул кружку и продолжил путь. Смеялись вдогонку, выпивали. До присяги мы - никто, хоть убегай.
Ночью, укрывшись от комаров одеялами с головой, дремали под открытым небом. Рядом что-то грозно ворочалось и бдело.
На второй день поставили палатки. Ходили на дальние склады за сапогами. Крутили портянки. См. Википедию, раздел «достоинства». Изобретение, сравнимое с колесом!
Дни стояли яркие, тихие. В полдень солнце застывало над плацем. Под соснами лежала сухая хвоя. Никто еще не знал хитрости новой жизни, и всяк бескорыстно принимался за близлежащее дело.
Примерно через неделю планировалась присяга. Последние два дня пылили строем по футбольному полю, тянули носок. Командовал майор Ступак. Нас, мелких, замыкающих строй, ласково называл карандашами. Репетировали песню. По какой-то иронии, Володя Соколов вдруг предложил ту самую, которую мы когда-то готовили ансамблем в ДК Гагарина для конкурса: Тула веками оружие ковала. Слова учить не пришлось. А во время исполнения я еще и лихо подсвистывал.
«…быть честным, храбрым, дэ-э-дисциплинированным, бдительным…» - Чердынцев заикался и перед трудными словами для разбега вставлял скороговоркой «эт-самое». «Если же я нарушу эту мою тэ-э эт-самое торжественную…» К концу он вроде успокоился, лишь выдвинул квадратную челюсть. Глядя на эту нелепость, майор Даньковых улыбался, но тут же сбрасывал.
фотография с занятий в артпарке, которые вскоре после присяги собственно и начались.
- Зина, а кто этот злегантно облокотившийся на лафет пушки молодой курсант в очках?
Тэги: мэмуар
когда распределение еще было 2012-10-09 22:04:07
Диплом был ...
+ развернуть текст сохранённая копия
Диплом был рассчитан и вычерчен мной самостоятельно, дома, при помощи калькулятора, большой чертежной доски и примитивной рейсшины.
Калькулятор был куплен еще на третьем курсе в универмаге Калининского горпромторга. Родители дали деньги. Простейшая «Электроника» за 115 рублей детского, желтого цвета. Основные математические действия, квадратный корень, проценты и немного памяти. Первые цифровые технологии. До этого всё считалось аналогово, на логарифмической линейке (угадывание положение запятой) или в столбик на листочке. Вязли. На втором курсе уже брали в прокате, один на нескольких. Этот был сложнее, с логарифмами, тригонометрией и степенями. На кафедрах попадались большие, ламповые, работающие от сети. И вот собственный, карманный.
Доски торговал кто-то из группы за три что ли рубля, покупали оптом, развозили централизованно, к подъезду, чуть не на грузовике. Помню Овчинникова, который тоже брал и подал мне мою из кузова.
Рейсшина куплена в секции канцтоваров того же универмага. Чертежной фурнитурой, карандашами (koh-i-noor) и ватманом самого высшего качества обеспечили родители (мать работала на Загорском оптико-механическом заводе в отделе главного конструктора конструктором высшей категории).
Пятнадцать листов А1, пояснительная записка с расчетами.
Учебный корпус, комиссия (частью незнакомые дядьки), деревянные стенды, пришпиленные листы, небольшая пояснительная речь. Несколько уточняющих вопросов. Свободен.
Потом собрали вместе и сообщили оценки. Моя – «хорошо». Вручили значки, дипломы, поздравили.
В законном безделии послонялся по длинным коридорам корпуса; зашел в столовую, зачем-то в деканат.
Толя оказался дома. Купили трехлитровую банку легкого яблочного вина, пошли на Волгу.
Я, как капрал рядовому в американской армии, орал ему в лицо что счастлив. Он молчал и, надо так понимать завистливо, улыбался.
Домой пришел ночью.
Утром обнаружил цветы.
- Это откуда?
- Вчера принесла. Лида,.. худая такая. Я на лавочке в сквере сидела. Просила поздравить, - объяснила бабушка.
Я её давно отпустил. Она меня, оказывается, нет. Был приятно удивлен, но уже не суетился; позвонил поблагодарить, не застал и спокойно уехал в Загорск к родителям. Распределение. Тесный кабинет декана. Опять незнакомые, солидные дядьки – замдиректоры местных заводов, вагоностроительного, экскаваторного, каких-то помельче. В предбаннике списки вакансий.
Вызывают.
- Есть какие-то пожелания?
Загорска в списке не было. Туда после пяти лет учебы не очень и хотелось. Остаться в Калинине... А потом разберемся. Опять же - дуэт. Я сомневался как поступить.
- Экскаваторный завод, конструктор.
- Хорошо, экскаваторный.
Ухожу. Быстро, чтоб не догнали. Но догоняют.
- Вместо тебя берут Козчишина. Но есть место в Дубне. Зайди в деканат.
Видимо, эти, с экскаваторного сравнили меня и Козчишина. Внешне он выглядел взрослей, солидней. Да и внутренне. Кто я – балалаешник.
Хочется скрыться, сделать вид, что не нашли, не знал, не в курсе. Но иду - лучше Дубна, чем Исетско-Аяцкое торфопредприятие.
В Загорске сидим вечером на кухне. Отец звонит в Москву, в министерство, говорит чуть ли не с министром, мол, оборонное предприятие почтовый ящик такой-то (он и есть оптико-механический, отец ходил к директору, тот одобрил и подсказал куда звонить) остро нуждается в специалисте таком-то. И в конце, обращается по имени отчеству с неформальной ноткой: «можно надеяться?» Оборонники были в силе, дело решено. Мне это странно: отец, сидящий на кухне, у окна, в майке и трениках, на самом дне домашности, а на другом конце министерство.
Тэги: мэмуар
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 ...
Главная / Главные темы / Тэг «мэмуар»
|
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5
|
