Два Капитана Голосов: 1 Адрес блога: http://2k.livejournal.com/ Добавлен: 2008-12-27 23:35:03 блограйдером Lurk

2015-06-30 11:00:30 (читать в оригинале)

Вспомнил, как когда-то работал в компании, которой повезло ворваться на растущий рынок, так что первые пару лет бизнес рос как на дрожжах, а потом все остановилось.

Торговали мы, к примеру, булыжниками.

А с булыжниками есть одна тонкость. У вас могут быть самые распрекрасные булыжники, но если рынку нужен миллион булыжников в год, то ты хоть в лепешку расшибись. Убедить покупателей в том, что им нужно еще немного булыжников довольно трудно.

Основатель компании, разумеется, не может в это поверить. Он всю жизнь положил на булыжники, он, можно сказать, империю на них построил, и тут такой подлый удар судьбы.

А денег мы в первые два года заработали нормально. На зарубежных консультантов хватало. Разумеется, именно на них мы эти деньги и тратили.

У каждой уважающей себя девушки должны быть лабутены. У каждой уважающей себя компании должны быть консультанты. У нас их было много. Раз в полгода в офисе появлялись новые хорошо одетые экспаты, к которым основатель питал объяснимую слабость. Главной задачей экспатов было сформировать и продать основателю бизнес-стратегию, бренд-стратегию или, на худой конец, коммуникационную стратегию.

Надо сказать, что некоторые из них были относительно честными людьми — ну, насколько честным может быть консультант — и пытались мягко донести до руководства гипотезу конечной привлекательности булыжников. Руководство вежливо кивало, а на следующий день в офисе появлялся новый хорошо одетый экспат, исполненный оптимизма и надежд.

Первое время меня это раздражало, потому что я не люблю в других людях самообман, только в себе. Но потом я успокоился и решил, что чем бы руководство не тешилось, лишь бы наркотики не принимало и не гоняло матросов в Камбодже. В конце концов, если у нас есть излишек денежной массы, потратить его на консалтинговые агентства — не самый худший вариант. Так мы силой внутренней корпоративной глупости осуществляем круговорот денежных масс в природе и создаем новые рабочие места.

Неизвестно, сказал я себе, как бы ты себя повел, если бы у тебя была такая страсть к булыжникам.

Как видите, мне легко поставить себя на место очень богатого человека, я с детства примеряю на себя эту неблагодарную роль и в теории прекрасно ознакомлен с грузом, который приходится нести миллионерам.

Так мы и жили. Я знакомился с экспатами, как ребенок, которого растит мать-одиночка, с претендентами на роль отца — не отторгая, но стараясь слишком не привязываться.

На рынке, между тем, появлялись конкуренты, а покупатели, если честно, это довольно подлый народ. Они мало того, что склонны покупать булыжники подешевле, так еще и при той же цене то и дело норовят уйти к другому.

— А вдруг там лучше, — говорит себе покупатель.

Хотя что там может быть лучше. Булыжник — он и есть булыжник. Но человеку нужна динамика. Без нее он чахнет, как рыба в мелкой воде.

Мы потратили довольно много сил на то, чтобы выяснить, что наши булыжники — не хуже, чем у других. Для этого мы использовали новый набор консультантов, рангом пониже (и, в целом, заметно дешевле). Мы перепробовали все. С упорством достойным лучшего применения мы пытались выяснить, как устроен процесс выбора потребителем поставщика булыжников. Цена, форма, цвет, размер, важен ли угол скоса, какое влияние оказывает регион, в котором добывается камень — нет такого вопроса, который мы бы не задали ошарашенному потребителю в новой погоне за граалем.

Не думаю, что раскрою коммерческую тайну — да и времени уже прошло порядком — если признаюсь, что нам не удалось обнаружить значительного влияния угла скоса на продажи. Мы определенно можем сказать, что угол скоса не является значимым драйвером при выборе потребителем булыжника.

Это был вполне приличный научный результат. К сожалению, нам платили за другое. Поэтому мы свернули исследовательские работы и как раз подумывали, чем бы заняться дальше, как руководство пришло с новой идеей — ведь природа, как известно, не терпит пустоты.

Я думаю, что этой идеей руководство заразилось от ранних экспатов — похожая история случилась с американскими индейцами, которым испанцы привезли немного оспы и сифилис. Нам потребовался довольно длинный инкубационный период, чтобы усвоить все привнесенные чужаками аббревиатуры, но на четвертый, что ли, год хождений по мукам и стратегиям на одном из собраний прозвучало, что мы работаем неэффективно, а все потому, что у нас нет KPI.

