Н. Ивасюк. Въезд Богдана Хмельницкого в Киев.

Сначала читай Богдан Хмельницкий.

Восстание на Украине разливалось все шире. На Полтавщине хозяйничали загоны Ганжи, Кривоноса, на Киевщине — Небабы, Нечая, в Подолии — Павлюка, Половьяна, Морозенко. Очаги мятежа стали возникать и в Белоруссии. А войско Хмельницкого пошло на Белую Церковь. Житель российского Стародуба Г.Климов, вернувшийся с Украины, доносил: «Сколько де войска и того сказать не уметь, потому что далее идут, и в который город придут, и тут де у них войско прибывает многое, изо всяких чинов русские люди». А у поляков положение осложнилось тем, что расхворался и умер Владислав IV. Настало «бескоролевье» — традиционный для Речи Посполитой период свар, грызни за трон и анархии. Канцлер Оссолинский в отчаянии обратился к Хмельницкому с просьбой о перемирии. Богдан на переговоры согласился, но реального перемирия не получилось. Крестьянско-казачьи загоны действовали сами по себе, и обуздать их гетман даже не пытался, это было невозможно. Особенно умело оперировал Кривонос. Из разношерстных мятежников он создал подобие войска, была своя артиллерия, с собой возили «гуляй-город», что позволяло быстро окружить лагерь передвижными укреплениями. Отлично была поставлена разведка — лазутчицами и курьерами часто служили женщины. И Кривонос сваливался на врага внезапно, врасплох. Поэтому и поляки, и казаки считали его «характерником» (колдуном).

Не собирался соблюдать никаких перемирий и Вишневецкий. Его каратели, изгнанные с Левобережья, устремились на Подолье и Брацлавщину. Дорога, по которой прошел его отряд, отмечалась сплошной цепочкой пожарищ и трупами, по обочинам вырастали колы с корчащимися телами казненных. Воины Вишневецкого не щадили никого, истребляя всех встречных, и князь заявлял: «О, я накажу изменников так, что и свет не слыхал еще такой кары». Восставший г. Немиров оказал сопротивление. Но его взяли штурмом и уничтожили все население. Баб, детей, стариков сгоняли на площадь, раздевали догола и отдавали палачам.


А Вишневецкий сам распределял для них разные виды умерщвления. Людей распинали, распиливали или разрубали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сажали на кол, сдирали заживо кожу. И князь, получая явное удовольствие от кошмарного зрелища, еще и подзадоривал убийц: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают».

Впрочем, и шляхте, попавшей в руки повстанцев, пощады не было. Захватив замок или город, поляков резали, их жен и дочерей насиловали. Но если некоторые шляхтянки еще могли спастись, перейдя на положение чьих-то «походных жен», то евреев истребляли подчистую, без различия пола и возраста. Один из современников, еврей Ганновер, описал ужасы, творившиеся на Украине с его соплеменниками. Правда, описал понаслышке, по паническим рассказам беженцев, так что за точность ручаться не приходится. Но в пламени восстания было разгромлено более 700 иудейских общин и погибло 100 тыс. евреев — круглая цифра, разумеется, условная, кто их там считал, перебитых и сумевших бежать? Хотя, с другой стороны, эти цифры говорят и о другом. О том, какие масштабы приняло панское «арендаторство» всего за полвека и как крепко успели насолить пришельцы местному населению. Никто ведь не заставлял притеснять, обирать, унижать религиозные чувства. Теперь все счеты, накопившиеся к панам и их пособникам, выплеснулись наружу. И в стихийном пожаре вместе с угнетателями гибли и невиновные — и поляки, которые сами были бесправными подчиненными какого-нибудь вельможи, и еврейская голытьба, зависимая от богатых откупщиков-соплеменников.

А против Вишневецкого подоспели полки Кривоноса. В боях у Староконстантинова 15—18 июля 1648 г. они одержали верх, 25 июля взяли крепость Бар, и Вишневецкий отступил к г. Збаражу. Современник писал: «По всему Подолью до самой Горыни пылали замки, города, местечки лежали в развалинах, кучи гнивших тел валялись без погребения, пожираемые собаками и хищными птицами; воздух заразился до того, что появились смертельные болезни. Дворяне бежали толпами за Вислу, и ни одной шляхетской души не осталось на Подолье». А повстанческие загоны начали проникать уже и западнее — на Волынь.

Хмельницкий в этих операциях не участвовал. Он переписывался с русскими пограничными воеводами, вел переговоры с Оссолинским и послал на сейм делегацию, заявив весьма умеренные требования: увеличить реестр до 12 тыс. казаков, выплатить жалованье, отменить церковную унию, допустить казачьих представителей к выборам нового короля. И указывал на Яна Казимира, сына покойного Владислава. Несмотря на то, что он был иезуитом, именно с ним многие украинцы связывали надежды обрести «доброго короля». На сейме же голоса разделились. Партия Оссолинского и православного киевского каштеляна Киселя стояла за замирение Украины мягкими мерами, путем частичных уступок, переманивания старшины. Радзивилл признал, что причиной восстания «были грехи наши да угнетение убогих». Другая партия, Вишневецких и Конецпольских, ратовала за беспощадную расправу.

