Жизнь взяла такой бешенный темп, что даже я со своими космическими скоростями не успеваю и где-то печалюсь. А, может, дело и не в скорости, а в том, что мир в очередной раз напоминает мне: не стоит торопиться жить, всему свое время -- и все тебе будет в радость.

... а весна, меж тем, набирает обороты; будто вчера все было туманное, серо-размытое, унылое и квелое, будто вчера входила в зиму, как на эшафот, и не ждала пощады, а вот -- погляди, помиловали, распустили тугой узел на шее, сняли кандалы и отпустили на все четыре стороны. И ты, не веря, все еще не веря такой внезапной неожиданной свободе, некоторое время стоишь на лобном месте соляным столпом, пока сильные, могучие ветра, почти библейские, что так привычны для начала апреля в этой местности, не выдуют из тебя сквозняком  всю черную печаль и мутную боль, не переключат твой тумблер в режим "Жизнь".

... и потом идешь-бредешь пошатываясь, как пьяная, по древнему Городу, и глазами, омываемые рясной слезой облегчения, узнаешь все его любимые трещинки и зарубки, что внезапно проступают, как мир через вымытое, скрипучее от чистоты, окно. А  Город  пряный и дурманный от запаха пробивающейся листвы, первой сочной травы, солнца, льющего через край, входит в тебя, проникает до самого нутра, до тугого узла скрученных вечной мерзлотой нервов.

... и где-то в районе затерянного в веках сада Бенцова, в уютном, солнцем залитом, сквере у бывшего театра Соловцова, тебя попускает и, наконец-то, отпускает спазм в горле. 

Жива! Еще жива, не бывшая, не затерянная, и все еще не потерянная нынешняя весна. И можно в нее упасть и даже немного пропасть для мира и суеты.

Холодно. Все вокруг стонут и плачут по теплу. Намотавши алый шарф на горло, ходила на кладбище (тут близко), принесла фиалок (не с кладбища).

Вот теперь сижу и тихонечко напеваю "В парке Чаир голубеют фиалки". Теплее, конечно, от этого не становится, зато, нарядненько.

Я знала, что это рано или поздно произойдет: придет апрель-никому не верь -- а тебе уже не то, чтобы не надо, тебе это скучно. Нет, конечно, можно было бы разобраться, кто кому Вася, но зачем, когда и так заранее ясно, что никто никому. Зато, просыпающаяся природа по прежнему радует -- значит, я все еще больше жива, чем мертва.

... даже такая как ныне, что идет ленивой мягкой поступью. День, опрокинув в себя чашу солнечного нектара, 

А изнуренный предолгой теменью и окружающей серостью мира организм от прибывающего, что высокая вода, светового дня сошел с ума: требует ярко-зеленого пальто, новую шляпку и самое важное -- наконец-то, выманить любимых подруг в парк кататься на качельках.