Эта идея была принята на “ура”. Рабочий коллектив порядком подустал обсасывать со всех сторон булыжники и требовал от руководства направления и определенности. Мир еще не ведал такой любви, которая проснулась в нас при виде заветных целей. Мне сейчас довольно сложно объяснить овладевшее нами чувство. Но представьте, что ваш лучший друг разговаривает с вами сквозь зубы, а вы не знаете, почему. И так — неделя, две, три. А потом он вдруг не выдерживает и объясняет, что случилось. И вы в этот момент испытываете странное облегчение — возможно, вы его обидели, возможно, нет, это не очень важно — главное, что появилась определенность. С определенностью можно бороться, враг человека — недосказанность. Руководство нас не любит не потому, что мы ему не нравимся, а потому что у нас KPI не было. Теперь-то заживем.

Самые буйные начали искоса поглядывать на коллег, пытаясь выяснить, кто из окружающих дармоедов дальше остальных от достижения целей, но коллектив у нас был хороший и, по большей части, все было мирно и первое время даже более-менее разумно.

А потом мы узнали, какой у нас будет KPI.

Выяснилось, что мы — сюрприз, сюрприз — должны продавать больше булыжников, чем раньше.

Ничего удивительного в этом, конечно, нет, сама по себе такая цель не хуже других. Но проблема в том, что этот KPI был не очень-то, как говорил Стэн из второго прихода консультантов, экшнбл. Поставить себе такую цель, конечно, можно, но не очень понятно, как ее достичь.

Это все равно как вы ребенка поймаете в коридоре и скажете ему, чтобы он больше пятерок домой приносил, да и вообще был лучше. Или девушке посоветуете быть привлекательной и не быть непривлекательной. На такой заход трудно сразу придумать возражение, он в чем-то справедлив, но он не слишком помогает.

Ну, то есть, мы и раньше старались продавать эти чертовы булыжники, епта.

Поскольку работать с таким KPI было невозможно, его назвали высокоуровневым. Высокоуровневым обычно называют KPI, которого невозможно достичь иначе как случайно. Часть годовой премии была завязана на этот индикатор, на что народ вздыхал, но безмолствовал. Обижаться на годовую премию, когда мы не выполняем KPI по продажам, было совестно.

Для работы внутри подразделений были предложены новые KPI, чуть поконкретнее. Происходило это обычно так. Откуда-то из недр корпоративной махины появлялся жизнерадостный руководитель.

— Я вам тут новых KPI принес, — говорил руководитель как сорока птенцам. — Достижимых.

Достижимые KPI это такие KPI, которые вы гарантированно достигнете в следующем квартале, потому что уже в этом их, на самом деле, выполнили, просто никому об этом не сказали.
(Для педантов: я в одну кучу слил goals, objectives, targets, KPIs, метрики и прочую дребедень — с одной стороны, потому что у нас особого разделения не было, а с другой — для простоты изложения).

Кроме того, у достижимых KPI была еще одна особенность. Как правило, они были еще менее осмысленны, чем наша прекрасная высокоуровневая цель.

Мне кажется, дело в том, что система KPI строилась сверху вниз, причем вот по какой схеме. На вершине пирамиды стояли продажи булыжников. На них после регулярных экспатских казней никто покуситься не смел.

Дальше происходила странная штука. Следующий уровень целей состоял не из тех вещей, который могли бы повлиять на продажи, а из того, что мы можем измерить. Я предполагаю, что руководство заразилось сразу несколькими вирусами одновременно. Первый вирус внедрил в головы руководства идею KPI, а следующий — мысль о том, что все на свете поддается измерению, и если что-то измерить нельзя или трудно, то и делать это что-то не нужно, а делать нужно то, что измеряется легко.

Это, вообще говоря, удивительная идея. Это все равно, как если бы вы отжимались вместо того, чтобы чистить зубы. Отжимания, конечно, проще посчитать, и они по-своему полезны, но как человек, который знает о современной стоматологии сильно больше, чем хотел бы, могу сказать, что отжимания от пола никак не сказываются на состоянии зубов.

Я даже не думаю, что в этом изначально был злой умысел. Просто люди, которые сорок лет блуждали по пустыне, так устали, что были согласны даже на Воронеж. У меня-то, конечно, дурацкий KPI, говорил ты себе, но у остальных-то наверняка нормальные, а я потихонечку подтянусь, главное — разбежаться.

А потом ты заглядывал к остальным и понимал, что там вообще царит легкодостижимый ад, на фоне которого твои цели — верх благоразумия. И потихонечку подтягивал свой уровень до общего, потому что внешняя мотивация это очень сильная и привлекательная штука, которая убивает любую внутреннюю мотивацию за пару недель, в отдельных случаях — за месяц.

И работа закипела.

На продажи булыжников это не повлияло.

