Наши люди

Я никогда не взялся бы писать о вампирах. Да и вообще писать, если уж на то пошло: довольно статей и обзоров, чтобы лезть еще и в высокую литературу. Но, как говорит один мой бостонский знакомый, "однажды взяв перо, ощутив его легкость и магию, превращающую руку в крыло, ты уже не откажешься от полета". Нет, ничто на свете не заставит меня изменить принципам свободного, не терпящего фальши журналиста. Я остаюсь вашим покорным слугой (или хозяином, тут уж как повернется), и заметки эти — не что иное, как наспех записанные факты, личная история, приведшая меня к тому, что я есть сейчас.

А началось все довольно банально, житейски даже. Любопытства и одноразового развлечения ради я купил книжку о вампирах. Неожиданно она впечатлила меня настолько, что захотелось познакомиться с автором. Вообще, я частенько мотаюсь туда-сюда по Европе в поисках заинтересовавших меня людей и достоверной информации — если хочешь, чтобы тебя уважали, создай причину для этого. Автор оказался весьма незаурядным человеком, с первых же фраз проявил себя интеллектуалом. Однако меня поразило, что он, несмотря на свою писательскую прозорливость и богатый жизненный опыт, будто подросток, искренне верит в вампиров. Этот факт никак не хотел укладываться у меня в голове — и не оставлял меня в покое, требуя определиться с отношением к нему. Чего я, не имея аргументов ни за, ни против, сделать не мог. Это была та заноза, вытащить которую возможно лишь хирургическим путем. На какое-то время я забывал о ней, потом, вдруг, возвращался снова, после опять забывал… У меня увлекательная работа, занимающая практически все мое внимание и время, и начинать охоту за тем, чего на деле может и не оказаться, — слишком нерационально. И, тем не менее, мысль о вампирах — о вероятности того, что убежденность писателя может иметь под собой основания, — терзала мой ум.

Как-то в кафе, где я обычно беру кофе и бекон на завтрак, ввалилась компания готов. Полагаю, не стоит объяснять, что это за публика: даже у среднестатистической домохозяйки хватит ума заглянуть в Google. Их было всего трое, а эмоций — как от футбольной трибуны после гола. Они заняли столик за моей спиной, так что даже при желании не слышать, о чем речь, было невозможно. Делились впечатлениями от какой-то грандиозной тусовки в их стиле. Ну, разумеется, я тут же вспомнил о нерешенной проблеме: кто, как не готы — знатоки полночной нечисти! Стал вслушиваться. И, уловив фразу о каком-то Майкле, якобы вампире, обернулся:

— Вы тоже сталкивались с ними?

Ребята ошарашенно замолчали.

— Простите, я не представился, — поспешил продолжить я, заметив, как одна из девушек потянулась за сумочкой. — Фредерик Либерт, свободный исследователь фактов. Очень интересуюсь данной темой, а за помощью обратиться не к кому. — Да, именно за помощью. Кредит уважения срабатывает в 90% случаев.

— А вы — сталкивались? — Неуверенно проговорила брюнетка (впрочем, любого из этих троих, разного пола, можно было назвать брюнеткой).

— Не я, один мой знакомый писатель. Мне, если честно, еще не повезло.

— Вам повезло, — хмуро опроверг мои слова парень в проклепанной черной куртке. Он явно не был расположен продолжать разговор, более того, намеревался увести от меня своих подруг.

— Да погодите же, это тот самый Либерт, что про "Выбор" писал! Вы что, не помните?! — Вдруг сообразила беспокоившаяся за свой ридикюль, и обратилась ко мне. — Лозанна, очень приятно познакомиться.

Признаться, восторженность в ее голубых глазах меня несколько пристыдила. Я опустил взгляд в чашку, где уже на треть от дна темнел эспрессо, и, слегка покачивая ее, поблагодарил:

— Польщен вашей осведомленностью. Жаль, что не могу проявить такую же в вашей области.

— Вы действительно хотите знать о них? Зачем вам это? — Парню я не понравился.

— За сотни лет никто не смог однозначно ни подтвердить их существование, ни опровергнуть. Труды, претендующие на научность, художественные произведения, факты, обоснованием которых могло стать что угодно, включая вампиризм… — Я мог бы долго, убедительно, с видом знатока говорить банальности, но меня сразу перебили.

— Идемте. Не здесь.

Парень вышел первым. Я представления не имел, что он задумал. Его спутницы, очевидно, тоже. Но та, что назвалась олимпийской столицей, уверенно взяв меня под руку, обнадеживающе улыбнулась: мол, соглашайтесь, будет интересно.

— Как зовут ваших друзей? — Наклонился я к ней, когда первая пара несколько отдалилась.

— Ангелика, — она сделала ударение на втором слоге, заодно царапнув слух непривычным немецким g. — и Обскурус. Мы иногда его называем Обзи — он так смешно злится!

