@дневники: Sherwood - Фильмы: рецензии Ольги Шервуд Голосов: 2 Адрес блога: http://diary.ru/~pro-kino/ Добавлен: 2007-11-21 23:40:12 блограйдером Lurk

Фильм: Утомленные солнцем-2: Цитадель

2011-05-10 12:11:27 (читать в оригинале)

"Утомленные солнцем-2: Цитадель": природа, мать…

Ситуация в нашем кино уже давно напоминает палату с известным номером. Больной время от времени изрекает сущие истины, однако ясно, что они безумны; никто не знает, как кого и всех вместе вылечить, а ерничать уже подло. На этом фоне остается уповать просто на новые фильмы – каждая содержательно удачная картина неизбежно повышает общий уровень вменяемости, по которой все мы разве не исстрадались в реальной жизни?

Завершение проекта "Утомленные солнцем" Никиты Михалкова ждали с большим скепсисом: слишком сильно разочаровало "Предстояние", абсурдное по содержанию, абсурдно ошибочное – для мастера таких прежних заслуг – по исполнению; да сам автор за прошедший год ничем не улучшил свой, простите, имидж в глазах публики. Однако финансовый и прочий провал первой части второго фильма дилогии никак не мог остановить проект, "Цитадель" должна была быть разрушена; самые любопытные зрители все же купят билет; картину бесплатно или с большой скидкой покажут ветеранам…

От того, что скажут первые зрители своим друзьям и соседям, как известно, зависит судьба любого фильма картины, а в данном случае даже больше, чем фильма. Михалкову нужна победа – однозначная и безоговорочная, чтобы вернуть себе былую честь и славу.
Увы, безоговорочно не получилось. Воспринять "Цитадель" (с эпиграфом "Посвящается моему отцу-фронтовику";) можно сугубо полярно – и как большой плюс, и как все тот же минус. Меня это произведение прежде всего удивило.

Во-первых, в нем действительно проявилась мелодраматическая линия. Что было обещано автором, однако не ожидалось в такой силе. Отношения между комдивом-зеком Котовым (Никита Михалков), его женой (Виктория Толстоганова) и бывшим другом семьи особистом Митей (Олег Меньшиков) доведены до развязки несколькими весьма эмоциональными эпизодами. Если не вдаваться в поиски логики – уповая на "любовь зла", а сам человек непредсказуем и часто не ведает, что творит, – то интрига "доверие – верность – предательство – смирение с обстоятельствами" разыграна вполне. С обертонами "благородство" и "воля к жизни".
Сожаление тут одно: с 1994 года актеры Михалков и Меньшиков постарели, отяжелели, утеряли многое из своего мужского обаяния; лучше бы такая метаморфоза случилась только с их героями.
Еще одна "семейная" линия: девочка ищет отца – тоже, разумеется, разрешилась; к ней вернемся чуть дальше.


Во-вторых, "Цитадель" со всей своей явной сюжетной сцепленностью эпизодов, своеобразно продолжила "Предстояние": будто накрыла его эпизоды-стены объединяющим накатом, как землянку, что ли. Ретроспективно, "задним числом" стала ясна форма "Предстояния" как чего-то предварительного, незавершенного, обещающего; первая часть перестала восприниматься ошибкой и вызывать одно лишь недоумение.
В этом смысле, думаю, просчетом было решение показать две части фильма с таким временным интервалом. Не о финансовом решении говорю (тут никто никаких гарантий дать нынче вообще не может, поскольку невозможно предугадать контекст и его привходящие – от погоды до экранной конъюнктуры), а об эстетическом.

Стало ясно главное: то, что в "Предстоянии" казалось чем-то "недожеванным", а потому перебором, недопустимым преувеличением, вплоть до элементов макабра, на самом деле было еще и мало. Было лишь первыми нотами задуманного апофеоза Абсурду в его высшей форме, выработанной в назидание всему миру в нашем Отечестве: абсурду сталинщины.
В этом смысле Михалков повторил путь Тенгиза Абуладзе с его "Покаянием". Сравнение двух произведений, полагаю, кто-нибудь проведет в журнале "Искусстве кино"; здесь же замечу лишь одно почти буквальное совпадение – образ старухи в финале обеих картин. Увы, режиссер Михалков не помог Инне Чуриковой в ее роли (а надо было сделать элементарное – вдвое сократить монолог актрисы). Верико Анджапаридзе "одна" останется в хрестоматии кино со своей фразой о дороге к Храму, которая давно уже кажется безбожно перецитированной, даже девальвированной на фоне бесконечных круговых блужданий нашего и других народов, гоняемых бесами.

Итак, в "Утомленных солнем-2" Михалков задумал, очевидно, грандиозную симфонию абсурда. Задница фашиста в люке самолета в "Предстоянии" – забавный анекдотец по сравнению с отправкой на верную смерть хоть пьяным генералом, хоть чаевничающим генералиссимусом людей, записанных (все тем же абсурдом) в штрафники и в предатели. Признаем, что весьма честно было обратиться к абсурдистскому жанру в описании событий, которые невозможно объяснить ничем, ибо за каждым следующим "потому" идет новое "почему": почему российский народ такой? – а потому! – и так далее.

И мне лично чертовски жаль, что получилась не симфония, а очень длинный концерт. Замученный режимом и войной Хармс остался не превзойден. Подлинная гармония в "Утомленных солнцем – 2" не сложилась, прежде всего, из-за уступок слагателей сюжета (авторы сценария, кроме Михалкова, Александр Новотоцкий-Власов, Владимир Моисеенко, Глеб Панфилов) логическим несуразностям и пренебрежения правдой истории.
Это стандартная оплошность тех, кто полагает, что абсурдность живописуемых событий извиняет все несовершенства формы. Сколько времени прошло между частями повествования и отдельными эпизодами – лучше не высчитывать; о возможности чудесных совпадений и встреч лучше не задумываться, причинно-следственные связи лучше не искать (спасибо, что наконец хоть как-то объяснен пресловутый железный коготь).

Скажем себе, что перед нами фреска по сырой штукатурке, а значит – "плоские" фигуры и "все святые одновременно", – и успокоимся. Хотя не забудем, что фантастичность, например, "Семнадцати мгновений весны" маскировалась четким приемом: периодически возникали календарь-часы и "подлинные биографии героев (и то, и другое было озвучено особо достоверным голосом Копеляна). В "Утомленных солнцем – 2" подобная структурированность отсутствует, подсознание нервничает и сознание бунтует: не верю!

