Это люди, которые не имеют ничего общего, кроме того, что оказались в центре резни в Нанкине.
Офицер с безупречными манерами и деревенский мальчишка, тринадцатилетние воспитанницы монастырской школы и опытные к своим двадцати годам проститутки, чистый сердцем и отважный в исполнении долга китайчонок и корыстолюбивый трусоватый гробовщик из Америки.
Война содрала с них ярлыки и сожгла в воронках от бомб. Теперь они те, кто они есть.
Шестнадцать детей, которым грозят истязания и смерть, и шестнадцать взрослых, которые их защищают - потому что чужих детей на самом деле не бывает.
Кроме как для завоевателей.
И цветы войны кровавы, как губы проституток - но в них намного меньше чистоты.

Насилие принято показывать как один из ужасов войны. Конечно же, это завоеватели насилуют девочек. И ты веришь в это и ужасаешься, пока "прожжённая" проститутка Ю Мо не роняет:
- Я тоже была такой девочкой. Ученицей монастырской школы. Пока в тринадцать лет меня не изнасиловал отчим. К четырнадцати годам я пропустила через себя уже много клиентов.
- В твоём возрасте у меня было уже много клиентов, - вторит ей подруга, с нежностью глядя на школьницу, чью жизнь выкупит своей.
Деление на шлюх и девственниц придумала культура насилия, говорит Чжан Имоу. Проститутки - это всё те же школьницы (о, КАК он это показывает!), падшие женщины - на самом деле сброшенные в пропасть. Культура насилия порождает войны. Война сопровождается изнасилованием не потому, что насилие - дитя войны, а потому, что обнажает людей. Насильники становятся ещё более, ещё охотнее, ещё алчнее насильниками.
Это война - дитя насилия, повседневного насилия, на которое мы закрываем глаза, пока его не повторяет наш враг.

Об этом романе Василия Гроссмана мне говорил ещё Николай Бессонов, очень настойчиво рекомендуя: "очень сильная книга".

Поэтому, когда я узнала, что Сергей Урсуляк снял для телеканала "Россия" по ней сериал, сразу захотела увидеть: хоть одним глазочком. Спасибо sasha_siniy - увидела. Так-то он пойдёт с 14 октября, вместе с повтором фильма первого.

Вы знаете, что хочу сказать...

Многое хочу сказать.

Повторюсь, что считаю тему ВОВ почти вечной, поскольку это событие было одним из нациеобразующих. Вот как у французов революции - вечные темы, у нас будет ВОВ. Там и там - проверялись люди. Там и там - событие способствовало осознанию себя нацией в каком-то новом, особом ключе.

Но. Мне не нравится большинство современных обращений к ВОВ. Оно всё больше скатывается в залихватский поп-арт. Поп-арт надрыв. Поп-арт задушевность. Поп-арт лихачество. Поп-арт истерики. А я выросла на "В бой идут одни старики", "А зори здесь тихие", "Я — русский солдат". Где может быть не реализм, плавно переходящий в натурализм, а реализм духа, что ли, реализм основного. А меня пичкают поп-артом.

И тут приходит Урсуляк и снимает по Гроссману. Серое всё такое. Война. Сталинград. Я думаю, двух этих слов вместе достаточно. Маленький белый котёнок на столе связистов. Старик, несущий контрабас по разрушенной улице. Рубашки сушатся, и воду пьём из парового котла. Вопрос, который принято игнорировать или налегать на него до сальности: "Он к тебе приставал?". И недоумение бедам женщин, о которых те жалуются в письме: вот мы тут, мол, каждый день со смертью, а они чего жалуются? И - на заднем плане - наше осознание того, что и они там, многие, каждый день со смертью борются, вырывая - не себя, детей, уязвимых перед голодом, рахитом и тифом. Мужики на передовой ещё не знают об этой битве за их спинами. Для них там ещё - тыл. А там - второй фронт. Жизнь исковеркана, и жизнь продолжается, рука об руку со смертью, замордованная смертью, испоганенная смертью, и её, жизнь, не только отстаивают, но по крупицам сохраняют где можно и даже нельзя. Война, одним словом. На фронте и в тылу, где учёные исследуют, пьют вечером чай и нечаянно признаются в любви. Где внезапно появляется пропахший боем офицер, чтобы объяснить, почему почувствовал себя русским той, с кем очень хочется поделиться...