Я и сам не без греха. В какой-то момент я зашел к своему руководителю на поговорить. Собственно, у меня были какие-то наивные идеи о том, что хорошо бы сделать, потому что это ну как бы правильно, и в долговременном плане будет нам полезно. Ну, знаете, как с зубами.
— В долговременном, значит, — сказал мне руководитель.
Я кивнул.
— Ну ты же понимаешь, что мы не можем так работать, — сказал руководитель. — Это просто бессмысленное расходование ресурсов.
Я все еще не очень понимал, почему чистить зубы так уж бессмысленно, но спорить с общим мнением компании устал.
— Давай-ка мы тебе, — сказал руководитель, — что-нибудь хорошее подберем.

Таким голосом обычно продавщицы разговаривают с детьми.

Кюблер-Росс в свое время писала, что человек проходит пять стадий принятия смерти — отрицание, гнев, торговлю, депрессию и принятие. Про смерть, слава богу, не знаю, но с KPI есть еще одна стадия — отстраненное изумление. Я пребывал в ней.

Мы подобрали мне три бессмысленные цифры, но после короткого обсуждения оставили одну, чтобы я не разбрасывался, сфокусировался и достиг.

Когда я выходил, руководитель оторвался на секунду от ноутбука и спросил.
— Нормально же договорились? Кажется, достижимо.
— Наверное, достижимо, — сказал я.

Так я разлюбил булыжники.

---

Виталий

2015-04-16 12:49:33 (читать в оригинале)

Виталий, или избранные места из переписки с клиентом

СЦЕНА 1

Большая пустая комната с окном в осень и серой стеной. На стуле в центре комнаты сидит Анастасия. Буквально в метре от нее чутко стоит Катя. В комнату входит Евгений.

Евгений:
— Так, что тут у нас?

Анастасия еле слышно вздыхает. Все молчат.

Катя:
— Стена.
Евгений:
— Отлично. Стена. Какие-то пожелания? Может быть, хотите уточнить задачу?

Анастасия вздыхает.
Катя:
— Пожеланий нет.
Евгений:
— Тогда предлагаю Виталия. Возражений нет?

Все молчат.
Евгений:
— Отлично.

Анастасия вздыхает.

СЦЕНА 2

Те же, там же. В комнату входит Виталий. В одной руке он держит ведро краски, в другой — кисть. Не здороваясь ни с кем, начинает красить стену голубым.
Все молчат.
Половина стены закрашена.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Виталий!

Виталий оборачивается.

Катя:
— Ну как вы не чувствуете, что этот цвет не в бренде. Неужели трудно подобрать что-то менее раздражающее. Ваше мнение, Евгений?
Евгений:
— Мне кажется, нетрудно. Виталий?

Виталий пожимает плечами.
Анастасия вздыхает.

Евгений:
— Нам нужно что-то менее раздражающее. Менее вульгарное.

Катя:
— Спокойное.

Евгений:
— Но вместе с тем живое.

Катя:
— Но не агрессивное. Этот голубой прямо-таки бросается в глаза.

Евгений:
— У вас есть решение, Виталий?

Виталий выходит.

СЦЕНА 3
Те же, там же.
Входит Виталий с другим ведром. Начинает красить стену темно-зеленым.
Половина стены закрашена.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Виталий!

Виталий оборачивается.

Катя:
— На наш взгляд это не самый удачный выбор. Темно-зеленый слишком давит.

Виталий смотрит на Евгения. Евгений пожимает плечами.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Может быть, стоит попробовать что-то более легкое. Необязывающее. Вы работали с желтым?

Евгений пожимает плечами.
Виталий выходит.

СЦЕНА 4
Те же, там же.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Евгений, может быть, нам имеет смысл привлечь Ивана?

Евгений:
— Иван очень занят.

Катя:
— Очень жаль.

Евгений:
— К тому же, с Виталием мы работаем давно. Он прямо-таки чувствует, что нам нужно. А новому человеку опять придется все объяснять.

Катя:
— Согласна.

Евгений:
— Виталий никогда нас не подводил.

Катя:
— Это правда.

Евгений:
— Конечно, иногда с ним трудно, но это рабочие моменты. Судят-то по результату.

Катя:
— А Иван точно занят?

Евгений:
— Да.

Катя:
— Просто жаль тратить столько итераций на объяснение того, что нам нужен желтый.

Евгений:
— Это наша работа.

Катя:
— Мне кажется, Иван даже кисть иначе держит. А это чувствуется, знаете ли. Что-то неуловимое такое. Легкость, которая внутри. Когда кисть — это продолжение руки.

Евгений:
— Другая школа.

Катя:
— И палитра у него богаче.

Евгений:
— Никаких шансов.

Катя:
— Понятно.

СЦЕНА 5

Лес.
Иван ковыряется в носу и вытирает козявку о пень.

СЦЕНА 6
Снова комната. Те же. Входит Виталий с ведром желтой краски.

Катя:
— Другое дело.

Виталий продолжает красить.

Катя:
— Словно солнце заиграло. Сразу тепло, хорошо.
Евгений:
— Очень хорошо.
Катя:
— Нащупали. Спасибо, Евгений.
Евгений:
— Вам спасибо, Катя.