Требование казаков об участии в выборах короля депутатов глубоко возмутило как покушение на собственные права. Еще больше возмутили казачьи пожелания, чтобы паны уравнялись в правах с простой шляхтой, и один лишь король стал главой в государстве. Вскрылись и прежние тайные связи короля с казаками. Это вызвало бурю. Оссолинского хотели объявить изменником, он еле выкрутился, свалив все на Владислава. В итоге Хмельницкому вместо ответа направили гордый ультиматум — повстанцам разойтись по домам, разорвать союз с татарами и выдать главарей. И постановили собирать войско. Но насчет командования сразу возникли разногласия. Кандидатуру Вишневецкого отвергли — а ну как ему потом на престол захочется? Сеймовая анархия расшумелась об опасности «диктатуры», и вместо одного командующего во главе армии поставили «триумвират» из Заславского, Конецпольского и Остророга. Войско, хоть и с проволочками, собралось значительное — 40 тыс. шляхты, магнатов с дружинами. Сопровождали их 200 тыс. вооруженных слуг.

Но никто из трех командующих не был военачальником: один славился ленью и изнеженностью, другой отличался юным возрастом, третий книжной ученостью — Хмельницкий в насмешку прозвал их «перына, дитына и латына». Зато в войско собралось много высокопоставленных персон — 7 воевод, 5 каштелянов, 16 старост. И каждый считал себя не ниже командующих, оспаривал их решения. Знать отправилась на войну, как на пикник. Кичилась друг перед другом богатыми одеждами и вооружением, взяла с собой парадные кареты, возы с лакомствами и винами, роскошные шатры, охотничьих собак, любовниц. Огромный обоз тащился еле-еле. Паны задавали пиры друг другу, а их гайдуки и солдаты сразу пропили полученное жалованье и принялись «подрабатывать» грабежами. Львовский архиепископ писал: «Королевские и шляхетские села опустошены до крайности; люди не в силах терпеть и разбегаются кто куда». Руководство так и не могло прийти к единому мнению, стоит ли все же воевать? Заславский рассуждал — если истребим казаков, то сами окажемся в убытке, кто будет работать на нас? Несколько раз посылали делегации переговорщиков. Те, кто был настроен более решительно, стали переезжать к Вишневецкому — он держался отдельным лагерем и подчиняться «триумвирату» не желал.

Ну а Хмельницкий, получив заносчивый ответ сейма, поднял войска, снова призвал татар Тугай-бея и выступил к г. Староконстантинову. С врагом сошлись под Пилявцами. У Хмельницкого было 40 тыс. казаков и татар и неизвестное количество плохо вооруженных крестьян. Разделяла стороны болотистая р. Иква, через которую вела плотина, занятая казаками. И Богдан задумал хитрость. При помощи местных проводников, знавших тропы в болотах, скрытно отправил на левый берег отряд Кривоноса. А плотину приказал оставить, заманивая врага на правый берег, 11 сентября казаки изобразили отступление. Поляки двинули в преследование несколько полков. Они форсировали реку и доложили, что «берег очищен». А 13 сентября на них обрушились казаки и татары. Неприятельские части стали откатываться назад на плотину. Но по ней открыла убийственный огонь артиллерия Богдана — плотина оказалась заранее пристрелянной. Польское командование, получив донесения об атаке, решило удержать плацдарм за Иквой и направило подкрепления. Новые отряды сталкивались на узкой плотине с отступающими, возникла пробка и мешанина. И схватка перешла в побоище, казаки вырубили всех, не успевших удрать за реку.

А бегущие заразили паникой основной лагерь. В это время на него напал с тыла Кривонос. Некоторые из его бойцов переоделись татарами, и шляхта сочла, что это подошел крымский хан. С воплем «Татары!» все устремились в бегство. Бросали барахло, дорогие доспехи, оружие. Казакам досталось 120.000 возов с припасами, 80 орудий, драгоценностей на 10 млн. злотых. Польская армия, превратившись в беспорядочную толпу, драпала 300 км, до Львова. Только Вишневецкий отступил организованно. Во Львове на пожертвования жителей он нанял солдат для обороны города, но сам не остался — уехал в Варшаву на элекционный сейм.

Хмельницкий, чтобы очистить от поляков всю «русскую землю», разослал своих атаманов по Волыни, Полесью, в Белоруссию — там действовали отряды Михненко, Небабы, Кривошапки. Были взяты Пинск, Туров, Мозырь, Бобруйск, Брест. Сам Богдан подступил ко Львову, осадил его, но удовлетворился откупом в 200 тыс. Казаки были недовольны, что город, суливший массу добычи, уплыл из рук, и гетман повел их на Замостье, где предпринял штурм, оказавшийся неудачным. Поэтому с Замостья тоже взяли выкуп. Дальше Хмельницкий не пошел, остановился табором и вступил с поляками в переговоры, требуя избрания на престол Яна Казимира и ожидая решения сейма.

Западнее лежали чисто польские, католические земли. Серьезной поддержки украинцы там не получили бы. Наоборот, вторжение и погромы католических святынь сплотили бы шляхту и здешнее простонародье. А полустихийное казачье войско запросто могло разложиться, увлекшись грабежами городов — из-за этого Богдан и оставил в покое Львов. Да и его идея о воссоединении с Россией вряд ли еще вызрела окончательно. Хмельницкий был хотя и неопытным, но умным политиком. Понимал, что раз уж он начал восстание, его предстоит каким-то образом закруглить. И имел в виду разные варианты. С одной стороны, завязывал дружбу с Москвой, а с другой, еще не терял надежды по-хорошему договориться с королем. Особенно если тот после разгрома под Пилявцами соблазнится опереться на казаков и прижать магнатов.