Конечно, было бы верхом глупости поддаться пафосу готичной молодежи, но эта троица могла привести меня к истокам маскарада, и не только психологическим, а это было уже соблазнительно. В конце концов, "Boston Globe" мог и подождать пару часов — добыть тот материал, что я приготовил для него, уже никому не удастся. Поэтому, наскоро бросив редактору смс о небольшой задержке, я доверился своим смертолюбивым знакомым.

Честно, я предполагал большее. Обскурус же всего лишь завел нас в переулок, подальше от колыхающихся в своем неоспоримом достоинстве сограждан. Шагнув к глухой стене какого-то дома, он остановился и, раздвинув черные локоны, словно занавес в театре, исподлобья посмотрел на меня:

— Если действительно хотите встретить вампира, дождитесь ночи.

— Да уж не рассчитывал увидеть их ангельское сияние под лучами солнца, — не удержался от язвительности я, едва успев смягчить интонацию. К концу фразы.

— Майкл будет охотиться сегодня.

Чертовски информативно! Но на спутниц его эта фраза произвела просто магический эффект.

— Как ты узнал?! — Потрясенно воскликнули они, впившись в Темного с обеих сторон.

— Вы забыли, с кем имеете дело! — Надменно констатировал Обзи, и, отцепив руки девушек от своих, вновь обратился ко мне. — На Запад-Роксбери-Паркуэй, возле Алландейл Вудс.

К счастью, я знал окрестности Рослиндейла, плавно перетекавшего в Запад-Роксбери. Я мысленно прикинул, сколько миль мне придется идти вдоль леса, по достоинству оценил ничтожность шансов на встречу с пресловутым Майклом (мог бы и поэффектней имя себе придумать, раз такой крутой) и спросил:

— А как я его узнаю?

Видимо, вопрос был совсем уж идиотским, потому как все трое уставились на меня с нескрываемым изумлением: не узнать на пустынной ночной улице гота! А может, не ожидали, что я куплюсь на обещание увидеть живого вампира, тем более что за ним к черту на кулички ехать надо. Ответ же заставил изумиться меня:

— Никак. Если он и выдаст себя, память вам больше не понадобится.

Похоже, Обскурус не шутил. Во всяком случае, на умоляющие взгляды девиц он изрек грозное "Даже не думайте!" и, кивком приказав следовать за ним, направился к метро. Со мной не попрощался. Лозанна, обернувшись, улыбнулась, но поймала туфлей бордюр, чуть не упала и, насильно увлекаемая готом, забыла обо мне.

***

Неужели вы думаете, что я поехал? Серьезный журналист, прекрасно понимающий, что к чему, разбирающийся в людях и ценящий собственное время как никто другой? Черт возьми, я поехал! Несся по шоссе, торопясь успеть к заходу солнца. Бостон маячил в зеркале заднего вида, напоминая, какой дурак сейчас сидит за рулем и по указке оготевшего подростка мчит в неизвестность, вместо того, чтобы на мягком диване потягивать пиво, листать архивный выпуск "Boston Globe" и слушать мурчание кота. Этот пушистолапый зверь и так редко видел меня, по большей части получая материнскую любовь Мисс Фловер, миловидной девицы лет сорока, жившей по соседству и тайно мечтавшей осчастливить вечно скитающегося, бездомного холостяка. Счастьем в ее понятии был в любое время разогретый обед, совместный отдых с чипсами и сериалом и толпа пухленьких голопузых ребятишек. А "бездомным холостяком", разумеется, именовался я. Хотя, в отличие от нее, собственником дома (в котором появлялся отнюдь не каждый день) был я сам.

Я спешил. Хотя совершенно не представлял, надо ли. По логике, проснувшийся вампир должен быть голоден и набрасываться на первую более или менее подходящую жертву, и если не забыть об осторожности, то, во всяком случае, отодвинуть ее на второй план. Скрыть свою сущность во время охоты он бы не смог. И хотя я читал о множестве ухищрений, благодаря которым убийца остается неопознанным до самой смерти жертвы и еще немного потом — как раз, чтобы успеть неторопливо и с достоинством уйти, — я был уверен, что смогу раскусить его. С другой стороны, этой жертвой мог оказаться я сам. Тогда лучше бы вамп не торопился расправиться с ужином, а дал ему возможность сказать словечко-другое, завязать разговор… Но расположенность к беседе возникает, как правило, после еды. Опять же, означенный хищник мог оказаться гурманом и тщательно выбирать свою закуску. В этом случае вопрос времени становится не актуальным — мало ли, когда он найдет ее. Даже наоборот, отсрочка ужина усилит голод, в обратной пропорции уменьшив заботы о безопасности. А если он, вообще, извращенец и ради кровавого азарта нарочно станет отодвигать удовольствие? Логичнее тогда ждать конца ночи. Нет. Логичнее всего, вообще не быть здесь. Как можно так серьезно рассуждать о том, в правдоподобности чего огромные сомнения?! Я немилосердно вдавил эту мысль в пол вместе с педалью газа: раз я уже в пути, вопрос об адекватности излишен.

