Каталония сделала решительный шаг. Парламент северо-западной испанской автономии принял декларацию, которая провозглашает регион «суверенным субъектом» и требует проведения референдума по вопросу независимости. У всякого, кто пережил распад Советского Союза, эта новость вызывает совершенно определенные ассоциации.

У нас тоже все начиналось подобным образом. Сначала - красивые речи о диктате центра, который душит национальную самобытность и не дает развиваться местной экономике. Потом - цветастые, но абстрактные декларации с двусмысленными обещаниями относительно уважения демократических ценностей. А затем - распад государства, раздел собственности, притеснение национальных меньшинств, пограничные конфликты, переписывание истории, разгул шовинизма и разгром той самой национальной культуры, заботами о которой обосновывалось требование независимости: вспомним катастрофу, постигшую после 1991 года грузинское кино или просветительско-книгоиздательскую работу на украинском языке.

Отделение Каталонии от Испании явно провоцируют новый подъем баскского сепаратизма, несмотря на то, что в этой части страны впервые за несколько десятилетий воцарился полноценный мир. Вооруженная сепаратистская группировка ЭТА в военном плане разгромлена, а на политическом уровне заявила о прекращении насильственной борьбы.

Но в том-то и дело, что государства разрушаются не вооруженными повстанцами, не боевиками и террористами, а находящимися у власти на местах бюрократическими и деловыми элитами, стремящимися повысить свой статус, укрепить контроль над ресурсами и перенаправить в свою сторону финансовые потоки.

Попытки развалить Испанию происходят на фоне роста сепаратистских настроений в других частях Европы. В Шотландии, на фоне кризиса доверия к обеим основным британским партиям, большинство в местной ассамблее получила националистическая партия, мечтающая развалить Соединенное королевство. Произошло это на фоне распада Шотландской социалистической партии, которая была конкурентом националистов в борьбе за голоса протеста. Показательно, впрочем, что основные проблемы у Лондона сейчас именно с традиционно лояльной Шотландией, а не с Северной Ирландией, где еще десять лет назад приходилось вести настоящую войну со сторонниками независимости. Сейчас сепаратистская Шинн Фейн входит в парламент и правительство, и вопрос об отделении от Великобритании не форсирует, поскольку провинция зависит от дотаций центра. Если парламент в Белфасте решит отделиться, то парламент в Лондоне со спокойной совестью перераспределит бюджет, направив соответствующие средства на решение проблем приходящих в упадок промышленных городов Англии. Что же касается перспективы ирландского единства, то она становится все менее вдохновляющей по мере того, как независимая Республика Ирландия под давлением Евросоюза все больше утрачивает свой суверенитет.

Напротив, Шотландия может претендовать на нефть Северного моря. Националисты доказывают, что при сравнительно небольшом населении горная страна превратится в новый Кувейт. Звучит не вполне убедительно даже для их собственных избирателей, многие из которых в случае референдума собираются голосовать против независимости. Но зато легко догадаться, что стоит на кону: шотландская буржуазия хочет получать большую долю от нефтяных доходов.

Разумеется, Каталония и Шотландия сегодня - это не Украина или Грузия двадцатилетней давности. Но парадокс в том, что лозунги независимости в контексте современной Европы звучат еще более провокационно и демагогически, чем в Советском Союзе времен его распада. Интеллигенция советских республик, поддержавшая всевозможные декларации о суверенитете, ассоциировала власть московского центра с цензурой и бюрократическим контролем, неэффективностью экономики и нехваткой потребительских товаров. Со всеми теми проблемами, от которых страдало тогдашнее общество, связывая национальную независимость с процессом демократизации, с обретением гражданского полноправия. Именно поэтому, кстати, не только идейные либералы, но, увы, и значительная часть столичной образованной публики этим идеям сочувствовала, видя в подобном национальном пробуждении часть общих усилий по завоеванию политической свободы.

Не надо забывать, что и парламент России принял собственную декларацию о суверенитете, которая, как показали дальнейшие события, в деле распада СССР сыграла самую роковую роль - именно российский сепаратизм Бориса Ельцина нанес самый тяжелый и смертельный удар по союзу советских республик.

