«Альтист Данилов» (1980) — роман советского писателя Владимира Орлова. Является первой частью цикла «Останкинские истории».

Это роман о вечных ценностях, о большой любви как основе творчества. В этом поэтическом и воздушном, как музыка, произведении переплелось все: и безудержный полет фантазии, и острая социальная сатира с реальными свидетельствами, пусть и недавней, нашей истории.

История написания "Альтиста Данилова" загадочна. В 1972 году Владимир Орлов принес в журнал маленький рассказ об истории любви домового к смертной женщине. Времена тогда были реакционные, суровые, цензура резала все, что хоть как-то выбивалось из общей серой массы. Рассказ не прошел. А автор обиделся. И написал "Альтиста Данилова". Уже не просто о домовом (хотя есть там и домовые, есть), а о Демоне. И как ни странно - роман напечатали! Как его проспала бдительная цензура - уму непостижимо. С тех пор роман многократно переиздавался и переводился на множество иностранных языков.




- У нас день впереди, - сказал Данилов. - Как ты предполагаешь провести его?
- В разгуле, - сказал Кармадон. Но без предвкушения удовольствий сказал, а холодно, твердо, будто под разгулом понимал не персидские пляски и не битье зеркал, а прием снадобий и чтение источников.

...Ещё Александр Сергеевич говорил, - правда, французскими словами, - что в женщине нет ничего пошлее терпения и самоотречения...

Время стекало в глиняный кувшин и застывало в нем гречишным медом.

Чем больше открытий в науке,..тем больше тайн. И приходит мысль: "А не разыгрывает ли кто нас? Не шутит ли над нами? Не чья-либо шутка - моя жизнь?"

Не надо было торопить жизнь, а следовало ей самой доверить и свои чувства, и свою свободу.

...Разве мир - гармония? Разве жизнь - гармония?...Лев терзает лань, мирные злаки растут на братских могилах, женщина торгует телом, пьяная рука калечит ребёнка, альтист...лижет штиблеты главному дирижёру, чтобы именно он...поехал на гастроли в Италию!

Вот всю жизнь так! И не поговоришь как следует с необходимым тебе человеком, не откроешь ему душу, его душу не обрадуешь, не обогреешь, а в суете коснёшься лишь случайным словом и унесёшься дальше по пустяшным делам!

Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.

Клавдия одета была тщательно, словно бы Данилов стал интересен ей как мужчина. Краску и тушь на веки и на ресницы она наложила под девизом: "А лес стоит загадочный..."

...В наши зрелые годы знаешь, что не в пребывании на вершине дело...

Контрабасист, игравший в оркестре лет сорок и отправившийся на пенсию, достал по знакомству билеты на "Кармен", привел в театр внука. В первом же перерыве он прибежал в яму, чуть ли не закричал: "Музыка-то какая! Увертюра-то какая! Опера-то какая! Я-то всю жизнь думал, что в ней только пум-пум, а в ней, оказывается, и та-ра-ра-ра..." - и пропел тему тореадора.

...Между ними теперь не было игры, а было принятие каждым их жизней такими, какими они были и какими они могли или должны были стать. Их жизни были одной жизнью. При этом они признавали право каждого (или возможность) быть самостоятельными и независимыми друг от друга.

...От познания - бессилие. От познания!

У них во всех бумагах и разговорах Земля так и называлась - Тот Свет, а иногда и - Тот Еще Свет.

Тихо стало на Аргуновской. Зябко даже. Словно озноб какой нервный со всеми сделался. Или будто грустный удавленник начал к ним ходить.

ВекА человек плёлся потихоньку, а теперь побежал, да ещё и вприпрыжку.

А часто ли Данилову выпадали минуты именно для мыслей?

— Теперь ты должен играть не как можешь, а как не можешь. В крайнем случае ты ведь все равно сыграешь как можешь.

Завтра ваши нарушения станут правилами.

Боящийся не совершенен в любви.

Разве слова способны передать движения мыслей и чувств? Нет. Они — служебные сигналы, они жалки и убоги, как знаки азбуки Морзе.

И вот является на стол узбекский плов в огромной чаше, горячий, словно бы живой, рисинка от рисинки в нем отделились, мяса и жира в меру, черными капельками там и сям виднеется барбарис, доставленный из Ташкента, и головки чеснока, сочные и сохранившие аромат, выглядывают из желтоватых россыпей риса. А дух какой! Такой дух, что и в кишлаках под Самаркандом понимающие люди наверняка теперь стоят лицом к Москве.

