Сегодня 22 мая, среда ГлавнаяНовостиО проектеЛичный кабинетПомощьКонтакты Сделать стартовойКарта сайтаНаписать администрации
Поиск по сайту
 
Ваше мнение
Какой рейтинг вас больше интересует?
 
 
 
 
 
Проголосовало: 7273
Кнопка
BlogRider.ru - Каталог блогов Рунета
получить код
Авторский блог о...
Авторский блог о...
Голосов: 1
Адрес блога: http://straxo.blogspot.com/
Добавлен: 2016-07-16 19:52:00
 

Однажды ты умрешь...

2016-07-16 17:07:00 (читать в оригинале)

 Кто ты, незнающий мира? Сам посмотри: ты — ничто.
                                              Ветер — основа твоя, — и ты, богом забытый, — ничто.
                                              Грань твоего бытия — это бездны две небытия,
                                              Тебя окружает ничто, сам внутри ты опять же — ничто.
 
                                                                                         Омар Хайям
 
***
Так однажды я умер...
 
…“Пошли, — сказала она, — Что ты занимаешься ерундой!” “Я хочу нарвать тебе цветов, — сказал я, — Два нашел, не могу подобрать к ним третий”. Мама никогда до этого не снилась мне мертвой. Точнее, я никогда не помнил во снах, что ее больше нет. Никогда. А тут она сказала, спокойно так: “Зачем мне третий? Я ведь мертвая, мне положено два”. Меня качнуло от внезапного понимания этой простой истины и тут же выбросило из сна пробкой в освещенную тусклым светом комнату, с потолка которой на меня таращилась хрестоматийно костлявая смерть. Я стал “вытекать” сам из себя, силясь проорать призыв о помощи. И беззвучно орал в темное Ничто, которое пожирало меня с неимоверной скоростью, — и окончательно проснулся от охватившего меня ужаса и с осознанием того, что я умер. И хотя Ничто и не проглотило меня полностью, я удержался, но удержался я не в теле, а над ним, а тело (я как-то-чем-то чувствовал его холод) было мертвее мертвого…