6 октября открылся элекционный сейм. Притязания на корону предъявил было Вишневецкий, но его дружно отвергли. Выставлял свою кандидатуру князь Трансильвании Ракоци, а Москва предложила Алексея Михайловича или новорожденного Дмитрия Алексеевича. Конечно, всерьез на их избрание не рассчитывали. Зато о себе заявили красноречиво — ведь еще совсем недавно польский король претендовал на русский престол. Реальных же претендентов было двое. Епископы и магнаты стояли за брата Владислава — Карла. Мелкая шляхта — за Яна Казимира. Этот кандидат воспользовался ситуацией, установил тайные связи с казаками и раздавал щедрые посулы. Хмельницкий клюнул. И грозил, что в случае избрания Карла продолжит наступление. Несомненно, этот фактор сыграл на сейме решающую роль. Разорения своих имений шляхта не хотела. И 7 ноября королем стал Ян Казимир.

Он тут же направил гонцов к Богдану, утвердил его гетманом и предписал отвести войско на Украину. При этом король признавал, что в разыгравшихся событиях виноваты сами поляки, обещал отменить унию и запретить польским частям заходить восточнее Староконстантинова. Обещания были заведомо ложными. Ведь одновременно Ян Казимир поддерживал интенсивные контакты с папой Иннокентием X. Который для вступления на престол разрешил его от монашеского иезуитского обета, дозволил вступить в брак. Однозначно подразумевая, что за такое одолжение он в новой роли обязан быть верным орудием католической экспансии. Но на это в победной эйфории не обратили внимания.

В декабре 1648 г. полки Хмельницкого торжественно вступили в Киев. Впрочем, далеко не все православные встречали их с восторгом. На посту Киевского митрополита умершего Могилу сменил его последователь Сильвестр Косов, который держался линии предшественника: развивать просвещение, отгораживаться от Москвы и искать компромисс с католицизмом и польскими властями. Косов и верная ему часть духовенства восприняли победу повстанцев очень кисло. Но в это время в Киеве оказался Иерусалимский патриарх Паисий, ехавший с визитом в Москву. Он полностью поддержал и благословил гетмана. Хмельницкий воспользовался случаем и попросил Паисия ходатайствовать перед царем о помощи казакам и принятии Украины в подданство. А для сопровождения патриарха выделил полковника Силуяна Мужиловского, передав через него грамоты Алексею Михайловичу.

В Москве делегацию приняли очень тепло. Хотя Мужиловский числился лишь сопровождающим, его встретили как настоящего посланника суверенной державы. Переговоры с ним вел дипломат и военачальник Трубецкой. Мало того, полковник удостоился особой чести — личного неофициального общения с царем. Правда, от вопроса о подданстве Алексей пока уклонился. Шаг был слишком ответственным, с бухты-барахты ввязываться в сложнейший узел противоречий было опрометчиво. Да и основания доверять Хмельницкому были пока не стопроцентными — он ведь и с Варшавой вел переговоры. Но Москва согласилась предоставить помощь оружием, деньгами, оказать дипломатическую поддержку, царь разрешил отпустить к Хмельницкому «государевых людей» — донских казаков. Однако добровольцы уходили и из других мест — торопецкий и хотмыжский воеводы доносили, что крестьяне «бегают за рубеж», вступая в казаки.

Русское правительство отправило на Украину своего представителя Василия Михайлова с несколькими дворянами — в основном для разведки. А к Хмельницкому тем временем прибыла польская делегация во главе с Киселем. Ян Казимир прислал грамоту на гетманство, булаву и знамя. В качестве «благодеяния» соглашался даровать амнистию повстанцам, увеличить реестр до 15 тыс. Но об отмене унии вообще как бы забыл, требовал, чтобы Богдан отступился от «черни», помог ее усмирить, разорвал отношения с Крымом и выступил против татар. В общем было ясно, что поляки всего лишь хотят расколоть повстанцев, поссорить с союзниками, а потом снова скрутить в бараний рог. И переговоры сразу зашли в тупик. Возмущенные казаки тыкали в булаву и знамя: «Зачем вы, ляхи, принесли нам эти цацки?» А Хмельницкий отрезал: «За границу на войну не пойду, саблю на турок и татар не подниму; достаточно дела и на Украине».

В Варшаву направили ответ: «Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти и не будем им друзьями никогда». Перечислялись встречные условия: уничтожить унию, вернуть казачьи вольности, на Украине не восстанавливать костелов, запретить «селиться жидам», администрацию назначать только из православных, установить прямое подчинение казачьего гетмана королю, а Киевского митрополита допустить в сенат наряду с католическими епископами. Свою бывшую сожительницу Богдан нашел и вернул, но добавил в послании личное требование — выдать сбежавшего в Польшу Чаплинского. Хотя нетрудно понять, что условия, выдвинутые украинцами, никак не могли устроить поляков.

А Москва в марте 1649 г. прислала официального посла — Григория Унковского, что вызвало среди казаков взрыв восторга. Унковский привез для казачьей старшины «государево жалованье» и передал, что Алексей Михайлович готов принять Украину под свою руку, «если, даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без нарушения мира». То есть вступать в войну Россия пока остерегалась, чем Хмельницкий остался очень недоволен. И в обратную дорогу с Унковским отправил посольство Вешняка все с теми же просьбами о поддержке и подданстве. После переговоров с ним царское правительство постановило в случае необходимости предоставлять казакам убежище на своей территории, разрешило закупать «хлеб, соль и всякие запасы беспошлинно». Но на Украину направлялись не только хлеб и соль. Унковский доносил: «Козаки донские обещались выступить немедля, и многие из них уже пришли». А поляк Голинский жаловался: «Москва... хотя и подтвердила мир (с Польшей) тайно все доставляла Хмелю: продовольствие, порох, пули и пушки».