Позднее, очень скоро, обнаружилось, что если связь между национально-сепаратистскими и демократическими тенденциями и существует, то, скорее, обратная. Лозунг независимости повсеместно становился инструментом для консолидации консервативных сил, стремившихся закрепить или расширить свои привилегии. Он оказывался великолепным оправданием для антидемократической практики и неминуемо становился идеологическим обоснованием для борьбы с критически мыслящими представителями национальной культуры, в результате чего сама эта культура начинала стремительно вырождаться. Замкнутая в узкие «национальные» рамки, она стимулировала провинциализм, создавала условия для формирования узких групп, не столько предлагающих разные творческие проекты, сколько борющихся между собой за резко сократившийся бюджет и оберегающих свои позиции от посягательств тех, кто к дележке первоначально не был допущен. Так, например, антирусская дискриминация в странах Балтии спровоцирована прагматичным страхом конкуренции со стороны русскоязычной интеллигенции, которая может опираться на гораздо более мощный культурный «тыл».

В сегодняшней Каталонии мы видим те же тенденции - с той лишь разницей, что нет оснований для иллюзий, подобных тем, которыми тешила себя советская интеллигенция начала 1990-х. Воспоминания о притеснениях, которыми подвергались каталанские язык и культура во времена Франко, при последних Габсбургах или в эпоху правления ранних Бурбонов, выглядят сегодня пошлой демагогией. Уже в последние годы франкизма ситуация начала меняться, а с конца 1970-х годов испанское государство в полном объеме поддержало политику «позитивной дискриминации» каталанского языка и культуры. Кстати, за деньги, выделяемые тем же Мадридом, произведения каталаноязычных писателей переводятся на другие европейские языки, включая русский.

Достаточно посмотреть программу работы Института Сервантеса, чтобы обнаружить, какое значение придает испанский «центр» пропаганде культурных достижений своих автономий. Статусу национального языка в Каталонии ничего не угрожает.

Вряд ли, став отдельным государством, Каталония добьется большего в плане образования, искусств или науки. Ведь успешное развитие Барселоны в качестве делового и культурного центра связано, не в последнюю очередь, с теми возможностями, которые открывались для ее буржуазии через доступ к ресурсам других регионов Испании. А с кем будет играть знаменитая «Барса» на национальном чемпионате? С дворовыми командами из Льорет-дель-Мар и Сиджеса?

Нет причин говорить ни об отсутствии в Испании демократии, ни о недостатке прав автономии. В этом отношении испанские провинции уже три десятилетия назад взяли, выражаясь словами Бориса Ельцина, столько прав, сколько могут переварить. Весьма сомнительно выглядит и экономическая пропаганда сторонников независимости, жалующихся, что деньги, заработанные в Барселоне, мадридские чиновники перераспределяют в пользу бедных провинций южной Испании. Не говоря уже о том, что нежелание помогать ближнему вряд ли следует почитать добродетелью. Простая арифметика показывает, что в случае выхода Каталонии из состава испанского королевства она должна будет резко увеличить отчисления в Евросоюз - тогда как Испания, показатели которой резко ухудшатся, напротив, может оказаться в числе получателей помощи. В итоге, каталонцы, возможно, отдавать станут даже больше, только средства из их бюджетов пойдут не в Испанию, а на поддержку пострадавших от коррупции территорий Румынии или Болгарии.

Впрочем, все это лишь в том случае, если новое государство останется частью единой Европы, а сам Евросоюз переживет кризис в своем нынешнем виде.

В то время, как Шотландия и Каталония грозят отделиться от Англии и Испании, в Лондоне правительство консерваторов поднимает вопрос о референдуме по вопросу о членстве в ЕС.

Разумеется, пока это только слова. В отличие от ситуации в Каталонии и даже в Шотландии, где вопрос о референдуме поставлен конкретно, в данном случае речь идет, скорее, об общих словах. Датой называется лишь 2014 год, да и то при условии, что консерваторы до того победят на парламентских выборах. Хитрость понятная: правительство тори в Британии непопулярно, и может в любой момент рухнуть из-за распада коалиции с либералами, либо просто из-за потери парламентского большинства в ходе дополнительных выборов. Единственное, в чем этот кабинет пользуется одобрением большинства британцев, это в нежелании идти на поводу у Брюсселя. Премьер Дэвид Кэмерон предлагает жителям Соединенного королевства своего рода сделку: вы будете терпеть нас до 2014 года, а мы за это дадим вам шанс проголосовать против ненавистного вам Евросоюза.

