Спала всласть, если не считать раннюю пробудку псом Семёном. Пёс Семён живет по часам, у него внутри вшиты биоритмы. В шесть утра и девять вечера он говорит "гав", не зависимо от  времени выгула. Зачастую по нему мы сверяем часы, особенно в дальней дороге. Без двадцати девять вечера остановишься у дороги с лебедой и шиповником (Анна Андреевна, здравствуйте, как вам там живется на облаках, в зефире?) размять Сёмины ноги, заодно он и пописает, а в двадцать один ноль-ноль собачья служба точного времени с заднего сидения говорит вам на ухо водителя: вау-вав.

В общем, спала всласть. В шесть утра дала Семёну команду "фу!", в семь старшенькому "гулять". В одиннадцать мне принесли кофе в постель и шелковицу на блюдце. Да, я сдала старшенькому все пароли и явки летней силы, не прогадала. 

Потом меня одели в цветастый сарафан (лето, наконец-то, включили) и вывезли туда, где на безбрежном ярко-голубом  горизонте облака целуются с полями пшеницы. Сидели на горячей земле, утопив ноги в шелк полевой травы, и в унисон молчали каждый о нашем. Рядом выхаживали деловитые голенастые галки. Ромашки буйствовали, жизнь продолжалась.

Потом даже успели сходить позагорать на пляж, не смотря на то, что я это дело не одобряю. Старшенький, как обычно, настоял, применив запрещенный прием: но мы же семья! Компенсацией заполучила поход в посудную лавку. Теперь у меня есть новые формы для конфет, штуковины для цедры и яблок, и две новые милые порционные керамические формы для запекания (овощи, берегитесь!)

Вечером пили холодное шампанское на летнем, пахнущем цветом петунии, турецкой гвоздики и микс-ароматом пряных трав, балконе. В паузах варили варенье из крыжовника, гадали красным заревом по белому, закатывали вишню в собственном соку, лепили вареники с вишней, варили их на пару, и ели горячими, макая в прозрачный акациевый мед, что стекал тяжелыми каплями по рукам. Облизывали.

Ночь Ивана Купалы была страстной. Цвет папоротника не нашли, хотя, и не искали. 

Всего-то надо было лечь спать в пятницу без десяти двенадцать, а не как обычно в два, чтобы суббота получилась вкусной и длинной. 

Под пение птиц и нежное солнце встретила утро, растолкала сонного пса Сёму, и отправились мы с ним вначале на пробежку, а не к селянке за творогом, как было все эти тяжелые месяцы с весны.

По дороге встретили Лиску – подругу Сёмы, он на радостях сделал вокруг нее четыре круга: один маленький и три больших, пять раз присел, два раза залег в кусты, один раз сделал мне подножку и раз кульбит через толчковую левую. Обошлось. Разошлись. А рыбаки на канале, как грибы, сидят в шляпах и панамках, молчат. Один только радио слушал, да и тот тихо-тихо, что-то блюзовое мурчательное. Был в бороде, усах и с трубкой. Пахло вишней.

На спортивной площадке, где я занимаюсь, Сёма неожиданно встретил новую любовь. Она была высока, стройна, темно-рыжа мастью, норовлива, звалась Пулей. Пуля – отличное имя для суки боксера, не находите? Любовь была пронзительна, стремительна, обонятельна, догонятельна, кусательно-хватательна. В общем, как началась, так и закончилась. Пуля, устав от домоганий настырного кавалера, развернулась и ухватила зубами его за зад. После чего зад Сёмы от меня не отходил ни на шаг. И не просто не отходил, а пытался пристроиться на моей левой ноге, толчковой.

Дальше были селяне, творог, зелень, кабачки, огурцы, мед, крыжовник  и вишня, остальное – по мелочи. Напоследок улица, фонарь аптека, там Сёмин кнут и пряник –  гематоген, полграмма нюхнуть и собака идет работать цирковой лошадью.

Завтрак старшенькому пирамидкой: кусок тостового хлеба, кружочек желтого помидора, итальянские травы, ломтик сыра, кусочек ветчины, сверху накрыть еще одним кусочком тостового хлеба, предварительно вырезав дырку посередине, в дырку разбить яйцо, слегка посолить, поперчить и в духовку на средний огонь до запекания. Кофе, чай, улыбка, пёс Сёма у ног. Накормить сытно старшенького, выпроводить на работу, расцеловав на прощание – нечего тут под ногами крутиться.

Уборка, готовка, конфитюр из крыжовника с бананом на плите, гипюр на полу – будет юбка, руки в соке вишни и танцы. Вечером вспомнила, что сегодня пятое, день в день двадцать один год назад мы познакомились со страшеньким. Быстро метнула филе тиляпии в маринад (имбирь, белый перец, соевый соус), между крыжовником и вишней замесила песочное тесто. Выгуляла в народ Сёму, набралась впечатлений, вернулась домой бодра и румяна, со всем остальным в час управилась. Тиляпию заковала в панцирь из сухарей с травами и лимонной цедрой, метнула лихо в жар духовки, пока она там млела, собрала вишневый тарт, вынула рыбу – засунула пирог. 

Дальше без подробностей. Буду кратка: было вкусно. Всё! Особенно после ужина.

Это была проба пера записать свой один день типичным дневниковым стилем (скорее всего, первая и последняя – мне скучно).

Тут бодра. Стоит ли давать рецепт, или так обойдемся?