Женщина, огонь и опасные вещи Голосов: 1 Адрес блога: http://izubr.livejournal.com/ Добавлен: 2008-03-29 12:34:14 блограйдером Lurk

с броневичка, извините

2014-03-08 01:52:29 (читать в оригинале)

Эпиграф: http://tikkey.livejournal.com/447636.html#comments

Выживать и выжить, но не убояться тьмы
И глотать свинец с молоком, тошноты не зная.
Каждый хочет, чтоб "я" - это сразу же было "мы",
Чтобы если знамя в крови - это наше знамя.

Остаюсь несведущ, думаю ни о чем,
Но не ни о ком, все царапины разрезая.
Если белый их, то наш - непременно черн,
Если знамя не вьется, то это не наше знамя.

Что ты скажешь теперь? Что разлуку не повернуть,
Что любое решение выльется нам слезами.
Как ни вымой окно - все равно в уголочке муть,
Если знамя запачкано - это не наше знамя.

Разложи по полочкам, факты перекроши,
Сочини десятки историй, что будет с нами,
Что важнее - душа для мира? Мир для души?
Наше знамя? Или все же не наше знамя?

Но в любой войне остается один итог,
Невозможный, больной, невыплаканный слезами.
Если знамя, землю укрыв, сберегло росток,
То, наверное, это все-таки наше знамя.

---

плохие рифмы

2014-02-22 22:35:44 (читать в оригинале)

Не видел подругу где-то с десяток лет,
Написал ей: эй, подруга, ну, как дела?
Буду проездом, хотелось бы повидать.
Получил ответ:
вашей подруги нет,
извините, она сегодня как умерла.
И подпись: мать.

И нет, не любил, но была же тепла, жива,
Ежедневно стирала подошвы: работа-дом,
Жила-была-работала. Умерла.
Одинаковые слова,
Кружок театрального мастерства,
Когда-то рассвет над городским прудом,
Собачий лай.

Помочь? Остальные как? Написал и стер,
Помню, как звали, и сколько было сестер.
Жила-была, а больше не будет быть.
Аня, Люда (ее называли Лю).

И нет, не любил, чего там было любить.
Теперь люблю.

---

в сторону

2014-02-21 03:39:19 (читать в оригинале)

Видишь зарево в небе - почти в пятьдесят карат?
Это искра надежды, все впереди, поверь!

Ой-вей, все это проходили, скажет мой брат,
Проходили, скажет сестра, но азохенвей.


Как вы можете говорить о чем-то ином,
Чем о теплой крови, сочащейся под чулки,
Чем о том, как долдонит взбесившийся метроном,
У тебя есть сила, брат, и тебе с руки.

Ну, какое с руки, ты мне возразишь, мой брат,
Когда так тепло стекает из-под погон,
Но какое же это с руки возразит мой враг
Посмотри, это в сторону счастья идет вагон,

Эти тонкие руки машут из-под колес
Это к счастью, к счастью, как в пену взбитый бокал,
Этот скользкий секрет идущих к счастью желез,
Не привык, мой брат? Да ты и не привыкал.

Что ты можешь увидеть? Ответишь - что можешь ты?
Что ты можешь увидеть, если уж ты сестра?
Ничего - скажу. Пламенеющие кусты,
И навряд ли спичку сжигающего костра.

От пылающих слез в больницах не хватит мест,
От недрогнувших рук не дрогнет ничья рука,
Что ты можешь поправить нынче - ты скажешь мне,
Ничего не смогу, да я и не привыкал.

Сколько стоит теперь молитва? Да полгроша,
Сколько стоит свечка у церкви? Не счесть монет,
Сколько стоят те безнадежные антраша,
Что к подножью приносит ветер. Что стоят? Нет,

Я с утра соберу свой завтрак, полью нарцисс,
Я нормальный винтик в мире моем, мой брат,
Но уж если кто-то идет по цепи абсцисс,
Кто-то должен принять беспомощность ординат.

