«Портрет Винцингероде Фердинанда Федоровича.» Автор неизвестен
Видя повсеместное отступление неприятеля, Генерал Адъютант Барон Винцингероде подступил с войсками своими под самую Москву, и узнав, что французы потянулись против главной нашей армии, оставив в городе только сильный гарнизон, решился освободить Российскую Столицу от варварского ига бесчеловечных ее обладателей. В сем намерении дал он 10 Октября авангарду своему повеление выступить из села Никольского к Москве а за ним следовать и всему своему корпусу, и атаковав быстро передовые неприятельские посты, расположенные в самом городе, принудил их по некоторой перестрелке отступить.


Будучи ободрен сим первоначальным успехом, он начал преследовать неприятеля к Кремлю и, желая убедить неприятельского начальника прекратить огонь, как совершенно бесполезный и не могущий воспрепятствовать Русским овладеть Москвой, отделился от отряда своего вперед, невзирая на выстрелы. Сия отважная неустрашимость имела пагубное следствие для сего храброго и почтенного Генерала; ибо неприятельский отряд, подпустя его к себе на самое близкое расстояние, в сопровождении единственно Изюмского Гусарского полка Ротмистра Нарышкина, схватил их обоих, невзирая на белые платки, коими обыкновенно означаются выезжающие на переговоры, и увез в плен. Между тем Генерал-Майор Иловайской 4-й, следуя совершенно распоряжению, сделанному Бароном Винцингероде, овладел Кремлем и очистил весь город от неприятеля, который в оном оставил свои госпитали, довольное количество военных припасов и большое число пленных.

Будучи таким образом взят в плен против всех прав, Генерал Адъютант Барон Винцингероде был представлен в Верее Наполеону, ищущему уже спасения своего в постыдном бегстве, коему предался он после храброго отпора буйных его полчищ от Малого Ярославца. Сей злобный, не уважающий никаких законов изверг, имел бесстыдство сказать ему: Если ты Саксонец или Баварец, то ты мой подданный. Судьба твоя решена. Повсюду я тебя встречаю. Возьмите и расстреляйте его! — Российский герой, взглянув с презрением на кровожадного тирана, отвечал на сие с величием, свойственным только одним благородным душам: двадцать уже лет я жду Французской пули. ― Жена и дети мои в безопасности; я готов умереть! — Наполеон, конечно, готовя ему другие мучения, отложил исполнение повеления своего, и приказал отослать его во Францию. Он действительно был отправлен туда, но на сем пути имел счастье встретиться с отрядом Полковника Чернышева, который, бывши послан от Адмирала Чичагова для открытия корпуса Графа Витгенштейна, возвратил его из плена.

Он был освобожден из плена в самое то время, когда того совершенно не надеялся. До Минска питался он еще сею надеждою, но за сим городом исчезла и тень ее. Французы были так удостоверены в безопасности пленников, что послали с ним только трех жандармов, более для присмотра, нежели в виде конвоя. Пленные ехали в двух повозках. В одно утро Барон Винцингероде увидел вдалеке казака, и тотчас сообщил открытие сие Г. Нарышкину, который никак не хотел тому верить; но подъехав ближе удостоверились они, что это в самом деле Донской воин. Барон Винцингероде привстал, показал ему ордена свои и закричал: я Русский Генерал! — Казак в то же мгновение изчез, но вскоре явилось их двенадцать: они бросились на жандармов, обезоружили их, и, посадив пленных на своих лошадей, ускакали с ними к главному посту.

Признательный Монарх, отдавая справедливость отличным его заслугам, Всемилостивейше пожаловал его 21 Ноября 1812 года орденом Св. Александра Невского

Ушаков С. И. Деяния российских полководцев и генералов, ознаменовавших себя, в достопамятную войну с Францией, в 1812, 1813, 1814 и 1815 годах. Часть вторая: В 4 ч. — М.: Тип. Карла Крайя, 1822. С. 310 Руниверс


ertata

25 декабря 1826 года по старому стилю, в день, ставший в Российской империи со времён Отечественной войны 1812 года ежегодным праздником избавления Церкви и Державы Российской от наполеоновского нашествия, в Зимнем дворце была открыта Военная галерея. На её стенах было размещено огромное число портретов генералов, принимавших участие в Отечественной войне и Заграничных походах русской армии. [...]

Война страшна и смешна одновременно. Карикатурное изображение врага — один из древнейших способов деморализовать противника и поднять собственный боевой дух. Русское общество было оскорблено «нашествием 1812 года» гораздо более, чем того ожидал Наполеон. Архимандрит Филарет писал о походе Наполеона на Москву: «Он наступил на сердце России» (Журнал «Сын Отечества», 1813 г., № 31, с., 232).Тогда [...]