Было бы не вполне верно видеть в росте сепаратизма и протесте против Евросоюза две стороны одного и того же явления. Вернее, будучи взаимосвязанными, эти тенденции откровенно друг другу противостоят. Евросоюз всеми силами старается подорвать суверенитет и демократическую легитимность традиционных национальных государств, покончив тем самым с контролем рядовых граждан над бюрократическими системами. Этот контроль и без того слабеет с каждым днем, но политика перераспределения полномочий в пользу регионов ведет к тому, что общество просто утрачивает дееспособность в качестве субъекта политики. Реальные права либо уходят к бюрократам в Брюсселе, которые слишком далеко и не контролируются с помощью выборов, либо, наоборот, распыляются на низовом уровне так, чтобы нигде не допустить общественного контроля над достаточно значительным объемом ресурсов.

Сегодня нет более рьяных сторонников евроинтеграции, чем новые сепаратисты.

Доказывая обывателю, что в случае разгрома национального государства ничего страшного не случится, они неизменно апеллируют именно к тому что, покинув Великобританию или Испанию, они непременно сохранят членство в Единой Европе. Соответственно, продолжат они и ту социально-экономическую политику, которая привела к кризису не только экономику, но и демократические институты соответствующих стран.

В начале девяностых годов мы тоже слышали слова националистических политиков из братских республик - или их единомышленников из российского парламента, обещавших, что после того, как они разделят СССР, для рядовых граждан ничего к худшему не изменится, не будет ни виз, ни таможен, ни пограничных конфликтов. Но, увы, все это было ложью. Зачем создавать собственное отдельное государство, если оно изначально не будет иметь ни таможен, ни контроля над границами? И как вы сможете доказать эффективность этого контроля, кроме как ограничив перемещение людей и грузов? А что будет со статусом граждан новых государств? Как будут защищены культурные права тех же испанцев в новой независимой Каталонии? Об этом, думаю, некоторые прогнозы могут сделать русскоязычные жители Риги и Таллина.

За лозунгом независимости стоит простой эгоизм элит. То, что этот призыв всерьез прозвучал именно сейчас, в высшей степени показательно.

Древние обиды и старые счеты вспомнили именно тогда, когда встал вопрос о том, кто будет отвечать за последствия кризиса.

Консервативные элиты на местах прекрасно понимают, что сепаратизм - лучший способ овладеть энергией социального протеста и направить ее в выгодную для себя сторону. Иначе недовольство, спровоцированное кризисом, может обернуться против них самих. Вопрос лишь в том, дадут ли граждане Каталонии обмануть себя так же, как это случилось с жителями бывшего СССР.

Борис Кагарлицкий - директор Института глобализации и социальных движений. 

Фото: AP

Накануне оглашения президентского послания в Кремле говорили, что оно будет посвящено ценностям. Текст соответствовал этому обещанию — это идеологическая база для политического курса как минимум на шесть лет вперед. Многих наблюдателей это разочаровало. В тексте послания хотели отыскать мнение Владимира Путина о текущих политических событиях, а президент высказывать его избегал. В итоге содержание послания оказалось вне фокуса для большинства комментаторов. Заметен дефицит трактовок, который надо бы устранить.

В послании-2012 есть несколько тезисов, свидетельствующих о важном идеологическом повороте в политике Путина. Во-первых, он ищет ценностную основу для будущей России. Можно сказать, что «прагматизм» как принцип политики, подчеркнутый отказ от ценностного измерения политических решений уходит в прошлое. Во-вторых, президент говорит о России как о нации и призывает эту нацию к солидарности. В-третьих, он открыт к политическому союзу с национальным капиталом.

Общность как ценность

Есть материи, к которым плохо приложим существующий язык российской публичной политики, и нужно отметить попытку Путина заговорить о них.

