Время течет по-разному?

Британские ученые... Да нет! Ученые из Северной Каролины определили, что у каждый человек воспринимает течение времени по-разному и чем старше человек, тем быстрее для него бежит время.
Проведя множество опытов над лабораторными мышками и вводя им стимулирующие вещества (кокаин и амфетамин), ученым удалось выявить вещество допамин, отвечающее за восприятие времени. Помимо этого, были проведены исследования и над людьми, но уже без всякие препаратов. Пожилого человека попросили мысленно отмерить один час, и он просидел всего 40 минут, прежде, чем остановил счетчик. Все это из-за того, что допамина в пожилом организме больше, потому-то и время идет быстрее.
Кстати, наш мозг сам может вырабатывать допамин в экстренных ситуациях, вместе с выбросом адреналина наш организм начинает работать быстрее и мы можем наблюдать эффект замедленной съемки. В экстренных ситуациях, когда счет идет на доли секунд, это нас и спасает.
Все мы знаем о проблеме отцов и детей. И он никогда не будет решен, а все из-за того же допамина. Разные ценности, разное восприятие времени... Вряд ли когда нибудь отцы и дети будут понимать друг друга...
Кстати, интересный психологический факт! Знаете поговорку «счастливые часов не наблюдают». Когда человек чем-то сильно увлечен, его мозг просто забывает отсчитывать время. Это касается как молодых, так и старых людей.

---

Не все люди могут сами найти выход из сложной жизненной ситуации. Если вы никак не можете разобраться в себе, в причинах своих неудач, воспользуйтесь услугой «психолог на дом» на сайте spogorelov.ru.

Сейчас на дворе лето, а дома невыносимо жарко и душно. Что тут говорить о переполненных офисах? Хороший кондиционер может решить проблему со свежим воздухом в помещении, а умные системы управления шторками кондиционера избавят вас от противников свежего воздуха, мотивирующих, что им «постоянно дует».

говаривал, бывало, мэтр отечественного кино Андрей Кончаловский. Именно этому жизненному кредо призывают нас следовать гости внезапно заинтересовавшегося вопросами искажения истории журнала «Psychologies» – социолог и руководитель «Левада-центра» Лев Гудков, психоаналитик Мария Тимофеева и журналист Михаил Калужский. В три голоса поют они свою заунывную песнь.

[Внимание! Avast пишет, что сайт журнала «Psychologies» содержит вирусы – Ю.К.]

Перед нашим внутренним взором рисуются страшные сюрреалистические картины. С одной стороны, оказывается, в результате «реакции вытеснения» мы не знаем и не хотим знать о войне вообще: «коллективная реакция на историю войны – мы очень мало знаем об этом, и надо забыть об этом, потому что нельзя разобраться, кто прав, кто виноват…». С другой стороны, правда, откуда-то (не ищите логики!) к теме «в обществе есть огромный интерес». Но кто ж его удовлетворит-то? Уж точно не власть: «при Сталине о войне старались забыть, вообще вычеркнуть ее. Фронтовики молчали: боялись, не хотели вспоминать...». Да и по сей день «мы живем в ситуации тотальной нехватки информации о том, что же, собственно, происходило в 1941–1945 годах. Архивы не раскрыты, мы не знаем точное число воевавших и погибших».

Словно гипнотизёры, гости журнала дают нам установку: «вот так из рук вон плохо обстоят у нас дела с исторической памятью». Архивы не раскрыты. (А между тем, попасть в них совсем не сложно – было бы зачем!) Написанные фронтовиками и «детьми войны» тома исторических трудов, начиная с той же двенадцатитомной «Истории второй мировой войны» в счёт не идут. Не в счёт и упоминаемые самим Гудковым «кино и литература – Григорий Бакланов, Константин Воробьев, ранний Юрий Бондарев, Василь Быков...». Ведь «в государственный военный канон эта часть опыта никогда не входила». Хотелось бы поинтересоваться, а на чьи же, собственно, деньги выходили тогда эти книги и фильмы, если не на государственные? Неужели мы имеем дело с уникальным случаем массового литературно-кинематографического самиздата?

