Депутат Госдумы Илья Пономарев рассказал PublicPost о том, как дела у Леонида Развозжаева в иркутском СИЗО, кто должен защищать участников протестных митингов и садиться за это в тюрьму и зачем нужно общаться с администрацией президента.

— Насколько я понимаю, вы только что вернулись из Иркутска, где изучали условия содержания Леонида Развозжаева.

Я Леню сам не видел. Поскольку я сам к этому делу имею отношение, следователи строго-настрого запретили к нему пускать. Мне было разрешено проверить условия содержания. Мне все добросовестно показали — показали камеру, дали возможность поговорить с сокамерниками.

— И как сокамерники?

Из предыдущей камеры он попросил его перевести, потому что он считал, что там стучат и сидят подсадные. Я, если честно, думаю, что никто же не обязывает с ними общаться — сиди и молчи. Но я понимаю, почему он оттуда попросился. В итоге его поместили в камеру к совсем уголовникам, которые ему чисто по понятиям все объяснили — что убьют или изнасилуют. Потому что в фильме "Анатомия протеста" было сказано про Тюрика (в фильме говорилось, что криминальный авторитет Владимир Тюрин должен был помочь Развозжаеву захватить железную дорогу — PublicPost). Я Леню понимаю, он с ними в одной камере. Ясно, что он, мягко говоря, нервничает.

— Вы считаете, что он в безопасности?

Физического насилия к нему применяться не будет, это моя точка зрения.

— Но эта страховка...

Это ему самому надо, он сильно нервничает — его с утра до вечера убеждают, что ему кирдык, если не напишет признания. Поскольку Леня парень простой, рабочий, из Ангарска, он неоднократно видел, как все это происходит. Он угрозы воспринимает очень серьезно. Вчера пошло резкое обострение. Ему его сокамерники сказали, что пошла команда мочить, и Леня сказал, что даст показания. Вылетел руководитель следственной бригады по "Болотному делу" Рустам Габдуллин. Сегодня был допрос, но Леня ничего не сказал. Сказал только по поводу угроз насилия в камере.

— Есть вероятность, что его вернут в Москву?

У него нет никаких причин находиться в Иркутске. Он был туда этапирован для расследования дутого дела по шапкам, оно закрыто по истечению срока давности. Следственные действия последние были проведены 17 января. Руководство СИЗО, с которым я общался, ссылается исключительно на бюрократию. Вагон два раза в месяц, сейчас ходят письма между изолятором и СКР, можно его этапировать или нельзя. Соответственно, в конце февраля его могут отправить.

— То есть недели через три Развозжаева можно ждать в Москве?

Это все говорил начальник СИЗО, он фигура сугубо техническая. Ему приходит бумага "отправить", он отправляет. Не приходит — сторожит.

— Они там понимают, что Леонид политический?

Конечно. Говорят, что их задача — сторожить. А то, что следователи хотят его расколоть, говорят, не их дело.

— То есть они не заинтересованы в том, чтобы что-то случилось?

Конечно нет. Начальник СИЗО как человек в погонах помогает другим людям в погонах. Но в гибели подследственного он явно не заинтересован.

— Насколько Развозжаев готов давать или не давать показания, которые нужны следствию?

Леня боец. Пуганый, шуганый, стреляный в прямом смысле этого слова, но все равно боец. Он будет крутить, винтить, финтить, говорить, что дает показания, но не давать их при этом, какую-то ерунду наплетет. Он не Макиавелли, не Ленин и не Троцкий. Он простой рабочий парень, который пытается выйти из под удара, но при этом не предать товарищей.

— А ваши отношения со следствием на какой стадии?

Ни на какой. Я ходил туда дважды. Один раз давать показания, защитить моего бывшего пресс-секретаря Марию Баронову, а второй раз, чтобы оставить образцы голоса. Мне скрывать абсолютно нечего. Ходил, чтобы сказать, что полиция это все спровоцировала, нарисовал все схемы, рассказал по минутам, что происходило 6 мая.

