«ЧАСТЬ ДУШИ ОСТАЛАСЬ ТАМ…»

Независимый тележурналист из Латвии Светлана Гинтер два месяца провела на Юго-Востоке Украины, работая над своим фильмом. Часть сюжетов о происходящем в Донбассе уже вышла в эфир в латвийской телепрограмме «Криминал-информ», но многое осталось за кадром и ждет своего осмысления.

Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

Хочется крепко обнять весь Донбасс, чтобы его не бомбили… – написала по возвращении в Ригу Светлана на своей страничке в «Фейсбуке». – Больно за них. Это не только бойцы-ополченцы, но и предприниматели, священники, врачи, журналисты, продавцы, работники пунктов обмена валюты, проводницы в поездах, молодые матери, старики… Это юные мальчишки–выпускники школ, им бы сейчас поступать в вузы, знакомиться с девчонками, а их призывают в ополчение, просят помочь рыть окопы. И они роют! Это девчонки, которым бы рожать, а они перевязывают раненых. Они не хотят никуда уезжать, потому что здесь их дом. И не верьте тем, кто говорит, что в Донбассе стреляют только террористов. Я видела сама, в кого стреляют, а в кого промахиваются…».

До недавнего времени Светлана Гинтер была сугубо мирным журналистом, работала на одном из латвийских государственных телеканалов. Вела и продюсировала новости, готовила ежедневные репортажи, стараясь найти наиболее интересное, занималась дайвингом, верховой ездой, каталась на каяках по Даугаве, воспитывала сына. А год назад Света, после того как в редакции ей в очередной раз рекомендовали, со ссылкой на книгу экс-президента Латвии Вайры Вике-Фрейберги, не называть Саласпилсский концлагерь «лагерем смерти» (по скандально известной версии бывшей главы страны, Саласпилс был трудовым и воспитательным учреждением. – Прим. авт.), она решила уйти в «свободное плавание». Тем более что подобных «рекомендаций» от телевизионного начальства поступало все больше и больше. Светлана приобрела компактную профессиональную камеру, микрофон и прочую необходимую технику, научилась сама снимать и монтировать… И вскоре стала свободным телерепортером или, как сейчас говорят, фрилансером. Когда начались известные события в Киеве, а потом в Крыму, она ловила себя несколько раз на желании поехать туда поснимать. Но опыта операторской работы в экстремальных условиях было маловато, так что по здравом размышлении от шальной мысли отказалась.

А в апреле она с подругой поехала в Эстонию – в Пюхтицкий Успенский женский монастырь: это у них такая давняя традиция – раз в год приезжать сюда на неделю перед Пасхой в качестве трудниц. Как говорит Света, душу очистить, привести в порядок свои мысли и чувства. Жили в кельях вместе с монахинями, помогали убирать, готовить, ухаживать за клумбами, молились, окунались в родник, беседовали… И вот, когда паломничество уже подходило к концу, ей неожиданно позвонил из Риги знакомый телеоператор и предложил съездить вдвоем в Донбасс. Света тут же согласилась. Она как раз только что вышла из храма после трехчасовой молитвы, поэтому позже на вопрос друзей: «Чего это тебя вдруг понесло на вой­ну?» – полушутя-полусерьезно отвечала, что был, мол, сигнал свыше…

Мы с ней коллеги, когда-то вместе работали в молодежной газете. Договорились об интервью, встретились в Юрмале. На Рижском взморье в августе – бесконечные толпы отдыхающих, люди гуляют, загорают, купаются, сидят в кафе и ресторанах. Смеются, шутят, едят мороженое… А мы идем в этой безмятежной разноцветной человеческой реке под названием «это наша жизнь» и говорим о войне. И праздной публике невдомек, что эта молодая симпатичная женщина в легкомысленном сарафане только что вернулась из горячей точки нашей планеты и мысленно она все еще там.

Донецк перед референдумом. Еще ничто не предвещало беды... / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