Богдан в это время чрезвычайно широко развернул свою дипломатию. Установил контакты с Молдавией и Валахией (Румынией). Хмельницкого посетили послы Трансильванского князя Юрия II Ракоци, который все еще мечтал о польской короне и искал союзников. Прибыл турецкий посол Осман-ага, и гетман заключил с Портой договор — стороны обязались не нападать друг для друга, обеспечить взаимный выкуп пленных, развивать торговлю. Турки при этом открыли казакам свободный вход во все свои гавани. Письмо к гетману прислал даже Кромвель, пышно величая его: «Богдан Хмельницкий, Божьею милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель аристократии, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников, антихриста и иудеев».

Наши историки XIX в. захлебывались от восторга, освещая этот факт — надо же, мол, «культурный западник... видел что-то родственное себе в малокультурном сыне диких степей». Хотя в действительности все обстояло наоборот. Хмельницкий получил два образования, в том числе лучшее в ту эпоху, иезуитское, свободно владел латынью, французским, польским, турецким, татарским. А Кромвель не имел никакого образования, кроме домашнего, не знал ни одного языка, кроме родного, книг не читал, и все общавшиеся с ним иностранцы дружно упоминают о его полной неотесанности. Например, посол Бранденбурга Шлезер вынужден был разъяснять диктатору азы географии, рассказывать, какие государства существуют на Балтике, и учить читать карты. Да и масштабы деятельности этих двух лидеров слишком уж различаются. Один толокся в партийных междоусобицах своего острова, командовал в сражениях, где участвовало по несколько тысяч бойцов. А другой водил в битву стотысячные полчища и правил страной, где уместилось бы несколько Англий...

Международная обстановка благоприятствовала повстанцам. Главный союзник Польши, германский император, осенью 1648 г. только вылез из Тридцатилетней войны сильно потрепанным. При этом высвободилась и сохранившая силы Швеция, враждебная Польше. А у другой соседки, Османской империи, углублялся внутренний разлад. Правление султана Ибрагима Безумного оказалось для нее катастрофическим. Точнее, правил-то, конечно, не он. По турецким порядкам, султанских родственников, способных претендовать на престол, во избежание смут содержали в «клетке», особой комфортабельной тюрьме, где они были лишены связи с внешним миром, общаясь только с бесплодными наложницами. Угодил туда и Ибрагим, младший брат Мурада IV, и за 17 лет пребывания в «клетке» деградировал, тронувшись разумом. Но после смерти Мурада его мать не захотела терять своего положения и вместе с великим визирем Мухаммедом-пашой возвела на престол второго сына, чтобы править от его лица.

Ни к чему хорошему это не привело. Ибрагим кидал в Босфор золотые монеты — «рыб кормил». Приходил в экстаз от неимоверно толстых женщин, их для него искали по всей стране. Не хотел осязать ничего, кроме мехов, и ввели новый налог на покупку в России соболей, чтобы обить стены его покоев. Многие были недовольны таким султаном и узурпацией власти в руках женщины и визиря. Зрели заговоры. Правителям приходилось ублажать подарками янычар, покупать сторонников выгодными назначениями, наградами, возвышать не талантливых и деловых, а «своих» людей. Все это вело к ослаблению власти, коррупции. Казна пустела, а рост налогов вызывал новое недовольство.
Война за Крит затягивалась. Венецианцы применили действенный способ вредить туркам, засылая эмиссаров и подбивая на восстания черногорцев, сербов, албанцев, греков. Активизировался сепаратизм. В Ливане взял верх лидер антитурецкой партии кайситов Мельхем Маан и стал править почти независимо от Порты. Все меньше считались со Стамбулом Тунис, Алжир, Триполи, Крым. Правители вассальных Трансильвании и Валахии начали вести себя самостоятельно, а господарь Молдавии Лупул переориентировался на Варшаву. Поэтому договор о дружбе с Хмельницким турки сочли для себя очень выгодным — он обеспечивал безопасность хотя бы от запорожских набегов. За такое не жалко было открыть порты для беспошлинной торговли.

Пожалуй, здесь стоит упомянуть и о последствиях еврейской резни на Украине. Удар оказался настолько сильным, что дал трещину даже сам иудаизм. Евреи сочли, что для них пришли «последние времена». Но по теориям их мистиков, именно тогда, когда страдания народа достигнут высшей точки, должен явиться избавитель, «мессия». И таковой не заставил себя ждать — «мессией» провозгласил себя в турецкой Смирне некий Саббатай Цви. Он был адептом каббалы — учения, изыскивающего тайный смысл в текстах Ветхого Завета и Торы, магические значения букв и чисел. И при должном умении оказалось не так уж трудно вычислить, что «мессия» должен явиться именно в 1648 г. Дата рождения Саббатая тоже «совпала» с предсказаниями о времени рождения «мессия». Он женился на беженке с Украины, потерявшей всех родных. После такого потрясения ее посещали видения, будто она станет невестой «мессии». Это стало еще одним «доказательством». Прожила она недолго, а когда умерла, Саббатай еще раз вступил в брак... со свитком Торы.