«После 70-летнего советского периода граждане России прошли через необходимый и естественный этап восстановления значимости своих частных интересов. Это абсолютно нормально. Но работа каждого на себя имеет и свои пределы, имеет и свои границы. Нельзя достичь благополучия, если за порогом твоего дома разруха, неустроенность и отсутствие безопасности. Нельзя прожить особняком, не помогая слабым, не расширяя ответственность за пределы своей семьи либо профессиональной группы или ассоциации». Разговор о ценностях, обещанный накануне послания, стал разговором об общих устремлениях, общем благе, общих вещах и общих интересах как необходимом для существования общества дополнении к индивидуальному стремлению к успеху и индивидуальному интересу. Слова «гражданская солидарность» Путин произнес лишь однажды, но духом этого понятия пропитано все послание.

От этого и позабытая в публичных речах идея служения — патриотизм, считает Путин, в том, чтобы служить обществу и стране. Служение связано с темой ответственности власти: «Власть не должна быть изолированной кастой. Только в этом случае создается прочная моральная основа для созидания, для утверждения порядка и свободы, нравственности и гражданской солидарности, правды и справедливости, для национально ориентированного сознания».

В послании нет выдумывания национальной идеи или попытки навязать обществу некую идеологию. Когда Путин говорит о дефиците духовных скреп в российском обществе, он называет самые простые вещи: милосердие, сострадание, сочувствие — то есть базовые для любого общества, неидеологические и неполитические ценности. Не идеи, а чувства, которые побуждают людей к участию в жизни страны. И тут же президент подчеркивает, что нравственность невозможно установить законом и что попытки государства вторгаться в сферу убеждений и взглядов людей недопустимы. Это строительство общества из самого чувства общности, предшествующего любым идеологиям. Такой взгляд рифмуется с ростом добровольческого движения, благотворительности и вообще гражданской активности, о которых много раз упоминает в послании президент. И, что важно, здесь нет привычного русского стремления «объединяться после размежевания», риторически исключить кого-либо — «Кавказ», «быдло», «сытую Москву» — из общества и призвать к единству оставшихся. Путин не исключает из нации никого, хотя некоторых, как можно увидеть, предлагает исключить из политики.

Благодаря такому взгляду в политическом курсе впервые за много лет появляются нематериальные ориентиры. Открывается возможность для появления моральной стороны в договоре общества и власти. В этом контраст и с идеологически мотивированной политикой 1990-х, и с фирменным «прагматизмом», склонным к вырождению в цинизм, 2000-х.

Общность как нация

Президент ни разу не упоминает национальный вопрос, и это умолчание плодотворно, потому что позволяет сказать на эту тему нечто действительно новое.

Главные трудности в обсуждении темы две. Первая в том, что вопрос этот невозможно изолировать от всего остального, национальная политика, взятая отдельно от просто политики, вырождается в бессодержательные лозунги. Вторую удачно отметил главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов в своей колонке, посвященной президентскому посланию: «Россия перестает быть империей со всеми преимуществами и недостатками этой формы государственного устройства, но обычным государством-нацией, какими становились остальные колониальные державы после распада, она стать не может в силу сложной композиции».

Путин преодолевает эти трудности, применяя слово «нация» как синоним слов «Россия», «российское общество», «страна». То есть нацией становится совокупность граждан России, и именно к нации обращен его ценностный призыв.

Элита должна вернуть деньги в Россию

Фото: ИТАР-ТАСС

«Мы должны не просто уверенно развиваться, но и сохранить свою национальную и духовную идентичность, не растерять себя как нация. Быть и оставаться Россией».

«На фоне противоречивых процессов, протекающих в мире, интересы нации требуют от нас решительных действий. Мы должны быть устремлены только вперед, только в будущее».

«А если нация не способна себя сберегать и воспроизводить, если она утрачивает жизненные ориентиры и идеалы, ей и внешний враг не нужен, все и так развалится само по себе».

Следующий шаг — повторяющееся в нескольких местах послания указание на определяющую роль русского языка и русской культуры для единства нации, ее воспроизводства и ее идентичности. В послании повторяется тезис одной из предвыборных статей Путина о России как «государстве-цивилизации, скрепленном русским народом, русским языком и русской культурой, которые для всех нас родные, которые нас объединяют и не дают раствориться в этом многообразном мире». А потом следует указание на то, что для окружающего мира все граждане России — русские. «Вспоминаю одну из своих встреч с ветеранами. Там были люди разных национальностей: и татары, и украинцы, и грузины, и русские, разумеется. Один из ветеранов, не русский человек по национальности, сказал: “Для всего мира мы один народ, мы русские”. Так было и во время войны, так было всегда». Это плавное движение к тому, чтобы закрепить за словом «русские» значение политической нации, граждан России, носителей русского языка и культуры, не вдаваясь в этнические тонкости.

