Чистейший образчик материнской любви отыскался. Ознакомьтесь.

На Рождество 13-летний американец Грегори Бюрли получил от своей мамы подарок, о котором мечтает любой современный подросток. Джанелл Бюрли преподнесла своему чаду белый iPhone 5. А вместе с ним - контракт, который Грегори пришлось подписать, прежде чем начать пользоваться устройством.

«Дорогой Грегори!

С Рождеством! Теперь ты стал гордым владельцем iPhone. Очуметь! Ты славный и ответственный 13-летний мальчик и ты заслужил этот подарок. Но принятие этого подарка влечет за собой принятие правил и предписаний. Пожалуйста, внимательно ознакомься со следующим контрактом. Я надеюсь, что ты понимаешь: моя обязанность — вырастить тебя образованным и здоровым молодым человеком, который станет полезным в обществе и будет сосуществовать с технологиями, а не зависеть от них. Несоблюдение пунктов следующего списка приведет к прекращению владения iPhone.

Я страшно люблю тебя и с нетерпением жду, чтобы обменяться с тобой несколькими миллионами текстовых сообщений в последующие дни.

1. Это мой телефон. Я купила его. Я заплатила за него. Я одалживаю его тебе.
2. Я всегда буду знать пароль
3. Если он звонит, подними трубку. Это телефон. Скажи «привет», не забывай о манерах. Никогда не смей...

И так далее — еще восемнадцать пунктов, один другого прелестнее.

Вот дура-то ;)

Не, ну честно, никакой другой реплики в голову просто не приходит.

Дело ведь, по сути, даже не в правилах и в ущемлении свобод. В мире нет вещей, которыми человек может распоряжаться безраздельно. Включишь в своей квартирке ночью музыку на полную катушку — сразу люди в форме приедут, разъяснят права и обязанности. Сфотографируешь на свой телефон кого-нибудь не того — не только телефон отберут, но и посадить могут. Пройдешь по своему городу голышом, приляжешь в кустики на своей улице поспать — мигом огребёшь от своих же сограждан, причем возможно даже ногами.

Дело в том, что любая ответственность — перед матерью, другим человеком, обществом, наконец — должна быть осознанной. Понятой. Пережитой. И бессознательный возраст нам дан, собственно говоря, именно на то, чтобы попробовать, пожевать, переварить, проблеваться и понять, что такое хорошо, а что такое плохо.

Нельзя любить насильно. Нельзя уважать насильно. Нельзя насильно быть умным или культурным.

Меня воспитывали жестко, без всяких послаблений и либеральных глупостей. Многие вопросы и семейные разногласия решались дедовским методом, по жопе, без разговоров. Держали и учили. А потом, когда стало очевидным, что я владею минимальными навыками выживания в современном мире, отпустили. И накушался я до отвала. Долго в себя приходил после обильной трапезы.

Сижу сейчас и понимаю: мало драли. Больше надо было драть. Глядишь, и сэкономил бы пару лет, потраченных впустую.

Правда, я к этому выводу сам пришел, а вот тинейджер Грегори, поставленный перед фактом и внимательно прочитавший мамин ультиматум, пришел к выводу, что деваться некуда. А значит, надо приспосабливаться. Подчищать следы, обходить спорные пункты, искать несостыковки. Неужели взрослая, адекватная американская баба не понимает, что уж порнуху-то в двадцать первом веке посмотреть способ найдется? Нашелся же он у меня, веком ранее, и без всяких айфонов, между прочим ;)

Нельзя с помощью бумажки решить проблемы. Ну нельзя. Вот порвать её можно. И мобильник о стенку расколотить — тоже можно, на глазах у мамы. В воспитательных целях. Глядишь, и поймет чего... хотя, лично я сомневаюсь.

Прошлый год выдался неописуемо хаотичным.