– На предложение поехать в Донбасс я действительно согласилась сразу, даже не задумываясь, что это может быть опасно, – честно призналась Светлана. – Ведь я неделю вела монашеский образ жизни, без телевизора и Интернета. А после звонка из Риги зашла в городе в местное интернет-кафе, посмотрела последние новости и ужаснулась. Нет, тогда еще в Донбассе не стреляли, но там уже были серьезные волнения. Ладно, думаю, попрошу у священников благословения, если не дадут, то никуда не поеду. Но батюшка велел мне спросить разрешения у мужа: как тот скажет, так тому и быть! В глубине души я была почти уверена, что муж никуда меня не отпустит. Но дома на семейном совете мама и муж выслушали мои доводы, обсудили и… решили не ставить мне палки в колеса! Я сказала, что хочу увидеть все своими глазами и потом сделать фильм, но не с точки зрения, кто там прав и кто виноват, а о людях, о том, как они переживают все происходящее, как выживают в непростых условиях. В общем, мы с оператором поехали. Долетели до Киева, оттуда – в Донецк. Город готовился к референдуму, и ничто не предвещало большой беды. Донецк выглядел примерно как наши города на 9 Мая – кругом флаги, в основном ДНР, советские и российские, плакаты, музыка, митинги, все люди с георгиевскими ленточками. В общем, День Победы каждый день. В центре столицы Донбасса, на площади Ленина, работала палатка компартии, раздавали листовки. В первые дни у меня было такое ощущение, что я попала назад в СССР. Было похоже, что многие и в самом деле верили: вот Россия возьмет их к себе и снова наступят «старые добрые советские времена»… Мы начали работать, снимать митинги, собрания, я записывала интервью с горожанами, расспрашивая их, зачем они вышли на улицы и чего ждут от новой власти.

– И все охотно соглашались говорить на камеру?

– Люди там душевные, но не слишком доверчивые. Сначала меня расспрашивали, кто я, на каком канале работаю. Как только слышали, что я из Латвии, отношение резко менялось в худшую сторону: «А! Вы из НАТО и ЕС, мы с вами не будем разговаривать!» Приходилось разъяснять, что у нас тоже много русскоязычных жителей проживает и нам понятны требования дончан по поводу русского языка, русской культуры, мы тоже против нацизма. Рассказывала им о жизни русских в странах Балтии, и таким образом доверие удавалось восстановить. А украинских журналистов они тут же гнали в шею – с ними вообще никто не хотел общаться, знали по опыту, что все равно покажут все не так, как было на самом деле.

– А кто, по-твоему, больше говорил неправды, российские или украинские СМИ, ведь в этом обвиняют и тех, и других?

– С украинскими СМИ я не работала, но то, что я видела, было, мягко говоря, непрофессионально. В их версии выходило, что ополченцы сами себя обстреливали из «Градов», бомбили свои же дома и коммуникации... Или же в этом обвиняли россиян. При этом в качестве доказательства показывают снятую на камеру страничку из Интернета и кусок любительского видео из Сети. Ну что это за работа? Мне доводилось работать рядом с российскими журналистами, я потом их сюжеты смотрела – там не было вранья. Знаете, я старалась собирать самые разные мнения, никого не делила на «бандеровских» или «пророссийских». Беседовала с очень многими людьми, в том числе и с представителями движения «За единую Украину», которые на митинге в Красноармейске, набросив на плечи «жовто-блакитные» флаги, призывали решать все вопросы только путем законных выборов в рамках одной страны. Но их было всего лишь человек десять, в обновленную, демократическую Украину не верили, выступали только за референдум и свою республику. Порой такие митинги проходили параллельно – в одно время и в одном месте. Напряжение росло, часто доходило до драк. В течение дня в городах на административных зданиях по нескольку раз менялись флаги – то на флаг ополчения, то на российский, то на украинский, то на донбасский. Например, одну военную часть переподчиняли за неделю несколько раз. Утром по флагам из окна гостиницы мы узнавали, какая власть сегодня в Донецке. Такой вот реальный «Бумбараш», не кинематографический…

Маргарита Зайдель / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

– В Донбассе проживало около 8 миллионов человек, но на митинги выходили максимум 8–10 тысяч. Не все поддерживали отделение от Украины?

– На митинги и вправду не все выходили, многие ведь работают. Да и не все люди склонны к протестам. Очень многие переживают с пультом в руках у экранов телевизоров и компьютеров, это так называемые «диванные эксперты». Но в референдуме-то народ участвовал очень активно – это не пропаганда, все видели, что стояли огромные очереди, чтобы проголосовать. 11 мая, в день референдума, мы были и в Красноармейске, и в Макеевке, и в Донецке. Подавляющим большинством Донбасс проголосовал за свою народную республику. Мне довелось пообщаться с одной очень интересной женщиной – Маргаритой Зайдель из Германии. Она тоже выступала на митингах, меня заинтересовало, как она, с ее ярко выраженным немецким акцентом, призывала дончан бороться с нацизмом. Из Германии Маргарита уехала двенадцать лет назад, сказала, что ее не устраивали «европейские ценности» – однополые браки, пропаганда гомосексуализма, педофилия. На Украине, приняв православие, она стала послушницей в монастыре. А в ополчение записалась с благословения священников, очень душевная женщина и смелая. Маргарита была консультантом и пресс-секретарем в Министерстве обороны ДНР, но меня она заверила, что в случае чего возьмется за оружие – без проблем. «Как же так, – удивилась я, – разве это не противоречит христианским канонам?» Но монахиня ничуть не смутилась. Пояснила, что насилие совершается над народом Донбасса, это его сегодня убивают и забрасывают бомбами. Поэтому она будет защищать слабых. Гражданка Германии очень негативно отозвалась о президенте Порошенко, по ее словам, он даже хуже Гитлера, потому что убивает своих.