Так же точно не веришь, а смиряешься с предлагаемыми обстоятельствами в эпизодах чисто сказочных. Прежде всего, это встреча отца и дочери посреди минного поля. Не хочу, как водится, предварять впечатление, но дважды помилованная минами Надя – это в ключе данного фильма, однако не тронутый взрывом Котов – чистое волшебство. Пока ты думаешь, как такое может быть, сочувствие к героям окончательно испаряется. Впрочем, сия кульминация фильма (встреча с Надей, а не спасение Котова) обидно проиграна еще раньше. Движущая эмоция сцены – страх: взорвется – не взорвется мина под ногами? Страх заглушает отцовское и дочернее счастье вновь обретенного, простите, счастья (подчеркиваемого лейт-темой дилогии – мелодией "Утомленное солнце…";). Получается, его и нет…

Вообще, неплохо найденных, легко читаемых, неожиданных, рождающих эмоцию образов в картине достаточно. Есть и динамичные монтажные фразы, удачные актерские мгновения-находки (в отличие от ощущения тотальной лживости "Предстояния";). Все это необходимая принадлежность классического кинематографа такого – старого – типа. Но, увы, есть шаблоны, есть самоповторы; и, в целом, режиссуры слишком много, и она слишком хлопотлива.
Вот парафраз хрестоматийной сцены: машина застряла на проселке и толкаема солдатиками (из фильма Алексея Германа "Проверка на дорогах";). Колея в глубокой грязи, грузовик ритмично буксует, солдатики уже не толкают ее, а спят, приткнувшись к бортам, качаемы движением туда-сюда так, что машина превращается в колыбель посреди поля войны. Но Михалков нарушает восприятие своим нежеланием вовремя остановиться, идущим от неверия в зрителя. Нам уже все ясно, а он длит и длит метафору, выпадая из элементарного вкуса, опять порождая натугу и фальшь.
Таков и задуманный с предельной мерой условности, почти оперной, но необходимой, эпизод родов в кузове грузовика под бомбежкой. Поначалу сильный, он немедленно портится, как только один из персонажей запевает частушки. Понятно, что захотелось снижения пафоса, но получилась оперетка…

Третье обстоятельство, помешавшее целому: неопределенность жанра "Утомленных солнцем – 2". От семейной драмы к острому гротеску, от абсурдистской абстракции к упомянутой сказочности – вот качели повествования, не дающие зрителю возможности соединить концы с концами. Трудно объяснить потерю режиссером профессионализма иначе, нежели обычной возрастной, умноженной на свойства характера, безапелляционностью. Если каждый, критикующий произведения Михалкова, заранее записан им во враги, подкупленные непонятной закулисой, то кто ж в окружении мэтра способен выступить ему редактором, "свежей головой"?..

Однако есть в "Цитадели" и вправду содержательно интересный момент, впервые, мне кажется, столь отчетливо артикулированный в нашем кино. Это образ самого Сергея Котова. Дело даже не в том, что сей славный военачальник первого периода советской власти получил свою долю непостижимо-умопомрачительных испытаний по заслугам (хотя и это нелишне показать): за собственные злодеяния, как безответственный носитель и творец зла, и Митя в этом смысле лишь "аутоиммунное заболевание".

Дело в том, что зло неубиваемо. Именно поэтому Котов побеждает Цитадель – некую вовсе не абстрактную высоту, а символ крепкого устоя, базирующегося, в частности, на понятии чести. Не зря мы слышим "Я офицер вермахта, а не палач" – реплику фашиста, который не мог бы даже вообразить унижение советских офицеров, посланных на заклание их безумным командованием.
Это все же горче, нежели привычная антитеза немецкого "порядка" русскому "авось". Но, по Михалкову, Цитадель и честь бессильны перед абсурдом, единственно – перед абсурдом. На его стороне природа и сама "всюду жизнь"; правда, с небогатым обертоном "малости": все эти бабочки, мотыльки, осы, паучки, комарики… они опять из сказки: мышка бежала, хвостиком махнула… Зато зрителям, кстати, теперь разрешено не думать впрямую о Всевышнем, а считать упомянутые природу и жизнь божественным проявлением, поскольку церковная символика, к счастью, целиком осталась в "Предстоянии".

Природа – вот философия "Цитадели" – помогает тем, кто уже в полном отчаянье и не боится смерти: божья тварь сбивает вражеский прицел, луч солнца воспламеняет вражеский боезапас. Вот почему, получается в итоге "Утомленных солнцем", мы выиграли войну. Это вам не Толстой с его суммой миллионов народных воль.

Что ж, взгляд Никиты Михалкова на воспеваемое им русское офицерство ясен, как и урок: подчиняйся абсурду, но не служи ему прямо, – кривая вывезет, останешься жив, жив…

---

Фильм: Generation П

2011-04-28 00:31:57 (читать в оригинале)

Generation П: выпитое поколение

Хорошая книга Пелевина Generation "П" (написаний названия десяток, не знаю, какое верное) больше, чем чтиво: вышла в 1999-м, и в ней увидели отмычку, объяснение реальности, которая была настолько безумной, что уже одним этим безумием утомляла. Объяснение требовалось, оно и подоспело: в лучших традициях отечественной культуры писатель объяснял, что слово есть дело (слоган есть бабки), а язык (плюс "картинка") – творец мира. Форма романа была модной, постмодернисткой, так сказать, ну и немало еще книга втянула в себя пряно-острых деталей, вплоть до личного поведения автора, предпочитающего скрываться от аудитории.

Все вместе приглянулось так называемой читающей публике, тем более, что тусовка шумная, глянцем и телевизором мультиплицируемая, вот про книгу и разнеслось. А многочисленные писатели на заборах (то есть, обозреватели в газетах, которые тогда были какой-то властью; уж позабыт властям счет за ненадобностью нынче такового) книгу растолковали-превознесли. Никто не хотел узнать в герое себя, надо было громко отмежеваться от сути: представить дело так, что "мы" – не родные братья "черненьких" циничных рекламщиков, потому что, мол, лично чистенькие. Хотя сразу вспоминалось "а булку белую едят" – строчка из чего-то давнишнего, пропагандистского… завистливого.

Сам же текст не стал событием национального масштаба. Кроме всего прочего, историю там рассказана сугубо столичная: в Питере и в провинции не знаю людей, которые открывали бы шкаф, а оттуда просто выпадали бы деньги, в Москве таких знаю. Ну и телевидение делается, конечно, в Москве.
Взрослые солидные люди из статусной даже, а тем более – нормальной (научные работники, остатки итээров) интеллигенции иной раз вовсе роман не открывали, другой раз открыли – и соскучились дочитывать: запутанно, прием исчерпывается быстро, остроумие, хоть и изощренно, да однообразно, некому сопереживать.