Впечатление было колоссальным. Его «мессианство» признала община Иерусалима, а за ней и другие, община Амстердама издала особый молитвенник с текстами о Саббатае. В него поверило более половины евреев мира, последователи стекались отовсюду, а он благословлял их странной фразой: «Хвала Тебе, Господи, Который позволяет запретное». Он и сам настолько занесся, что отправился в Стамбул, дабы обратить в иудаизм султана. Однако Ибрагим Безумный оказался все же не настолько безумным. Возмутился, посадил его в тюрьму и поставил условие: переход в ислам или смерть. И Саббатай, к ужасу иудеев, выбрал... ислам. Но на самых стойких почитателей даже это не повлияло. Они, следуя каббалистическим методам, нашли в его поступке высший смысл — дескать, для спасения мира «мессия» должен сойти в самую бездну греха, что он и сделал. Такое доказательство привело к массовому переходу его последователей в ислам. И возникла секта «дёнме» или «саббатиан».

Ну а основной поток еврейских беженцев с Украины, из Белоруссии, да и из Польши, куда, казалось, вот-вот ворвутся повстанцы, хлынул на Запад. Правда, в отличие от нынешних времен, в большинстве стран Европы иудеев тоже не жаловали — ведь религиозные проблемы стояли очень остро. Но за Польшей лежала опустошенная Германия. С мертвыми деревнями, бесхозными полями, бродившим по лесам одичавшим скотом. После Тридцатилетней войны она, по сути, заселялась заново. У большинства наемников из расформированных армий на родине и дома-то не было. Они и оседали в здешних обезлюженных деревнях и городах — французы, шотландцы, итальянцы, финны, поляки, швейцарцы. Оседали решившие остепениться полковые маркитантки, шлюхи.

А особенно рачительным хозяином проявил себя все тот же курфюрст Бранденбурга Фридрих Вильгельм. Он, кстати, одновременно являлся и герцогом Пруссии, входившей в состав Речи Посполитой. Международное право в Европе было крайне запутанным. И Фридрих Вильгельм в качестве властителя Бранденбурга считался вассалом императора, а в качестве герцога прусского — вассалом польского короля. Его владения пострадали в войну очень сильно, да и новых много нахапал. И он повел целенаправленную политику их заселения. Зазывал и принимал всех желающих, предоставлял самые льготные в Германии условия для новых подданных. И значительная часть беженцев-евреев потекла к нему: в Пруссию, Померанию, Бранденбург. Обретя пристанище после пережитых ужасов, многие вообще старались «забыть», что они евреи. И превращались в «немцев». Этому тоже препятствий не было. Хочешь быть немцем — будь, только селись. А если семью потерял — женись на любой уцелевшей местной вдове, выходи замуж за любого бродягу-солдата. Да, это еще один исторический парадокс: та самая «нордическая раса», которая станет в XX в. кичиться «арийским» происхождением и устроит антисемитский геноцид, на самом-то деле формировалась в XVII в. из самых разномастных субстратов. В том числе и вобрав в себя изрядную струю еврейской крови.

В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. XI За веру и волю!

В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. I Эпоха авантюристов
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. II На границах тревожно.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. III Государь Алексей Михайлович
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. IV Москва Златоглавая.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл V Дела церковные и мирские.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VI Богдан Хмельницкий.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VII Европа в огне.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VIII «Бунташная» Англия.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. IX Мятеж и закон.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. X «Край и конец Земли Сибирской»


ertata

В брошюре, вышедшей в свет в 1868 году, рассказывается о том, как под руководством Потемкина, назначенного генерал-губернатором Новороссии в 1774 г., осваивались дикие Новороссийские степи.


Граф, Светлейший Князь Потёмкин-Таврический,
генерал-фельдмаршал Потемкин Григорий Александрович
Мы часто слышим и читаем выражение удивления по поводу необыкновенно быстрого возрастания народонаселения в Соединённых Штатах. Действительно, это явление заслуживает удивления; но мне кажется, что нам нет надобности переплывать океаны за подобными примерами. Гораздо ближе, у себя дома, мы можем видеть и изучать возникновение многолюдных городов там, где сто лет тому назад и даже менее, стоял одинокий хутор или ничтожное укрепленьице; мы можем, не покидая России, указать на обширный, полный жизни и ещё более полный будущности край, который был ещё во второй половине прошлого столетия пустыней. Нам стоит только обратить внимание на северное прибрежье Чёрного моря. Правда, заселение Новороссийского края производилось не точно так, как производится заселение пустынь нового света, не свободным приливом колонистов,— по крайней мере не исключительно этим путём; заселение его было делом правительственных соображений, но я и не утверждал, что явления замечаемые у нас и в Соединённых Штатах тождественны; я утверждаю только, что колонизация может быть произведена и у нас с необыкновенною быстротою и ссылаюсь на пример Новороссии. Невозможно, конечно, в продолжении одного часа, предоставленного мне для беседы с вами, мм. гг., проследить всю историю этой колонизации, а потому я избираю один эпизод из неё, который, по справедливости, может быть назван Потёмкинским. Но ограничив предмет нашего изучения 17-летним периодом времени, мы должны определить и географическое очертание предмета нашего изучения и составить себе возможно верное понятие о положении края при вступлении в управление им Потёмкина (1774 г.).