И вроде актёры всё те же. На виду все актёры. Маковецкий там, Михаил Пореченков. Знаешь, вот этот будет душевен и рефлексировать, а тот брутален. А веришь как первый раз.

Не знаю, может, я впечатлительная. Но я впечатлилась.

UPD: мне сказали, что мужик, которого я приняла за Пореченкова, не Пореченков. Но это ровным счётом ничего не отменяет.

Фильм о том, как мир познавал себя, воплотившись в двенадцатилетнем мальчике, в Ницце, на берегу моря.

Почти каждый кадр можно вешать картиной на сцену.

Ну да, это же Гатлиф

Я же маньяк же. Я же читаю в голове несколькими слоями. Вот самим детективным сюжетом наслаждаюсь. Вторым слоем - в прошлый раз - наслаждаюсь диалогом с Конаном Дойлем :) Но не в этот, диалог остался там. Была бы сказка, наслаждалась бы, разбирая её по Проппу и ДеМосу. В фантастике анализирую, среди прочего, насколько стереотипичны подачи сразу ряда факторов, в частности, этнического/расового вопроса (разнообразие подспудно присутствует, негров не выпилили :), возрастного там (в огромном количестве фантастических романов мне попадается полное отсутствие детей и стариков, ну нет их в будущем, чо; тут, однако же, есть, и прямо, и косвенно, т.е. герои свободно вспоминают, как проводили детство, не в контексте "тут нас поработили враг и стали насиловать нас, 11-летних мальчиков", а просто блин ДЕТСТВО). Ну и после Феминиума и поста Монфора о том, что есть фантастика...

Да, что есть фантастика? - это когда мы делаем какое-то фантастическое допущение, ну там например, что выпилили негров, ой, ну в общем что изобрели какую-то хрень, и построение сюжета так, чтобы оно на этой хрени держалось и без неё не могло, т.е. чтобы она не была не более, чем антуражем.

У Громыко тут допущение такое: киборгов, конечно, будут так создавать, чтобы потенциально мыслящая часть их мозга подавлялась процессором, во избежание появления у них личности; но вдруг у одного киборга что-то сбойнёт, и мозг начнёт развиваться? Так, что внутри взрослого тела начнёт жить и развиваться мальчик. В тех условиях, когда этому мальчику с самого начала ясно (он же может пользоваться информацией процессора с момента рождения, его становление не имеет ничего общего с "научиться ходить; научиться говорить" и т.д.), что само его существование - повод его убить. Существо, живущее с постоянным чувством тела, принадлежащего ему только частично (знакомая тысячелетиями проблема девочек/женщин, кстати, так что получился ненароком гендер-свитч). Ребёнок, жаждущий безопасности и любви так же сильно, как и любой другой... и не имеющий на них права.

Да, "внешне" сюжет о том, как почту развозят и пиратов одолевают. А на самом деле - как этот ребёнок налаживает контакт с принявшей его семьёй. Когда и необходимо, и страшно принять то, что тебя любят. Ну вот так примерно.

Но там, за вторым слоем, на третьем, ещё допущение.