Припарковавшись напротив одного из домов на южной окраине Алландейл Вудс (и понадеявшись, что хозяин, увидев незнакомый автомобиль, не вызовет полисмена), я остановился и, не выходя из машины, стал наблюдать. Солнце уже село. Улица, слева огороженная рядом двухэтажных домов, тепло подмигивающих квадратиками окон, а справа очерченная плавным изгибом дороги, граничащей с лесом, была пуста. Как он намеревался искать жертву здесь? А как я планировал проследить за ним, оставшись незамеченным? И какой смысл в том, что я сейчас сижу и жду того, что происходит в этот миг, быть может, где-нибудь в паре сотен метров впереди? Однако покинуть свой старый добрый форд, казавшийся мне сейчас лучшей защитой, я не решался. Но не сидеть же здесь всю ночь. Я вырвал из блокнота листок, написал на нем клятвенное обещание убрать свой автомобиль поутру, подтвердил его номером своего мобильника и кратким "Фредерик" и, оставив записку на лобовом стекле, направился вдоль дороги. Телефон, разумеется, выключил.

Небольшой семейный микроавтобус обогнал меня, резко остановился. Вылезшая из него миссис Главное-Не-Размер-А-Комфорт неодобрительно посмотрела в мою сторону и с гордостью обладателя настоящих ценностей (распиханных по бумажным пакетам из ближайшего супермаркета) прошагала к дому. И я бы отлично понял вампира, пропустившего это сочное блюдо мимо внимания. А вот следующая кандидатура была куда привлекательней. Бизнес-леди, на своем маленьком, но отнюдь не дешевом автомобильчике возвращающаяся домой… Ей было абсолютно все равно, что происходит вокруг. Хлопнула дверца, мяукнул брелок сигнализации — и острые каблучки зацокали по асфальту. Не дойдя нескольких шагов до двери, вероятно, вспомнив о какой-нибудь оставленной в машине мелочи, она круто развернулась и пошла прочь. Но не к авто, как я предполагал, а прямиком к лесу! Цоканье прекратилось, когда шпильки утонули в земле газона. Я все еще надеялся, что она сделает что-нибудь (хотя совершенно не представлял, что) и вернется в дом; желание крикнуть "Леди, остановитесь!" и охотничий азарт, внезапно проснувшийся во мне, вступили в неравный бой. Когда же она, поддернув узкую юбку, стала перелезать через ограждение дороги, последний затрубил победу. Вслед за нею я перебежал шоссе, к счастью, пустынное, и, стараясь держаться в тени, продолжил наблюдать.

Должно быть, стоило вызвать полицию. И потерять становящуюся более реальной возможность увидать вампира?! Да никогда! Похоже, хоррор-литература развратила меня настолько, что даже угрызения совести ощущались эротичным покусыванием. Девушка, живописно карабкающаяся на каблуках по склону, ведущему в лес, вела себя ненормально. Так ведь и я здесь именно за этим! Ненормальность — главный признак всех скандальных происшествий.

Она достигла цели и скрылась за деревьями. Будь проклято мое любопытство! И форд, оставленный неподалеку, заодно. Если она шла в лапы вампира, я ничем ей помочь не смогу. Зато стану первым подозреваемым, оказавшись на месте преступления. Отличная перспектива. Но изменится ли что-то, будь я в шаге от свежего трупа или в миле от него? Я уже хотел нырнуть в лиственную темноту, как заметил фигуру, отделившуюся от леса. Она принадлежала мужчине невысокого роста, одетому в черный (впрочем, любой темный цвет сейчас казался черным) костюм. Он не оглянулся, не попытался скрыть свое присутствие — просто спустился со склона и, как ни в чем не бывало, пошел по тротуару. Этакий неспешный полночный променад. И опять двойственность желаний разрывала меня: я мог либо узнать, что стало с той красоткой, — либо проследить за ним. Ни единого доказательства, но я был уверен, что именно к нему она так торопилась. Воображение рисовало кровавые следы вампиршества на какой-нибудь поляне, почему—то одевая девицу в пышное платье с декольте, а хищника одарив широкополой шляпой с перьями.

Внезапно зазвонил мобильник. Не мой. Я вдрогнул: тьфу ты! Мы же не в пятнадцатом веке.

— Да. Хорошо, я буду. С Маунт Бенедикт. До завтра. — Промурлыкал незнакомец, картавя, как француз.

Маунт-бенедикт, если кто не в курсе, — кладбище к западу от Алландейл Вудс. Именно в этом направлении он уехал, поймав попутку. Я же был вынужден возвращаться к своему железному коню, причем обходя пару-тройку лишних кварталов, поскольку свободу предпочитал разбирательствам с полицией.