…В квартире Муравлевых с утра происходят хлопоты, там вкусно пахнет, в кастрюле ждет своего часа мелко порубленная баранина, купленная на рынке, молодая стручковая фасоль вываливается из стеклянных банок на политые маслом сковороды, и кофеварка возникает на французской клеенке кухонного стола. Ах, какие ароматы заполняют квартиру!

В Москве каждая культурная семья нынче старается иметь своего друга.

...Объявление. Любителям автографов. В городе Париже в Соборе Инвалидов в двенадцать часов по ночам из гроба встает император. А? Каково! Смешно?
- А что смешного?
- Как же...
- Он ведь и вправду встает.
- Кто?
- Император.
- Когда?
- В двенадцать часов.
- Где?
- В Соборе Инвалидов. Садится на воздушный корабль...
- Вы шутите?
- Нет. Не шучу. Я сам встречал корабль, - сказал Данилов и повесил трубку.

...из названий блюд он мог узнать, конечно, с известными оговорками, степень тяжести твоего нынешнего состояния. Как его полагали кормить? Как пленника? Как смертника в одиночной камере? Как гостя? Как утерявшего расположение? Как гуся лапчатого? Как последнюю тварь? Как кого?

Но разве памятный тебе Иван Васильевич Грозный не имел стрессов и неврозов? Или, скажем, Людовик Одиннадцатый? Да имели они, только не знали, что это именно стрессы и неврозы.

Следует всегда оставаться самим собой в главном, а в мелочах − уступать, мелочей много, они на виду, оттого-то и кажутся существенным, главное же − одно и в глубине, уступки в мелочах и создают видимость подчинения и прилежности. Пусть считают, что он послушный.

Мода ведь только создаётся в Париже или там в Москве, а живёт она в Фатеже и Маклакове. А пока дойдет она до Маклакова, через голову десять раз перевернётся и сама себя узнавать перестанет...

- Каждая стихия, - первооснова для чего-то другого, с ней связанного, но иного, непохожего, - сказал Кармадон. – Земля, в смысле почва, - для деревьев и растений, вода – для минералов и камней, эфир – для ветров, снега, дождей. Одно преобразуется в другое. И я – стихия. Но для чего первооснова я?

...настоящей музыке, чтобы соответствовать миру, следует не извлекать из природы лакомые звуки, а быть честной и всеми звуками, пусть и страшными, пусть и кощунственными, потчевать людей, терзать их души правдой жизни.

- А мать-то этого плова, - добавляет Кудасов, - давно уж ушла в колбасу. И нечего о ней жалеть.

Синий Бык стоял смирно, тихо шевелил губами, вздрагивали его верхние веки, однажды дернулось правое ухо, будто на него село насекомое. Большой Синий Бык всегда держал на своей спине Девять Слоев и должен был их держать вечно. Знать о нем полагалось, смотреть на него было запрещено.

Но сейчас же возникла красивая, бисквитная с шоколадом и цукатами, Клавдия. Была она в лисьей шубе и лисьей же рыжей шапке.
– Ну вот, – сказала Клавдия Петровна, – насчет Войнова ты успокойся. Там у меня все идет хорошо, тьфу, тьфу, постучи по деревяшке…
– Я успокоился…

– Слушай, вчера я вязала Войнову шерстяные носки, ты знаешь, чего мне это стоит, но я связала пятку! И при этом поддерживала с ним светский разговор… А утром, представь, он любит морковное желе и бульон с фрикадельками, я все приготовила, да еще как!..
«Мне хоть бы раз связала носки», – подумал Данилов...

...рассмотрел все пленительные мелочи чудесного альта, ощупал его черные колки, нежно, словно лаская их, провел пальцами по всем четырем струнам, тайные пылинки пытался выискать в морщинах завитка, убедился в том, что и верхний и нижний порожек, и гриф, и подставка из клена крепятся ладно, а после – сухой ладонью прикоснулся к декам из горной ели, покрытым в Больцано нежно-коричневым лаком, ощутил безукоризненную ровность обегающего верхнюю деку уса, сладкие выпуклости обечайки и крепкие изгибы боковых вырезов.

Себе Данилов построил однокомнатную квартиру, а бывшей своей жене Клавдии Петровне отдал кооперативную двухкомнатную квартиру с хорошей кухней и черной ванной. И за то и за другое жилье он посчитал нужным платить. Да и как же не платить-то! Женщина, что ли, слабое существо, обязана была тратиться на условия существования?