Виталий продолжает красить. Мазки все шире и шире. Почти вся стена желтая.
Анастасия вздыхает.

Катя вопросительно смотрит на Анастасию. Та, наконец, отводит взгляд.
Евгений начинает нервно прохаживаться по комнате.

Катя:
— Виталий, знаете о чем мы не подумали?

Виталий замирает с поднятой вверх рукой.

Катя:
— Вот смотрите, стена была серая. Теперь она желтая. Что, безусловно, хорошо. Но контраст. Не отпугнем ли мы тех, кто привык к серой стене?

Виталий безмолствует.

Катя:
— Будь мы молодым, неизвестным еще брендом... Тогда, конечно, желтый подошел бы идеально. Правда, Евгений?
Евгений:
— Никаких сомнений.
Катя:
— Больше того, даже в текущей ситуации мы видим много положительных сторон у желтого.
Евгений кивает.
Катя:
— Но мы не можем предать тех, кто уже нам поверил. Ведь завтра придут люди, а тут другая стена. Вы читали Экзюпери, Виталий?

Виталий оборачивается.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Давайте попробуем градиент. Переход от серого к желтому лучше сделать плавнее. И, пожалуй, даже не к желтому. Давайте попробуем желто-серый.

СЦЕНА 7
Те же, там же.
Виталий красит стену желто-серым.
Катя и Евгений стоят рядом друг с другом.

Катя:
— Это так мучительно порой. Пытаешься найти идеальное решение, тычешься словно котенок вслепую и, кажется, вот оно, на кончике языка. Но нет, опять ускользнуло.
Евгений:
— Понимаю вас.
Катя:
— Но вместе с тем нет ничего лучше момента, когда ты, наконец, находишь то, настоящее. Его ни с чем нельзя спутать.
Евгений:
— Да, удивительное чувство.
Катя:
— Ради этого я и живу в этой профессии. А я живу в ней, Евгений. Фоном все время думаю, как бы нам лучше.
Евгений:
— Мне кажется, у нас в компании очень мало людей, устроенных иначе.
Катя:
— Да, разумеется. Нам, Евгений, не все равно. Не. Все. Равно.

Виталий наносит последний удар кистью по стене и оборачивается.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Значит, серо-желтый переходит в серый. Знаете что, Виталий? Давайте будем честны. Настало время чистых цветов. Мы, в конце концов, не в том положении, чтобы юлить перед потребителем.
Евгений:
— Не в том.
Катя:
— У нас есть история.
Евгений:
— Самоуважение.
Катя:
— Достоинство.
Евгений:
— И история. От нее не денешься.
Катя:
— В общем, Виталий, давайте откажемся от полумер и покрасим все серым.
Евгений:
— Смелое решение.
Катя:
— Я считаю, что другого решения у нас просто нет.
Евгений:
— Мне нравится преемственность. С одной стороны — развитие, с другой – продолжение. Уроборос.
Катя:
— Не читала.
Евгений:
— Ничего не потеряли.
Катя:
— Виталий, давайте уже начнем работать?

Виталий выходит за ведром.

СЦЕНА 8
Те же, там же и Виталий.
Стена почти докрашена.

Катя:
— Виталий, знаете что, давайте оставим желтую полоску над плинтусом. Нам нужны новые аудитории, глупо предполагать, что всем нравится серый.

Виталий проходит кистью последний раз и замирает.
Над плинтусом остается тонкая, в пару сантиметров, желтая линия.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Все-таки слишком вычурно. Давайте сделаем тоньше. Умному будет достаточно. Заявка на будущее.
Евгений:
— Sapienti sat.
Катя:
— И это тоже.

Виталий осторожно ведет кистью над плинтусом, чтобы полоска оказалась не толще сантиметра.
Анастасия вздыхает.

Катя:
— Почти. А можете поверх этой полоски еще раз пройтись кистью. Все-таки слишком вычурно.

Виталий вздыхает и закрашивает желтое целиком.
Катя:
– Да, так намного лучше.
Евгений:
— Хорошо, что нет шрифтов.
Катя:
— И не говорите. Приходится контролировать каждую мелочь.

Катя поворачивается к Виталию.
Катя:
— Спасибо, Виталий. Я знаю, что мы тяжелый заказчик, но, согласитесь, результат того стоил.

СЦЕНА 9

Большая пустая комната с окном в осень и свежепокрашенной серой стеной. На стуле в центре комнаты сидит Анастасия. Буквально в метре от нее чутко стоит Катя. В комнату входит Евгений.

Евгений:
— Так, что тут у нас?

Анастасия вздыхает. Все молчат.

Катя:
— Вторая стена.
Евгений:
— Отлично. Стена. Какие-то пожелания? Может быть, хотите уточнить задачу?

Анастасия вздыхает.
Катя:
— Пожеланий нет.
Евгений:
— Тогда предлагаю Виталия. Возражений нет?