Дальнейшее стало интеллектуальной стратегической игрой расчета и случая — тот единственный период в моей жизни, когда я был готов верить в судьбу. Предупредив редактора, что отправляюсь на поиски новых материалов, я отдался ей полностью. Днем я просчитывал все варианты ситуаций, пытаясь предсказать следующий ход моего вампира. Ночью — следил за ним, умудряясь ловить лишь некие поворотные точки, получая минимум информации (а порой — только намеки на нее), которую в течение следующего дня предстояло расшифровать. Мне везло: я многое угадывал, не располагая достоверными фактами, — вот что значит развитое журналистское чутье и опыт. Впрочем, Майкл не подозревал, что окажется объектом столь пристального внимания, и не скрывался. Правда, и предположений о том, что вампир, не подтвердил: день проводил на кладбище (хотя я так и не понял, где именно), появлялся по ночам, встречался с разными людьми, ходил по ночным заведениям — и только. Правда, женщины слетались на его улыбку и мягкий говор, словно мотыльки, ну, да не мне судить о том, что склеивает полушария в голове американок. Почему я  не бросил эту затею? Майкл вел себя, как сдвинутый по вампирам гот, но готом не был. Он одевался в классику серо-коричневых тонов, добавляя к общему образу респектабельного мэна какую-нибудь мелочь вроде золотой булавки или запонок, свидетельствующую о прекрасном вкусе. Если выбирал клуб, то непременно дорогой, в котором звучала вышколенная попса или ретро, стучали фишки игровых столов и острокаблучные блондинки искрились мини—платьями для коктейля. Он никогда не играл сам. И никогда не уходил из клуба один. Итак, я продолжал следить. Чувствовал себя отчаянным фанатом, хотя ни в чем подобном с самой школы уличен не был. Я жаждал знания ничуть не меньше, чем хищник крови. А еще мысли занимал Обскурус, так четко наведший меня на след. Откуда-то мальчишка знал о Майкле и, скорее всего, был посвящен в другие, не менее заманчивые тайны. Я бы хотел найти и расспросить его, но на преследование двоих меня не хватало.

***

— Ну, вот, опять вы куда-то собираетесь на ночь глядя! — Причитала мисс Фловер, стоя возле заборчика, разделявшего наши дворы, и насильно удерживая на своей роскошной груди моего кота. Тот отпинывался от нее задними лапами, но они проваливались в трикотажное декольте и увязали… Нет, позвольте вас избавить от дальнейшего.

— Не беспокойтесь за меня, мисс Фловер, поберегите лучше Мэйсона. Несколько дней ему придется пожить без меня.

— Какая же у вас работа нервная! Вот, куда опять гонит вас начальство? — Как истинная домохозяйка, она была в курсе всех творящихся за пределами ее ограды дел.

— В Европу, мисс Фловер. В Европу.

Я сказал это, исключительно чтобы спасти рыжего от тискообразных объятий. Сердобольная соседка, боявшаяся самого этого слова, всплеснула руками, упустив пленника, который тут же сиганул через забор и скрылся за углом.

Я, действительно, летел в Европу. Мой подозреваемый, оказавшийся не Майклом, а Мишелем, возвращался к себе домой. До самого аэропорта я подумывал, не сдать ли билет: одно дело ориентироваться в Бостоне, где ты провел полжизни, и другое — в чужой стране, где был лишь в паре городов, а из языка знаешь лишь несколько расхожих фраз. Но неразгаданная тайна интриговала все сильней, а казавшаяся невыполнимость задачи разжигала настойчивое "все равно дознаюсь". Последним черным камнем на чаше весов стал знакомый образ, мелькнувший в толпе провожавших: Обскурус был здесь. Черт возьми, я непременно разыщу этого гота, когда вернусь!

Можете себе представить мое удивление, когда на соседнем кресле, у иллюминатора, я увидел его!

Мишель неподвижно сидел, опустив голову, и как будто спал. Чуть вьющиеся каштановые волосы закрывали пол-лица, мужественного и совсем не вампирского. И вовсе не был он мраморно бледным и холодным. Нет, я бы, конечно, не стал прикасаться к нему, чтобы убедиться, но впечатление мертвеца мой попутчик не производил, хотя и дышал совершенно незаметно. Поэтому я просто смотрел в окно, краем глаза разглядывая его и запоминая черты. И в сотый раз прокручивал в голове все, что читал когда—то или видел в фильмах о вампирах. Ничего общего с Мишелем, честно сказать. Самое интересное, я надеялся, ждало впереди. Конечно, чартерный рейс с вылетом после заката — хитро придумано. Но восемь часов перелета, да еще и с учетом смены часовых поясов… как он собрался выходить из самолета? А кроме того, насколько мне было известно, вампиры должны пить кровь каждую ночь. И я бы с превеликим удовольствием посмотрел, как он будет делать это здесь.