А главное – с персонажами книги себя ведь не идентифицируешь: дешева нам субкультура пепси. Не случайно чуткий Пелевин ставит не "Поколение "П", а Generation "П": в слове поколение содержится общность, а в генерации – простая одновременность существования. Окрашенная, правда, обертонами – "американским влиянием", "генерированием" и "дегенерацией". В сущности, речь идет о еще одном потерянном поколении, очередном пушечном мясе – теперь уж эпохи воинствующих масс-медиа. Эти люди сами убили свой мозг, прельстившись, как дикари, красивыми картинками с крошечными текстами, портретами на известных зеленых бумажках и философией "вписаться".

Интервью с исполнителем главной роли Владимиром Епифанцевым

---

Фильм: "Мастер и Маргарита"

2011-04-13 14:42:00 (читать в оригинале)

"Мастер и Маргарита": дьявольские штучки

Мнение о "Мастере и Маргарите" Юрия Кары, понятно, не складывается в монолит. А распадается на несколько частей.

История создания фильма впечатляет. Главный роман советской интеллигенции живописен настолько, что будто просится быть экранизированным. Однако он настолько же и философичен – а значит, прямой, да пусть даже и изысканной, иллюстрацией его смысл и дух передать невозможно. Не забудем также о количестве сцен, требующем не одной серии.
Многие видные режиссеры разных национальностей и вероисповеданий хотели все же сами УВИДЕТЬ героев этого повествования. Сумели – поляки Анджей Вайда и Мачек Войтышко, югослав Александр Петрович, англичанин Пол Брайерс, венгр Ибойя Фекете, израильтянин Терентий Ослябя. Последний сделал получасовую анимацию из самого начала романа; вот бы посмотреть. Я думаю, книга эта лишь анимации и подвластна; кстати, вот уже и сообщение подоспело: российский дебютант Ринат Тимеркаев смело занялся полнометражным мультфильмом "Мастер и Маргарита".
Многие наши соотечественники-классики уперлись в преграду высших сил – от Элема Климова (начал снимать) до Эльдара Рязанова (ему сразу запретили). Как всем известно, в 2005-м вышел сериал Владимира Бортко; славы не снискал.

Юрий Кара, дипломированный инженер-радиофизик, после учебы на актерско-режиссерском курсе Сергея Герасимова и Тамары Макаровой во ВГИКе защитился полнометражным фильмом "Завтра была война" (1987), встреченным настолько благосклонно, что немедленно сделал еще две картины – "Воры в законе" (1988) и "Пиры Валтасара, или Ночь со Сталиным" (1989). Они оказались уже и конъюнктурными, и пошлыми. Когда стало известно, что Кара замахнулся на святое, понимающие люди только морщились.
Сам он теперь говорит, что обожал роман и с 14 лет его ежегодно перечитывал. Возможно, земную жизнь пройдя до половины (год рождения Кары – 1954-й), он так сроднился с текстом, что перестал воспринимать адекватно фигуру Мастера и мысль о гордыне. То есть, узнав, что начавшиеся было съемки Климова прекращены, решил сам экранизировать книгу, написал сценарий и даже нашел продюсера – компанию ТАМП (Творческая Ассоциация Международных Программ) и ее владельца Владимира Скорого.

Компания вложилась по-крупному. Говорят о 15 млн. долларов – по тем временам это вроде второй бюджет после "Войны и мира" Сергея Бондарчука (напомню, в пересчете – 25 млн долларов; четыре фильма, общая длительность восемь часов). Съемки в достоверных местах: Москва, Иерусалим. Трюковые кадры, дорогие технически и организационно. Лучшие актеры тех лет во всех ролях (не знаю, сколько тогда платили артистам, но их собственный вклад – бесценен): Ульянов, Гафт, Вертинская, Филиппенко, Никоненко, Куравлев, Мишулин… Отдельно скажу о Викторе Ракове (Мастер) и, особо, о Сергее Гармаше (Бездомный) – отношение к этим артистам у публики, а может, и у профессионалов, было бы иным, выйди картина в то время.


Но между инвестором, который принял на себя роль продюсера, и автором-режиссером, вырос конфликт. Вроде из-за длины смонтированной картины. Нынче Юрий Кара формулирует так: "Я был на долгие годы отлучен от фильма". Источники сообщают о том, что после поездки в 1993-м режиссера и продюсера на кинорынок в Лос-Анджелес, где рекламный ролик фильма вызвал всеобщий интерес, компания ТАМП стала ссылаться на необходимые доработки и не захотела выпускать картину. Можно найти в источниках и слова обиженного режиссера о том, что, якобы, ТАМП просто отмывал деньги, а бюджет картины был не столь и велик.

Теперь Юрий Кара жалуется, что продюсер не давал ему даже "договоренную" авторскую копию: "Меня действительно пригласили в Канны, американцы очень хотели, и я надеялся – "Оскара" получить может… почему нет? Но они сказали, что боятся пиратства… Мало я, Шнитке (великий Альфред Шнитке написал музыку к фильму. – авт.) просил, но и ему не дали".
"Оскара" в 1994-м получил, как известно, Никита Михалков за "Утомленных солнцем". Еще тогда вышли в прокат, из самых обсуждаемых, "Курочка Ряба" Кончаловского, "Замок" Балабанова, "Подмосковные вечера" Валерия Тодоровсого, "Русская симфония" Константина Лопушанского.

Как пишут, в 1995-м Кара обратился к Фемиде, процесс шел долго и препротивно; в июне 1999-м Московский городской суд решил, что собственник фильма и обладатель авторских прав на него – фирма ТАМП. К этому моменту (есть и такая версия) отснятый материал пропал: его надежно припрятал начальник службы безопасности ТАМПа, да внезапно умер, не успев никому назвать тайник.
В октябре 2000 года Владимир Бортко приступил к актерским пробам для своего сериала "Мастер и Маргарита", да вскоре был вынужден остановиться: Россия в 1995 году подписала известную Бернскую конвенцию, и теперь наследники Михаила Булгакова предъявили свои права.

