А я, – говорит, – ценю своего мужа за преданность, за преданность мне. За одиннадцать лет брака ни разу не пожалела о выборе. Через шесть лет после того, как он сделал мне предложение, я сказала ему: «Да!». Мне на тот момент было двадцать девять, после него так больше никто меня замуж и не позвал. Пришла к нему и просто сказала: господин К., помнишь, ты звал меня замуж? Я  –  согласна!

У метро ковром колосятся ландыши. В Городе только в эту дивную майскую пору, раз в году, пахнет так, как в лесу.  Корзины, лукошки тугих букетиков, многие – не сосчитать, внезапно загорелые в такую пору в смоль руки, перебирающие ловко, конвеерно, из мешка – тонкий стебелек к стебельку, по краю сочный темно-зеленый лист, в минуту букет за пять, в две – за десять: дамочка, берытэ, дуже свижи и пахнущи ландыши, тильки з лису!

Беру! Вновь беру, не могу остановиться, устоять перед этими лесными чародейками: мне за десять!  И потолще… – тихо.

Поднимает голову из мешка, а там такие росистые женской безысходностью молодые иссиня-черные глаза, что наперед уже знаю, что через месяц опять в них утону, когда заполнит Город черникой.

- Титко, титко!..  – кричит мне в спину тонким голосом такой же глазастый иссине-черным, похоже – сын, лет десять-одиннадцать, скоро усы прорастут, голос загрубеет, мамка покажется глупой и недалекой, но пока еще у них есть  в запасе сезон-два совместных, связующих пуповиной, ходок из леса  в Город.

- Шо? – подыгрываю ему. – Смущается. – Останавливаюсь, возвращаюсь. – И шо, этот юноша с горящим взором, хотел титке сказать?

- Бэрытэ два, титко, нам трэба до дому, скотына ждэ!..

Так как в канун мая легли с псом Сёмой опочевать под рассвет, то проспали все восходы, на пробежку выбрались уже ближе к обеду -- разрыв шаблонов. Было солнечно, многолюдно, пахло вокруг дымом и выходными в первомай людьми. На спортивной площадке, где я обычно занимаюсь, наоборот, тишина и покой: жаворонки схлынули, а совы еще не подтянулись.

Рядом там детская площадка -- качели-карусели и скамейки для сопровождающих. На одной грачами присела парочка: он -- седоват, староват, властоват, но, молодится (джинсы подкатаны, свежие кроссовки на босую ногу, на груди футболка с принтом "ай лав' ю бэби), его бэби немного за пятнадцать, тонкий стан, нулевой размер, джинсы со стразиками и веселый хохот школьницы. "Джонни, -- щебетала она, -- я хочу капучино!" И он бегал  наверх моложавым мальчиком, туда, где подают на вынос  в картонных стаканчиках с пластиковыми крышечками, смешной в своей суетливой борьбе с возрастом. А она хохотала вслед, неистово смс-ила, и нервно оглядываясь, шептала в телефон: Дима, я у репетитора, после обеда перезвоню. 

На другой скамеечке, не погневавшись соседства Сёминого поводка, присели парочкой вчерашние гуляки. На вид можно дать от тридцати до пятидесяти. Оба пузатенькие, мордатенькие, уставшие от жизни, но, нарядные, как для выходного дня -- в джинсах и рубашках навыпуск, между ними демаркационной линией чекушка водки и литровая бутылка пива. Только расслабились, вздрогнули, как детский крик: папа, па-пааа, сними меня. Вот же, блять, -- сказал так громко папа, что парочка по соседству захлебнулась капучино, и побежал снимать в дерева малолетнего спиногрыза. 

Правда,  с дерева снял добротно, умело (ни дерево, ни спиногрыз не пострадали),  проходя мимо меня, упражняющейся в приседаниях, громко прокомментировал: запомни, сын, залог здоровья -- это правильное питание, а не издевательство над своим телом.

... позавчера, по причине насущих рабочих дел, довольно много ходила по городу ногами. В пути повстречала женщина навстречу. 

"И тут я при при нем, наотмашь, ударила об пол, и разбила вдребезги, подаренные им духи". -- Поведала она кому-то там вдалеке, заинтересованному такому развитию событий ее жизни, с  таким же похожим телефоном у уха.

По молодости и страстности лет я тоже немало перетрощила посуды, в основном -- тарелки и чашки, а вот флаконы с духами никогда. От любимых было жалко, от нелюбимых -- долго и тошнотворно воняет. 

Кстати, если вам не лень, напишите срочно мне тут, как вы эту, нечаянно встреченную мной женщину, себе представляете. Интересует  исключительно ее внешний образ, который вы себе представили по одной только авторской фразе, а не ваше отношение к поступку.