 …Так вот, тело, это нечто, что когда-то было мною, все также оставалось в кресле в позе сидяще-спящего, но уже не дышало и не вздрагивало от кошмарных снов, а я повис где-то-там-над и еще не до конца понимал, чем же я вижу и вообще ощущаю окружающую действительность, что колебалась вокруг меня, как монитор компьютера при размагничивании или водка в стакане, которую хорошо раскрутили перед приемом внутрь. Жаль, подумалось тогда мне, рано и плохо умер. Как не придумывай себе геройскую смерть, однажды ты умрешь, перекурив несмешной  травы под дешевую водку...
…Стало понятно, отчего у меня вчера вечером покалывало сердце, но на свою беду все свои вчерашние ощущения я принял за порождением алко-наркотического опьяненья или за нестрашные его последствия, и внимания на них я как-то особо не обратил. А сердце вчера, значит, всерьез болело. Помню, принажало на него в такси, когда я пытался объяснить молодому чурке-таксисту, куда же я хочу ехать. А ехать я хотел домой. Дома и умер, не найдя в себе сил раздеться и побоявшись спать на кровати, которая качалась подо мной попавшим в шторм кораблем. Уснул, чтобы проснуться уже мертвецом, в своем любимом кресле…
...До того момента, как во сне я увидел мать, мне снились другие мертвые — мне снились белые лица тех, кто ушел чуть раньше ее, тех, к кому я не был столь привязан и кого едва ли любил, но они почему-то стояли передо мной поодиночке или же парами и всем своим видом иллюстрировали разложение и смерть. Я пытался говорить с ними, но они угрюмо молчали, сжав поеденные гниением губы в подобия саркастических усмешек, а стеклянные их глаза смотрели как-то мимо меня, мне за спину, но, что они там видели, я не знал: по дурацкому закону этого кошмара шея моя не гнулась, как бы я там не порывался повернуть голову и глянуть через плечо. Когда же мне это неожиданно удалось, там был луг, посреди которого стояла, ласково глядя на меня, мама, и я, открыв объятья, бросился к ней…
 …За окном начиналось утро, и я наслаждался рассветом, не желая упустить эту, вероятно, последнюю возможность полюбоваться восходом солнца. Мне было интересно, когда же меня выдернут из этой комнаты: раз уж стало ясно, что разум после смерти таки живет, то законно было предположить, что куда-то его дóлжно отправить. Надеждами на рай я не льстил своему самолюбию, побаиваясь лишь того, что меня оставят тут на три (девять? сорок?) дней любоваться недолгим горем близких и поминальным обжорством знакомых, чего я никогда на дух не переносил. Коротая время представлениями поминальных картин, я как-то само собой перешел на размышления о своей жизни и пришел к выводу, что жил мало, весело — и зря. Но разве же я был одинок в этом неумении жить? И разве же я знал, что все закончится для меня так быстро? Просто однажды в сказке Нил умирает. Знай я, что я вот-вот и умру, я точно прожил бы отведенное мне по-другому…
…Поупражнявшись в самооправданиях, словно репетируя свою речь для Последнего Суда, и поразвлекав себя изучением своего левитирующего состояния, дабы выяснить, что дальше, чем на метр от тела, я никак не могу отлететь, я стал терзать себя перечислением всех неоконченных дел, которые, чего греха таить, и не собирался заканчивать. За этим занятием я встретил приход дня. Где-то шумели машины, на которых мне уже не ездить, топали каблучками дамские ножки, не провожать мне которые уж моим похотливым взглядом, крылись матом соседи, не стрелять у которых мне больше денег до стипендии, — всё это было уже не моим, и это раздражало, но не злило. Пожалуй, только умерев, я понял по-настоящему, что такое спокойный взгляд на жизнь: это когда раздражает, но не злит, и даже раздражает как-то очень уж терпимо, как-то не по-человечьи, словно нужно, чтоб раздражало, и поэтому раздражает, а могло б и не раздражать…
 …Когда кварцевые часы на серой стене показали девять, ко мне вошел брат и бесцеремонно смахнул мои черновики со стола, как смахивает метлою пьяный дворник рваную осеннюю листву с тротуара…