Это мир, в котором неравенство полов рудиментарно. То есть отсутствует, хотя остались в качестве игрового момента всякие внешние штучки, типа имиджа секси-львицы (заказчица Аайда) или заи-лёгкого-поведения (на примере сбоя программы, обслуживающей корабль). Есть сеть секс-услуг, правда, но мы не знаем, действительно ли в ней эксплуатируются живые женщины, с описанным бытом с большой вероятностью нет. В каких амплуа вообще присутствуют женщины? Ботаник-на-борту (Полина), пилот корабля (Ритт), крупная предпринимательница, две артистки, журналистка-конъюктурщица, официантка, корабельный механик, плантационные рабыни пиратов неясного происхождения (одна из них опекает незадачливого парня-новичка), женщина-рудокоп, а также, фоном вместе с мужчинами, горожанки на планете религиозных еретиков. Другими словами, вполне вариативный набор ролей. Подчёркивается это и тем, как себя с ними ведут окружающие мужчины. Полина получает приятельскую затрещину без оглядки на "приятельские затрещины только для мальчиков" (интересно и то, как о ней упоминают в разговоре с другими, всё абсолютно не в контексте пола, а в контексте роли Ботаника-на-борту или, в случае с пиратами, родственных отношений с пленником). Тео не демонстрирует никакого Специального Уважения для Женщин-Пилотов, которыми так страдают авторы, вводящие женщин-пилотов, общаясь с Ритт. Разговор о сексуальности Аайды всплывает именно потому, что она подаёт себя нарочито сексуализированно и даже позволяет себе лёгкий харассмент по отношению к Станиславу. При этом пол не отрицается от слова вообще, просто он не встаёт между двумя людьми при не-сексуальных отношениях; и, кстати, гамма этих отношений никак не обеднела, существуют флирт, ухаживание, брак, партнёрство, случайные связи с полным взаимоуважением.

В одном месте автор здоровски подшучивает над нашими стереотипами о ролях женщины. Тед, измученный тем, что все сравнивают его шорты с юбкой, идёт НОЧЬЮ по космодрому, его окликает женщина в коротком открытом платье со словами: "Привет, КОЛЛЕГА". Наши первые ассоциации: приняли за проститутку. Первая реакция Теда: он предполагает, что перед ним тоже пилот, и не ошибается.

Можно, конечно, вспомнить, что тот же Тед подумывает о стереотипическом "отшивании нахала", когда с Полиной заигрывает некий местный мачо-с-ранчо (кстати, подчёркивается, что он утрирует свой пол именно для флирта; в других ситуациях свой пол не пытается подчеркнуть никто), и говорит Дэну, что вслед за флиртом и угощением в кафе будет секс. Но чуть далее Тед рассказывает, что родом из фермерской семьи с какой-то очень милой, но вполне жопы мира. Т.е. это взгляды на жизнь мальчика-из-деревни.

Но что кидается в глаза особенно: в этом мире женщины имеют только отдалённое представление о том, что такое "сексуальное насилие", и никак не соотносят его с вероятной опасностью. Это нечто настолько теоретическое, что Полина, сталкиваясь с ним, до последнего момента не может его распознать. У неё нет в голове специального шаблона "как вести себя с агрессором, чтоб он был не такой агрессивный", хотя ей и пытаются объяснить те, кто уже пострадал (дело происходит на плантациях пиратов). У неё просто эти советы не стыкуются с картиной мира. Полина ведёт себя ни как Покорная Жертва, ни как Наглая (Гордая) Жертва. В общем и целом её мысли укладываются в "Бля, вот ведь какая сраная хуйня происходит". Она испытывает свои чувства... и тут же анализирует их и ситуацию. Не, если что, там нет рефлексии на две страницы, автор всё накидала лаконично, но очччень выразительно.

Более того, поражает психологическая устойчивость героев вообще. И она не выглядит неестественно. Это такая идеальная психологическая устойчивость людей с идеальным детством, не знавших даже серьёзного эмоционального насилия. Они не упиваются убийствами/калечением, не шокируются им до ступора и сумасшествия, но и не воспринимают подобное, как нечто нормальное. Тед, кидая трупы пиратов на съедение хассам, "смущён". Он не злорадствует, не насмешничает, не рефлексирует, не ужасается своей аморальности. Он просто делает то, что ЛУЧШЕ БЫ не делать, но ситуация требует. И так во всём.

Да, это действительно - будущее, а не настоящее в антураже.

п.с. На сцене, где Дэн стал длинноволосым брюнетом, я заорала ДААААААААААААА и стала носиться по квартире. Правда, в душЕ.

Тургеневская девушка, как всегда, рождена для чего-то большего, и, как всегда, вынуждена кидать вызов обществу, поскольку нормальных путей для самореализации оно ей не предоставляет.

Несколько мешало восприятию то, что Инсаров по описанию судя выглядит точь-в-точь как Урфин Джюс в бывшем у меня в детстве собрании сказок Волкова. Не готова я воспринимать Урфина Джюса как романтического героя. Предубеждение у меня.

Запись сделана с помощью m.livejournal.com.