Ну да это, право, сущие пустяки, ведь дальше нас поджидает ещё более страшное открытие. Сами участники войны, оказывается, тоже не спешат делиться воспоминаниями: «И вот «внуки» войны спрашивают «детей»: «Как вы жили? Где вы были в эвакуации? А была ли у вас еда? А что там было?» И в ответ слышат: «Зачем тебе это надо? Мы про это забыли, мы этого не помним». Мемуары и дневники, стало быть, тоже не в счёт. «В топку их, Зина!» Не в счёт и проделанная коллективом сайта «Я помню» работа по сбору воспоминаний фронтовиков, у которых, вопреки установке гипнотизёров, вполне хватает «психологических сил», чтобы «работать со своим страшным опытом» – достаточно просто спросить. Но зачем? Заклинатели же нам твердят: «мы[а точнее Вы, уважаемый читатель – Ю.К.] про это забыли, мы этого не помним».

Далее оказывается, что, несмотря на отсутствие желания и возможности помнить, в обществе всё-таки каким-то образом сформировался культ той войны[1] и той Победы. Правда, культ этот насквозь мифологизирован, а значит, лжив: «Сегодня мы имеем дело не с живой памятью – свидетелей почти не осталось [это вы, господа, преждевременно радуетесь – Ю.К.], – а с мифом, идеологической конструкцией: триумф в войне подается как триумф советского режима, и он оправдывает репрессии, голод, коллективизацию. Такой взгляд воспроизводится всеми государственными институтами: пропагандой, ритуалами, школой, искусством». С культом, даётся установка, надо бороться, а сакрализованность Победы преодолевать, ведь «чем выше ранг этого символа и торжества, тем сильнее вытесняются все травматические последствия и тем выше агрессивность в обществе».

Помимо «триумфа» Победы, есть, оказывается, «и другая, темная, повседневная сторона существования на войне – это опыт солдата, опыт существования в экстремальных условиях страха, грязи, боли, тяжелейшего труда».

Мы-то раньше думали, всё перечисленное обусловило Победу и потому с ней неразрывно связано.

Ср.:

Полем, вдоль берега крутого, мимо хат

В серой шинели рядового шёл солдат.

Шёл солдат, преград не зная,

Шёл солдат, друзей теряя,

Часто бывало, шёл без привала,

Шёл вперед солдат.

Но нет. Тяжелый труд и страдания триумфу, оказывается, надо противопоставлять.

А память о героизме наших предков, оказывается, «блокирует осознание и исторического опыта, и морального опыта людей на войне», мешает «переосмыслить цену войны, цену победы и, конечно, ответственность руководителей государства за развязывание войны».

Кто же тогда в условиях тотальной лжи государственных институтов и полного отсутствия информации (все источники которой мы вместе с гостями журнала «Psychologies» уже отмели один за одним) знает эту десакрализующую и дегероизирующую Правду?

Монополией на неё, оказывается, обладают руководитель «Левада-центра» Лев Дмитриевич Гудков и его коллеги! И они, конечно, немедленно правдой с нами начинают делиться: «понимание, что на нас напали, миф, что мы жертва, оправдывает нас как народ, а победа возвышает нас в собственных глазах, придает нам значимость и ценность». В системе жертва-агрессор мы, на самом деле, не жертва (кто ж тогда?). Оказывается, «СССР и гитлеровская Германия были союзниками и начали эту войну вместе».[2] Как вдруг так случилось, что, на самом деле, будучи союзниками, мы воевали друг с другом – совершенно не важно. Ну, в самом же деле, не ищите логики!

Далее Лев Дмитриевич впервые вспоминает, что он не только маг и чародей, но ещё и руководитель крупного социологического центра. Поэтому он решает поразить нас фокусами с цифрами: у нас, де, в который раз уже «возникает реакция вытеснения», отчего мы забываем, что «у немцев в четыре раза меньше человеческих потерь». Только что, правда, он сам говорил: «число погибших является одним из компонентов сакрализации победы». А теперь, мы, оказывается, число это не помним. Ну, да это, конечно, мелочи!

