Очередной год стремительно мелеет, утекает сквозь пальцы немым песком, глядишь на календарь -- не верится. Неистово, жадно ловлю душой  каждый миг, каждый час, день, вылавливаю в холодных водах мутного безвременья неподдельное яркое. Скудный, правда, улов, но тем и дороже; греюсь до ожогов, после них остаются стигмы простого бесхитростного счастья. 

С некоторых пор последняя пятница месяца стала ритуальной, очищающим огнем, выжигающим во мне все слабое нежизнеспособное и буйную поросль бурьянов. После остро чувствую свою связь с землей, что птицей Фениксом каждый раз восстает из пепла, прорастаю нежно-сочным зеленым в глазах, а в характере -- колокольчиковым нравом.

В конце ноября, в предзимье, всегда тревожно и зыбко, вступаешь в декабрь, как в войну, не ведая, что потеряешь. Вчера, с самого утра, шел и шел снег, была в смятении, но на вечерней карте перекрестков повороты выверила твердой рукой -- не дрогнула. На встречу любви вышла челюскинцем, "мороз пер и медведь щерился", но я шла, шла, шла, не ропща, пропитываясь невозможно красивым снежным Городом, вбирала в себя весь этот белый плен, серый лед, растопленный маслом, теплый по-домашнему, свет уличных фонарей и безжизненную искристую статику предпраздничных витрин. Шла мимо своих любимцев, приветствуя: здравствуй, старый фонтан Термена! Что тебе в предзимье мертвым сном снится? Здравствуй, костел Святого Николая, многих лет тебе, детище Лешека Дезидерия, живи, прошу тебя, живи, неистово хочу, чтобы мои правнуки своих внуков за руку привели к тебе органом насладиться! Salve, киевская четвертая гимназия, salve! Нашепчи мне сквозь белый про гимназиста Александра Вертинского, и не смотри своими окнами так строго, "разве можно от женщины требовать много?"

А моя любовь последней пятницы в этом ноябре была горячая, нежная, тонкая, звонкая, смешливая, а местами до горячих слез, что отогревают замерзшую душу. Откровением стал Бах Иоанн Себастьян в джазовой обработке. И да, аккордеон баян в джазе -- это маленькая смерть; взлететь, упасть, но не пропасть, а возродиться птицей Фениксом, восстать из пепла, прорасти нежно-сочным зеленым и звенеть в белом предзимнем плену колокольчиком мая.

В субботу еще был душевный простор, тихое солнце, чайки галдели на остывающую воду, и было небо -- тонкое и нежное, как китайский шелк, теперь тут муть, сырь, стыль, а вместо неба -- серая ряднина. В ночь на воскресенье в сонный Город, прихрамывая,  вошла старуха-зима, нынче здесь ее берложье царство -- размытая бесплотная графика.

Стелет белым, глядит черным, зовет заутробно: иди ко мне, иди ко мне. И ведь, куда не пойдешь, все равно в цепкие лапы к ней попадешь, не убежать и не скрыться. Поймает -- порадуется, как ребенок новогодней пустотелой игрушке, вытрясет все тепло, а потом еще и под елку засунет: пой, танцуй, радуйся, отрабатывай сомнительный подарок -- лишний годок, становись веселей старше. 

А я все по утрам стою на левом берегу, выглядываю рассвет (говорят, что он на самом деле где-то есть), думаю -- что же делать.

3 октября

 24 ноября

... когда все уснули, и люди, и птицы, и даже коты и собаки забылись крепким, сладким предрассветным сном, в Город пришла зима. Ударила в литавры звонким минусом, захохотала звонко, закружилась, разошлась ни на шутку: осыпала остатки листьев, убила поздние цветы.

Ходила утром гулять собаку скороспелой лыжницей -- в штанах, курточке, ботинках, а вот шапку впопыхах не нашла, под ногами лист хрустит, как ноябрьская капуста. Солнце яркое, небо чистое, отражается холодом синим в дымящей, как самовар, реке, а на воде видимо-невидимо, десятки, а то и больше сотни, белых лодочек качается -- чайки в Город прилетели, значит, долго быть между нас зиме.

На базарчике селян не густо, топчутся на месте в тулупчиках, поправляют на осенних дарах ряднину, трепетно кутают последнюю огородную зелень. С зимой! -- говорят. -- И вам не хворать! Купила большую охапку зелени, груш "Дюшес" и капусты, все остальное -- привычное (домашний творог и масло, козье молоко).

Вот так незаметно и пришло времечко квасить капусту.

Плюс и туманы съели почти весь снег, лед на реке ноздристый, крошистый, исполосован промоинами. Еще чуть-чуть, самую малость осталось, и взбудоражатся темные воды, вспучат льдины, и побредут те пьяной походочкой на затекших ножках, разбиваясь на ходу, расплескиваясь на кусты, деревья, песок и прочие прекрасности природы.  

Даже и не верится, что десять дней назад стояли лютые морозы, а мы со старшеньким двумя смелыми пингвинами в лирическом настроении гуляли по замерзшему

Город в тот же день - 2 февраля с высоты полета железной птицы, будоражит и хмелит, и хочется, как в детстве, тыкать пальчиком и кричать:"вот-вот мой дом!" 

http://interesniy-kiev.livejournal.com/4346636.html