Отечественная война 1812 года была не только военно-политическим столкновением государств, но также противостоянием православной России и «безбожной», «дехристианизированной» Франции. Во всяком случае, именно так происходившие события осознавались современниками. Гонения на церковь и духовенство времён Великой французской революции, введение республиканского календаря и провозглашение новой религией культа Разума, слишком прагматичная, даже беспринципная церковная политика Наполеона, его неоднократные [...]

Во время войны с Наполеоном в одной из вылазок знаменитых партизан Дениса Давыдова особенно отличился человек по имени Афанасий Медведев.

Давыдов вызвал героя к себе и сказал, что хочет его наградить, но перед тем решил расспросить. Денис Васильич знал, что не всё так просто с иными из его храбрецов-партизан: были среди них беглые. Вот и этот Медведев прибился к партизанам в прямом смысле из лесу, и, скорее всего, был беглым крепостным какого- нибудь помещика-самодура.


Так оно и вышло - Медведев честно признался Давыдову, что он дворовый человек отставного капитана Степанова и сбежал от своего барина после порки. Давыдов отвел глаза и махнул рукой, чтобы тот шел восвояси, но Медведев продолжал стоять, прямо глядя в лицо своего командира:

- Спасибо, барин. Дай довоевать только. Ежели не убьют, вернусь домой, покаюсь, авось и простится мне. Глуп я был, непонимающ, за то и пострадал. Меня ведь за что драли-то... за дело драли!

Ранней весной 1812 года Медведев по поручению барина шел в лавку за табаком. На Ильинской площади он повстречал толпу народу разного сословия, что-то горячо обсуждавшую. Медведев заинтересовался, прислушался... В толпе говорили о скорой войне с французами. О ней, впрочем, повсюду говорили, но тут, на Ильинской площади, вполголоса, шепотками расползались удивительные слухи: будто бы поведет французов на Россию не кто иной, как сын покойной государыни Екатерины и родной брат покойного императора Павла, а стало быть, родной дядя здравствующего императора Александра по имени «Буанапартий». Этот Буанапартий полжизни провел во Франции, стал там революционером и хочет всем народам свободы. Еще совсем уж с оглядкой толковали, будто перед смертью государыня Екатерина открыла наследнику Павлу Петровичу тайну о брате его и взяла с него клятву, что как только этот брат объявится, так чтоб уступить ему половину всех земель русских. И вот он теперь объявился и за своей половиной в Россию идет. А как только придет, так, стало быть, сразу всем крепостным людям на его половине свобода и выйдет!

Послушал это Медведев, почесал в затылке и размечтался: свобода! Хоть и не злой барин Степанов, не обижает своих людей, но ведь... свобода же! И в тот же день поделился этими слухами со своим приятелем по фамилии Иванов, тоже крепостным человеком, которому куда как хуже жилось: вот его барин, а пуще - барыня была ведьма презлющая и своих людей со свету сживала.

- Потерпи еще, теперь уж недолго осталось, скоро все станем вольные, - обнадежил приятеля Медведев. И пересказал услышанное на площади.

А через несколько дней обоих приятелей забрали к самому обер-полицмейстеру и допросили по всей строгости. «Дурак, - сказал Медведеву на прощанье обер-полицмейстер, - Французский император никакой не революционер, а узурпатор и тиран своего народа. А для нас, русских, он хуже татарина. А с тобой, дураком, я и толковать не стану: пусть тебя розга вразумит».

Медведева высекли. Потом отпустили. Но что-то уже в его голове переменилось, как-то по-другому задышала его грудь, и когда началась война, он от барина сбежал и двинулся в ту сторону, откуда шел на Москву «освободитель Буанапартий».

- Глуп я был, да поумнел быстро, - продолжал свой рассказ Медведев, - как повидал, что этот Буанапартий на нашей земле творит! Да был бы он свой, наследник... разве стал бы эдак-то?! Разве столько народу русского побил бы да столько деревень пожег! Нет, не наш, а и впрямь, хуже татарина!

- Так вот как ты в отряд попал! — заметил Денис Давыдов, - Поумнел, значит.

Давыдов помедлил: у него на языке вертелся опасный вопрос, и он все-таки его задал:

- Ну, а как же скажи ты мне, братец, свобода? Во Франции крепостных нет, и в России б не стало! Пожег бы, да побил пол-России Бонапарт, зато другой половине свободу бы дал! Ведь хорошо это - свобода!

Медведев призадумался и тряхнул головой:

- Эх, барин! Какой же русский за свободу пол-России отдаст! Хоша, прав и ты..* - он вдруг прищурился, хитро, по-мужичьи, как игожой, уколов этим взглядом Давыдова: - Хоша прав и ты - хорошо это - свобода!

Денис Васильич... снова отвел глаза.

Журнал «Знание сила»

ertata