– Света, а ты встречала там профессиональных российских военных? Ведь именно в их участии весь мир все время обвинял Россию?

– Мне самой было интересно встретиться с пресловутыми российскими профи. Помимо Донецка мы с оператором побывали и в Славянске, и в Горловке, и в Луганске, я беседовала со многими ополченцами, у некоторых были закрыты лица балаклавами. Но почти всех их выдавал характерный местный говор, эдакое «гэканье», оно сразу слышится. За все время встретила двух ребят-россиян: один раненый был с Колымы, у него бабушка жила в Горловке, вот и приехал ее защищать – так сам сказал. По профессии, кажется, слесарь. Второй был из Волгограда… Почти сюрреалистическая картина: мы гуляем по набережной Донецка, жара ужасная, девушки в легких платьицах, шортах, дети балуются. В общем, абсолютно мирный городской летний пейзаж. И вдруг вижу – по мосту движется длиннющая колонна из танков и бэтээров с сидящими на них запыленными бойцами в камуфляже. Как будто из какого-то черно-белого советского фильма про войну – полное дежавю. Но они и впрямь возвращались с самой настоящей войны – это был отряд ополченцев из Славянска. На них было больно смотреть, ведь им пришлось после стольких тяжелейших боев оставить город. Я схватила камеру – это надо снять! – поймала такси, и мы по характерным следам танков на шоссе догнали эту колонну. Бойцы отдыхали, лежа прямо на обочине. Разговаривать со мной поначалу никто не хотел, тем более на камеру. Но мне все же удалось их разговорить, видимо, у ребят тоже на душе накипело… Они очень сокрушались и сожалели, что им пришлось оставить Славянск, говорили об этом с досадой и даже обидой на командиров, принявших, по их мнению, ошибочное решение. Один из них оказался россиянином – Костя из Волгограда, у него тоже друзья и родные жили в Донбассе. Он выглядел очень расстроенным, сказал, все, я уйду из ополчения, не могу после этого людям в глаза смотреть. На военного он совсем не походил, обычный такой паренек… Один боец был, видимо, из Прибалтики, такой светловолосый и голубоглазый, сказал, что его позывной «Балтика».

Запись добровольцев в ополчение / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

– А еще часто сообщали, что на стороне ополченцев воюют целые чеченские отряды – ты их встречала?

– Чеченцев не видела, как и иностранных наемников среди украинских силовиков. Под Красноармейском мне позвонили украинские военные-срочники и попросили приехать. Мы взяли машину и помчались к ним на блокпост. Оказалось, их призвали на сборы в армию на 45 дней, привезли сюда и забыли, хотя все сроки давно прошли. И зарплату не платят. Дома у них семьи, жены, родители, работа, хозяйство, а уехать нельзя – осудят за дезертирство. И тоже все абсолютно нормальные люди, жалко их – и ополченцев, и солдат-срочников, и вообще весь многострадальный народ Донбасса. За что им такое страшное испытание?

– Да, я перед нашей встречей просмотрела твой фильм в программе «Криминал-информ», он вышел на экраны в июне, но снят был еще в мае. А ведь многих, наверное, уже нет в живых? Ты думаешь об этом?

– Постоянно. На душе очень тяжело. Даже звонила некоторым своим героям, да и просто хорошим людям, с которыми познакомилась в Донбассе. Трубку, увы, не все брали. Буду еще звонить. Я ведь сначала провела там только один месяц, потом вернулась в Ригу. Когда прощались с журналистами в пресс-центре Донецка, мы плакали! Там ведь не так, как у нас – тишь да гладь. В Донецке в штабе ходили раненые, в воздухе все время витало напряжение. Снимать все подряд было нельзя: нужно было спрашивать разрешение. Как-то сотрудница пресс-центра Лада пришла с перевязанной рукой, ее ранило осколком в Карловке, когда ездила к брату. Узнав, что мы улетаем, к нам с оператором подошли в пресс-центре коллеги-журналисты, сотрудники администрации. «Ну что, – говорят, – бросаете нас?» А мне и вправду как-то стыдно было уезжать, вроде как сбегаю с поля боя… Аэропорт к тому времени разбомбили, пришлось до Киева добираться на поезде. Беженцев было много, с детьми, с мешками… Мне ведь и мирных граждан многих удалось поснимать, как они в наспех оборудованных бункерах в Горловке прячутся от бомбежек. Страшно, а уезжать не хотят, боятся дома бросать. Так вот с детишками, а то и с курами, прячутся в погребах. Жутко все это… Вернулась домой, месяц делала свой первый фильм, что-то писала, а потом поняла: сейчас я должна быть в Донбассе – часть души осталась там! Родные в этот раз отпускать не хотели, но меня уже было не удержать. И в июле я уехала в ставший для меня близким и родным Донецк. Опять на месяц. Правда, ситуация, здесь была уже намного более напряженная.