И сразу за этим, без рассуждений о национальной политике, следуют практические предложения. Путин требует исключить из политики сепаратистов и националистов (в значении этнического национализма), считая это одним из правил добросовестной политической конкуренции. Он говорит, что власти не допустят «появления в России замкнутых этнических анклавов со своей неформальной юрисдикцией, живущих вне единого правового и культурного поля страны, с вызовом игнорирующих общепринятые нормы, законы и правила». Предлагает ужесточить наказание за нелегальную миграцию и запретить въезд в Россию граждан стран СНГ по внутренним паспортам (загранпаспорт позволяет проконтролировать срок пребывания в России). Выдвигает программу развития русских школ и продвижения русского языка в СНГ, предлагает «придать глобальный характер качественному образованию на русском языке» — весьма честолюбивая цель для отечественных университетов. Напомним, что прогрессивная публика в последнее время обсуждает, наоборот, перевод российского образования на английский язык.

В послании президент поддерживает идею предоставлять российское гражданство соотечественникам, но делает две важные оговорки: «Поручаю разработать ускоренный порядок предоставления российского гражданства нашим соотечественникам, носителям русского языка и русской культуры, прямым потомкам тех, кто родился и в Российской империи, и в Советском Союзе. Тем, кто хочет переехать на постоянное жительство в нашу страну и, соответственно, отказаться от своего сегодняшнего гражданства». Остается возможность трактовки: то ли речь идет о соотечественниках, а также о носителях русского языка и культуры, то ли соотечественники должны быть такими носителями для получения гражданства. Тем не менее можно говорить, что условием приобретения гражданства станет выбор в пользу русской культуры. Отказ от сегодняшнего гражданства и готовность переехать в Россию также важны — если уж приращивать число граждан за счет соотечественников, то на своей территории, а не за рубежом.

И наконец, Путин видит творческий потенциал нации, считает ее энергию источником развития страны. Пусть даже и со ссылкой на сомнительного философа. «Кто вырвется вперед, а кто останется аутсайдером и неизбежно потеряет свою самостоятельность, будет зависеть не только от экономического потенциала, но прежде всего от воли каждой нации, от ее внутренней энергии; как говорил Лев Гумилев, от пассионарности, от способности к движению вперед и к переменам».

Переворот в экономической политике

Экономическая часть, композиционно практически завершавшая послание президента, содержала два радикальных тезиса, свидетельствующих о вполне определенном выборе Путиным путей дальнейшего развития страны. На наш взгляд, этот выбор увязан с ценностным содержанием послания: солидарность — нация — развитие.

В конце послания президент высказал тезис простой, но дающий ключ ко всей экономической части: исторически мы жили ради будущего, ради детей, но опыт роста российской экономики в минувшем десятилетии показывает, что мы в силах добиться благополучия сегодня. Достаток для всех — важный для послания лозунг. Не случайно одной из тем стало жилье. Президент призвал сделать ставку не на ипотеку, а на рост объемов жилья экономкласса, на создание рынка арендного жилья.

Прежде всего глава государства внятно заявил о неготовности мириться с вялой, граничащей со стагнацией траекторией роста, на которую легла российская экономика после кризиса: «Интересы развития России требуют ежегодного роста не менее 5–6 процентов ВВП в ближайшее десятилетие». Фактически президент принял сторону Минэкономразвития, которое в своем многолетнем противостоянии с осторожным Минфином настаивало на необходимости политики ускорения. Именно указанные президентом ориентиры экономической динамики фигурировали в форсированном целевом сценарии долгосрочного прогноза социально-экономического развития, разработанного МЭР.