Радости, неприятности, люди, ситуации — все кружилось вокруг ураганом, свистело в ушах. Жизнь бурлила и кидала меня с волны на волну, затягивала водоворотами, выбрасывала обессиленного на прибрежный песок и увлекала обратно. Все мои ничтожные попытки остаться на берегу или сопротивляться течению оканчивались полным провалом. Все плоты и лодки, которые я лепил из того, что было под рукой, разбивались в щепки, но я упорно барахтался, хватаясь за руки и обломки мачт, задерживал дыхание, бился о камни и под конец мне все же удалось выбраться на твердую почву.

Мое идиотское плаванье подошло к концу.

Пришло время собирать камни и строить дома, а не замки из песка. Время успокоиться, снять шляпу, попрощаться со всем, что осталось в прошлом и бесстрашно шагнуть в будущее. Возможно, скоро с моря налетит еще один ураган, в тысячу раз сильнее предыдущих, но на этот раз я не сдамся так просто. Да, мое утлое судёнышко давно лежит где-то там, на дне океана, но я жив, здоров и готов жить дальше. Я не одинок. Я многого хочу, многое могу и уже немало добился — так за чем же дело стало?

В общем, мои итоги пока далеко впереди. 

Там и увидимся!

При всем своем негативном отношении к новогодней трясучке, конец недели провел благотворно.

Сперва отстрелялся с праздничными дарами. Дистанцию биатлонскую прошел ровно, короткими перебежками от одного торгового центра до другого, мишени выбивал ровно, спуск не дёргал. С последней, правда, пришлось здорово повозиться: целился долго, стрелял практически вслепую, с миллионом разных поправок, но результат оправдал ожидания. И слава богу.

Затем, не размениваясь, принес нехилую жертву Дионису. Угорел по всем правилам: с шутками, прибаутками и всеми сопутствующими ритуалами. Испытал священный экстаз, близкий к желаемому и благополучно вернулся в реальный мир. Негативных последствий избежал — ни тебе переломов, ни синяков, ни кровоподтеков, ни приступов смутного раскаянья. Разве что, немного голова приболела, но к этому мы привычные, порядок приема медикаментов и все необходимые мантры помним на зубок. С первым криком петуха уж прыгал, как Пиноккио, по городу, сжимая за пазухой оставшиеся три сольдо.

Отсмотрел кинофильм про хоббита на ночном сеансе. В рамках культурной программы, так сказать. Ближе к концу чуть не захрапел от избытка чувств, но на то она и сказка, чтобы детишки в конце засыпали. Выстроено все крепко, нарисовано знатно, исполнено с задором и огнем. Гномики прикольные, Гендальф ехидный, Радагаст с Горлумом вообще феерические, а вот Кейт Бланшет краса, пергидрольная коса, в этот раз совсем не впечатлила. Глазом косила изо всех сил, а ретивое не колыхнула. Ну и фиг с ней. Видать, не до неё мне сейчас. 

Кстати, народу в развлекательно-едальных заведениях в канун праздника поразительно немного. Звонишь столик заказывать в час пик, готовишься, как Патрик Бейтмен, в ужасе услышать презрительный смех в трубке, а тебе — милости просим! — и это в выходной день. С кино тоже странная история. Казалось бы, праздничная неделя, хватай в кучку всех, кого ни попадя, да беги попкорном хрустеть — ан нет. Дневные сеансы полупустые, ночные — вообще раздолье. Зато ашан по швам трещит. Ну, да нам это только на руку.

В общем, итогами недели доволен. Чего хотел — все сделал, даже берлогу с ванной комнатой отдраил.

Пришлось, конечно, пару сопуствующих мероприятий задвинуть в виду нехватки времени и сил, но тут уж ничего не попишешь. Двум богам, дорогой доктор, служить и сложно, и противно, а праздники, если хочешь на следующий день проснуться с чувством глубокого удоволетворения, надо устраивать по велению сердца, а не по расписанию. Тянет оторваться — иди и отрывайся, пока желание не испарилось, а не хочешь — сделай себе подарок, посиди дома. И целее будешь, и люди спасибо скажут. Кто уважает — поймет, а кому пофиг — тому пофиг и останется.