Местность, которая впоследствии получила название Новороссийского края, была в то время пустыней не только по причине, беспрестанных движений по ней крымских и других хищнических партий, но и по причине сознательного противодействия к её заселению политическими понятиями того времени. В договорах, которые Россия заключала с Турцией в XVII веке и даже в начале ХVIII века, поставлялось непременным условием, чтобы между владениями той и другой державы оставалось некоторое пространство совершенно не заселённым. Это делалось с целью предупредить столкновения между порубежными жителями, и когда Россия предписывала мир Турции, то ближайшие городки турецкие подвергались разорению, а когда Турция брала верх, то подобной же участи подвергались селения русские. Таким образом по договору, закончившему первую Турецкую войну Петра I (подписан 3 июля 1700 г.), постановлено было разорить турецкие городки, построенные на низовьях Днепра, а пространству от Сечи до самого Очакова равно как от Миусского городка (Таганрога) до Перекопа «быть пусту». Точно также после катастрофы на Пруте, мы принуждены были срыть Самарский городок, построенный во время правления царевны Софии, и Азов. После Прутской кампании были в первый раз с точностью обозначены границы турецко - российские между Днепром и Доном. В 1714 г. уполномоченные с обеих сторон съехались и учинили межевую запись, (13 июля), которая определяла следующую пограничную линию: она начиналась на правом берегу Днепра, в равном расстоянии от впадения в эту реку Самары и Орели, следовала между ними в равном же расстоянии от той и другой до их вершин, затем поворачивала на юго-восток, проходила между верховьями «Бахмутских, Луганских и Крымских вод», как сказано в записи, спускалась на Миус до Черкасской переправы, проходила оттуда на «отвершек» реки Тузловой, следовала по ней до Каменного Брода и здесь переходила на р. Темирник, вместе с которою и упиралась в низовья Дона между Азовом и Черкасском. Эта южная граница Московскаго царства есть вместе с тем северная граница подлежащего нашему изучению Новороссийского края. Отсюда началось последовательное, непрерывное поступательное движение наше к Чёрному морю. Следующая затемъ война с Турцией, по конвенции, заключённой 12 октября 1742 года, отодвинула наши пределы с этой стороны до рр. Берды, впадающей в Азовское море и Конских Вод, впадающей в Днепр; при вступлении Потёмкина в управление Новороссийским краем, оно составляло южную границу этого края, пока в состав оного не вошли и остальные части материка вместе с Крымским полуостровом (1783 г.).

На правом берегу Днепра, близ Кременчуга, начиналась старинная граница наша с Польшей; она была, так сказать, намечена Московским договором 1686 г., в силу коего особые коммиссары должны были составить точную межевую запись; но мы не находим в Пол. Соб. Зак., ни даже в архивах никаких следов, подобного разграничения, до составления Акта Разграничения 5 января 1780 г. Согласно этому акту граница начиналась от устья р. Тясмина; по этой реке она следовала до впадения в неё Ирклея, потом Ирклем до его верховья, оттуда полем переходила на верховья Виси и следуя далее по Синюхе, упиралась в Буг. К северу и западу от этой черты находились польские владения, к югу и востоку — русские; далее Буг разграничивал их с землями турецкими, до впадения в него Ташлыка. Отсюда Инструмент, сочинённый 4 ноября 1740 г., проводил линию, которая перерезала несколько небольших речек, впадающих в Буг при их вершинах, пересекала Ингул и Ингулец и останавливалась на Днепре близ Кизикерменя (Бериславля) при устье реки Каменки. Позднее, но Кучек-Кайнайрджийскому договору, граница была перенесена на Буг, до самого его устья, так что весь треугольник, образуемый этой рекой и Днепром (за исключением Очакова) присоединён был к России. Итак в эпоху, которая нас занимает, Новороссийский край заключался между пограничными чертами 1714 и 1742 годов на левой стороне Днепра, а на правой стороне этой реки—между старою Польской и Турецкою границей 1744 г., вмещая в себе не менее 100,000 квадр. вёрст степного пространства *). Теперь постараемся определить по крайней мере приблизительно тогдашнее население этого обширного края.

Главное основание этого населения составляли Запорожцы. По берегам Днепра и его притоков, по берегам степных балок, по опушкам не истреблённых ещё окончательно лесов, были разбросаны их села и деревни, их хутора и зимовники. Скученные главнейше по берегам Днепра, селитьбы Запорожцев достигали с одной стороны Буга, а с другой, Донца и устьев Миуса. Эта и некоторые другие пустынные реки, впадающие в Азовское море, были для Запорожцев, так сказать, заднею дверью, посредством которой они вырывались на морской простор, когда Очаковский паша слишком зорко сторожил их со стороны Днепровского лимана. Хутора и зимовники, где жили семейства казаков и куда они сами приезжали от времени до времени, были уединённые и глухие, тихие жилища; но у них были селитьбы и другого рода: по Днепру и близ устья рек, впадающих в него, существовали многочисленные, обширные запорожские села; между ними первенствующее значение принадлежало Сечи, селению действительно знаменитому, но незначительному по своим размерам: по официальным сведениям, оно заключало в себе в 1775 г. только 203 двора, в числе коих 66 шинков и харчевень. Сечь была, как известно уничтожена, но многие другие запорожские села, под новыми названиями, существуют и поныне; так с. Никитино обратилось впоследствии в Никополь, Новоселица в Новомосковск; Поссовицы в Екатеринослав, а Алешки существуют и теперь под своим прежним именем.

