Хватило каких-то трех дней бок о бок, чтобы пёс Сёма решил, что я -- его второй хвост. Когда второй хвост его не слушается, он говорит очень удивленно: вав? и смотрит на меня, как на рудиментарный отросток, в переводе с собачьего на человеческий -- как на непонятливую дуру.
Давеча вчера: младшенький собрался выводить его на вечерний променад, все было радостно и задорно, но до лифта. У лифта оказалось, что второй хвост отвалился, отпал за ненадобностью, решив, что имеет эволюционное право на отбор и немногое право на голос. Ноу-ав -- кричал лифт с седьмого на первый голосом бородача Дарвина, а у парадных кустов написал: "Как унизителен медленный прогресс человека".
Конечно, движение -- это жизнь, но воскресенье на то и дано, чтобы передохнуть от мирских дел. Пополудни отправилась опочивать, прилегла старосельской барынькой в подушки с книжкой; чуя, что ныряю в объятия Морфея, попросила старшенького разбудить через час. Проснулась же сама от мужицкого храпа -- мощного, раскатистого у самого уха. В доме сумерки, никого человеческого -- старшенький и младшенький разбежались, а рядом со мной, разметав лапы, лежит на спине пёс Семён и храпит. Надавала, конечно, по наглой морде, чтобы знал свое место, но каков, а!
Вчера как-то удалось добраться домой раньше, дай, думаю, сразу и на пробежку пойду, а потом и вечер будет свободный. Собираюсь, пёс Семён крутится рядом, возбужденно выписывает восьмерки – знак бесконечности, чуя прогулочный дух. А время для его выгула относительно раннее – семь вечера, взять же его просто за компанию нынче утяжелением (осень, суки текут, листья пахнут, характер портится).
Значит, собираюсь, практически готова к выходу, присела у порога завязать шнурки. Младшенький кричит мне:
– Семёна возьмешь?
– Нет, гулять его еще рано, а развлекаться свистом и постоянно останавливаться, поджидая его, как-то меня не вдохновляет.
И тут Сёма неожиданно останавливает броуновское движение, пристально смотрит мне в глаза, а потом ставит передние лапы на мои плечи, и говорит:
– Ау-ав!..
– Нет и нет, – отвечаю ему. – Не просись и не настаивай, все равно, не возьму.
– А-ав?
– Кто сегодня утром за дворовой Жучкой бегал, не слыша и не видя ничего вокруг? А потом, когда я подошла впритык, сделал удивленные глаза и сказал этой Жучке: о, какая-то сумасшедшая тетка! Ты не знаешь, кто такая?
– Гав-ав!
– Да, конечно же, не ты, точно не ты. Кто бы спорил!
Пес Семён, видя, что прогулка уплывает из-под носа, решил идти до конца, вернее – до заваливания тушкой на ноги, совсем, как малый капризный ребенок, что падает на пол, хватает за ноги и орет: не пушууу! Сердце мое – не камень, дрогнуло. Для острастки, правда, перед выходом почитала нотации про последний раз, если будет не синхронен в беге, отлучение от спорта.
Всю (!) пробежку бежал рядом, выполнял команды беспрекословно. И после этого старшенький продолжает мне рассказывать, что пёс Семён слова совсем не понимает, а понимает интонацию? Ну-ну.
Среди ночи проснулась от ощущения, что кто-то на меня смотрит. Ощущение не подвело. Кто-то огромной черной глыбой навис надо мной, но я даже не успела испугаться, как этот ужас взял и радостно меня лизнул. Старшенький же на рыбалке, спала одна, а почему этому лохматому дураку среди глупой ночи взбрело в голову залезть в постель, только и могу, что догадываться.
Видели ночь...
Видели ночь...
Почему он? Почему не они, хотите вы знать? Так вот -- забудьте на время, что на на носу у вас очки, а в душе осень. Перестаньте скандалить за вашим письменным столом и заикаться на людях.
(И. Бабель "Одесские рассказы")