Шуба у Муравлевых была роскошная, колонковая, с черными полосками судьбы на коричневой глади...Муравлевы гордились ею, сам Виктор Михайлович Муравлев даже и в жаркие дни с охотой выгуливал шубу на балконе, проветривая и ее и себя.

- Чью же сторону ты бы принял в этой перебранке?
- Оба правы. И оба не правы. Оба - посредственности.

- У тебя есть многое, чтобы стать блестящим артистом. Ты одинок оттого, что не связал себя душевной цепью ни
с кем. И ни у кого ты ни в няньках, ни в сиделках. Но пока ты не жесток, а просто легок. Но коли захочешь выйти в большие художники, то станешь и жестоким. И пошагаешь по плечам и спинам... Так и будет. Не напоминай мне слов о гении и злодействе, они красивы, но в них желание неосуществимого, в них - желание мира-гармонии. А его нет. Сколько видели мы гениев-злодеев. Но я тебе пока и не о злодействе говорю, а о жестокости... Житейской жестокости, и ни о какой другой...

Но в искусстве он, и верно, будет всегда одинок, творцы - одиноки, кто же вместо него, Данилова, создаст музыку? Тут он один. Он да альт...

Инструментов-слуг быть не должно! И не может быть! В музыке все великое и все может прозвучать! Надо только дать звук! Надо уметь найти этот звук! А что до альта, то для него и Берлиоз писал симфонию.

В скрипке, уверен, женское начало... Озорная девчонка, печальная женщина, трагическая старуха - это все для меня скрипка... А в альте больше твердости, больше драмы, альт - мужчина...

Все великие музыканты прошлого были импровизаторами. Ведь так? А нынче выходит, что музыканты могут свободно выражать себя лишь в джазе...

- Моего альта нет, - сказал Данилов.
- То есть как?
- Того альта, что вы слышали в НИИ, нет, его украли.
- Это грустно, - сказал Переслегин, печально взглянул на Данилова, и Данилов ощутил, что Переслегин понимает, какими были его муки. - Это грустно,- повторил Переслегин. - Но это ничего не меняет. Вы музыкант вовсе не потому, что имели Альбани.

У меня есть одна сумасшедшая идея...
- Достаточно сумасшедшая?
- Конечно, достаточно. Достаточно безумная идея.
- Стало быть, и тебе нужны три карты?
- Ах, Данилов! - нежной ладонью Клавдия прикоснулась к его щеке, прошлое растеплив. - Если бы ты был Сен-Жермен... Нет, я уж сама все устрою!

"Хватит, хватит, хватит! - говорил Миша. - Хватит мне всего! И денег, и женщин, и развлечений, и комфорта! Это все шелуха, целлофан. Это все средства существования! А само-то существование - где? Где оно? Рано или поздно, но все мы оказываемся наедине с жизненной сутью - и что мы тогда? Ничто! Жизнь проиграна, Данилов! Что есть жизнь? Жизнь есть страсть. Жизнь есть жажда. Страсть и жажда к тому, что ты принял за свою земную суть. Ты-то, Данилов, знаешь, в чем моя земная суть... А я трусил, трусил, боялся рисковать, боялся нести ношу не по плечу, боялся, что от этой ноши мне не станет лучше, боялся жертвовать собой и потому предавал... Все... Я не верующий человек, но слова Иоанна Богослова меня поразили: "Любовь изгоняет страх... Боящийся не совершен в любви..." Ты понял? А я боялся, легко оправдывая свою боязнь, и жил легко, я боялся и был не совершен в любви - и к музыке, и к женщине, и к самой жизни. И теперь я не то что не люблю, я просто ненавижу себя, жизнь, музыку! Хотя нет, музыку я еще совсем не разлюбил... Тут у меня остался единственный шанс... Я еще смогу... Ты помнишь, что говорил о моих способностях профессор Владимирский?"

— Неужели все? — спросил Данилов Переслегина.
— Но ведь, Владимир Алексеевич, — как бы извиняясь, сказал Переслегин, — звучало сорок четыре минуты. Куда уж больше!
— Нет, я не про это. Звук у нас как-то обрывается на лету...
— Он не обрывается, — горячо сказал Переслегин. — В том-то и дело. Он не обрывается и не замирает, он должен звучать дальше, вы разве не чувствуете?

"Истина — вне слов". А истина музыки, стало быть, вне звуков?

Любовь он мог принять только по вдохновению, а не по расчету. И жизнь его была — любовь. Любовь же требует тайн, преувеличений, фантазий, удивления, считал Данилов, на кой ему нужна любовь холодного ума! Холодный ум чаще всего и обманывается. И уж, как правило, своего не получает. Что-то получает, но не свое.