 — Я посижу тут у тебя, — сказал он, даже не заметив, что мне уже все равно, где он собирается сидеть, — А то отец не в духе, я сел делать черчение на кухне, так он меня в пешее эротическое путешествие отправил. Он-де собрался завтракать, и не хер,  понимаешь, занимать тут кухонный стол. Кухонный стол не для моих гребаных чертежей.
…Я был согласен, что кухонный стол не для гребаных чертежей, но выразить солидарность с отцом никак уже не мог. Я висел над своим остывшим телом, разглядывая свои “бесценные” черновики, словно мусор валяющиеся под братцем, носки на ногах которого смотрелись ровесниками крестовых походов…
 — А ты вчера хорошо набрался, — сказал мне он, водивший карандашом вдоль длинной линейки, — Как ты вообще в двери попал-то?
…Я не помнил, как я попал в двери. Я вообще не помнил никаких дверей. Помнил только такси и свое героическое сражение с неустойчивой кроватью, победителем в котором вышла последняя…
 — А отца ты вчера хорошо на место поставил. Но он сёдня с утра опять бешенный такой. Струхнул он вчера, когда ты схватил его за рубашку… Давно нужно было это сделать, — он взялся за циркуль и вывел пару окружностей, одну из которых тут же стер, — Интересно, а если б ты ему по репе б дал, чё было бы, а? Не пошел же ж бы он в ментовку, а?
…Я подумал, что пошел бы. Семейная лодка пять лет как разбилась о смерть матери, и те, кто крушение это пережил, оказались как если на острове каннибалов, где быстро адаптировались к местной кухне, и давно готовы сожрать друг друга теперь при первом удобном случае. Мне подумалось, что знал бы я вчера, что дам дуба, я бы устроил отцу и брату на память ночь св. Варфоломея с “хрустальной ночью” в паре…
 — Ленка звонила, — вспомнил так и не отшлепанный мною братишка, — спрашивала, где ты пропал. Я сказал, что не знаю. Только не злися, ради бога! Что я ей мог сказать, а? Ну, не умею я врать… Она, кажись, обиделась. Ты зашел бы к ней, а?
…Лена-Леночка-Ленок. Иногда мне было с ней хорошо… Было в ней иногда что-то одухотворенное, что мне становилось порой как-то стыдно даже за то, чем я являюсь, и пробивало даже на стихи, писать которые женщинам я старался пореже. Но иногда она становилась просто бабой, одной из многих, с мелкими заскоками и суетным дерганьем у прилавка какого-нибудь магазина косметики или шмотья, с долгими моралитетками в чисто бабьей попытке переделать меня “под себя” и еще многим-многим, что приземляло и, что самое обидное, приземляло как-то очень уж резко, влепливало в землю выброшенным из рая Люцифером: порхал, порхал и — бумс! — упал. Но я ее (кажется?) любил, хоть и бежал от нее порою, как иудей от канонады. Всё, Ленчик, аллес звездаускас, как говорят в Гондурасе. Ты, пожалуй, действительно пожалеешь, что меня нету больше, но ты еще не вышла из возраста ходового товара, так что виноватым перед тобою я не окажусь. Венок покупать не обязательно, можешь ограничиться парой гвоздик. Черный платок тоже будет лишним, черное тебе не идет. Да и не вдова ж ты мне, как ни как, а?..
— Кажись, всё, — брат критически оглядел свой чертеж, — Есть идешь? Ну, как хочешь, а я пойду перекушу и на пары. Родитель, думаю, уже свалил. Я оставлю тебе супу. В холодильнике есть минералка, если голова болит. Давай.
…Он хлопнул меня (труп) по холодному плечу и, весело насвистывая что-то из БГ (как бы не «К друзьям»), вышел из комнаты. Я остался тет-а-тет со своим бездыханным телом, думая, как хорошо бы было сейчас напиться, и тогда весь этот абсурд имел бы хоть какое-то право на существованье. Водка была в шкафу, полбутылки “Русского размера”, но руки и глотка были там внизу, а я был над ними, и они мне больше не принадлежали. Было бы чем — заплакал бы!..