В качестве одного из инструментов ускорения Путин готов рассматривать изменение текущей парадигмы денежно-кредитной политики Центрального банка. Приведем дословно соответствующий пассаж послания: «Нам нужны дешевые и длинные деньги для кредитования экономики, конкурентные банковские ставки. Знаю хорошо, что мне возразят некоторые эксперты: что обеспечение длинных денег — это не задача Центрального банка. Да, все это хорошо известно. Но также известно, что в ФРС Соединенных Штатов, в Евроцентробанке, в других некоторых центральных банках прямо в уставах записана обязанность этих структур думать о рабочих местах и обеспечении темпа роста экономики. Сейчас не призываю ничего пересматривать в нашем законодательстве, просто обращаю внимание на то, что все мы должны быть озабочены ключевыми вопросами развития страны». Да, пока это очень осторожное заявление, и все-таки это сенсация. Впервые президент поколебал основы многолетней политики ЦБ, игнорирующего задачи экономического роста.

Русская идея: интересная работа, новый дом, благополучная семья

Фото: ИТАР-ТАСС

Впрочем, устраивать одновременно революцию и на другом — бюджетно-финансовом — фланге экономической политики президент воздержался, подтвердив приверженность «бюджетному правилу»: «Мы договорились (помню об этом хорошо и с этим согласен), что после того, как Резервный фонд превысит 7 процентов ВВП, мы можем направлять половину доходов сверх этого уровня в российскую экономику, главным образом в инфраструктурные проекты». Напомним, что МЭР в дискуссиях с Минфином вокруг бюджета предлагал смягчить это правило, снизив предельную планку накопления Резервного фонда до 5%, что позволило бы поддержать деньгами инфраструктурные инвестиции уже в 2014 году, однако правительство не поддержало это предложение.

Тем не менее Путин и в части бюджетных фондов выдвинул одну прогрессистскую новацию: «Уже с 2013 года, после создания соответствующей управляющей структуры, предлагаю часть средств Фонда национального благосостояния, для начала это может быть сумма до 100 миллиардов рублей, нужно вкладывать в российские ценные бумаги. Они должны быть связаны с реализацией инфраструктурных проектов. Прошу Минфин проработать такую схему. Важно, чтобы такие проекты были окупаемы сами по себе и давали устойчивые гарантированные доходы, а не требовали постоянной подпитки из ФНБ или из федерального бюджета».

Весьма показательными мы считаем вброшенные президентом (пусть и в разных местах речи) тезисы, касающиеся промышленной политики страны. При том что Путин впервые выступил с инициативой «подготовить дорожные карты развития новых отраслей... это в том числе композиты и редкоземельные металлы, биотехнологии и генная инженерия, IT-технологии, новое градостроительство, инжиниринг и промышленный дизайн», президент в качестве одного из ключевых вопросов назвал «возврат лидерства в традиционных промышленных отраслях». Только так, по мысли Путина, мы сможем модернизировать «однобокую сырьевую экономику».

Еще одно важнейшее политическое заявление президента в экономической области — однозначная приверженность сохранению плоской шкалы подоходного налога: «Прогрессивка, как бы она внешне ни смотрелась социально справедливой, но она этой справедливости не обеспечит. Наоборот, это будет бременем для миллионов людей со средними доходами. И, кроме всего прочего, что еще будет? Будет уход от налогов и недополучение в казну соответствующих объемов денег от этого налога». Как видим, существенная составляющая аргументации президента — поддержание стабильных «правил игры» для среднего класса.

Наконец, Путин впервые сказал о дисбалансах территориального развития как о бедствии, порожденном сырьевой экономикой. И впервые обозначил преодоление этих дисбалансов, равномерное развитие всех территорий, становление экономической самостоятельности регионов как одну из задач экономической политики. Мейнстрим российской экономической мысли в последние годы вертелся вокруг того, как бы определить на карте страны несколько растущих крупных городов, бросить туда все ресурсы и забыть обо всем остальном.

Национализация элиты

Президент в послании фактически поставил вопрос о необходимости выстраивания принципиально новых отношений между российским обществом и элитой страны и сформулировал ряд новых требований к этой элите. Во-первых, поменьше набивать карманы и побольше делиться богатствами с согражданами. «Считаю, что уровень вознаграждения руководителей организаций, которые финансируются за счет бюджета, должен быть привязан к средней заработной плате основного персонала. В некоторых учреждениях руководители получают в разы больше, чем средний персонал. Это неправильно, и эту ситуацию нужно менять, — заявил глава государства. — Мы будем стимулировать инвестиции и развитие, перенося фискальный акцент на потребление, включая акцизные товары и дорогую недвижимость. Напомню правительству о необходимости уже в первой половине 2013 года реализовать принятые принципиальные решения по так называемому налогу на роскошь, включая элитную недвижимость, и, как бы тяжело ни было, на дорогие автомобили, пускай даже новые».

