Обедал с девушкой в дайнере на Белорусской, слушал интересные рассказы про Петербург и негритянских девушек и трип автостопом в Симферополь, развеялся. На улице увидел ярко сияющую луну -- подумалось, что рядом не хватает краснющего Марса, как в 2003 году, когда он был мне почти как друг. А вот луна то ли убывает, то ли будет скоро убывать (чуть не написал "убивать"), и это скверно -- красота почти полной луны нередко компенсируется всяческим мудацким бардаком, который начинается на спаде.

На платформе "Белорусской" два упоротых наркомана возились -- один беспорядошно толкал другого, таинственно приговаривая "там выход, там выход, нам надо на выход", а тот как-то неуклюже сопротивлялся, руки-ноги вразлёт; толкающий вдруг обратился ко мне с просьбой помочь, чтобы непременно вытолкнуть его друга на улицу, они нависли оба надо мной -- я, не вставая, спокойно посмотрел обоим в глаза, а они безумные совсем, прохожие шарахаются -- а я сижу на скамейке, смотрю на них снизу вверх, прямо в глаза толкающему, молчу, потом говорю "нет." с маленькой точкой на конце, и он почему-то их отводит, потом в глаза толкаемому, и тот смешивается, и после паузы тяни-толкай продолжается дальше, мимо; мне становится противно и я ухожу в другой конец платформы, привычно глядя на скромную лепнину потолков и тусклый мрамор стен; приходит поезд, я сажусь в него и смотрю на пассажиров, что делаю редко, ибо в Москве так не принято -- нет никакого вызова, только голое созерцание, ужасно пафосно-покоцанное слово; люди как люди, вагон как вагон, и мало что меняется за эти годы -- это реальность, она скучно-прозаично правильная, её скоблят и шлифуют пемзой и стиральным порошком и отрывными листами календарей, подкрашивают и содержат в порядке, и всё вокруг правильно и верно, всё чистое и крутится и работает, только сила трения сведена к нулю, оно всё проскальзывает -- нет желаний и нет эмоций, объекты внешнего мира уравнены в правах со своими абстрактными названиями, и только био-робото-техника содержания тела в привычных позициях, а эмоций у рамок нуля, диктует какие-то стандартные движения -- уверенные, точные, свободные, и это приятно -- но в них нет меня, есть только грохот за окном вагона, и -- кожа, мускулы, одежда, дома паспорт -- спокойные, наверное, глаза -- с моим херовым зрением, я свои глаза могу только рассмотреть в зеркале, с расстояния в сантиметров 10-15, не больше -- а так, я вижу отражённый силуэт, и только знаю, что они там есть -- двери открываются, и отражение убирают, как шторку перед сеансом, вбок -- там станция и кафель и свет, ступени, и наверху опять луна, и снова рядом болтается какая-то планета -- смешно, что своих глаз не всегда вижу, а вот планета за сто тысяч миллиардов миль ярко видна; весь город привычно едет, рулит, платит, хочет, мигает, что-то говорит; меня чуть не сбивает автомобиль на повороте, но мне лень вздрогнуть, хоть это было бы и глупо, имея контроль, получить бампером в жопу и асфальтом в еблище; но и это тоже как-то всё равно -- будущее будет таким, каким оно будет, и бампер промахнётся, факт.