Меж тем, время от времени появлялись какие-то статьи и телесюжеты в передачах про актеров, снявшихся у Кары; о картине стали говорить так: "Попала на новую полку". Кара продолжал осуществлять фильмопостановки, они оказывались ужасными (2001 – "Я – кукла", 2002 – "Интересные мужчины"); миф о "Мастере и Маргарите" начал приобретать характер чудесности. Мол, режиссеру ТОГДА удалось чудо, но, подкошенный обстоятельствами, он сильно сдал творчески и не может вернуть былой уровень в следующих работах. При этом скептики говорили, что видели картину на неких подпольных просмотрах – никакого волшебства там нет и в помине.

Первый общественный показ картины состоялся в рамках московского международного фестиваля в 2006 году – сеанс начался в полночь в одном из залов кинотеатра "Октябрь". Режиссер, как мне пишут свидетели, отсутствовал.
После этого "Мастер и Маргарита" появился в сети.

Я стараюсь не смотреть в первый раз на маленьком экране никакую картину, созданную для экрана большого. Да еще – боялась ужаснуться. Поэтому легко оставила для себя фильм Кары в области преданий.
И вдруг 17 января 2011-го возникает в жизни Петербурга его премьера! Все, как полагается: толстый пресс-релиз, лучший кинотеатр города "Аврора" на Невском, приезд режиссера, актеров, а также господина Игоря Добровольского. Который на пресс-конференции означен как гендиректор прокатной компании "Мастер Дистрибьюшн", а на самом деле, судя по всему, стал продюсером блокбастера "Возвращение великого фильма народу".

И вот вечером заполненный кинотеатр; на балкон гуськом, не выходя до сеанса на сцену, поднимаются артисты.
Титры в огне. Воланд в кресле, хохочет… Первое ощущение – скачок во времени назад. Конечно, изображение и звук не сделаны в стиле кино 30-х годов, но про 70-е говорить можно; непрофессиональному, ненасмотренному, "неначитанному" взгляду, впрочем, без разницы. Добротная иллюстративность нормального качества, сильно выигрывающая от превосходного, что понятно, и дорогого текста, а главное – от актерской игры, которую ничем иным, нежели слово "позабытая", окрестить нельзя. Так играли в кино в 50-е – 70-е годы, причем в картинах старых мосфильмовских мастеров. (Ленфильмовская школа, начиная с конца 60-х, была совершенно иной.)

И вот эта архаичность самым неожиданным образом оказалась мила зрительскому глазу, сильно уставшему от единообразных, неотличимых друг от друга пластмассовых лиц на всех экранах. Кроме того, она блестяще ответила всем трем пластам книги – и библейскому, и любовно-жертвенному, и даже фельетонно-московскому. А еще эта классическая манера игры адекватно выразила суровый и трогательный сюжет – при всей забавности московской части, густо населенной фриками сцены бала и "легкой эротике" ведьминских, слегка пэтэушных по стилю, эпизодов.

В итоге картина – изрядно страдающая клочковатостью (монтажные склейки в местах изъятия целых кусков ради сокращения откровенно грубы), с несбалансированной фонограммой и, приходится признать, необнаружимостью авторской идеи, трактовки, своего смысла, – произвела вдруг сильное впечатление на собравшихся. Зал устроил искреннюю овацию режиссеру и актерам, пережившим этот показ вместе с публикой и ощутившим огромную себе благодарность. Юрий Кара почти плакал от счастья, когда после фильма он, Гафт, Филиппенко, Гармаш и Верник вышли кланяться. Не ожидали. Были растроганы. Что дало им силы назавтра дать пресс-конференцию, на которой говорить какие-то хорошие, а порой и содержательные, слова.

Но меня интересовала история обретения фильма. Из кулуарных источников удалось выяснить следующее (официального подтверждения кое на что нет, но на правду похоже).
Московская компания "Люксор" известна в кинобизнесе, в частности, сетью своих кинотеатров. Решив открыть очередной в одном из торговых центров столицы, ее руководители вдруг узнали от хозяев ТЦ, что у них "есть свое кино" – то есть, права на фильм и даже копия "Мастера и Маргариты" Юрия Кары. (Не удалось мне понять – сокращенный или полный вариант.) Так "Люксор" познакомился с Владимиром Скорым. Копия хранилась в неподобающих условиях – буквально на складе среди не то овощей, не то молока, без нужного температурного и влажностного режима.

Устроили показ на экране во время закрытой для посторонних вечеринки. Увиденное вдохновило: а почему бы не вернуть фильм к жизни? Дело было чуть больше полугода назад. Если я правильно поняла, негатив не сохранился; начали оцифровывать позитивное изображение. Реставрировать фонограмму. Энтузиазм и креатив были так велики, что собирались сделать даже премьеру в Кремле – но, видимо, все те же потусторонние силы вмешались и воспрепятствовали.
А что с правами? На петербургской предпремьере Игорь Добровольский рассказал мне, что работа Кары над "Мастером и Маргаритой" соотнеслась с подписанием Бернской конвенции ровно так же, как и работа Бортко: пришло время, и владелец прав на произведения Булгакова Сергей Сергеевич Шиловский предъявил их.

Далее Игорь Добровольский сказал, что "права на прокат у нас есть – законодательно закреплены судом"; то есть, с продюсером Скорым все дела улажены (уж не знаю, Кара лично пошел с ним на мировую или нет). По словам, Добровольского, судом (в 2008 году) подтверждены права режиссера на создания сценария и производство фильма в 1992-м. "И вообще вся эта ситуация с правами – не проблема тех, кто делал фильм, а проблема, наверное, государственной машины, которая не в состоянии оперативно решать вопросы… Тем не менее, мы не варвары и стараемся все делать цивилизованно. "Мастер дистрибьюшн" – прокатная компания, действующая в рамках закона. Поэтому с наследником Булгакова ведется активный диалог, рано или поздно все документы будут подписаны.

Дело не в какой-то гигантской сумме, а только в юридических договоренностях. Нам важно, чтобы все стороны были рады возвращению фильма и хотели этого. После выхода картины этот роман и вообще наследие Булгакова будут еще более востребованы. Если кто-то и не читал "Мастера и Маргариту", то явно захочет это сделать. Мы собираемся выпустить книгу с фотографиями из фильма, организовать несколько выставок, связанных с картиной и Булгаковым, создать радиопостановку по фильму, может, какую-то театральную версию осуществить… или экранизировать другое произведение Булгакова… Все эти проекты будем обсуждать с наследником…".

Еще Добровольский решительно опроверг слухи о некоем пятичасовом варианте монтажа картины: "Есть только версия на 3 часа 20 минут, она, возможно, будет показана по телевидению и/или выйдет на DVD, и вот эта для кинопроката – час 57 минут".