Второе требование президента к элите — быть более открытой и прозрачной. «Если человек выбрал госслужбу, он должен быть готов к этим ограничениям, к общественному контролю, к выполнению специальных требований, как это принято практически во всех странах мира, — заявил Путин. — Наряду с контролем над доходами и имуществом вводится контроль над расходами и крупными приобретениями чиновников, руководителей госкомпаний, их ближайших родственников. При этом обращаю внимание, что прокуратура теперь получила право обращаться в суд с требованием изъять имущество, которое было приобретено в результате необоснованного обогащения».

Фото: AP

Третье требование главы государства к представителям элиты — стать более патриотичными. Для чиновничества это требование выражается в запрете на вывод денег за границу. «Какое доверие может быть к чиновнику или политику, который говорит громкие слова о благе России, а свои средства, денежки, старается вывезти за границу? — заявил Владимир Путин. — Прошу поддержать законодательные предложения об ограничении прав чиновников и политиков на зарубежные счета, ценные бумаги и акции. Это требование должно касаться всех должностных лиц, принимающих ключевые решения: и первых лиц государства, и правительства, и администрации президента, их близких родственников. Это, конечно, должно касаться и членов Совета Федерации, и депутатов Государственной думы».

И все же определенный компромисс в курсе на репатриацию доходов и имущества чиновничества президент допустил: «Что касается недвижимости за рубежом, то она в любом случае в соответствии с законом должна быть задекларирована, а чиновник должен отчитаться и о стоимости, и о происхождении доходов, которые позволили ему совершить эту сделку». То есть заграничные счета и ценные бумаги чиновники иметь не могут, а виллу на Лазурном Берегу, «правильно» оформленную и приобретенную, иметь можно.

Для бизнес-элиты требование патриотичности выражается в призыве к «деофшоризации» экономики. «Наших предпринимателей часто упрекают в непатриотичности, — отмечается в послании. — Притчей во языцех стал офшорный характер российской экономики. По некоторым оценкам, девять из десяти существенных сделок, заключенных крупными российскими компаниями, включая, кстати, компании с госучастием, не регулируются отечественными законами. Нам нужна целая система мер по деофшоризации нашей экономики. Поручаю правительству внести соответствующие комплексные предложения по этому вопросу».

Впервые с жесткой критикой офшорного характера бизнеса крупных, прежде всего государственных компаний Путин выступил ровно год назад, еще в ранге премьера. Однако никаких оргвыводов, кроме показательных увольнений руководителей ряда энергокомпаний, а также разработки не получивших хода законодательных инициатив, за прошедшие месяцы так и не случилось. Но, похоже, тема борьбы с офшорами не является для Путина конъюнктурной или ситуационной, и борьба будет продолжена.

Однако найти убежденных союзников в этой борьбе президенту будет еще сложнее, чем в деле репатриации доходов чиновников. Дело в том, что за рыночную двадцатилетку использование иностранных юрисдикций в структурировании собственности на российские активы и сделок с ними стало уже почти неотъемлемой частью делового оборота всех эшелонов российского бизнеса, позволяющей нивелировать лакуны и несовершенства местного инвестиционного климата и предпринимательской среды. Минимизация налогов и увод капитала в зарубежные гавани, увы, далеко не ведущие мотивы тотального использования офшоров. Куда актуальнее другие мотивы — защита бизнеса от криминального и чиновничьего рейдерства, а также гибкое структурирование сложных сделок.