— После 6 мая в эфире грузинского телеканала ПИК вы говорили, что между полицией и обычными участниками митинга должна быть некая прослойка активистов со стажем.

Да, я говорил, что опытные активисты должны защищать тех, кто не понимает, что происходит.

— Вы сейчас согласны с теми своими словами? Ведь тем самым опытные активисты обеспечивают себе уголовные дела.

Когда на митинг приходят активисты Левого фронта, анархисты или "Солидарность", они понимают, на что идут. Понимают, что могут быть столкновения, не по их вине, разумеется. Но они участвовали в большом количестве подобных мероприятий, их много раз задерживали. Когда идут обычные люди, они, как правило, не знают, на что идут. Они пришли за компанию, им весело, прикольно выразить свою позицию. Но люди более опытные должны нести ответственность и стоять впереди.

— Они готовы к этому?

Да, безусловно, они это всегда и делают. Если выстроены правильным образом. Здесь же еще вопрос командования. Один из моих аргументов, который я приводил и Следственному комитету: если бы 6 мая было заранее спланировано, все было бы по-другому. Я хорошо помню протесты против монетизации льгот, когда закон только принимался летом 2004 года. Была акция на Театральной площади, у памятника Марксу. Левый фронт был в авангарде. Я занимался организацией этого сопротивления — все было серьезно. Те, кто был впереди, готовился к возможным столкновениям с полицией — делали самодельные бронежилеты, четкие задачи были у каждого человека, был план, как не дать удалить нас с площади, была пиротехника. Мы не нарушали закон, но все же это была настоящая военная операция. В итоге мы разбили палаточный лагерь, и он две недели стоял. Если бы мы 6 числа хотели что-то сделать, мы бы сделали — явно не разучились за эти годы. Проблема 6 мая была как раз в том, что не было никакого командования.

— Вопреки мнению Следственного комитета.

Я доказывал им, что это была реакция на действия полиции, а не продуманные планы. У нас вообще в "объединенной" оппозиции с заранее продуманными действиями проблема.

— Илья, но сейчас уже не 2004 год. Тогда можно было разбить палаточный лагерь у Кремля, и ничего за это никому не было. Сейчас люди, которые идут в авангарде, — первые кандидаты на посадку. Много ли людей на это подпишутся?

Они есть. И в Левом фронте, и в "Солидарности" и, тем более, в "Другой России". Но я всегда своих соратников стараюсь настроить на то, что не надо лишний раз лезть на рожон. У Путина есть такая фраза: "Поднял кулак — бей", а если не готов бить и идти до конца, кулак не поднимай. Каждый раз мы занимаемся тем, что тренируем ОМОН и подставляем людей под задержания. И люди сами подставляются. Это неправильно. Чего мы этим добиваемся? Теряем лучших людей — и что? Ничего от этого не происходит. Я и Сергею (Удальцову — PublicPost) это говорю. Нужно использовать разные инструменты. Есть думская, пропагандистская деятельность, есть другие варианты.

— Какие?

У нас нет единой программы, газеты.

— Почему?

Никому не интересно заниматься рутинной работой. Я поэтому и разочарован деятельностью Координационного совета оппозиции. Я считаю, что эта Добрая машина правды — это отличная идея, но чем она запитана? Отдельными листовками? Хорошо, но это лозунги, это эпизодическая по своей природе деятельность, она подверстывается под какое-то событие. Как говорил Ленин, газета — это не только коллективный пропагандист, но и коллективный организатор. Способ для людей постоянно быть вовлеченными в политическую деятельность. Спорадическое участие никогда не приведет к победе, нужна организация. А Координационный совет, такое впечатление, заинтересован не в результате, а в пиаре своих членов на фоне массовых акций. Они меряются количеством выходов на "Дожде", "Эхе Москвы", фолловерами в Twitter, читателями в ЖЖ.

— Но еще во время выборов было понятно, что в КС войдут уже распиаренные люди.