Мы взлетели. Прошла стюардесса, соблазняя дружелюбной улыбкой взять что-нибудь из напитков. Я ограничился вежливым кивком — все равно того, на что подспудно рассчитывают мужчины, не предложит. Через час прошла снова, тот же результат. Я уже немного привык к безмолвному соседству моего подозреваемого, и разглядывал его свободно. Пассажиры спали, в салоне царил полумрак — никто не обращал на меня внимания.

Густые аккуратные брови, ровный лоб. Лицо интеллектуала. Морщинки, если они были, скрадывал недостаток освещения. Да с чего я взял, что он немолод? Лет двадцать семь, не больше. Изгиб губ немного хищный даже во сне. Но не предполагай я в нем вампира — разве заметил бы? Это уже воображение. Однако легкое подрагивание век развеивало главное сомнение: Мишель, кем бы он ни был, — настоящий.

Вдруг глаза его открылись, заставив меня отпрянуть.

— Мы над океаном?

Простой вопрос резко означил безысходность. Внезапно я осознал, насколько каждый из нас, людей, замкнутых в пространстве самолета, зависит от его благодушия. Конечно, если он, действительно…

— Мишель Леруа, — уже пропитано теплом и человечностью.

— Леруа? Король?

— Вы мне льстите, mon cher, — улыбнулся он, и я понял, почему женщины так охотно шли за ним: обаяние этой улыбки стирало все границы, включая гендерные, вызывало необъяснимое доверие.

— Не я, ваше имя. — Я изобразил смущение, полагая, что за него мне простят беззастенчивое разглядывание минуту назад.

 Тот деликатно улыбнулся:

— А ваше?

— Мое скромнее: Фредерик. Либерт.

— А говорите о скромности! — Мягко рассмеялся Мишель. Мне показалось, будто из-под верхней губы блеснули клыки.

— Что занесло вас в Штаты? Путешествуете? — Пора было брать разговор в собственные руки, что собеседник мне любезно предоставил, не желая, очевидно утруждать себя. Королевский жест.

— Да. — Коротко ответил он, продолжая рассматривать меня. Надо признать, имел на то полное право.

— И как вам родина Коттона Мазера?

Едва уловимое недовольство мелькнуло на лице Леруа. Возможно, оттого, что я апеллировал к незнакомому имени. А может, Мишель понял, что я имел в виду, и это ему не понравилось.

— К сожалению, я не успел побывать в Салеме. Дэнверсе, как называют его теперь. Но старую Северную церковь посетил. — Он улыбнулся точь-в-точь как турист, выполнивший долг и увидевший главную достопримечательность города.

Значит, понял. В курсе событий. Жутко хотелось спросить, не был ли он очевидцем, но этот слишком явный выпад сразу привел бы к поражению. И я надел маску беспечного американца, желающего просто поболтать.

— Да, есть на что посмотреть. А я, вот, в Париж. Может, потом еще куда — не решил. Покататься по Европе, развеяться. Схватил билет на первый рейс и…

— Я вам не верю. — Мишель развернулся вполоборота, закрыв спиной иллюминатор.

Я опешил. Не ожидал такой откровенности. Неужели он вычислил меня?!

— Вы не похожи на человека, пренебрегающего своим временем. — Обезоруживающе улыбнулся он, сложив руки на груди. — И изображать простачка вам не идет.

Ах, вот оно что! Я успокоился. Игра становилась все интереснее: я сидел лицом к лицу с тем, кого так старательно выслеживал, разговаривал с ним и видел, что могу сейчас задать любое из направлений, определяющих дальнейшее. Проще всего было переключиться на другую тему, отвлечь Леруа и спокойно понаблюдать за ним, ничем не выдавая себя. В этом случае мне пришлось бы привычно продолжить слежку, так же по крупицам собирать факты и, вероятно, отдалиться от цели. Я не был уверен, что смогу изловить хищника на его территории. А можно было и пройти по грани, раскрыв и цель, и собственные планы. А то и вовсе привлечь Мишеля к поиску самого себя, спросив совета. Разумеется, не называя имен. Этот вариант требовал выверенной откровенности, осторожности и изворотливого ума. Количество степеней доверия не ограничивалось двумя, и каждый момент беседы определял свою, единственно верную.

— Вы правы, — улыбнулся я ему, признавая верность догадки. — Это не увеселительная поездка. Я журналист и лечу в Европу, чтобы найти одного человека.

— О! Вероятно, важная персона, если ради него вы готовы пересечь океан.

— Признаться, я и сам осведомлен не слишком. Знаю, что он необъяснимо богат, успешен с женщинами и волен путешествовать по всему миру. А еще хранит некую тайну, связанную, очевидно, с историей. Именно этой тайной жаждет обладать мой редактор. Мне сообщили, его видели в Париже, и вот, я в пути.