…Весь оставшийся день меня никто не тревожил. Я наблюдал за тем, как все сильнее и сильнее искажаются черты моего лица, становившегося все более похожим на одну из тех масок, что видел я в своем предсмертном сне. Наступил вечер. В квартире кто-то отчаянно спорил и пару раз взывали ко мне, видимо, чтоб выступил судьей в их очередном конфликте. Я никогда не мог быть объективным, да они никогда и не прислушивались к моим словам, им был я нужен так, для проформы. Вот и сейчас, позвав меня и не получив ответа, они тут же забыли обо мне и продолжили свою перепалку на полтона выше. Где-то хлопнула дверь. Теперь стал слышен голос мачехи, у которой никогда не хватало ума не лезть в эти стычки и которая из-за этого всегда выходила крайней. Так будет и в этот раз, подумал я. Мне было глубоко плевать на нее, лишь временами я жалел ее за ее непроходимую глупость, из-за которой она везде и всегда находила себе проблемы. Веселое трио их голосов еще с час звучало на кухне, после чего все разбежались по своим комнатам, ненавидя друг друга. Меня больше не вспоминали…
 …Стало совсем темно, и я понял, что заснуть мне не удастся: сон — физиологический процесс, а моя физиология осталась подо мной и уже проявляла признаки разложения. Ха-ха, вот она мечта всех и каждого — однажды ты умрешь и полюбуешься на свою смерть со стороны, сможешь увидеть позднее раскаянье близких и неожиданное уважение друзей. Я наблюдаю себя мертвым, но никто так и не заметил, что я умер. Налюбовался, мать вашу!.. Утром зашел отец…
 — Ты опять в кресле спал? — спросил он, и тон был какой-то вкрадчивый, если даже не заискивающий, — Мне нужно с тобою поговорить.
…Он поправил ворот потертой рубахи и присел на край стола. В волосы его — как я не замечал раньше? — уже прокралась первая седина, а глаза были глазами битого пса — большие и печальные…
— Я понимаю, — начал он, — что позавчера я был не прав, но и тебе не стоило распускать руки, а? Я, как ни как, твой отец… Ну-д ладно… Я… э… вот что сказать хотел-то, ты повлияй как-нибудь на брата, а. То что он на меня дергается, я-т привык, но к Надежде Вадимовне… э… Она же ему ничего не сделала вчера, а он ее по матери и по бабушке взгрел… Мне стыдно было… Тебя-т он слушает, поговори с ним, а.
Он встал и пошел прочь из комнаты, но у двери обернулся:
— Ты б носки выстирал бы, а то в комнате не то что пахнет, а уже пованивает. Стыдно, взрослый уже, а носки постирать не в состоянии.
…Он вышел, тихо прикрыв за собою дверь. На столе зазвонил сотик. Полминуты пиликал Моцарт: звонила Ленчик…
 …Где-то заиграло радио, и Бачинский пьяноватым голоском принялся прикалываться над очередной дозвонившейся дамой, хотевшей выиграть фирменную майку и новый альбом какой-то группы халтурщиков от рока. В диалог влез Стилавин и доунижал звонившую до конца, после чего объявил, что та всё-таки не выиграла ни майку, ни альбом, с чем я ее мысленно и поздравил…
 …Потом запел Григорян. Про маленькую девочку в окровавленной ванной. “Спи сладким сном, не помня о прошлом…” Вот поспать “маленькому мальчику”, ничего не помня, было бы просто замечательно, но почему-то не получалось…
 …До обеда моим развлекателем было радио, а после обеда пришел брат. Он упал на мою койку и закурил сигарету…
 — Вот уж суки, — сказал он, не уточнив, кого же он имеет в виду.
…После этого принялся рассказывать о своих проблемах в колледже, то и дело интересуясь моим мнением, и, не дождавшись ответа, переходил уже к следующему пункту своего повествования. Потом встал и взял трубку, чтобы позвонить, и тут заметил упущенный вызов…
 — Ну, чё ты над ней издеваешься? — спросил он меня, — Девчонка переживает, а ты! Алкоголик гребаный! Что ты, что папочка — два в одном, или правильнее одно в двух?!
…Он что-то еще ворчал, когда уходил, забрав телефон и мою зажигалку. Окурок его сигареты вяло тлел в пепельнице. Сколько ни учил его тушить окурки, так он и не научился…
 …Ни обедать, ни ужинать меня никто не звал. Впрочем, так всегда и было…
 …Вечером заглянула мачеха и спросила, не видел ли я ее книгу. Не получив ответа, она исчезла за дверью так же внезапно, как и появилась…
 …Ночь прошла быстрее предыдущей. Вероятно, потому, что я не перебирал в памяти прошлое, а придумывал какой-то рассказ, который мне никогда уже не написать. К утру тело мое и вовсе раздулось, а лицо превратилось в маску Шрека, приобретя зеленоватый оттенок. Наверное, я вонял. Дни и ночи были жаркими…