Как же велико было население во всех этих селах, деревнях, хуторах и зимовниках? Из каких элементов оно состояло? Для разрешения этого вопроса, естественнее всего обратиться к г. Скальковскому, который специально занимался историей Новороссийского края и извлёк из местных архивов много любопытных в этом отношении данных. К сожалению, в сочинениях этого почтенного впрочем исследователя, мы находим много данных, много цифр, связать между собой которые очень трудно. Очевидно, он брал эти цифры из разных официальных источников, не поверяя их между собой, так что они иногда более запутывают, нежели разрешают занимающей нас вопрос. Но мне удалось найти в здешнем архиве военного министерства сведения положительные и обстоятельные, а именно ведомость о всем народонаселении Запорожцев, как собственно казачьем, так и о разного звании людях, проживавших на запорожских землях, и ведомость эта относится к самому интересному для нас времени,—ко времени уничтожения Запорожского казачьего войска, следовательно почти ко времени вступления Потемкина в управление краем. Из этой ведомости видно, что всех казаков было в 1775 г. 14,619 человек и что кроме того на их земле проживало крестьян и разного рода людей обоего пола 45.018 душ, всего же, с козаками 59.637. Если же к этим двум главным рубрикам причислить семейства женатых казаков, живших отдельными хуторами и зимовниками, и духовенство, то общее число в Запорожье выразится цифрою 59.627 д., обоего пола. Сведения эти собраны начальниками военных команд, посланных в разные поланки (округи) Запорожья и представлены генералом Текеллием,—на которого, как известно, возложено было обращение Запорожцев в обыкновенных граждан,— на высочайшее имя, следовательно имеют характер возможной достоверности.

Ко времени вступления Потемкина в управление Новороссийским краем, в нем существовало и другого рода население, независимо от того, которое находило приют под бунчуком запорожского кошевого атамана. Оно образовалось, в царствование императрицы Елисаветы, из разных заграничных выходцев, а главнейше из Славян австрийских и турецких. Около половины ХVIIІ века, в то самое время, когда в литературе западной Европы раздавались сильные и красноречивые протесты против гонений за религиозные убеждения, когда свобода совести была провозглашаема и некоторыми из государей с высоты престола, в Австрии и Польше фанатизм католического духовенства доходило до крайностей, напоминающих средние века. Здесь, на востоке Европы, вдали от великой исторической сцены, католические монахи всех возможных орденов, не смея более преследовать протестантов, упражнялись в насиловании совести православных и униатов. Мы знаем, какие последствия имел в отношении Польши образ действия её духовенства; что касается до владений императрицы Марии-Терезии, то между православными, и особенно славянскими её подданными, обнаружилось стремление к переселению в Россию. В 1750 г. полковник Хорват, родом Серб, заявил русскому посланнику в Вене о желанна своём выехать в Россию вместе со многими своими родственниками и земляками и образовать из них два регулярных полка. Наше правительство охотно приняло этот вызов и предложило переселенцам земли на правом берегу Днепра, к северо-западной части Запорожья, вдоль польской границы; Хорват нашёл эти земли удобными и образовал первое славянское поселение в России, состоявшее на первый раз из 318 человек. Примеру Хорвата последовали многие другие Славяне Австрийской и даже Турецкой империи: если верить свидетельству тогдашних канцелярий, едва ли впрочем строго соблюдавших племенные оттенки при записывании происхождения новоприбывших, то вслед за Сербами стали прибывать не только Молдоване, Волохи и Трансильванцы, но Болгары и даже Албанцы и Черногорцы. Вскоре между Днепром, Синюхой и Тясмином насчитывалось уже 620 славянских и других выселившихся семейств; земли им было прибавлено к югу от прежней и все эти земли получили название Новой Сербии. На южной окраине Новой Сербии, на Ингуле, основана была крепость, названная именем императрицы и переименованная впоследствии Елисаветградом.

Между тем миграционное движение южных Славян продолжалось. В 1752 и 53 годах прибыли Сербы Шевич и Прерадович и просили земель. Им отведено было обширное пространство в окрестностях Бахмута и по Донцу, которое впоследствии получило название Славяно-Сербии, и вскоре пополнилось новыми переселенцами. Как ново-сербские, так и славяно-сербские колонисты образовали военное поселение, расписанное на полки и роты. Всего, по сведениям г. Скальковского, к концу пятидесятых годов считалось таких переселенцев на обеих сторонах Днепра 26,163 душ и эта цифра без сомнения была бы превзойдена приливом новых переселенцев, но постоянно возраставшее движение Славян из Австрии в Россию встревожило венское правительство. В делах архива св. Синода я видел, что оно подало повод к переписке между обоими императорскими дворами, вследствие чего Императрица Елисавета, связанная тесным союзом с венским двором, отказалась принимать австрийских подданных, положив однако очень удачное начало колонизации и истратив на это дело до 700,000 р. Зато вследствие вызова нашего правительства, из- за Польского рубежа стали выходить старообрядцы и другие русские беглецы. В 1756 году они, а также Малороссияне, поселенные для работать по возведению крепости Св. Елисаветы, занимали уже 27 слобод в окрестностях упомянутой крепости, но численность их не известна.

Таковы первоначальные элементы народонаселения, возникшего в Новороссийском крае; они состоять, как сказано, из трёх главных группы из Запорожцев с их «подданством»; из переселенцев Славян и из разных выходцев из Польши и внутренней России. К этому мы можем ещё присоединить небольшое число Евреев, торговавших в Сечи и впервые допущенных в число русских подданных. Из вышеприведённых цифр, по первым двум группа, мы находим, что итог их равняется, кругло говоря, 85—86 тысячам; что касается до третьей группы то, её численность нам неизвестна, но зато мы находим в «Истории Новороссийского края» г. Скальковского обширную ведомость, в коей значится, что всего, во всем Новороссийском крае, в начале 1774 г. считалось 158,097 д., обоего пола, — цифра, которую можно признать приблизительно верною. И так, вот общая цифра населения, в год вступления в управление Потемкиным в краю, который имел 500 вер. в длину (от Донских гирл до впадения Синюхи в Буг) и 200 в. в ширину (от границы 1742 г. до границы 1714 г.). Тогдашний Новороссийский край довольно близко подходил, по пространству, к нынешним Екатеринославской и Херсонской губерниям вместе, в коих числится, по сведениям центрального статистического комитета 2,534,889 д. Что бы быть точнее, мы должны исключить из этого числа население Забужской части нынешней Херсонской губернии, в описываемое время не принадлежавшей России, и в которой может насчитываться до 300 т. жителей, а затем окажется, что в 92-х летний период времени, — со времени вступления Потемкина в управление Новороссийским краем, народонаселение Новороссийского края увеличилось почти в 15 раз!