Пару часов мы с ним проговорили о скрытых знаниях, о неоднозначности истории и людях, появляющихся в переломные моменты там, где их присутствие настолько важно, что радикально меняет все. Я умудрился вызнать, что Мишель намерен сразу отправиться в Лион, а через неделю планирует совершенно экстремальную поездку в Россию. Это для меня она была экстремальной. Леруа же говорил о ней как о чем-то привычном, более привычном, чем пересечение Атлантики. Я спросил, как лучше добираться туда, если мой "клиент" вдруг решит ускользнуть на восток, и получил исчерпывающий ответ плюс несколько рекомендаций, позволяющих избежать больших проблем.

Вдруг мой попутчик, к которому я успел проникнуться расположением и почти позабыл о том, что он должен оказаться вампиром, извинился и, аккуратно выбравшись из кресла, прошел в хвост самолета. Я ждал его, поигрывая золотым паркером, — подарком Леруа, настойчиво пожелавшего оставить мне что-нибудь на память. Ждал долго. Когда за окном стало светать, я понял: Мишель не вернется.

Что ж, еще одно подтверждение никогда не будет лишним. Пусть даже косвенное. А помимо него — информация о ближайших планах вампира. Неплохой урожай. Я не стал поднимать панику в самолете, заявляя о пропаже пассажира, зато мысленно поблагодарил Обскуруса, приведшего девчонок в то кафе, и решил сразу, как только обустроюсь в гостинице и высплюсь, приняться за очередные расчеты.

***

Великолепный зеленеющий апрель. Едва-едва, у самых веточек, — как дымка, легкое дыхание весны на фоне чистого голубого неба. Прозрачно и свежо, полно надежд и ожиданий, пронизано звенящими лучами высокое пространство. Несколько часов блистательного блаженства, осторожной, будто на пробу, солнечной ласки — и снова тянутся по земле тени, холодеющий воздух вкрадчивой дрожью напоминает о недавней зиме.  Но даже уходящий к закату день не отнимает этой восторженности, предвкушения тепла и цветения. В сгущающейся синеватой тьме рождаются иные мысли; иные желания вдохновляют поэтов. Другая жизнь пробуждается там, куда не достают золотые нити солнца.

— Прошу, Кира. Создатель готов принять тебя, — С улыбкой сообщила Патриция, выйдя из кабинета. "Удачи тебе", — говорили ее глаза, лучась янтарным золотом.

Легкая, словно нимфа, одетая немногим более, Патриция так же не походила на вампира, как далека от классики бессмертия была бронзовокожая брюнетка, к которой она обращалась. И хотя родиной Патриции был Пелопоннес, а в чертах Киры угадывались североамериканские индейцы, — теснее человечьего родства их связывала кровь. Кровь Аарона, даровавшего им Вечность.

Кивком поблагодарив Основателя Первой ветви, Кира поспешила последовать за пригласительным жестом — не годится пренебрегать благосклонностью Хозяина.

Аарон разбирал письма, сидя за столом. Большую часть их уже отсеяла Патриция, оставив лишь самые важные: от виконта Равенского, от Владека, расколовшего поляков, от Основателя Моравского клана и, конечно, бостонское, написанное рукой Интара.

— Доброй ночи, Милорд, — почтительно склонилась вампиресса, остановившись в шаге от стола.

— Доброй, Кира, доброй. Рад тебе. Входи, располагайся. — Улыбнувшись, Аарон радушным жестом указал на стул слева от себя.

Стул выглядел, словно средневековый трон (и, похоже, вправду принадлежал прежде кому-то из высокопоставленных особ), и Кира села на него по-королевски. Одобрительно оглядев стройную, облаченную в строгий, поблескивающий на графитово-серых складках костюм Наследницу, Хозяин Дома вновь погрузился в чтение. Казалось, он забыл о существовании чего—либо, кроме хрустящего листа в узловатых пальцах. Но должно знать Аарона (к каждому делу относящегося со всем вниманием и способному удерживать в голове одновременно с десяток разных задач), чтобы не поддаться иллюзии. Вскоре он положил письмо рядом с другими.

— Владек Врона ищет расположения Дома Илларна. Что скажешь? — Он испытующе взглянул на вампирессу, даже не скрывая искорок иронии.

— Владек силен и смел. Но недостаточно верен собственной крови. Можно ли гарантировать его преданность чему—то другому?

Аарон улыбнулся: Кира, несмотря на любовь к бунтарям и собственное своеволие, все свои действия направляет на пользу клана. Чего, действительно, не скажешь об Отщепенце.

— Что мне ответить ему?

— А что Вы ответите Равенскому, если поддержите того, кто уже сто двадцать семь лет вытанцовывает на его любимой мозоли?

— Кстати, виконт тоже прислал письмо.

— В котором хочет заведомо удержать Вас от неверного шага?

— Ты права.

— Тогда лучшего совета, чем Интар, Вам не даст никто.

— И от него у меня есть послание.

Кира с трудом сдержала смех.

— Не старайся. Это, действительно, забавно. Угадаешь, чье четвертое?

Интар, Равенский, Владек… В конфликте польского клана была еще одна сторона, в лице того, чья кровь текла по венам большинства его Наследников.