 …Утро осветило мою комнату, где прошла большая часть жизни. Здесь я любил, ненавидел, мечтал и ночи напролет писал свою любовь, ненависть и мечты. Стол, кровать, кресло, шкафчик и пыльный коврик. Нелепые картинки на грязноватых стенах. Под креслом и около стола была лужа: я потек на пол. Мутная жидкость намочила листки рукописей. Буквы поплыли синими пятнами по коричневому фону дешевой писчей бумаги... Однажды умереть, а потом суд? Или сразу ад? Сегодня стало по-настоящему страшно смотреть на это всё и понимать, что мир более помешанный, чем мне казалось прежде. Если можно было бы представить ад, то он был бы именно здесь, где пыткой стало оставаться и наблюдать разложение того, что ты глупо считал важнейшей частью самого себя — твоего тела. Да, я был не особо хорошим человеком, если судить мерой всеобщей морали, но заслужил ли я такое наказание и кто столь жесток, чтобы наказывать таким вот образом?! Моя фантазия, при всей ее иногдашней жестокости, даже самому страшному врагу, имейся такой у меня, не придумала бы подобного кошмара. Я ограничился бы жуткой смертью,  щедро даруя забвение после ее ужасов, ибо при всех своих достоинствах и недостатках каждый из нас в любом случае заслуживает лишь растворение во мраке Нихила, так как сама жизнь уже и так является для большинства наказанием за образ жизни. Мало кому дарован в жизни покой, а из метаний и сомнений разума и состоит самая жестокая пытка — пытка быть, не зная, для чего же ты есть…
 …Голоса, невнятные и нервные, дошли до моего сознания, и я стал прислушиваться чем-то, что заменяло мне, бестелесному комку злости, уши…
 “Наверное, что-то пишет…”
 “Я звонила вчера…”
 “Ну, а я-то при чем…”
 “Ты говорил ему, что я…”
 “Ему бесполезно что-то говори…”
 “Так он у себя, да?..”
[— Ленчик! Леночка! Солнышко! Приди и посмотри, что стало со мною! Хоть ты увидь то, чего они не видят: меня больше нету, я распадаюсь на кусочки и теку вниз гнилостной жижей. Если не ты, то кто еще тогда заметит, что в этом кресле сидит уже не человек, а куча гниющего мяса! Я так больше не могу. Сперва меня это даже забавляло, а теперь мне сттттррррааашшшшнннноооо! Умирать страшно всегда!!!]
Вошла и, как ни в чем ни бывало, уставилась на меня:
— Вот ты где! — она неровным шагом подошла ко мне и влепила мне пощечину.
…Мой глаз вытек из глазницы и серой великаньей слезой прополз по щеке. Боже, как быстро я разлагаюсь!..
— Сволочь! — сказала она, сузив глаза до узких бойниц призрения, — Я ждала тебя, а ты поперся к этим скотам пьянствовать! Сколько водки, б…ей и травы нужно тебе, чтобы нажраться раз и навсегда, а?!
 [— Хватило, уже хватило! Уже нажрался, нажрался “раз и навсегда”! Ты не видишь, да? А я уже всё. Звездаускас, как говорят в Преисподней, ха-ха-ха-ха-ха…]
Ее начали бить рыданья:
— Я, дура, думала из тебя что-то получится. Думала, писатель — это трудно, но как-то почетно, что ли… Думала, ты чего-то добьешься, а ты! Ты хоть одну рукопись отнес куда? Ты хоть в одной редакции был? Писал хрень неизвестно для кого и жрал всё, чем только можно расплавить мозги! Что ты хорошего написал? А на меня у тебя всегда нет времени, ты всегда занят своими сочиненьями, твою мать, козел! И что?
Тут она заметила валяющиеся на полу листки и, брезгливо поморщившись, сказала:
— Вот! Вот и вся твоя работа, мастер хренов! Написать что-нибудь и в пьяном виде облевать написанное! Ты не только это облевал, — ты все и всех облевал! Ты меня облевал! Будь ты проклят! Я ухожу!
…Сотрясаемая мелодрамными рыданьями, она ушла, сильно хлопнув дверью. Я услышал, как она зло огрызнулась на какой-то вопрос брата и послала всех нас, мужиков-козлов-тупорылых, по матери…
 …Я беззвучно выл от ужаса, дергаясь всем своим “я” в попытке оторваться от тела, к которому был привязан невидимой веревкой…
В эту ночь у меня начала отслаиваться кожа.
Сентябрь 2004 - 24 февраля 2009 г.