Все молчат.
Евгений: Отлично.

Анастасия вздыхает.

---

2015-01-14 12:50:12 (читать в оригинале)

про шарли эбдо.

я обычно спокойно отношусь к человеческой глупости. мне по работе приходится общаться с большим количеством людей (как правило, очень умных, часто умнее меня, но магию больших чисел не наебешь), я иногда читаю российские новости, я, в конце концов, смотрюсь каждое утро в зеркало и нахожу в себе силы выйти на улицу.

в общем, внутренне я готов почти к любому проявлению чужих, эээ, мыслей, но с шарли эбдо зацепило.

потому что когда люди пишут, что карикатуры говно и что-то там разжигают, это просто за пределами добра и зла, независимо от качества самих карикатур. даже если эти же люди потом пишут, что убивать за такое нельзя.

потому что если убивать за такое нельзя, то качество карикатур не имеет значения, про это в принципе не нужно говорить.

и когда люди пишут или шарят чужие посты о том, что "я не шарли эбдо, потому что [длинный список потому, базирующийся на неприятии карикатур по разным причинам]" это тоже пиздец, потому что смысл этого высказывания — понятный, кажется, почти всем в европе — не в том, что карикатуры хорошие, не в том, что этот журнал надо читать, не в том, что он вообще должен существовать, а в том, что чужие люди пришли в мою страну и убили моих сограждан, а, значит, и частичку меня убили.

(я знаю, что террористы были гражданами франции, но мне кажется очевидным, что они носители чужого культурного кода)

это могут быть не очень приятные сограждане. не очень полезные. может быть, даже очень неприятные. их личные качества не имеют значения. имеет значение то, что их убили, тогда как в нормальной стране монополия на убийство есть только у государства (если вообще есть).

любой нормальный человек в этом месте, как мне кажется, должен почувствовать себя неуютно. потому что ты живешь в стране, соблюдаешь ее законы, а тут тебя убивают за то, что ты своими действиями потревожил культурную идентичность другой культуры.

нормальный ответ на это — "всех не перевешаете" и трехмиллионный тираж. суть лозунга "шарли эбдо это я" именно в этом. нация в трудный для себя момент сплачивается. атеисты, христиане, мусульмане, иудеи, ощущающие себя гражданами франции (или, если шире, европы), дают радикальным исламистам понять, что приходить и убивать граждан франции (европы) нельзя.

эффективность этого жеста — отдельный вопрос, но механика его образования понятна и очевидна. это нормальная реакция нормально функционирующей нации.

что должно быть в голове, чтобы оспаривать такую реакцию? о чем думают люди, которые вчера писали о необходимости настройки "русский таксист" в приложении, а сегодня — о том, что нельзя высмеивать пророка? как у них это помещается в голове? как бытовой национализм и виктимность сосуществуют в одном пространстве, не мешая друг другу? и самый интересный для меня вопрос: почему считается, что чувства верующих оскорбляют, прежде всего, атеисты, а не приверженцы других религий?

а, надо сказать, что большинство высказываний про карикатуры, которые я видел, было написано верующими людьми. у которых утром бог есть любовь, а вечером карикатуры не очень.

я не то что бы большой специалист в вопросах религии, но даже я знаю, что ислам, иудаизм и христианство, хоть и имеют некоторую общую базу, взаимно несовместимы, потому что монотеистические религии по определению не могут быть совместимы с другими.

почему христиан не оскорбляет существование ислама, который отвергает базовые доктрины христианства, включая, на минуточку, божественную сущность Иисуса Христа как единственного гаранта спасения.
почему иудеи спокойно относятся к тому, что христиане молятся фальшивому пророку.

откуда это внезапное единение, если вспомнить, что анафемы, которыми католики и православные в свое время обменялись по куда менее значимым поводам, были сняты только 60 лет назад.

у меня есть ответ. он не очень продуманный и довольно грустный.

если для простоты принять, что религии это корпорации, которые делят рынок, то они сейчас находятся в стадии разработки категории. если половина населения не чистит зубы, то условному колгейту и не менее условному аквафрешу эффективнее не воевать друг с другом, а сделать так, чтобы чистить зубы начали все. то же самое и с религией. к небольшим взаимным противоречиям они вернутся позже, когда рынок будет поделен.

то есть, тут, на самом деле, два, простите за это слово, дискурса:
1. имеют ли право религии ограничивать свободу личности (включая свободу слова).
2. какие религии имеют на это право.

те люди, которые в ваших лентах пишут, что карикатуры говно, временно находятся в первом дискурсе и считают, что да, имеют.

в нормальных странах этот процесс и его уродливые побочные эффекты в некоторой степени сдерживаются тем, что у людей помимо религии есть нация и государство, которые, как понятия, сильнее. в россии, где большая часть населения постигла православие своим умом, а государство такое как получилось и от него ничего хорошего не ждут, система сдержек и противовесов работает хуже.

