Записки провокатора: как я развалил Ленинский Комсомол (памяти Зафара Хашимова)

Чтобы дать понять, каким Зафар был в жизни, надо прочитать этот текст. И представить, что перед вами сидит человек, пьёт водку, курит и всё вот это рассказывает. Думаю, что очень хорошая цитата для пятницы.

Внимание! Много букв!

История эта случилась осенью 1988 года, то бишь, в самый разгар пресловутой перестройки. Мне было двадцать лет, я трудился техником в НИИ "Научный Центр" в Зеленограде. Был вполне себе комсомольцем и до сентября даже регулярно платил взносы. Не платить их было почти невозможно, по крайней мере, для человека с относительно добрым сердцем: в день получки ко мне подходила комсорг отдела, девочка-цветочек, смотрела на меня голубенькими глазками и жалобно просила: "Зафар, заплати, пожалуйста, взносы…". Я глядел на нее, и понимал, что если оскорблю её отказом, то она умрет от горя на этом самом месте, и мне придется нести на руках хрупкий маленький трупик, и рассказывать ее безутешным родителям, как я своей скаредностью и бездушием загубил невинную молодую деву…

Надо сказать, что к комсомолу и прочим советским конторам я относился брезгливо, но без острой ненависти, воспринимая их как природные явления. К тому же в Зеленограде в то время творился безудержный разгул демшизы, ельцин-гдлян, ельцин-гдлян, и я даже несколько сочувствовал коммунякам, понимая, что на смену им скоро и неизбежно придет уж совсем отвратная сволочь. Выйти из комсомола в те времена ничем не грозило, но меня статус-кво вполне устраивал, и я предпочитал гондурас не чесать.

Вся эта идиллия закончилась с моим переходом в другой отдел. Там же по стечению обстоятельств оказался мой приятель Лёша Макаров. Вскоре мы начали весело рубить бабки в сколоченном нашим шефом кооперативе, и жизнь стала прекрасна и удивительна. Однако вот что нас удивило: ни в сентябре, ни в октябре в день получки никто не пришел к нам за взносами. А в конце ноября, опять же, уже после зарплаты, мы заглянули в соседний корпус и какая-то глубоко беременная бабца довольно грубо потребовала с нас рассчитаться. Мы резонно возразили, что с собой у нас ничего нет (это была правда), но если она как-нибудь будет проходить мимо нашего отдела, мы безусловно, отдадим ей причитающееся. "Нет, это вы сходите за деньгами, и принесите их сюда" - настаивала бабца. "Вам надо, вы и приходите" - отрезал я, решив не давать скидку на ее брюхатость.

На чем мы собственно и расстались.

Спустя пару дней в нашу заклеенную антиалкогольными плакатами лабораторию заглянул секретарь комсомольской организации комсомола института Дрюня Езерский (любопытные могут поинтересоваться дальнейшей его судьбой - это интересно).
- Так, ребятки, - сказал Андрей, - что это вы скандалите, взносов не платите?
- Да мы не против, нам не жалко, но эта барышня вконец оборзела, и требует, чтобы мы как зайцы носились в соседний корпус и носили ей наши деньги.
- Между прочим, - с обидой в голосе произнес Езерский, - эта барышня - моя жена!
- Ну, поздравляю! - немедленно ответил я.
- В общем, так, - резюмировал слегка осатаневший Дрюня, - либо вы идете и платите, либо пишите заявления и мы вас исключаем.
- А без заявлений, просто за неуплату нельзя?
- Нет нельзя, вы только за 3 месяца задолжали.
- Ладно, без проблем, напишем, только вы нас заочно исключите, а то у нас работы много, по собраниям бегать некогда.
На том и расстались. Мы написали заявы, передали их с оказией Дрюне и продолжили приятный процесс выколачивания денег из агонизирующей советской экономики.
Через несколько дней раздался звонок. Секретарша Таня, редкостная оторва, ныне супруга одного из хозяев "Вим-Билль-Данна", радостно заорала: "Чурка Хашимов, тебя к телефону!!!" "Чурка Хашимов слушает" - солидно произнес я в трубку.
Звонил Езерский. Суть его спича сводилась к тому, что в заявлениях мы написали такую несусветную ересь, что исключить нас заочно возможным не представляется, а потому завтра мы должны как штык явиться на заседание комитета комсомола НИИ.