Об одном из флангов этого фронта Путин упомянул в послании, призвав к выбору российских площадок для приватизационных сделок. До сих пор все усилия властей по повышению привлекательности отечественных бирж для торговли акциями крупнейших российских компаний, в том числе приватизируемых пакетов госкомпаний, не давали ощутимых результатов. Достаточно сказать, что в ходе недавнего биржевого размещения пакета акций Сбербанка объем размещения на Московской бирже составил 4,6 млрд рублей из общей суммы 159,3 млрд рублей, то есть 2,9% предложенного госпакета. Причем, по свидетельству брокеров, объем спроса со стороны внутренних инвесторов был в разы выше, но он оказался сознательно отсечен Сбером в пользу иностранных инвесторов.

Похоже, президент понимает сложность этой темы и недостаточность «административной деофшоризации». «Надо наладить планомерную работу по упорядочению законодательства, при этом раз и навсегда отказаться от презумпции виновности бизнеса, от обвинительного уклона в правоохранительной и судебной практике», — говорит Путин в послании. Он вообще много внимания уделил идее улучшения делового климата в России, включая сюда, помимо прочего, еще и повышение доступности кредита. Мы полагаем, что это приглашение предпринимателей в коалицию развития.

Проблема участия

Из политической части послания наблюдателям больше всего запомнилась идея возвращения выборов депутатов Госдумы по одномандатным округам. Это истолковывают как стремление обеспечить «Единой России» большинство в следующей Думе, даже если она проиграет выборы по партийным спискам. Возможно, но есть и другие стороны этого решения.

Путин говорит о необходимости расширять средний класс. Именно этим, наряду с необходимостью улучшить здравоохранение и образование, он объяснил повышение зарплат учителям и врачам: «Существенно, на четверть, вырастет число граждан, обладающих экономическими возможностями среднего класса. Наиболее заметно это будет в регионах. Мы поддержим возрождение провинциальной интеллигенции, которая во все времена была профессиональной и моральной опорой России». Кстати, интеллигенцию Путин объявил креативным классом, изящно забрав этот бренд у оппозиции.

Рисунок: Сергей Калинин

Превращение учителей и врачей в средний класс, как считает президент, поможет становлению профессиональных сообществ, которые он расценивает как ядро гражданского общества. На наш взгляд, самого по себе повышения зарплаты здесь недостаточно, нужны институциональные решения, прежде всего ослабление ставшей уже унизительной зависимости учителей от ведомственных администраторов и создание сильных профессиональных организаций. Но сам акцент на профессиональные сообщества как на партнера по диалогу исключительно важен. Правда, отметим, что полное игнорирование мнения учительского и преподавательского сообщества в ходе реформы образования не получило никакой оценки президента. Он только сказал о «стонах», которые звучат, стоит лишь начать реформы в той или иной области. Хотя и не выразив полной поддержки Министерству образования, Путин подчеркнул: образование не «услуга», а один из институтов воспроизводства нации. Он также потребовал вернуть в школу задачу воспитания, а это сильно расходится с нынешней концепцией реформы, в том числе с законом об образовании, который Дума готовится принять.

Интересно, что политические партии удостоились внимания президента лишь в том смысле, что их теперь много и что нужно всем им обеспечить доступ в СМИ. Похоже, он не видит в сегодняшних партиях партнера в осуществлении программы развития. Скорее, такую надежду он возлагает на профессиональные сообщества, институты прямой демократии, гражданские инициативы. Возвращение депутатов-одномандатников — из того же ряда. Это шанс на привлечение в политику новых людей, появление новых лидеров, имеющих, в отличие от депутатов, избранных по партийным спискам, понятную базу поддержки и практическую повестку «от земли». Вероятно, президент считает, что политическая организация российского общества пока в стадии становления и нет никакой необходимости форсировать этот процесс. Есть общая повестка развития, а партийные различия вторичны.

Загвоздка в том, что российская политическая система хорошо работает на исключение — людей, претендовавших возглавить Болотную, исключили из политики менее чем за год, — но плохо приспособлена для участия. Если возвращаться к тому же закону об образовании, то споры о нем могли бы стать прекрасным поводом для интеграции в политику профессиональных сообществ школьных учителей и университетских преподавателей, но ясного заявления на этот счет президент не сделал. В общем, пригласить-то пригласили, но дорожные расходы предстоит оплачивать самим. Похоже, всем приглашенным к участию в политике предстоит собственными силами добиваться права быть услышанными. Наверное, это неизбежно. Сильные гражданские структуры невозможно построить сверху.