– В воздухе пахло войной?

– Да не просто пахло, она уже шла вовсю, хотя пока еще только на окраинах. Но и в самом городе обстановка была военная. Нам сразу посоветовали купить бронежилеты. Мы приобрели «броники» защиты класса «А». Да, знали, что они от пуль особо не спасут, но хотя бы от осколков защитить могут. Более надежные стоили по 500 евро, я себе не могла такой позволить.

– А с нацгвардией не повстречались?

На защиту родного Донбасса встали тысячи мирных дончан / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО АВТОРОМ

– Нет, но еще в первую поездку мы участвовали в пресс-конференции, на которой были два пленных бойца из «Правого сектора». Они рассказывали, как на Майдане в Киеве занимались охраной склада с оружием. Один из них, нервный такой и очень худощавый мужчина, утверждал, что им на Майдане давали что-то такое пить, отчего он не спал по три недели и все время находился в движении. Этот сюжет у меня тоже есть в фильме. Кстати, в Донецке среди ополченцев был объявлен сухой закон, вы не поверите, за два месяца я не видела ни одного выпившего представителя ополчения. Когда вернулась в Ригу, меня еще долгое время удивляло большое, как мне казалось, число людей навеселе. Что касается мародеров и прочих криминальных личностей… Были, конечно, и такие. На волне революции, как это всегда бывает, сразу активизируются местные бандитские группировки. Причем очень часто они действовали от имени ДНР или ЛНР, «отжимая» у людей машины «в пользу независимой республики». Но, как мне рассказывали, наказывали их очень жестко – по законам военного времени.

– А как было дело с обстрелом колонны с журналистами, когда погиб российский телеоператор Анатолий Клян? Ведь ты тоже была в том самом автобусе?

– Была… Но за полчаса до начала обстрела я пересела в нашу машину, на которой подъехал мой оператор. Возможно, это и спасло мне жизнь, так как я сидела в автобусе как раз перед Кляном, и одна из пуль прошла в том самом месте… Мы ехали в воинскую часть, где ожидалась передача солдат матерям. Ничто не предвещало неприятностей, поскольку до этого мы уже побывали в двух воинских частях, где по требованию ополченцев и приехавших с ними матерей им передавали молодых солдат. Они и вправду на вид были совсем мальчишками – лица растерянные, несчастные. Ребята испытывали двойственное чувство – вроде как и домой хочется, но присягу-то давали! Срок службы закончился, а их не отпускают, держат на случай мобилизации. Но им совсем не радостно воевать со своими, это же их земляки! Ситуация как в Гражданскую войну – один брат в ополчении, другой – у силовиков. Мне рассказывали конкретный случай: солдат из воинской части каждый раз звонил брату-ополченцу – попрощаться. «Завтра идем в наступление, могут убить… Позаботься о маме!» А родителям каково?.. Дважды передача сыновей матерям проходила тихо-мирно, практически без эксцессов. Под Авдеевкой, в селе Опытное, в 10 километрах от Донецка, – это был третий случай, когда журналистов снова пригласили поехать вместе с матерями в воинскую часть. Ехать даже не особенно хотелось, сколько ж снимать одно и то же? Поездку запланировали на десять часов утра. Накануне я сижу в пресс-центре, спокойно работаю. И вдруг уже под конец дня неожиданно объявляют, что не надо расходиться, так как мы едем в часть уже сегодня в десять вечера на автобусе. А я – в летнем сарафане, кстати, в этом самом, в котором сейчас по Рижскому взморью гуляю! Представитель Верховного совета ДНР с удивлением глянул на меня: «Почему без бронежилета?» Я удивилась – мы же вроде как на мирную акцию едем. Мой оператор на такси, водитель которого нас везд

Судьба Украины

Все выходные

едем в отпуск

Шлюхи новой формации