Я сижу в тепле. Все, что может мне угрожать -
Неоплаченный счет, неотвеченное письмо,
Ничего из того, что заставит руку разжать,
Перед богом - из анекдота - сегодня смог.

Ничего не будет. Прикормленный котофей
Облизал чулок и отправился вновь в кровать.
Это тридцать пятый размер, это обувь фей,
Фей во все сезоны не принято убивать.

Брат, сестра, золовка, шурин и деверь, зять,
Посмотри, у дерева сто степеней родства,
Ни одна не скажет, что этого нужно взять,
Но о каждом будет плакать его листва.

Что ты видишь там, через реку? Ну, я закат,
Что ты видишь там, через реку? Сейчас восход,
Завяжи на платке два маленьких узелка
Распусти, когда погонят рассветный скот.

Но до этого - все увидят печальный след,
Проходящий по полю, идущий за перекат,
Расскажи мне, почему я вижу рассвет?
Расскажи мне, почему ты видишь закат?


На работу выходишь - вокруг пестрят очажки,
Неподстриженная челка, и я иду.
Нет страшнее, чем кровь, убегающая под чулки,
Нет страшнее стрелки в колготках - всем на виду.

---

львиный реквием

2013-12-21 03:18:33 (читать в оригинале)

Самый главный банальный итог: уходи, уходя
Покидай этот гибельный прииск, чумные бараки.
В каждом облаке спрятано двадцать стаканов дождя:
Ярко-синий поток и колючий ожог минералки.

________________

В каждом облаке спрятано.
Стоп.
Послушай.
Это не нам.
Ты когда-нибудь в принципе знал что-нибудь про облако?
Облако - это пар,
Поднимающийся от окна,
Это мятая вязь прицела,
Ошибка
облика.

Кромсает облако
Маленький альпинист.
Раздирает облако
Девочка в горной местности.
Ненавидит автопилот, загребая вниз,
Обнимает пьяница, вверх бредущий по лестнице.

Это облако, ты, ты, городская шваль,
Никогда не видавший облака, ты рисуешь
Горизонт - как грубую нить, как изнанку шва,
Как ночную мечту столичного рукосуя.

Эти пухлые щеки Зефира
Амура
Ра,
Что ты пишешь о нем, ты, сорвавший медаль Стаханов?
Ты, кто знает о нем лишь только, что в нем -
ура -
Помещается минимум двадцать полных стаканов.

_____________________________

И фонтан голубой голубиную роспись вершит,
Нержавеющий кран, перемазанный пеной и пастой,
Запотевший лотошник пломбир между вафель крушит,
И гудит колольня у ног - это, кажется, Пасха.

________________

Ты! Ты! Знаешь этот пломбир?
Сливочный вкус на язык,
Лимонный - в изнанку,
Это Федоров и Беллинсгаузен,
Аляска и Мозамбик,
Это - так, как под одеялом читать Незнайку.

Это - Пасха? О чем ты бредишь, помилуй, Бог,
Это звон кандалов, это дудочка крысолова,
Это треск тошнотворный об стенку стучащих лбов.
Это слово любовь - тоже,
в целом,
плохое слово.

Ты, ты, ты, что ты знаешь
Про слово
снег?
Восьмиперых птиц в тетрадке своей малюя?
Те, кто любят меня за мной - говоришь ты мне,
Те, кто любят меня, останьтесь целы - молю я.

_____________________

То, что нас заберет, разведет в себе, соединит -
Это двадцать стаканов воды - европейской - из крана,
Это малая рана в бинте с подогревом саднит,
То есть - скажем по-гамбургски - истинно малая рана.

__________________________

Ты говоришь, Маркс,
добавочная
стоимость.
ты говоришь. Слова - облака и вата.
Ты говоришь: они виноваты, стоило,
А для меня
нет
таких
виноватых.