поспешные выводы из этого следующие. нации у нас нет, государства как структуры — сюрприз, сюрприз — имеющей ценность, сопоставимую с ценностью религиозных предпочтений, тоже нет. мы, судя по реакции, определенно не ощущаем себя частью европы и западной цивилизации вообще. в общем, у меня для меня плохая новость: россия — духовная столица мира.

вторая плохая новость: многим нашим согражданам не хватает опыта и сноровки в построении причинно-следственных связей. они не понимают, что сегодня нельзя рисовать карикатуры на пророка, а завтра нельзя будет строить их любимые церкви, потому что пророку церкви не нужны.

неумение выстраивать причинно-следственные связи и общая убогость реальности отчасти объясняют и восторг, с которым было воспринято присоединение крыма и прочие олимпиады, и ненависть, которую простой русский человек испытывает к простому нерусскому обаме. небесная и недоступная в непосредственных ощущениях россия ведет борьбу с силами зла. и ради будущих небесных побед можно пожертвовать курсом рубля и сыром камамбер. тот факт, что обе эти жертвы приведут к заметному повышению цен вообще на все, не то что оспаривается, он просто не приходит в голову.

российское население, на самом деле, не готово жертвовать собой, чтобы другим было хуже, оно просто не понимает, что эта жертва неизбежна.

популярность нынешней власти во многом объясняется в том, что власть, несмотря на все свои проебы, успешно продает населению существование мифической небесной россии, которая, разумеется, окружена врагами. при этом, поскольку эффективных механизмов управления в стране нет, власть неизбежно смыкается с религией в любой ее ипостаси, несмотря на очевидные различия в мифологической базе. как и в случае с религиозными движениями, закрывающими глаза на взаимные противоречия перед лицом общего врага, власть и религия считают своим общим врагом неверующего. в кого этот человек не верит — в путина или в иисуса христа — пока не имеет значения.

потому что человеку, который не верит, становится наплевать на небесные битвы, если в супермаркете поблизости все подорожало в полтора раза. у него возникают вопросы, на которые нет хороших ответов.

к сожалению, таких людей не очень много. к еще большему сожалению, наша оппозиция пока не способна предложить обществу миф, сопоставимый по силе с мифами, которые предлагают государство или религия. на любое высказывание "а они воруют" можно ответить тем, что в украине распяли младенца — и, повторюсь, не очень важно, существовал этот младенец или нет, эмоционально распятый младенец на порядки сильнее любого воровства, потому что когда в россии не воровали.

как ни странно, именно рациональность, без которой невозможно ощутить легкий когнитивный диссонанс в повседневной жизни, мешает придумать мечту, в которую поверят люди, к рациональности не особо склонные. можно сколько угодно говорить о том, что мы живем в светском государстве, о том, что воруют, о политических заключенных. но это никому не важно, не потому даже, что люди злые. просто в стране, которая каждый год смотрит "иронию судьбы", ипполит никогда не выиграет у героя андрея мягкова. тем более, что россия даже не женщина, а маленький обидчивый ребенок с деревянными игрушками. этому ребенку можно рассказывать, что из деревянных кубиков можно построить прекрасный замок (что делает власть), а можно рассказывать, что игрушки деревянные (что делает оппозиция).

угадайте, кто ему больше нравится.

хочется закончить этот длинный текст какой-то глубокой мыслью.
вот она.

во всем виноват эльдар рязанов.

---

2014-11-22 16:04:13 (читать в оригинале)

совершенно случайно наткнулся в одной из рабочих дискуссий на штуку, которая является довольно очевидной, но часто не понимается, не принимается и не применяется на практике.

штука — не бином ньютона, понять ее ничего не стоит, она сильно упрощает всем жизнь, но в реальной жизни на месте этой штуки небольшая черная дыра, стыдливо прикрытая венками.

штука это вот какая.
когда начальник вам говорит, что ему нужны от вас результаты, а не оправдания, мысли, справки из поликлиники или записка от мамы, верить ему нельзя.

он не то чтобы врет, он наверняка в это верит, но верить ему все равно нельзя, потому что ждет он другого. есть исключения, но их мало. вернее исходить из того, что вам не повезло.

зачем он так говорит, зачем он в это верит, и как такое вообще получается.

это довольно долгая история.

во-первых, он так говорит, потому что ему так говорят. начальники тоже люди, почти у каждого начальника есть свой начальник, а у того свой, а у самого последнего начальника есть нравственный закон и налоговая инспекция.

во-вторых, он так говорит, потому что вся популярная риторика прикладного менеджмента — рассчитанная, вообще говоря, на людей не самых сообразительных, менеджмент, как вы наверняка уже поняли из общения с вашим непосредственным руководством, доступен всем, даже самым непытливым умам — так вот, вся популярная риторика менеджмента делает акцент на результате.