Был шанс, чтобы вошли другие. Были идеи, как обеспечить участие малоизвестных регионалов. И это был единственный шанс, чтобы регионы участвовали в нашем движении, я для этого летом всю страну объехал, агитируя за участие в этом проекте. Но их же всех прокатили, потому что так сделали процедуру. Я хотел, чтобы были списки. Чтобы известные локомотивы вытянули малоизвестных людей, своих сторонников. Зачем, например, была создана "Гражданская платформа", которая теперь называется "Группа граждан"? Таня Лазарева классная, но на хрена ей было идти в КС?

— Она сама не понимает.

Она своей медийностью высадила одного активиста, заняла одно место. Шацу зачем было идти? Он тоже занял чье-то место. Там должны были быть те, кто работать будет.

— А вот на прошлой неделе вы сказали, что блогеру Другому и блогеру Навальному нечего позорить честное имя Координационного совета своими уголовными делами.

Я сказал, что у нас есть шанс подать пример того, как надо блюсти свое имя и репутацию, а также имя и репутацию движения. Я защищал и защищаю как Алексея, так и Рустема теми способами, которые мне доступны как депутату. Я уверен, что дела против них сфальсифицированы. Я то же самое в свое время говорил и госпоже Собчак. Понятно, что с этими ее деньгами было все нормально, они заработаны, а не украдены. Но единственное преимущество, которое есть у оппозиции — моральное преимущество. Мы ассоциируемся с правдой, с порядочностью. Власть не отрицает, что она говно, но утверждает, что мы точное такое же говно. Все эти липовые дела направлены на это, и многие неискушенные граждане на это ведутся. А зачем менять одно говно на другое? Телевидение говорит — да, мы воруем, но и эти воруют, мы врем, и они врут. И мы помогаем разрушить единственное наше преимущество. Собственно, уже разрушили во многом.

— Так же можно возбудить уголовное дело против каждого члена КС и не будет никакого КС.

Почему не будет? Никто же не мешает приходить на собрания и участвовать в обсуждении. Подавать в отставку надо, когда есть неопровержимые доказательства вины. Но сделать символический жест-то можно, приостановить свое членство, но продолжать работать?

— Кажется, вы очень любите договариваться?

Политика — это искусство договоренности и компромисса. Мастерство в том, как привлечь на свою сторону твоего противника, не поступившись принципами.

— Как рассказывают источники в вашей партии, несмотря на вашу склонность договариваться и на то, что вы объявили о готовности покинуть Левый фронт, ситуация в "Справедливой России" сильно обострена.

Я приостановил свое членство в Совете ЛФ. Левый фронт я не покину ни при каких обстоятельствах.

— Это такой способ вывести свой мандат из-под удара?

Он не находится под ударом. Даже если меня по какой-то причине исключат из партии, мне ничто не угрожает. Вопрос лояльности партии — вопрос элементарной порядочности и лояльности команде.

— Но у вас не будет трибуны.

Она немножко сократится, эффективность снизится. Никто не запрещает вносить законопроекты. Когда "Единая Россия" ограничивает количество выступлений от фракции по тому или иному вопросу одним представителем от фракции, то, естественно, фракция тебя не номинирует. Но я и так не сильно часто выступаю на пленарках, стараюсь действовать в комитете.

— Рассказывают еще о том, что вопрос, который встал по вам и по Гудкову, был поставлен Миронову администрацией президента.

Я свечку не держал, и оснований полагать, что это так, у меня нет. Другая вещь — что события на Бюро являются предметом разводки. Партия из-за этого решения понесла объективно серьезный имиджевый ущерб. Вот это могло быть целью кремлевских манипуляторов, действующих разными способами, не только прямыми командами. Если так, то им это удалось. Вообще общение с администрацией президента не всегда значит: "Чего изволите?" Если ты хочешь какие-то законодательные инициативы проводить, приходится общаться. Это сила, с которой нельзя не считаться. Я всегда стараюсь все позиции знать. Не делать то, что говорят, но учитывать позицию, чтобы добиваться результата и проводить свои законопроекты.

— Но партия и так уже, вопреки своей программе, голосовала против губернаторских выборов.