Монеты с чудовищами. 1 доллар Тувалу

2016-07-16 15:04:00 (читать в оригинале)


Австралийским монетным двором в г. Перт по заказу государства Тувалу была отчеканена очередная серебряная монета с чудовищем - доллар с изображением вервольфа-оборотня, мифологического существа, способного превращаться из человека в волка и наоборот. Оборотень-вервольф характерен в первую очередь для европейской традиции народного и литературного хоррора.

Номинал данной монеты с чудовищем - 1 $, металл – серебро высшей 999-й пробы, монета с чудовищем отчеканена в качестве – «пруф», ее масса – чуть более 31 г, диаметр – 40 мм, толщина – 4 мм, а тираж - 5000 экземпляров.
На аверсе вервольф-доллара отчеканен профиль английской королевы Елизаветы II, над которым полукругом выбита надпись «QUEEN ELIZABETH II». В нижней части выгравировано «TUVALU», «1 oz 999 SILVER» и «2013».
На реверсе доллара в цвете изображен оборотень, вышедший на опушку леса. На небе (задний план) – полнолуние. На стилизованной ленте в левой части имеется оттиск мифического существа, указывается номинал – «1 доллар». В нижней части указываются инициалы дизайнера, готическими буквами написано слово «WEREWOLF».
Как объявил Австралийский нумизматический клуб, что с продажи каждой монеты «Оборотень» в Фонд ЮНИСЕФ-Австралия будет перечислять 1 австралийский доллар.



Чего хотел дьявол? Миниатюра Брайана Ньюэлла

2016-07-13 19:32:00 (читать в оригинале)


Двое мальчишек стояли, глядя на то, как Сатана неспешно уходит прочь. Блеск гипнотических глаз Сатаны еще туманил детские головы.

— Скажи, чего он хотел от тебя?

— Он хотел мою душу.

— Хммм, а от меня монету для таксофона. Ему нужно было срочно позвонить.

— Если хочешь, можем пойти поесть.

—  Хочу, но денег у меня больше нет.

— Ничего, у меня их полно.

Перевод А. Лалетина


Дочурка учится считать. Американский рассказ

2016-07-13 14:54:00 (читать в оригинале)


Моя дочь разбудила меня ночью где-то между 23:50 и 00:00. Мы забрали Мэри с дня рожденья ее подружки Салли, привезли ее домой и уложили в постель. Моя жена пошла в спальню, чтобы почитать, а я уснул во время просмотра матча "Брейвз".
 
“Папуля, - прошептала Мэри, дергая меня за край рубахи. - Угадай, сколько лет мне будет уже через месяц”.
 
“Не знаю, милая, - сказал я и натянул очки на нос. - И сколько же?”
 
Она задорно улыбнулась и предъявила мне четыре пальца.
 
Сейчас 7:30 на часах. Я и жена сидим и разговариваем с ней уже почти 8 часов. Но до сих пор она отказывается рассказать нам, где она взяла эти чертовы пальцы!


Виктор Пелевин как зеркало русской фантастики

2016-07-12 12:17:00 (читать в оригинале)

В мистической системе Молотова и Кагановича, на основе которой осуществляется управление страной, русскому тексту этой шифровки и особенно ее заглавию придается огромное значение. Первоначально Сталин (в настоящее время предположительно — Сероп Налбандян) и его окружение приняли тезис Кагановича, утверждавшего, что эту фразу надо понимать буквально. Такая установка влечет за собой следующий вывод: манипулируя отражающим русскую революцию зеркалом, можно добиться перемещения ее отражения на любое другое государство, что приведет, по законам симпатической связи, к аналогичной революции в выбранной стране…

В. Пелевин, “Откровение Крегера”

Он достался мне в наследство от прежнего владельца моего ныне уже почившего в бозе Пентиума 2. Среди огромного количества литературных архивов (а прежний владелец ПК был человек много читающий) некто Пелевин (полное на тот момент собрание сочинений) оказался по воле любителя чтива, производившего сортировку литературы, в папке Фантастика, где я, маявшийся межсессионным бездельем, его тогда и нашел.

С того дня прошло уже более семи лет, у меня давно уже другой компьютер, другой социальный статус и совсем иные представления о литературе, чем на день моего знакомства с Виктором Олеговичем. Но собрание сочинений В. П. (абсолютно полное на сегодняшний день) все также лежит в папке Фантастика. Той самой (точнее, в копии той самой), где я обнаружил его семь лет назад.