Ничего запредельного, на наш взгляд, в заявлениях не было. Я написал, что желаю покинуть комсомол, поскольку считаю его вредной организацией, а Лёша - потому, что как истинно русский человек не может согласиться с принципом интернационализма. Ну ладно, хотят комсюки понюхать, как мы умеем вонять, пускай нюхают.

Перед походом в балаган мы с Макаровым провели мини-совещание. Сперва бросили монетку: выпадет решка - будем "демокррратами", выпадет орел - будем "фашистами". К нашему огорчению, выпала решка. Потом согласовали основные тезисы и стилистику выступлений, чтобы не повторяться и не противоречить друг-другу.
На заседание я явился при полном параде: в косоворотке, сиротском сером костюме, брюки коего были заправлены в роскошные офицерские хромовые сапоги, анархистском шарфе и со значком "Советский цирк. 1917-1987" на лацкане. Леша был одет не столь эффектно, зато на свитере его красовался памятный знак "50 лет ВЧК-КГБ".
В помещении комсомольцев оказалось штук 15. По своему идиотскому обыкновению, они решили нас немного помариновать, оставив вопрос о нашем исключении последним пунктом. Это было серьёзной ошибкой. За час вынужденного безделья мы послушали выступающих, оценили уровень аудитории и уточнили план. Были выбраны сценарии "Троцкий перед бойцами РККА" и "Оскар Уайльд читает шахтерам лекцию о литературе". Второй ошибкой комсомольцев было начать с меня (Лёша был все же не настолько беспредельно нахален, как я).

Мне задали вопрос "с какой стати…?" И я толкнул совершенно оголтелую речугу в одиозно-демократическом ключе, что-то там про плюрализм и свободу выбора. Остапа несло нешуточно, я говорил искренне и зажигательно, как умеют говорить только люди, напрочь лишенные каких-либо убеждений. Когда я закончил, публика ошарашенно молчала. Затем кто-то сумел вправить челюсть, и обратился к Лёше: "Ну а вам-то чем принцип интернационализма не угодил?"

Макар уже достаточно разогрелся, и подхватил эстафету. "Вы знаете, - начал он томно и немного нараспев, - когда я писал это заявление, я мог написать что угодно: что мне грустно, что за окном идет дождь, что я не согласен с принципом интернационализма. Давайте, я не буду рассказывать вам, почему я хочу покинуть эту замечательную организацию. Лучше я расскажу вам, как меня в нее принимали. Позвольте мне процитировать стих:

Не забуду тот день,
Когда мне надели комсомольский значок.
Он вонзился мне в грудь
Как рыболовный крючок…

И так далее. Это был фурор. Мы раздавили комсюков, как каток лягушку. Несколько вялых и грубоватых ритуальных наездов были с элегантно и сокрушительно парированы. Затем последовала длительная пресс-конференция на тему "Взгляды З.Ф. Хашимова и А.В. Макарова на основные вопросы современности и пути спасения Отечества". Заявления наши были подписаны, и мы, вежливо поблагодарив аудиторию за внимание, с достоинством покинули помещение (а заодно и комсомол), оставив участников заседания в состоянии близком к сатори.

Дальнейшие события развивались абсолютно неожиданно. Через две недели Езерский собрал конференцию комсомольской организации института, куда в качестве почетных гостей позвали и нас с Макаром. Мы даже весьма недурно отобедали на халяву в "офицерской" столовой НИИ. На конференции было принято, как оказалось впоследствии, историческое решение о проведении добровольной перерегистрации членов комсомольской организации НИИ "Научный центр", чем был создан прецедент всесоюзного масштаба. Пример оказался заразительным, волна перерегистраций прокатилась по всей стране, и через год от всемогущего комсомола остались только рожки, да ножки…

© churkan 12.11.2002 г.
Ссылка на оригинал

Тэги: зафар, хашимов, цитата