Ты говоришь - я знаю, как будет лучше,
И ветер облако речи твоей
колышет.
И странно, что у тебя
такие же уши
Как у всех людей,
Которые это слышат.

И такие же ноги и руки - да, пятипалые,
И что под одеждой мы все невозможно голые,
И что ты говоришь - я иду, а теперь упала я,
Потому что тело бывает слабее голоса.
___________

Но когда ты придешь ко мне, может быть, сед и горбат,
Или я к тебе - злой, хрящеватой, хромающей немочью,
Над тобой, надо мной перекрестится старый Арбат
И Крещатик склонится над солью, над ветром, над неучем,

И когда уж не будет ни глаз, ни волос, ни ушей,
Ни долгов, что возможно простить, ни кредитов, что взяли мы,
Горизонт грубой ниткой и швом наизнанку зашей,
Потому что уж лучше зашить, чем оставить раззявленным,

Это малая мера, обычный экранный исход,
Где кровавое облако алым поднимется парусом,
И уже не хватает запала, чтоб просто из-под
Одеяла сразиться Незнайкой и Дедушкой Палтусом.

__________

А ты, ты, ты говоришь, что фонтан - вода
И что облако - вода
И что дождь - вода.
Я согласилась - да, я сказала, да,
Может быть, мы расстаемся не навсегда.
Когда-нибудь расстаемся не навсегда.

_____

Девочка горной местности, разбирая рукопись
Про мальчика в треугольной шапке,
Погибшего на луне,
Капнет сухой слезой, попросит у друга пить,
И пока он шаркает,
Подумает обо мне.

Как взбираясь в небо, в его золотую высь,
Огибая все, что ему на макушку валится,
Кромсает облако маленький альпинист,
И двадцать стаканов воды
Про
ли
ваются.

---

крокодил

2013-11-20 22:05:55 (читать в оригинале)

Он так приходил - раздавался звонок.
В прихожей, почти что не чувствуя ног,
Стояли мучительно молча.
Ни разу заранее не говоря,
В начале июля, в конце сентября,
Чуть дождь мостовые намочит.

Он так оставался - почти навсегда,
Сердито на кухне кипела вода,
И в масле шипели пельмени.
В стиральной машине - круженье носков,
А мы обсуждали сезон отпусков,
И то, что дожди к перемене

Времен. Ну, хотя б, к переводу часов ,
И тек по столу парафиновый сок,
Ломаясь и хрустко, и хлёстко.
И свечи чадили, и реки текли
Монахи по городу весело шли
И медлили на перекрестках.

Он так уходил - он смотрел на часы
И брови - две тёмных прямых полосы -
Сходились и вновь расходились.
Потом обувался и долго еще
Завязывал шарф, укрывался плащом,
Как кожей сухой крокодильей.

И в масле шипела проклятая суть
Того, что не нас на носилках несут,
Но вещи, привыкшие к носке,
Потом переходят к друзьям и другим
Друзьям, из которых иные - враги,
Застрявшие на перекрестке.

Он так возвращался - и скоро уже,
Мигающий свет на шестом этаже
Сменился на новый фонарик.
И реки чадили, и свечи текли,
И нас уносили. И нас унесли.
Остались пельмени, война их

Не тронула. То есть с собой не взяла,
И он не вернулся - такие дела,
Но запах сгоревшего масла
Когда его чувствуешь, колет десну,
Как хвост крокодилий тебя захлестнул,
И давит привычная маска.

Монахи, что босы встают на весы,
На реки - две темных прямых полосы,
И словно качели, качают,
Остались стоять между этим и тем,
На страже, на том перекрестке систем,
Которые время вращают.

И темные брови сходились. Потом
Глотаешь дожди пересохшим зонтом,
Дожди, перекрестки и знаки.
Потом возвращался. Потом уходил,
И в небе летел молодой крокодил,
Зеленый и синий с изнанки.