Сейчас прокат начался на 230 экранах страны. Оцифровка материала и фонограмма сделаны деликатно, картина не стала выглядеть глянцевой, то есть мертвой. Я специально отправилась в тот же самый кинотеатр проверить. И знаете, его работники очень довольны тем, как люди покупают билеты на "Мастера…". Рассказали, что в выходные сидело по четыреста человек в зале (на других картинах – по десятку, а один сеанс "Рио" пришлось даже отменить).

Однако, по предварительным данным портала "Кинобизнес сегодня", фильм за первый уикенд собрал чуть больше 21 млн. рублей. Это немного. Чудо, случившееся на петербургской премьере, когда фильм сыгрался, как спектакль, бывает крайне редко и не повторилось.
Даже сломанные часы, как известно, два раза в сутки показывают правильное время. Некоторые картины, снятые с полки перестройкой, оказались зерном, а другие – обычными консервами. Есть опусы по произведениям Булгакова, которые и вспомнить-то неловко – "Роковый яйца" Сергея Ломкина (1995), допустим. Есть иные примеры киноэкранизаций – скажем, старый "Бег" Алова и Наумова (1970) или сравнительно новый "Морфий" Алексея Балабанова (2008). Осенью нас ждет сериал Сергея Снежкина по "Белой гвардии".

Картина "Мастер и Маргарита" Юрия Кары, какой бы простецкой она ни была, много настрадалась, и теперь заслужила спокойный, время от времени, показ по тому либо иному телеканалу к памятным датам.

Кстати, 120 лет со дня рождения Михаила Афанасьевича – 15 мая.

---

Российская национальная кинопремия "НИКА"

2011-04-13 14:38:35 (читать в оригинале)

"НИКА", сохрани(сь)-ка!

В московском Театре оперетты 7 апреля в 24-й раз прошла церемония награждения лауреатов национальной премии Российской Академии кинематографических искусств "НИКА".

На следующий день запись церемонии демонстрировалась по каналу СТС. Редкий зритель, полагаю, долетел даже до середины показа – решительно невозможно сидеть до половины третьего ночи ради интриги, которую не переживаешь, в отличие от участников процесса, как смертельную.
И решительно невозможно понять руководство наших главных телеканалов. Одни игнорируют "НИКУ" по известным псевдополитическим мотивам (в оппозиции к старейшей и главной кинопремии страны и СНГ пребывает Никита Михалков со своим "Золотым Орлом", что уже всем скучно-смешно, однако ж до сих пор имеет реальные последствия).
Другие ставят церемонию глубоко заполночь – считают, что отечественным кино массовый зритель не интересуется. При этом кинотелефункционеры всех уровней твердят о необходимости противостоять засилью Голливуда всеми способами. Но если зрителя нет, зачем столько рекламы впихивать? А уж если впихивать, то почему одну и ту же, одну и ту же?

Признаюсь, и я не смогла досмотреть, хотя хотела сравнить смонтированную версию со своими впечатлениями от длиннющего, с семи до двенадцати, вечера в Театре оперетты, где награждение проходит уже несколько лет. (Центральный Дом кинематографистов, где когда-то автор и худрук "НИКИ" Юлий Гусман был директором, теперь вотчина все того же Михалкова как председателя СК). За четверть века церемония абсолютно устоялась, но Гусман со своей командой старается хоть что-то да придумать неожиданного и эффектного.


Нынче таким, совершенно блестящим, моментом стал номер Лолиты Милявской. Вы видели? Выходит Лолита в белом хитоне (а ля Алла Борисовна в молодости, но это неважно), поднимает-разводит руки в стороны, поет давний шлягер "Значит, ты пришла моя любовь…"… – а на получившийся таким образом белый квадрат, будто на экран, проецируются кадры из фильмов. Номер задуман как представление претендентов в номинациях "Лучшая мужская роль" и такая же второго плана. Поэтому женщина поет про любовь, а у нее на груди, на животе и ниже, до ступней, крупно – лица мужчин, фигуры мужские… Почти все они, так сложилось, – в ситуации боя, войны, напряжения, драмы. И вот уже перед нами словно какая-то сверхженщина, или Мать-Земля, или Белая Богиня Космоса…

Сильный, неожиданный, уместный, необязательный ("немотивированный") образ… редкость по нынешним временам. Еще один был предъявлен в минуту большой эмоциональной силы, когда вышел Владимир Кристовский и спел "Проститься" – ту самую песню, которую не так давно группа Uma2rmaN записала вместе с Людмилой Гурченко. На экране пошли кадры с участием великой актрисы, зал встал, прожектор высветил яркий круг на черной сцене – он пуст, ее место здесь навечно свободно.

"НИКА" всегда умела проститься и помянуть – всех, кого не стало за минувший год. Обычно звучит целый скорбный список (большинство академиков уже пожилые люди), но внезапный уход последней всенародно любимой актрисы, прошлогоднего лауреата премии "За честь и достоинство", очевидно, будто вобрал в себя остальные потери. Гурченко, что всем понятно, – последняя наша общенациональная звезда, и словосочетание "заканчивается эпоха" в данном случае не банальность, а истина. Сама премия "НИКА", столь счастливо придуманная почти четверть века назад, отчаянно сохраняется кинематографическим сообществом как память о годах перемен, которые теперь правильнее было бы назвать скромно – второй оттепелью.

В первую, 50 лет назад, человек полетел в космос и был придуман КВН (оба события яркий шестидесятник и знаменитый кавээнщик Гусман вспомнил в поставленной церемонии). Тогда народ жил надеждами; власти позволяли студентам шутить в прямом эфире над собой, вышли "Балтийское небо", "Алые паруса", "Мир входящему", "Человек-амфибия" и "Полосатый рейс".
Про вторую в среде заслуженных кинематографистов принято считать, что она во многом спровоцирована как раз ими; куда же делась эта "провокативность" сообщества? "Молодые штуцерщики" (из рассказика Жванецкого самых застойных времен) и примкнувшие к ним оппозиционные Михалкову старики в прошлом году организовали новый Киносоюз – чтобы отмежеваться от старого СК и бороться за свои права перед (а не "с") государственной машиной, точнее – попытаться навязать ей свои желания. Вот амбиция, порожденная и допускаемая убогой нынешней эпохой, требующей не романтизма в творчестве, но менеджерства, маркетинга и правовой помощи; кто из нас сумел вырваться из нее?