У меня была другая позиция. Оправдание коллегам здесь найти достаточно легко — есть же республика Дагестан, в которой прямых выборов никогда не было, и вообще мы за максимальное региональное разнообразие, усиление федерализма. Но я все равно не считаю это основанием нарушать программу партии.

— По итогам всей этой истории, вы собираетесь предпринимать какие-то шаги, кроме ритуального выхода из совета Левого фронта? Ограничивать участие в протестных акциях?

Ни в коем случае. На днях с Сергеем Удальцовым, когда он был на свободе, мы объявили об акции 2 марта. Тем самым я старался показать, что и между нами нет никаких противоречий. Конечно, я буду участвовать в акциях с той же интенсивностью. И если партия будет требовать что-то изменить, я долго думать не буду, а буду поступать по совести и программе партии и Левого фронта.

http://spravedlivo-online.ru/new/index.php/news/956-Politika/14496-valerij-gartung-ob-otkrytom-pisme-gennadiya-gudkova

Заместитель руководителя фракции «СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ» в Государственной Думе Валерий Гартунг прокомментировал открытое письмо Геннадия Гудкова членам партии СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ.

– Во-первых, не совсем понятно, зачем Геннадий Гудков написал это письмо. Он хочет поднять дискуссию внутри Партии, которая фактически уже состоялась? В октябре 2012 года состоялась партийная конференция, на которой многие члены Партии выступили и высказали свою позицию, в том числе, по отношению к Координационному Совету.

Мы, как Партия, конечно, поддержали гражданский протест против фальсификаций на выборах. Мы поддерживаем любые законные формы гражданского протеста, и я сам в них участвовал. Но прошел год, и протест начал оформляться де-факто в политическую силу, пусть пока еще не зарегистрированную. А СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ – это уже состоявшаяся политическая партия, политическая сила.

Мы можем совпадать по каким-то позициям с другими политическими силами, как, например, с КПРФ, или не совпадать. Но, при этом, мы – парламентская партия, и предпочитаем парламентские методы работы. Мы профессионалы. Мы знаем, что делать. Для нас важен не уличный протест, а работа в законодательных органах власти. Поэтому мы действуем через выборы. Главная задача для нас сейчас – сформировать избирательные комиссии.

И мы готовы к сотрудничеству с другими организациями, в том числе, и с Координационным советом: если они дадут нам людей в избиркомы, наблюдателей, мы с удовольствием привлечем их к реальной работе на выборах. Они все равно не являются для нас оппонентами, потому что оппонент у нас один – это «Единая Россия».

Но при этом мы все равно, и это естественно, относимся к другим политическим силам, как к своим конкурентам. Поэтому, когда Геннадий Гудков или какие-то другие депутаты начинают поддерживать другую политическую силу – им приходится делать выбор.

Я собирался ответить Геннадию Гудкову письмом, но теперь, так как это стало публичным, я отвечу ему публично.

Первое, Геннадию надо определиться, с какой он политической силой.

Второе, по поводу голосования по определенным законам. Понятно, что у любого члена Партии мнение иногда может не совпадать с общепартийным, это допускается. У нас демократическая организация, мы все решения обсуждаем. Но есть регламент фракции, и если решение принято, но ты с ним не согласен, ты можешь, например, не принимать участия в голосовании. Это нормально, и депутаты иногда пользуются этой возможностью. Но при этом нужно воздерживаться от публичной критики и публичного обсуждения позиции Партии. Мы связаны партийными нормами, уставом, и хотелось бы напомнить Геннадию, что не стоит об этом забывать.

По всем важным вопросам позиция Партии обсуждается внутри, учитываются все точки зрения и только потом принимается решение. Обсуждать уже принятое легитимным партийным органом решение публично – неправильно с точки зрения интересов Партии. Правящей партии выгодно, когда у нас раздрай, и наши члены должны это понимать.

Внутрипартийная дискуссия по поводу отношения к протестному движению уже состоялась в октябре. А сейчас получается так, что есть позиция Геннадия Гудкова, и есть позиция партии. Ему надо над этим серьезно задуматься.