— Эрвина?

— Нет. Эрвин Врона никогда не просил помощи у Дома Илларна, равно как никогда не конфликтовал с нами. Он достоин лучших Наследников, чем Владек.

— У него есть прекрасные Наследники, Милорд, верные ему. Тот же Сальватор.

— Что мы знаем о Сальваторе? Лишь то, что он везде и всюду вещает волю своего Создателя.

— Он охотится в одиночку, никогда не оставляет следов, не нарушает границ и права обладания. Тактично разрешает конфликты, умудряясь не обделить себя. А если и убивает, то никто и никогда не находил трупов.

— Откуда такие сведения?

— Когда выбирается Охотник года, о претенденте узнают максимум.

— Охотник года? Так нынче развлекается молодежь?

— Это прекрасный способ узнать репутацию конкретного вампира или даже клана. Соревнование, скорее, не самих бессмертных, а сторонних мнений о них. Вы можете выдвинуть любую кандидатуру, кроме своей, но должны обосновать выбор. Победителем становится набравший большее число предложений. Сальватор — в первой десятке.

— А Дом Илларна, разумеется, не в чести. — Будто сам для себя констатировал Аарон, поправляя перстень.

— Ну, что вы, Милорд! Вторая ветвь могла бы обойти их всех. Но кто сумеет проследить за охотой, к примеру, Эринии?

— Вторая Ветвь не единственная в Доме Илларна.

— Интар в Америке, Аларик чересчур непредсказуем и дерзок, это не нравится многим. Лилиан не знают. Из моих… Альберт мог бы стать, но связи со смертными, "слишком тесные, не достойные хищника", как это прозвучало,  не пустили его выше шестнадцатой строки.

— Почему в этом списке нет тебя?

Кира рассмеялась:

— Они больше доверяют мне организацию подарков. В церемонии чествования участие людей необходимо. Сделать так, чтобы пропажа смертных не спровоцировала панику — моя задача. И, разумеется, найти того, кто полностью бы удовлетворил победителя.

— Тогда он должен быть известен заранее… — Аарону все меньше удавалось делать вид, что он поддерживает этот разговор, лишь чтобы плавно перейти к другой теме.

— Вы правы. — Улыбнулась вампиресса, хитро глянув на Создателя. Не ответила на подразумевавшийся вопрос.

— Однако ты ко мне нечасто являешься только ради беседы. — Придал другое направление укору Аарон.

— Увы, Милорд. Оставить людей без внимания надолго — значит проиграть дважды.

— Рад, что не пренебрегаешь стратегией. И уповаю на благоразумие, что определяет границы в сближении со смертными. Твое и твоих Наследников. —  На последнем слове он сделал заметный акцент.

— Согласитесь, Милорд: любой урок нужен обеим сторонам, — со смиренной улыбкой Кира склонила голову, скрыв за упавшей челкой непокорность взгляда. Прошлогоднюю "ошибку", за которую Аарон чуть не отправил ее в башню Смерти, но в итоге был вынужден признать оправданность риска, она ошибкой не считала.

— Так для чего ты здесь? — Снова уклонился от щекотливой темы вампир. Слишком приятна эта ночь, слишком изящна бронзовая шея, оправленная в белоснежную волну узкой оборки воротника, и влажно глубок проницательный синий взгляд, чтобы давать его обладательнице хоть ничтожный шанс спровоцировать гнев Создателя. Она умела пользоваться малым.

— Мне нужен помощник, — безо всяких предисловий заявила Кира. — В связи с известными вам обстоятельствами праздник в честь Охотника года был перенесен на весну. У меня осталось семь ночей, чтобы найти двух девушек на вкус победителя, а он весьма привередлив. Я прошу вас отпустить Фира со мной в Россию. Если это возможно, конечно.

— Две жертвы для одного Охотника? В одну ночь?

— Три, на выбор. Но чтобы определиться с каждой, следует соблюсти множество условий.

— Очевидно, ваш победитель, действительно, лучший из лучших, раз удостаивается подобных привилегий.

— Безусловно. Красота его, осторожность и изощренность в охоте, умение учиться уже не только на своих ошибках, получили признание многих. Я нашла одну красотку и обеспечила ее присутствие на празднике. Вторая на примете, но ее еще предстоит убедить. Поиск последней жертвы я бы доверила своему Наследнику.

— Что ж. Как Создатель ты вправе определять его судьбу. Вина его исчерпана, он неплохо показал себя здесь. Я могу вернуть его тебе с условием, что отныне он не станет причиной нашего беспокойства.

— Обещаю проследить за этим, — встав, Кира поклонилась.

— Окажи любезность. — Аарон вновь взялся за письма. — Он охотится в Бад—Тёльце. Найдешь сама?

— Конечно. Благодарю вас.

Кира поклонилась еще раз (в полной мере сохранив собственное достоинство, как это умеют бессмертные) и направилась к выходу.

— Дочь прерий!