Кажется, что я отвлеклась, но на самом деле – это все размышления о "НИКЕ", которая настоящие свои итоги будет подводить через год. Пора подумать об аккуратном апгрейде, но нынче явно не до него. Пока задача – сохраниться и сохранить. "Двадцать пятая церемония таки состоится" – вот дословная цитата из слов директора Автономной некоммерческой организации кинематографистов "НИКА" Игоря Шабдурасулова в самом финале вечера.
Они прозвучали после того, как я уже увидела прежде тут не замеченных награждантов – представителей бизнеса, которые обменяли свой спонсорский вклад в церемонию на минуту перед микрофоном в ночном телеэфире. Не ерничаю, а рада, что таковые люди нашлись; Гусман, называя спонсоров, горько не шутил: "Мы ведь никому не нужны". Все вместе продемонстрировало мне, все же не московскому человеку, что эта самая АНОК "НИКА" живет непросто: на внутренних резервах, (вероятно) помощи минкульта и, не грех повториться, святым духом товарищества. Всегда весьма специфического в творческой среде, но все же реального в кино, где в одиночку ничего сделать нельзя, судьба фильма зависит от профессиональных и человеческих качеств буквально каждого человечка в съемочной группе (а индустрия при этом рухнула от эгоистичной жадности, так сказать, верхушки – новоявленных продюсеров прежде всего).

За очевидные усилия поддержать дух все же благородства – а значит, сам российский кинематограф – "НИКУ" и ценят, о чем на сцене и говорят. Что не мешает любому участвовать в упомянутом конкурсе "Золотого Орла", управляемого, всем очевидно, в ручном режиме. Насколько "НИКА" свободна от аналогичной "политики"? – каждый наблюдатель решает для себя сам. То есть, либо верит в честность голосования, либо нет. Но большинство из нас считает, что здесь работает другой механизм: 600 с лишним академиков "НИКИ" в большинстве своем из-за возраста имеют консервативные взгляды, кино смотрят мало, отдают голоса преимущественно тем коллегам, кого знают лично. И больше ценят в фильме его моральность, нежели художественную форму. (Ничего оригинального: то же самое мы думаем про Американскую киноакадемию.)

Все это в который раз подтвердили нынешние результаты голосования.
Лучшим неигровым фильмом оказалась картина "Мой друг доктор Лиза" Тофика Шахвердиева (в кино с 1969 года). Это качественный традиционный фильм-портрет замечательного человека, врача и благотворителя, каких мало, и автор естественно восхищается своей героиней. Однако в номинантах был "День шахтера" Андрея Грязева (в кино с 2008) – вторая часть дилогии о совсем негероических людях, их в нашей стране миллионы. Они бьются за свою жизнь ежедневно – надеясь лишь на чудо, поскольку больше не на что – в упрямом беге по кругу бедного, больного, нередко криминального, порой гибельно-наркоманского существования.

Режиссер-самородок Грязев уже в первой части дилогии ("Саня и Воробей", 2009) сумел избежать барьера между героями и камерой. Теперь он продолжает эпопею Сани и его близких, которые сами рассказывают о себе и действуют в кадре предельно, даже шокирующе, откровенно. Грязев как автор гораздо более активен наблюдателя Шахвердиева: находит и показывает в своих героях то, что в полном мраке нищеты и убожества не превращает их в животных, – любовь друг к другу и мечту о лучшей доле. Работа молодого документалиста сложнее и современнее и по манере, и по смыслу. Но "НИКУ" отдали известному автору.

У знаменитого режиссера-аниматора Гарри Бардина их уже пять – вместе с нынешней за "Гадкого утенка". Самому стало неловко, извинился перед двумя другими номинантами – Валентином Ольшвангом ("Со вечора дождик...") и Алексеем Деминым ("Шатало") – они заранее были обречены на проигрыш. Бардин сказал, что на новые фильмы в своей карьере надеется, но выставляться на соискание "НИКИ" больше не станет. Пример для подражания.

Подробно останавливаюсь на этих двух номинациях из-за того, что документалистика и анимация – особые, элитарные виды кинематографа, где профессионально-призовое внимание художнику важнее, чем в кино игровом. Ибо при нашей системе кинопоказа неигровики и мультипликаторы отлучены от зрительской аудитории, а значит – лишены ее поддержки.
Игровое кино лишило себя аудитории собственноручно, многие годы выпуская на публику фильмы невнятные, убогие, непрофессиональные. Сообщество осознает этот факт, но вполне шизофренически. В честь уже упомянутого 50-летия "веселых и находчивых" Гусман пригласил на сцену этнического кавээнщика Семена Слепакова. Тот вышел с гитарой, сообщил, что он как продюсер сделал "пока только один фильм – "Наша Russia: яйца судьбы", который вы все не любите", и спел, "решив обидеть не кого-то одного, а всех сразу", песенку о месте ("где уютно и тепло, и приличное бабло"), в котором пребывает наше кино. Честно засунув туда и свой опус.

Ничего нового, разумеется. Открытым текстом сие узкое и темное место было названо, как вы помните, еще в фильме "Изображая жертву" КириллаСеребренникова (2006). С тех пор ситуация усугубилась, отрасль пытаются спасти иной схемой финансирования, перестановками в минкульте, "пробитием" вменяемых законодательных актов и тайными интригами. Пока не получается; впрочем, самый крупный эксперимент (учреждение и деятельность Фонда поддержки кино) даст первые результаты еще через год.
То ли в ожидании их, то ли изрядно уже разуверившись в шансе на коллективное спасение, то ли просто надоела сия невкусная констатация, но ответ Слепакову был дан вялый и нерешительный, нечего и процитировать. Да и сами результаты голосования в "игровых" номинациях, увы, по нескольким позициям весьма огорчили.

Лучшим игровым фильмом оказался "Край" режиссера Алексея Учителя и продюсера Константина Эрнста. Первый в счастливом забытьи назвал статуэтку "НИКИ" игрушкой, чем вызвал отповедь Гусмана. Второй аккурат на время трансляции церемонии поставил в эфир восхитительный "Тюльпан" Сергея Дворцевого (2008, Главный приз программы "Особый взгляд" в Канне), который был выпущен только осенью 2010-го и в такой ограниченный прокат, что остался вовсе не замечен и "НИКОЙ", и "Золотым Орлом", а оценен одним лишь критическим "Белым Слоном".

Появление Эрнста в гостях у Гусмана моими коллегами расценивается как взаимное примирение сторон; даже пишут, что "НИКА" к 25-летию вернется на Первый канал, бросившись, так сказать, с "Края". Но приятнее думать, что всесильный Эрнст, узнав о коллективном решении академиков и просчитав изменения атмосферного фронта, повернулся лицом в сторону более сильной части кинематографического сообщества – если уместно это понятие, морально более сильной.