...подымая от бланков глаза, упирался взглядом в грудастую даму на плакате с жэковскими книжками в руках - над дамой медными тарелками били слова: "Красна изба не кутежами, а коммунальными платежами!"

Данилов скрепя сердце вынужден был бы взяться за мелкие пакости, вроде радиопомех, разводов и снежных обвалов, при этом он устраивал неприятности лишь дурным, по его понятиям, людям. А ему и за это учиняли разносы. Тогда в годовом отчете Данилов списал свои недостатки на то, что он не получает от канцелярии молока за вредность. Из канцелярии поступил запрос, какую вредность он имеет в виду. Свою ли собственную, внутреннюю вредность, или же ощущаемую людьми в его присутствии, или же вредность окружающей среды?

Хуже обстояло у Данилова дело с необходимостью все презирать и ненавидеть. В теории-то он жутко стал все презирать. Как он все ненавидел! Но вот на практике, то ли из-за нехватки общих знаний, то ли по какой иной причине, чувство ненависти к человечеству то и дело вызывало у Данилова колики в желудке и возле желчного пузыря.

На обеды, выпивки и чаепития у Кудасова особый нюх. Стоит ему повести ноздрей - и уж он сразу знает, у кого из его знакомых какие куплены продукты и напитки и к какому часу их выставят на стол. Еще и скатерть не достали из платяного шкафа, а Кудасов уже едет на запах трамваем.

...в его натуре, на самом деле, осело много мелкого знания, вроде как об этих турусах. А зачем оно ему - неизвестно. Если только помогать Муравлеву решать кроссворды.

...нахальству Кудасова никакие танковые ежи не помеха.

Бросить сейчас бы все и удалиться куда-нибудь в охотничью избушку в Туруханской тайге или в саклю в горах Дагестана, и чтобы вокруг все было завалено снегом, и бил в крохотное оконце ветер, и выли волки...

SATOR
AREPO
TENET
OPERA
ROTAS
«Пахарь Арепо за своим плугом направляет работы»

Известный палиндром, буквосочетание, составленное из латинских слов и обычно помещённое в квадрат таким образом, что слова читаются одинаково справа налево, слева направо, сверху вниз и снизу вверх. Палиндром часто ассоциировался с ранними христианами и использовался как талисман либо заклинание: в частности, в Британии его слова записывали на бумажную ленту, которую затем оборачивали вокруг шеи для защиты от болезней. Фраза SATOR AREPO TENET также является примером бустрофедона — способом письма в памятниках литературы, при котором строки письма поочерёдно читаются слева направо и справа налево. Если выражение прочесть дважды в прямом и обратном порядке, то слово TENET повторится. Чаще всего слова палиндрома переводят с латинского следующим образом: sator — сеятель, землепашец; arepo — выдуманное имя либо производное от arrepo (в свою очередь от ad repo, «я медленно двигаюсь вперёд»); tenet — держит, удерживает; opera — работы; rotas — колёса или плуг. В законченном виде фраза звучит приблизительно так: «Сеятель Арепо с трудом удерживает колёса» или «Сеятель Арепо управляет плугом (колёсами)». Наиболее загадочным словом в буквосочетании считается слово arepo — оно более не встречается нигде в латинской письменности. Часть исследователей считает, что оно является вымышленным специально для данной композиции. Другие специалисты полагают, что слово было заимствовано из другого языка. Так, французский историк и писатель Жером Каркопино (Jérôme Carcopino) выдвинул гипотезу, что arepo имеет кельтское, предположительно галльское происхождение и первоначально означало плуг.

Впрочем, есть и другая версия перевода магической фразы. «Тот, кому есть что сказать, сможет заставить вращаться Колеса Судьбы». Иными словами, изречение sator arepo tenet opera rotas возможно, использовалось в качестве ритуальной фразы при посвящении мага. Между прочим, слово «TENET» в центре квадрата очень созвучно с именем «Танат» (бог смерти в греческой мифологии). Получается, что посвященный жрец приобретает власть обрекать на смерть неугодных богу.
Известный таролог и розенкрейцер МакГрегор Мазерс перевел и опубликовал некую средневековую рукопись, в которой также содержалась ссылка на палиндром. В ней утверждалось, что это зловредный магический квадрат, который употреблялся при энвольтациях ненависти. Хотя его можно было использовать для более светлых операций: для изменения облика и возраста заклинателя, в качестве приворотного средства и т.п.