Вот так, как-то. Волновалось море, волновалось, да и успокоилось. Сижу довольный, как слон, потягиваю правильное мюнхенское с лопатой, грызу орешки. Есть только я и предстоящая новогодняя ночь, последняя неприятность, но ее мне поможет пережить Массандра, а будущие свершения станем планировать по утру, оно вечера завсегда мудренее. Встану, надену чистое исподнее, погуляю по пустому новогоднему лесу, поклонюсь четырем ветрам — да и отправлюсь дальше делать книжки, клепать полоски, жевать стейки, летать по ночному городу, любить, ненавидеть, жить. И будет у меня все замечательно. И не будет у меня никаких разрух, да-с.

Чего и вам желаю.

Спросили вчера, чего я хочу в этот новый год? 

Не так уж много, на самом деле.

Просто вернуться к нормальной жизни. Миновать этот идиотский рубеж. Пережить все голубые огоньки, петарды, авралы, корпоративы, удары курантов, звоны бокалов и пьяный гогот. Я хочу проснуться утром, потянуться, сделать зарядку, принять душ, почистить зубы и спокойно заняться делом, оказаться внутри сбалансированной жизнеспособной человеческой системы, а не на маскараде, не в кабаке и не в дурдоме.

Я ведь, если приглядеться, никогда не любил новый год. 

Ребенком я ждал в ночь первого января лишь одного — момента, когда наконец-то можно будет лечь в кровать и медленно провалиться в сон, щурясь на красно-желтые огни гирлянды. Ни подарки, ни сказочные истории не могли заслонить обстановку давящей суеты. Вот мать возвращается в канун нового года с работы или из магазина, нагруженная съедобным барахлом, обессиленно падает на кушетку и сидит, не двигаясь, минут пять, переводя дух. Вот бабушка хлопает дверью лоджии, отправляя на мороз очередную порцию заливной рыбы, пускает холод в гостинную, постукивает пузатыми бутылками, хрустит капустой и звенит кастрюлями. Вот дед, тихо проклиная все силы природы, распутывает гирлянды, закрепляет покосившуюся елку, наступает на игрушки, а из старого, черно-белого телевизора звучит набившее оскомину, пресное и грустное:

По улице моей который год
звучат шаги - мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден...

А вот я впервые отмечаю новый год с приятелями, молча сижу в кресле, пью массандровский портвейн и пытаюсь понять, чем эта ночь отличается от любой другой студенческой гулянки? Все тот же шум, гвалт. Тот же пьяный угар, те же мокрые сигареты, забытые в блюдце с зеленым горошком... Я не вижу вокруг ничего нового. Не слышу ничего нового. Ничего не жду и ничего не понимаю в происходящем. Хочется либо хлопнуть дверью, уйти в ночной заснеженный парк и бродить там до утра, либо раскроить кому-нибудь морду от уха до уха, бить бутылки о головы, топтать колпаки, жечь бутафорские бороды. Хочется разломать праздник, испортить его, хоть как-то изменить устоявшийся сценарий, но все заканчивается прозаично: я напиваюсь до чертиков и засыпаю там же, в уютном кресле. 

А снег всё идёт, а снег всё идёт
Русское поле источает снег
Иных хоронили в упаковке глазенок
Иных хоронили в упаковке газет...

Жизнь продолжается. Рабочие авралы, декабрьский редакционный психоз и унылые производственные корпоративы помогают забыться и оттянуть час икс. Для друзей мой праздник становится «семейным» (Идите в жопу со своими приглашениями, видеть вас не могу.), для близких — «меланхоличным» (Что-то я сегодня не в настроении, пойду к себе, покурю...), а для меня он окончательно превратился в повинность, которую невозможно слить, но можно немного облегчить. Может, именно поэтому я частенько болею в канун нового года или нарываюсь на пьяные драки в первых числах января? Когда валяешься в кровати с температурой под сорок или рожей, распухшей от ударов, можно не строить из себя счастливого рождественского кролика, хе-хе... 

Посмотрим, что будет в этот раз. Надеюсь, обойдется без кровопролития и шоковой терапии, но в любом случае, заранее предупреждаю и прошу с пониманием относиться к моей «заторможенности». Поверьте, эта мнимая «заторможенность» дается мне ой как непросто.

С наступающим.