Посмотрим-ка лучше на сами эти цифры. Соотношение потерь, близкое к 1:4 можно с натяжкой получить только сопоставляя демографические потери СССР и Германии.[3] Однако известно, что из оцениваемых на сегодня в 26,6 млн. человек демографических потерь СССР на военные приходится около 8,7 млн. (для Германии и её союзников – только на восточном фронте около 7 млн.)[4].

Остальные же погибшие – результат проводимой фашистами на оккупированной территории политики геноцида. В чём же тогда, собственно, состоит упрёк Льва Дмитриевича? Уж не в том ли, что советские люди сами не стали фашистами и не устроили в Германии геноцид, чтобы отомстить, а заодно и «сравнять» потери?

Нам рисуют метафору этноса как «шатра с шестом посередине, на котором все держится». Шестом этим, как мы понимаем, оказывается память о Великой Отечественной войне. Тут психологи на два голоса поют ту же мантру, что и их коллега по искажению истории господин Караганов. М. Тимофеева: «У всех нас есть потребность в хорошей идентификации... Но в нашей стране идентификация невозможна, потому что в роли «хорошего объекта» оказывается ложная, неприемлемая конструкция... За что мы можем, собственно говоря, ухватиться? Только за Гагарина и за Отечественную войну». Л. Гудков: «сегодня никаких особенных достижений нет, гордиться нам нечем. На этом фоне победа – главный символ-опора для страны» (ср. С. Караганов: «Народу и элите после последних 100 лет себя почти не за что уважать. Единственное, чем можно по-настоящему гордиться, – Великая Отечественная война,, но её объединительный потенциал с годами истощается»). Этот шест (напомним, по мнению уважаемых интервьюируемых – единственное, что ещё скрепляет наш этнос)[5] предлагается если не выдернуть, то, по крайней мере, основательно расшатать.

Зачем? Следите за руками! А потому, что сакрализация памяти о Победе способствует «примитивному разделению на своих и чужих». В то время как наши народ и государство – «это такая семья, которая пожирает своих детей», а Родина – «это такая мать, которая отправляет своих детей на смерть». Какие же они нам свои? Тут впору подумать и о других, в ходе войны ошибочно принятых нами за чужих, – «надо стараться понимать другого, принимать его точку зрения».

Но кто же эти другие, чью точку зрения нам неплохо бы не только понять, но и «стараться принять»? Тот, кто хоть чуть-чуть помнит историю Великой Отечественной войны, может подумать, что «другими» в ней были фашисты. Но это, оказывается, не совсем так! Наши уважаемые маги и кудесники дают иную установку: в результате тлетворного влияния «мифа о Победе» «вокруг войны не возникает других символов, кроме как торжества над Германией и вообще над Западом». Для них, оказывается, этот «другой» не просто «фашизм», он одновременно отождествляется и с Западом вообще. Так ненавязчиво нам подносится концепция «другой» = «фашизм» = «Запад». А, стало быть, когда Лев Дмитриевич говорит о необходимости для нас отказа от тоталитарных заблуждений и «принятии роли учеников, последователей ведущих стран Запада» – это совет вступить на дорогу фашизма.

Вот так, дорогой читатель. Внимай гипнотическим заклинаниям и ни в коем случае не пытайся искать в них логики. А то ведь её можно и найти!

Примечания:

[вот.

[3] Нам всё же хочется верить, что руководитель авторитетной социологической организации достаточно компетентен, чтобы не сравнивать несравнимое – наши общие демографические потери с немецкими военными.

[4] Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь / Г.Ф. Кривошеев, В.М. Андроников, П.Д. Буриков, В.В. Гуркин. – М.: Вече, 2009. – С. 373.

[5] Здесь тоже показательный момент. Гости журнала «Psychologies» старательно избегают говорить о советском или российском многонациональных народах и апеллируют только к общности более низкого порядка – этносу (очевидно, русскому).