Мне часто приходится читать комментарии антисоветчиков – как правило, это неумные, высокомерные и обиженные жизнью господинчики, сбивчиво доказывающие себе и миру (прежде всего – себе), что если бы не «совок», они были бы в шоколаде (в особо клинически-шизофренических случаях) – под струями баварского пива. Эти смешные люди придумывают себе дворянские родословные и репрессированных родственников; прабабушек, которые впервые поели колбасы только в оккупации. Вспоминают злых пионервожатых, которые царили в гадском лагере «Звёздочка». Мерзкую химозу с отвратительным военруком – в школе. Истмат и диамат в институте. Вечную Людмилу Зыкину – из радиоточки. Да! Очереди за туалетной бумагой – главное воспоминание их беспощадного детства. Итак, приблизительный монолог такого вот интернетного антисоветчика. например, назовём его Арнольд Пепелоцкий.

Мой прадед был столбовым дворянином и купцом I гильдии, поэтому, когда пришли большевики, его тут же раскулачили и отправили в ГУЛАГ, где он и умер 17-летним юношей, не оставив потомства. Поэтому сейчас вокруг меня и живёт одно быдло – лучшие люди были убиты вместе с их высококультурной генетикой. У нашего рода были поместья и вишнёвые сады, на месте которых теперь находится мерзость запустения в виде электростанции, выстроенной коммуняками в 1937 году. Несмотря на краснопузую нечисть, в моей семье было принято подпольно музицировать и тайно ходить в театр. Моя бабушка – женщина исключительной образованности – под большим секретом училась в консерватории, потому что Сталин запрещал музыку, особенно классическую. В детстве я много читал – в нашем доме была громадная библиотека, собранная вопреки проклятому Совку. Вопреки ему же, моя мать пела и танцевала во дворце пионеров, когда была подростком.

В школе у меня учили тупые, ограниченные учителя, не знающие ничего, кроме диалектического материализма, поэтому в институт я поступил чудом и отучился без троек, вопреки Системе. Поскольку в ханжеском Совке не было секса, я так и не познал сладость соития с симпатичным Эдиком из соседней группы, и мне пришлось жениться на Оле. Я и до сих пор с ней живу, потому что боюсь – вдруг Путин вернёт Совок?! Я узнал, что такое туалетная бумага только в ночь с 20 на 21 августа 1991 года, когда пал ГКЧП. До этого я постоянно пользовался лопухами, боясь даже помыслить о газетах – за осквернение текстов с портретами вождей в Совке расстреливали без суда. Моего деда расстреляли за то, что сделал из газетного листа кораблик. Деду тогда было лет 15… Он умер от цинги на Колыме, тоже не оставив потомства. Да! Одна из моих бабок оказалась на оккупированной территории, где ей впервые показали Канта. И накормили шоколадом. Лично я попробовал шоколад только в октябре 1993 года, когда был расстрелян макашовско-баркашовский сброд. В Совке с едой было хреново – колбаса делалась из крыс, опилок и целлюлозы, да и ту мы доставали с боем.

Ютились мы в трёхкомнатной каморке с ужасным раздельным санузлом. В омерзительном квартале с видом на какую-то нецивилизованную дрянь, вроде лесопарка. Унитаз оказывался стабильно грязным. На кухне водились тараканы. Посуда в раковине громоздилась, вечно немытая. В ванной прокисало постельное бельё. У сестры школьная форма была с какими-то жирными пятнами. Вот, до какой степени нас изводил и унижал проклятый Совок! Во дворе меня часто били – я был самый умный и с аристократическими конфигурациями тела. Быдло видело во мне врага, потому регулярно возило меня тонким профилем по грязному, халтурно сработанному асфальту. Побывав в Европе, я понял, что если бы меня возили по евро-асфальту, мне было бы куда легче жить. Моё детство – сплошная пытка в виде жары летом и снега зимой, в форме острых углов совковой архитектуры, колючей новогодней ёлки и холодного мороженого. Меня всё это кололо, било и примораживало! А некоторые твари ещё ностальгируют! Пойду рыдать.

А какая нахер разница?