нет результата, говорит нам риторика, нет и профита. нет профита, нет смысла.

это во многом правда. и все бы ничего. но, к сожалению, к менеджменту прибиваются не совсем уж полные идиоты, а люди, способные делать выводы.

из верной посылки они выводят следующее.
что есть люди, ориентированные на результат, и они полезней всех остальных.
и что пользу сотрудника можно замерять количеством и качеством результатов.

это же по понятным причинам вбивается в несчастный мозг сотрудника и кладется рядом со списками из adme и другими полезными сведениями, которые сотрудник получает в фейсбуке в течение рабочего дня.

при этом не учитывается, что даже самый хороший сотрудник не живет в идеальном мире, где все зависит только от него. сотрудник живет в мире, где есть бухгалтер ира, которая забывает все, что ей сказали через четыре минуты тридцать секунд, и менеджер вася, который плевать хотел на все договоренности, хотя никогда не спорит. это не говоря уже о внешних контрагентах, которые в принципе не способны сделать работу хорошо и вовремя.

давать сотруднику такие вводные это все равно что человеку, упавшему в террариум со змеями, бросить книжку о том, как гладить котят.

но человек в террариуме пошлет вас нахуй (и будет прав), а сотрудник будет стараться играть по навязанным правилам.

в итоге получаем, что результаты получаются хуево и поздно, сотрудник несчастлив, потому что он тряпка и неудачник, начальство начальства несчастливо, начальство — вообще в ахуе. при этом все, сука, по учебнику.

все это можно поменять, если понять, что главный результат, которого от вас ждут, это не завершенный проект, а правильно выстроенные процессы.

а проект является всего лишь следствием.

поскольку качество процессов сложно оценивать, и смыслом существования любой компании являются не они, а все-таки продукт, для оценки работы сотрудников все равно будут применяться результатные метрики, но это не страшно, если понимать, что, простите за выражение, KPIs это не цели, а индикаторы (что, собственно, и отражено в названии, но кто помнит). Например, если вы заболели, то одним из кипиаев может быть снижение температуры, но ваша цель, как правило, не сбить температуру любой ценой, а выздороветь.

у идеального процесса есть только два качества. он должен быть эффективен и предсказуем. участники процесса должны понимать, что они должны сделать и когда гарантированно получат результат, в предположении, что сделать они должны как можно меньше.

тут важно понимать, что процесс важнее результата, потому что на длинном периоде процесс приносит больше результатов за меньшие ресурсы. можно сделать три суперпроекта в авральном режиме, потерять на этом здоровье, деньги и семью. а можно построить фабрику, которая будет выпускать пусть не суперпроекты, но проекты гарантированного качества в штатном режиме. учитывая, что про суперпроекты вы наверняка себе врете, и это не суперпроекты, а слепленные в последнюю ночь говняхи, второй подход однозначно лучше.

с психологической точки зрения процессная модель тоже выгоднее. можно каждый раз биться мухой о стекло, расстраиваясь, что каждый новый проект не так идеален, как хотелось бы, а можно думать о проектах как об индикаторах, радуясь тому, что процесс итеративно улучшается от проекта к проекту.

в общем, в идеальной ситуации работает схема из учебника. но в большинстве известных мне компаний не процессы, а пиздец.

схему с процессами понимают немногие, потому что психология наемного сотрудника не предполагает, что наемный сотрудник задумывается о том, что нужно начальству. поэтому нормальный наемный сотрудник делает то, что ему сказали. начальство же ему говорит не то, что начальству нужно (потому что часто само это не очень понимает), а то, что ему хочется.

а хочется начальству мороженку.

даже те немногие, кто понимает важность процессов, часто полагают, что выстраивание процессов это обязанность руководства.

в идеальной ситуации это, конечно, так.
в самой идеальной — все сотрудники, включая руководство, пришли на пустырь, а там уже красиво упакованные процессы лежат с инструкцией из икеи.

но блядь.
давайте иногда учитывать реальность.

а в реальности начальство хочет не мороженку, а процесс, благодаря которому мороженка будет появляться ровно в ту минуту, когда начальство ее захочет.

и если в процессе построения процесса доставки мороженки, вам придется пару раз послать начальство нахуй, то потом оно поймет и простит.

или вы найдете себе нормальную работу.
тоже неплохой результат.

---

2014-09-29 12:50:15 (читать в оригинале)

самая гадкая штука, которая случается с тобой во время взросления, плавно переходящего в старение, это чувствительность к хуйне.

ну, не самая, конечно, гадкая. есть еще морщины, рак простаты, другие неприятные мелочи, но в топе.

в юности — то есть, лет до двадцати пяти, в самых замороженных случаях до тридцати — хуйня воспринимается легко, почти любую хуйню можно принять на веру, потому что ты многого еще не знаешь, вдруг и правда все так, говоришь ты себе. но опыт все портит. в общем, дело не в том, что хуйни вокруг тебя становится все больше, просто ты на свою беду научаешься ее различать.