Оператор "Края" Юрий Клименко и актер Владимир Машков (главная мужская роль) тоже получили по "НИКЕ"; вполне адекватно. Итого у "Края" три статуэтки из девяти номинаций. В самой главной с ним соперничали:
- "Брестская крепость" Александра Котта: семь номинаций, три премии и в итоге – художнику-постановщику и художникам по костюмам – Алиму Матвейчуку, Сергею Стручёву и Владимиру Корецкому соответственно; звукорежиссерам Филиппу Ламшину и Анатолию Белозерову. Понимайте так: простые патриотические фильмы в эстетике и духе "соцреализма" нынче предпочтительнее сложных и неоднозначных произведений реализма критического.
- "Кочегар" Алексея Балабанова: пять номинаций, и всё; очевидно – слишком художественно и социально радикален для академиков.
- "Овсянки" Алексея Федорченко: семь номинаций, награды за сценарий Денису Осокину и за музыку Андрею Карасеву; обе справедливые, на мой взгляд.
- "Как я провел этим летом" Алексея Попогребского: шесть номинаций, заслуженная в принципе статуэтка за лучшую режиссуру.

Нина Русланова приняла премию за женскую роль в "Китайской бабушке" Владимира Тумаева, Ирина Муравьева награждена за работу второго плана там же. Актрисы прекрасные, а картина, мягко говоря, неважная. Явно голосовали, как и было сказано, "по знакомству". Аналогично – "НИКА" Евгению Миронову за роль второго плана в фильме "Утомленные солнцем. Предстояние" Никиты Михалкова.

"Зато" в номинации "Открытие года" точно выделили режиссера Дмитрия Мамулию за дебют "Другое небо". Специальный приз Совета Академии "НИКА" за вклад в кинематографические науки, критику и образование получил историк кино и педагог Армен Медведев. "НИКУ" в номинации "За честь и достоинство" под овации зала принял Сергей Юрский.
В своей речи он сообщил слегка опешившей аудитории, что никогда не имел никаких конкурсных наград и даже номинаций (и правда – только пара-другая почетных). А главное, говорил о фильмах, которые когда-то перевернули душу. "8 ½" Феллини, например. Читал посвященное творческим мукам Гвидо Ансельми стихотворение.

Зал слушал, но уже так, будто ему рассказывали о картине Леонардо в Эрмитаже: ну да, шедевр, но мы-то здесь при чем?

---

Фильм: Служебный роман. Наше время

2011-03-22 03:29:33 (читать в оригинале)

"Служебный роман. Наше время": поцелуй акулы бизнеса

Отношение нынешнего российского зрителя к римейкам советских картин на удивление практически единодушно. Образованные цитируют Пушкина: "…не смешно, когда маляр негодный мне пачкает картину Рафаэля", "простые люди" возмущаются в стиле "Не трогай мою игрушку!". Меж тем, ситуацию (она, кстати, не многим отличается от истории с раскрашиванием старых фильмов) надо рассматривать ровно так же, как и с экранизациями по модели: жаль, что новый вариант известного сюжета плох, так ведь оригинал никуда не делся.

Фильма "Служебный роман. Наши дни" поклонники рязановского шедевра принялись бояться с момента объявления о новой версии. Опасения основывались на опыте. Во-первых, "Ирония судьбы-2" которую посмотрели "все", удовлетворила, мягко говоря, не вполне. Во-вторых, за "Служебный роман" взялась компания "Леополис", которой трудно простить фильмец "Гитлер капут" (2008). Трудно, несмотря на то, что в послужном списке "Леополиса" с тех пор появились, в частности, такие продукты, как "Любовь в большом городе" (обе части, вполне достойные в своем жанре), и неигровая картина "Девственность" Виталия Манского, и не вышедший пока в прокат фильм "Гоп-стоп" Павла Бардина.
Еще настораживало, что в компании с "Леополисом" значится украинская студия "КВАРТАЛ-95", у которой в бэкграунде КВН, мало совместимый с лирикой, а даже и с сатирой, Рязанова. Основатель "Квартала-95" Владимир Зеленский выступил и продюсером картины, и соавтором сценария, и сам сыграл Анатолия Ефремовича Новосельцева.

Строгих ревнителей процесса все это пугало до такой степени, что один из моих симпатичнейших коллег, совершенно вменяемый, даже предложил первый день проката нового "Служебного романа" отметить бойкотом этой версии. То ли не заметил словосочетания "Наши дни" в заголовке, то ли не придал значения.


А зря. Авторы честно предупредили: это не "Служебный роман-2", идентификация неуместна. Впрочем, сам призыв к бойкоту, вкупе с развернутой в интернете компанией "Эльдар Рязанов смотреть не станет", послужит, безусловно, дополнительной рекламе фильму. На который, я полагаю, многие побегут, несмотря ни на какие опасения.
И получат, представьте себе, незамысловатое удовольствие. Вопреки всем ожиданиям, смотреть картину необременительно, местами даже забавно, а под самый конец она, совершенно вдруг и ненадолго, делается даже человечной. Подняться до лирики и волшебства шедевра, конечно, не может, но смеющийся в течение сеанса зал, я сама наблюдала, притих и ждал – чем дело кончится?

Да, развитие событие непредсказуемо, поскольку перед нами и формально-то вовсе не римейк, а экранизация пьесы "Сослуживцы" Эмиля Брагинского и Эльдара Рязанова. Причем радикально осовремененная – вплоть до появления совершенно новых сюжетных линий, персонажей и обертонов. И судить о ней следует, понимая: все и каждая отсылка к замечательному творению Эльдара Рязанова – от названия до реплик, от некоторых мизансцен до совершенно неправдоподобных отчеств у главных героев (ну-ка, найдем мы сейчас 35-летних менеджеров, у кого папа Прокопий или Ефрем?) – лишь дополнительная конфетка публике.

Если вы нормально относитесь к вот этому принципу продюсерского кино, то спокойно и прослушаете старую песню на новый лад. Если от каждого мейнстрим-фильма ждете достоинств шедевра – будете разочарованы жестоко.
Публика же просто обязана, по расчету продюсеров (Сергей Ливнев, Георгий Малков, Владимир Зеленский и другие) попасться на крючок. И, по мере продвижения сюжета, заглатывать его все глубже, сравнивая каждый "узнаваемый" момент с общенационально известным первоисточником (ясно, что это фильм "Служебный роман", а не пьеса и не тем более спектакли разных театров).