— Да, Милорд? — Уже держась за резную ручку тяжелой двери, оглянулась.

— Назови мне имя!

— Ларанжейра, Милорд. — С глубоко запрятанной довольной усмешкой. — Нынешний Охотник года — Ивлио Ларанжейра.

И, не задерживаясь более, вышла.

***

— А ты там был когда-нибудь?

— Я — нет. Но мой друг, Вовчик, был. Говорит, пати — просто отпад! Девчонок море, выпивка бесплатно! Всю ночь тусишь, делаешь, че хочешь — и всем пофиг. Никто не погонит в четыре утра. Есть даже комнаты, куда можно завалиться с какой-нибудь: туси-муси, релакс, бэби… Ты по-английски шпрехаешь?

— Так себе. А надо?

— Международная пати, высший уровень.

— Че, наших совсем нет?

— Есть. Но вдруг тебя на негритянку потянет?

Оба засмеялись.

— Да ну нафиг. Полмосквы импортного сброда, все негритянки уже по-русски говорят. Так что, Серый…

Он уставился за спину друга. Одна из упомянутых особей, располневшая, мелкокудрявистая, прошла мимо их столика к стойке, чтобы с забугорным акцентом попросить гамбургер и колу. Парень проводил ее взглядом.

— Не-не, на такое я не подпишусь, — с видом знатока покачал головой он, отмахиваясь от воображаемой угрозы двумя палочками фри. — Наша Сиська с журналистики — это да… Ну, Сесилия, блэк американ, типа. — Уточнил он, поймав непонимание в глазах собеседника. Обмакнул картошку в соус и занялся ею.

— Там будут девочки покруче вашей Сиськи, поверь мне. И никаких малолеток.

— Угу. — Парень прожевал, слизнул с большого пальца соль и кетчуп, каким—то чудом оказавшийся там, только тогда задал главный вопрос:

— Когда?

— В субботу. Dark-Hall знаешь?

— Ага. Клуб-призрак, о котором слышал каждый, но не видел никто.

— Вовчик видел.

— Ты говорил. — Он вытряхнул из пакетика на ладонь остатки фри, прикинул, что поливать их соусом будет не особо приятно, — и, запрокинув голову, всыпал себе в рот.

— И опять скажу, потому что это факт.

— Ты знаешь, как проехать туда? И на чем? Я не поведу. Я буду пить, кутить…

— Вовчик отвезет нас. Он не пьет.

— Язвенник, что ли? — Усмехнулся парень. В трезвенников не верил.

— Дурак.

— Не самая лестная рекомендация, — не дал приятелю закончить мысль, расхохотался. — Одна беда на другой — гарантия летального...

В этот момент к их столику почти вплотную подошел какой-то мужчина, молча остановился.

— Привет, Владимир, — поднялся навстречу Серый, протягивая руку.

— Здравствуй, Сергей. — Голос незнакомца был мягок и глубок. — Кто с тобой?

Дожевывая, выдернув из подставки салфетку (и рассыпав остальные), мгновенно прекративший смеяться умник торопливо вытер пальцы и тоже привстал, протянув руку:

— Дока.

— Андрей, о котором я говорил тебе, — бросив укоризненный взгляд на друга, представил его Серый.

Однако во взгляде самого пришедшего недовольства не было. Он коротко ответил на рукопожатие, одернул полы клетчатого пиджака и с оценивающим интересом оглядел нового человека. По сравнению с отглаженным костюмом Владимира, стильно истертые джинсы Доки и толстовка, купленная в модном бутике, казались реально поношенным хламом.

— В курсе? — Снова обратился Владимир к Серому, кивая в сторону его приятеля.

— Да, ему можно доверять, он с нами.

— Хорошо. — Он неприязненно огляделся. — Идем отсюда. Не лучшее место для важного разговора.

Тойота Владимира оказалась с игол

В конце декабря 1941 г. со стороны Тамани на Керченский полуостров высадились десантники. Писатель Павленко вспомнит потом: «Когда я увидел опустошенных! Сталинград, он не потряс мое воображение, ибо я до него уже видел Керчь». Вскоре мир узнал о злодеяниях фашистов у поселка Багерово, где в земляном рву были обнаружены трупы семи тысяч женщин, стариков, детей. Далее...

Запись Поездка в Керчь: история детской игрушки, сделавшейся самой памятью города о войне впервые появилась Крым сквозь время.

Есть у Аджимушкая самые черные дни — 24 и 25 мая 1942 г. С утра у входов начинали суетиться фашисты, подкатывали машины с черепами на бортах. И свершилось чудовищное преступление: по переходам стал растекаться удушливый дым, который заполнял постепенно штольни, галереи… Вот как пишет в своем дневнике Александр Трофименко: «Человечество всего земного шара, люди всех Далее...

Запись Есть у Аджимушкая самые черные дни — 24 и 25 мая 1942 г. впервые появилась Крым сквозь время.