и реально мир заполнен хуйней до краев.

и первое время ты чувствуешь себя очень одиноким, потому что почти никто вокруг не понимает, что это хуйня. что "пираты карибского моря" хуйня. что фильмы майкла бея невообразимая хуйня (и вообще почти все фильмы). что примерно девяносто девять процентов артхауза — унылая хуйня, о которой забудут, как только она пройдет в прокате.

даже если найти человека, который понимает про артхауз и майкла бея, все равно очень быстро выяснится, что ему искренне нравится какая-то другая хуйня.

очень много хуйни на работе.
очень.

иногда разговариваешь с человеком и думаешь, ну как, как. ведь ты же утром встаешь, сам одеваешься, завтракаешь, ложку умудряешься подносить ко рту, наверняка ходишь сам в туалет. как, как ты можешь говорить и делать такую хуйню.

или, например, навальный опросил четырех человек у метро "бульвар дмитрия донского" и доказал, что все другие опросы врут. и пока ты говорил себе, какая же это смешная хуйня, двадцать человек в твоей фейсбучной ленте это расшарили.

или, например, голосование за прохорова (не могу понять, да). ты говоришь человеку: ну что за хуйня. ну как хуйня, говорит человек, мы же, это, показали всем. что, говорю, показали? ну как, говорит человек, показали всем, что мы думаем про путина, пусть утрется.

и что, блядь, кто утерся?

или, например, марши мира. ну, то есть, я понимаю мотивацию "чтоб не стыдно". чтобы когда-нибудь потом, когда хуйня и морщины окружат окончательно, можно было сказать себе, что вот когда-то там я не зассал и пошел на одобренный правительством москвы марш протеста. такую мотивацию я понимаю, психотерапевтов на всех не хватит, давайте справляться сами.

но ведь спустя три года постоянных маршей протеста против чего-то там, наверное, можно признаться себе, что это не очень-то работает. власть у нас тоже ни хуя не понимает и не чувствует обратную связь, но вот оппозиция, этот цвет нации, эти преподаватели государственных вузов, офисные клерки и свободные изнутри журналисты государственных каналов могли бы для контраста подумать, к каким результатам приводят их действия. от людей, способных завести аккаунт в фейсбуке, ожидаешь какой-то легкой осознанности.

и так во всем.

я поначалу думал, что это я такой охуенный и проницательный, а мир несовершенен. собственно, я и сейчас так думаю, но эта точка зрения не actionable.

на самом деле, мир хуйни устроен немного сложнее. я это понял, когда увидел, что в моей ленте кто-то восторженно похвалил ричарда баха или гессе, не помню уже. кого-то из них. или, может, ремарка.

и я такой, блядь, ну какой ричард бах. какой, блядь, ричард бах в 2014 году. вы еще пелевина откройте.

и, натурально, вижу в ленте, что и пелевина открыли.

и тут все встало на свои места.
нечувствительность к хуйне это обязательный признак ментальной юности.
чтобы научиться на свою беду определять хуйню, нужно много и активно ее потреблять.

это ведь безумно раздражает, когда люди идут по твоим стопам, открывая для себя те же вещи, которые ты любил и в которых потом разочаровался. ты их хочешь уберечь, говоришь им об этом, а они тебя не слышат. потому что внутренний барометр хуйни не настраивается извне. каждый должен настроить его сам. на это требуются годы, и у большинства не получается.

ремарк, кортасар, гессе, ричард бах, кастанеда, как легко бросить заниматься спортом, бренд-менеджмент как дисциплина, биатлон. есть обязательные упражнения, есть дополнительные.

но самый главный вывод, который я сделал и которым хочу поделиться, вот какой: если человек нечувствителен к хуйне, это не значит, что он идиот.

на это удивительное и полезное суждение меня навели такие факты как, например, сравнительная успешность замечательного и чувствительного меня и людей, не понимающих, где хуйня, а где хуйня. я вдруг понял, что если абстрагироваться от этой их удивительной слепоты, то в них можно заметить много положительных качеств. один хорошо настраивает большие системы, другой умеет разговаривать с людьми, третий — хотя нет, третий это пиздец.

даже взять того же навального — при всей его, скажем так, неоднозначности, он меньше не прав, чем его оппоненты. и людям, которые не видят оттенков, легче принять его сторону, и они, наверное, в чем-то правы, хотя их безоттеночная риторика отталкивает таких как я.

в общем, я к тому, что относиться к людям, не понимающим где хуйня, свысока не надо. это все равно что презирать близоруких слабаков.

близоруким везет — вокруг них много красивых людей.
нечувствительным к хуйне, если подумать, — тоже.

все, что мы можем, это немножко позавидовать им белой завистью.
и подождать.