Страсть к узнаванию – первый движок картины. Второй – желание "не узнать", то есть увидеть: а что и как изменили?
Целая группа, человек шесть, авторов сценария и режиссер Сарик Андреасян (мы видели его крайне слабые "ЛОпуХИ" два года назад, нынешняя картина сделана будто другим человеком) поработали достаточно тонко: где-то процитировали старую картину, местами оттолкнулись от нее, иной раз переосмыслили, даже спародировали.
Остались, например, прозвище Мымра, драка в машине и, в первой половине картины, блестящая, просто гениальная музыка Андрея Петрова.
Бессмертный диалог "сухая – мокрая" приобрел новый смысл.
У Новосельцева – девочка и… девочка. А вместо секретарши Верочки (Лии Ахеджаковой) – секретарь Вадик (отличная работа психофизически и физически гибкого Павла Воли). Оля Рыжова (Светлана Немоляева) – не положительная светловолосая замужняя мечтательница, а весьма озабоченная настырно-брюнетистая одиночка (Анастасия Заворотнюк).
Все это более-менее ловко получилось. По-крупному не удалось, на мой взгляд, одно: сногсшибательное в первом фильме превращение Калугиной – что-то не досмотрели костюмеры и гримеры Светланы Ходченковой, я полагаю.

Но гораздо принципиальнее и совпадений, и частных перемен другое. Создатели фильма трансформировали суть: вместо жизненности теперь "киношность". Скажем, Новосельцев-Мягков начинал ухаживать за Мымрой, дав понятную, сто раз обусловленную текстом и контекстом, слабину: из корыстно-карьерных побуждений, подстрекаемый подлецом Самохваловым (Олег Басилашвили), который личной выгоды в их романе все же изначально не имел. В новой версии (где Юрий Самохвалов – Марат Башаров) комбинация оказывается многоходовой, зритель перестает смеяться и оказывается вовлечен уже не столько в морально-нравственную коллизию, сколько в криминальную интригу.

Не все концы тут безупречно сходятся с концами (упомянутая Рыжова внезапно оказывается не вариантом несчастной стервозки, а настоящей пособницей зла), но, повторю, фильм выныривает и из этого насильственного поворота. Испытание, которому подвергаются главные герои, придумано не зря. Оно должно покрыть дефицит драматизма, который возник из-за явного омоложения всех персонажей нынешней версии. Роман Новосельцева-Мягкова и Кулагиной-Фрйндлих воспринимался как их последний шанс, у героев Ходченковой и Зеленского вовсе не "все потеряно".
Кроме того, авторов не заботили, как можно было бы подумать, сходство и различие нравов советского учреждения и сегодняшнего офиса. Зрители рязановского фильма понимали: перед ними, кроме истории любви, – мягкая критика недостаточной производительности и не лучшей организации труда, замаскированная "служебным романом" затурканной своей партийно-конторской функцией начальницы и толкового, но невзрачного, примятого жизнью отца-одиночки подчиненного. Новая публика – знают продюсеры – вряд ли готова видеть на экране хоть сколько-нибудь достоверное, пусть и в комедийном, сатирическом, в каком угодно ключе, отображение своих производственных/офисных будней.

Она пришла не за наблюдениями, а за зрелищем. Ну так получите. Концептуально и структурно "Служебный роман. Наше время" – это просто перелистываемый глянцевый журнал. Его девиз: отдыхай и покупай. А разделы известны: туризм, развлечения, одежда, дети, спортивные увлечения, дизайн интерьера, модные курсы по выживанию в каменных джунглях. Вот почему, не успев опомниться, зритель вместе с героями оказывается на корпоративе в Турции, где служебный роман стремительно приобретает форму курортного (а нам снова будто поют песни о том, что "трудовые будни – праздники для нас"), затем в модном ателье, на вечеринке в клубе и так далее. Согласно ассортименту.

Но зрелище не предполагает приоритета достоверности и психологии. Уже в Турции – то есть, буквально на второй-третий день романа – недотепистый супермен Новосельцев героически лезет через балкон в номер своей начальницы (а вовсе не за кошкой), и весьма быстро оказывается в постели с бывшим врагом. Переспали – и переспали, делов-то по нынешним временам. Однако мы не сопереживаем по иной причине: ужасно комичный эпизод чертовски красиво снят и совершенно декоративен. Оператор Петр Братерский в целом сделал "картинку" глянцево-роскошной: это вам не внезапный, к счастью Рязанова и его группы, отменно застигнутый оператором Владимиром Нахабцевым снег поверх листьев на деревьях, – здесь все чудеса отработаны заранее...

Подмена приоритетов вроде бы такая невинная, однако она не дает Светлане Ходченковой и Владимиру Зеленскому никакой возможности не то что переиграть Алису Фрейндлих и Андрея Мягкова, а даже приблизиться к их уровню исполнения (о таланте здесь что и говорить – талант ролями и шлифуется). Главные герои "Служебного романа. Наши дни" мало того, что другие, так еще и страшно далеки от большинства зрителей. Фрейндлих играла не простившую обман возлюбленного и подруги, плюнувшую на себя тетку, каких в России десятки миллионов. У Ходченковой получается закомплексованная своим ростом и худобой акула бизнеса, сознательно культивирующая (до поры) "дырку" вместо сердца; таковых – ну, таких сколько тысяч?
Вот и весь сказ.

Вообще, прежний "Служебный роман" был о женщинах. Начальница, секретарша, сотрудница семейная, сотрудница – одинокая общественница (исчезнувший образ, сыгранный Людмилой Ивановой), весь этот тогдашний "конторский планктон"… Все было узнаваемо и достоверно: приспособившиеся к жизни, заморенные совком, не вполне счастливые тетки – или не осознающие своего счастья, глуповатые, беззащитные и трогательные. Брагинский и Рязанов объяснялись им в любви и гарантировали защиту. Хотя бы на время двух экранных серий.
Тетки отплатили авторам стократ – смотрят и смотрят их фильм вот уже почти 35 лет, и всегда смотреть будут.

"Служебный роман. Наши дни" тоже явно не мужское кино. Но о любви там на самом деле говорит лишь закадровый голос. А в кадре вдруг появляется персонаж Ивана Охлобыстина – лектор, который убеждает нынешних деловых женщин становиться роботами. И в какой-то момент поднимает руку в характерном, почти фашистском, жесте.

Назавтра в памяти моей почему-то остается он, а вовсе не трогательный до одной слезки поцелуй в диафрагму.