Вопрос об отнесенности В. П. к литературе фантастической дискуссионен с первых дней его литературной карьеры: тогда Пелевина относили к фантастике потому, что куда-либо еще будущего классика русского постмодернизма отнести было трудно. На сегодняшний день стоит он, пожалуй, не так остро, но… Но что такое, например, “Музыка со столба”, взласканная, если не изменяет память*, престижной лит. премией как рассказ фантастический? Или же первое, что приходит на ум, когда слышишь фамилию гуру, — “Generation П”? “Поколение…”, при всей фантастичности основной сюжетной линии, воспринимается ведь не иначе, как ироничная хроника 90-х. Здесь, думается, каждый волен (плюрализм мнений, как ни как) определять сам. Нас же интересует несколько иное.

Дело в том, что автору этих строк Пелевин кажется-таки фантастом, но с одним важным условием: он, по большому счету, — зеркальное отражение нашей сегодняшней since fiction и fantasy. Отражение — это копия, точная наоборот. В первую очередь в социально-идейном плане. Наша нынешняя фантастика пошла двумя путями. Первый — абстрагирование от проблем дня нынешнего и создание миров с иными проблематиками. Второй — фокус на нынешние проблемы России в альтернативном прошлом ли, фантастически окрашенном настоящем или вариантном будущем. И то и другое есть и у В. П. Отличие в рецептах. Если большая часть наших фантастов рекомендует деятельный подход к решению вопроса (от “Великой стены”, отгородившей Россию от Европы, у прифантастившегося Сорокина до виселиц на Красной площади у воинствующего “иммортиста” Никитина), то буддист Пелевин, раз за разом показывая всю тщетность изменить существующее положение вещей, вновь и вновь выбрасывает своих героев из Сансары реальности через Бардо осознания тщеты в Нирвану исхода.

Его герои сходят с “Желтой стрелы”, покидают Птицекомбинат им. Луначарского, бросают банковский бизнес или выходят из то ли виртуальной, то ли вполне реальной игры, как герой “Принца Госплана”. “Встать и выйти из ряда вон” у Виктора Олеговича — панацея от всех бед и огорчений мира, и он последовательно толкает этот massage в массы от книги к книге.

Трудно определить степень его правоты. Иногда ведь всех нас так и тянет послать все окружающее нас (и при этом зачастую столь ничтожное и ничтожащее нас за зря), сорвать стоп-кран, разбить окно, выбить дверь плечом и… И т. д. Но Земля сейчас — это очень тесный шарик, и бежать некуда. Беги в себя — и там найдут и вернут на землю. Можно и нужно лишь менять что-то вокруг, потому что за выбитой дверью — будет еще одна дверь, а за разбитым окном — еще одно окно.

Энтропия, заложенная в пелевинских вещах, очень опасна разуму молодых (а читают его люди разных возрастов, в том числе и многие из молодежи). Она опасна тем, что Пелевин безусловно чертовски талантлив, чего у него не отнимешь и что делает его слово для многих Истиной в последней инстанции. Не без воздействия его литературы уже выросло целое “дистанцированное” поколение, “Generation Вне”, что очень удобно для людей из всяких “Институтов пчеловодства”. Но опасность еще и в другом. Ведь манипулируя отражающим русскую фантастику зеркалом, можно добиться перемещения ее отражения на любое другое поколение, что приведет, по законам симпатической связи, к аналогичной энтропии в выбранной возрастной группе. Противоядие Пелевину — не менее сильные мастера слова с обратной позицией, но где их взять, тех, кто так же легко и весело, как учит Пелевин “бежать”, научит оставаться “там, где хочется быть, оставаться, чтобы жить”? Возможно, это the question of time, если конечно у нас еще есть время… 

 _________________________________
 * - память автору изменила: награжден был как фантастический совсем другой рассказ.

Рассказ для альманаха "Педагогика и мир"


Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 

 


Самый-самый блог
Блогер Рыбалка
Рыбалка
по среднему баллу (5.00) в категории «Спорт»
Изменения рейтинга
Категория «Программисты»
Взлеты Топ 5
Падения Топ 5


Загрузка...Загрузка...
BlogRider.ru не имеет отношения к публикуемым в записях блогов материалам. Все записи
взяты из открытых общедоступных источников и являются собственностью их авторов.