Необычное сочетание слов, которые читались одинаково в разных направлениях, с античных времён привлекало к себе внимание, и многие полагали, что оно обладает магическими свойствами. Пытаясь разгадать таинственный смысл фразы, ранние христиане обратили внимание, что фраза также является анаграммой, при перестановке букв которой дважды (с единственной «N») получается выражение PATER NOSTER, в переводе с латинского означающее «Отче наш» — название одной из основных христианских молитв. Оставшиеся буквы «A» и «O» символизировали «альфу и омегу» — аллегорию, с которой сравнивает себя Господь в Откровении Иоанна Богослова. Обыкновенно слова PATERNOSTER изображали в виде греческого, равноконечного креста, а «A» и «O» попарно помещали на его окончаниях либо в промежутке между лучами.



Другая известная фраза, полученная в результате перестановки букв, звучит как PETRO ET REO PATET ROSA SARONA, «Нарцисс Саронский всё ещё раскрыт для Петра, хоть он и виновен». Фраза была описана немецким философом графом Куно фон Харденбергом (Kuno Von Hardenberg, 1871—1938), который полагал, что нашёл таинственный намёк на поверье, что цветок был подарен Святому Петру за то, что он отрекся от Иисуса. Хотя Харденберг ссылался на события, описанные в Библии, позднее было показано, что цветок нарцисс саронский появился в англоязычном переводе священного писания лишь в XVII веке в результате неверного перевода.
В Западной Европе и Византии выражение вошло в моду и часто использовалось как заклинание при отторжении злых духов и врачевании[8]. В средневековой Англии слова, иногда несколько изменённые, писали на полоске бумаги, которую затем оборачивали вокруг шеи: люди верили, что такая процедура помогает им излечиться от малярии и других болезней. В Риме квадрат изображался на разнообразных предметах домашней утвари, например посуде; таблички со словами прикреплялись на входные двери. Палиндром в изменённом виде известен и за пределами Европы: так, в 1655 году в рукописи «Аритмология» (Arithmologia) известный немецкий иезуит и учёный Атанасиус Кирхер описывает своё путешествие в Абиссинию. Согласно этой книге, эфиопы обращаются к Иисусу Христу с помощью слов SADOR, ALADOR, DANET, ADERA и RODAS, в которых угадывается переделанная форма магического квадрата.(трактовка выражения из Википедии)

Музыка: «Гарольд в Италии» (фр. Harold en Italie) ― симфония для оркестра с солирующим альтом Гектора Берлиоза, op. 16.

Сочинение написано в 1834 году и посвящено другу композитора, Юберу Феррану. По жанру «Гарольд в Италии» занимает промежуточное место между симфонией и концертом. «Гарольд в Италии» считается одним из крупнейших сочинений для альта в мировой музыкальной литературе и входит в репертуар крупнейших исполнителей на этом инструменте. В разное время записи этой симфонии сделали Уильям Примроуз, Нобуко Имаи, Пинхас Цукерман, Юрий Башмет и другие известные альтисты.

История создания симфонии: В 1833 году Никколо Паганини попросил Берлиоза написать сольное сочинение для альта ― инструмента, которым Паганини хорошо владел. В начале 1834 года композитор показал ему законченную первую часть, в которой партия альта соло трактовалась не как в концерте (где солирующий инструмент доминирует над оркестром), а лишь слегка выделялась из общей оркестровой массы и содержала много пауз. Паганини не одобрил этого, сказав, что предпочёл бы играть без больших пауз. Вскоре Паганини из-за ослабшего здоровья надолго уехал в Ниццу, а Берлиоз продолжил писать симфонию, в качестве программы для которой взял фрагмент поэмы Джорджа Гордона Байрона «Паломничество Чайлд-Гарольда».

Берлиоз писал о создании симфонии:

«Я задумал написать для оркестра ряд сцен, в которых альт соло звучал бы как более или менее активный персонаж, сохраняющий повсюду присущий ему характер; я хотел уподобить альт меланхолическому мечтателю в духе „Чайльд Гарольда“ Байрона…»

23 ноября 1834 года симфония была впервые исполнена в Парижской консерватории (дирижёр Нарсис Жирар), солировал Кретьен Юран. Паганини, которому так и не удалось её исполнить из-за тяжёлой болезни, услышал её лишь в 1838 году и восхищённо отозвался о ней.

Существуют переложения «Гарольда в Италии»: для альта и фортепиано Ференца Листа и для фортепиано в четыре руки Милия Балакирева.