Разумеется такое колоссальное приращение народонаселения не могло произойти одним естественным путём, т. е. благодаря малой смертности и большему числу рождающихся. Цель моя именно и состоит в том, чтобы исследовать, по возможности, те меры, с помощью коих Потемкиным были достигнуты такие громадные результаты. Остановимся несколько на этом имени. С мыслью о Потемкине соединится обыкновенно понятие о необыкновенно пышном вельможе, о пресыщенном сластолюбце и честолюбце, о человеке, который чудачит, чтобы рассеять пожирающую его скуку,—да ещё, может быть, о полководце, который прославился более пышностью окружавшего его двора, нежели военными подвигами. (Это было писало в начале 1867 года, по появлении в Рус. Архиве и Рус. Вестнике новых сведений о Потемкине) «Баловень счастья» и «великолепный князь Тавриды», вот эпитеты, которые чаще всего сопровождают имя Потемкина. Во всем этом есть черты действительно принадлежащая Потемкину, но из них не создаётся полной и верной его нравственной физиономии; тот всегда будет односторонне и поверхностно судить о нем, кто не обратить на него внимания, как на Новороссийского генерал-губернатора. Здесь среди степей, которые он призван был заселить и вызвать к жизни, этот необыкновенный человек является во всем величии своего гения и во всем могуществе своей воли. Грандиозный и несколько фантастический, как всегда и везде, он здесь сбрасывает с себя ту недоступность и ту пышность, которыми он окружал себя в Петербурге, и ему любо, ему просторно, ему вольно. Судьба сделала его царедворцем; но в придворной сфере, в которую обстоятельства его бросили, он ни к чему не был искренно привязан, кроме самой императрицы. Сын бедного дворянина, он мог находить пищу своему самолюбию в том, чтобы затмевать пышностью всех пышных вельмож Екатерины; но скука, которую он ощущал среди этой пышности, была неподдельная; и мысль его и его вкусы были далеки от того, что всех вокруг него занимало. Вот объяснение его рассеянности с которою, по мнению поверхностных наблюдателей, он родился, его своенравия и чудачества; вот почему, среди своих раззолоченных покоев, он являлся часто в меховом халате и в туфлях на босую ногу. Некоторые оскорблялись заставая его в таком наряде: он удивлялся их неудовольствию.

Этот меховой халат и туфли на босую ногу, эти не чёсаные волоса, не составляли неприятного контраста в Кременчуге, в Александр-Шанце, на пепелище Запорожских куреней, когда приходили к нему верный помощник его по строительной части Фалеев, или Синельников, или «Фёдор Фёдорович» (Ушаков);— с этими людьми он находил о чем говорить, и эти чернорабочие, но дельные люди не обращали внимания, камердинером ли своим или собственными пальцами, как говорил принц де-Линь, был причёсан светлейший. За то и светлейший был между ними совершено другим человеком, нежели среди вельмож и дипломатов. В отношении этих людей, Потемкин откидывал в сторону то высокомерие, которым он ограждал себя в Петербурге; простотою в отношениях к своим сотрудникам, равно как и необычайной деятельностью, он напоминает Петра I. «Много благодарен, друг мой, Михайло Леонтьевич, пишет он своему Данилычу-Фалееву, «что трудился в переделке поспешной фрегатов. Усугубь силы свои дабы поскорей поспели, ибо крайняя в том нужда.» — «Вы не дивитесь, что я ворчу: Богу известно, что сил недостаёт, везде самому быть нельзя, а все, до малейших способов от меня требуют.» «Ох, батюшка, спеши с фрегатами и кораблём!» «Наши, писал Потемкин о победе адмирала Ушакова над Турецким флотом, (1790 г.), наши такого перцу Туркам задали, что любо. Спасибо Фёдору Фёдоровичу.» Так говорил, так переписывался Потемкин с сотрудниками своими, с чернорабочими Новороссийского края. В этих сжатых, горячо набросанных строках виден не надменный вельможа, скучающий и праздный, каким его изображают иностранцы, встречавшиеся с ним при дворе, и каким он действительно бывал в Петербурге, но первый между работниками великого дела, — воззвания к жизни щедро одарённого природою края. Изложить всех подробностей этого дела, — заселения Новороссии и её устройства, — я не в состоянии, за недостатком нужных для того материалов, да этого не возможно сделать, в продолжении не только одной, но и нескольких бесед. Мне кажется, однако ж, что группируя известным образом те меры, которые были приняты Потемкиным, в качестве Новороссийского наместника, мы получим возможность, по крайней мере, схватить их характер, а этого, я полагаю, в настоящем случае, будет достаточно.

И преимущества и недостатки тогдашнего положения России одинаково послужили делу заселения Новороссийского края. Как известно, одною из главных мер Потемкина, по вступлении его в должность начальника Новороссии (1775 г.) было уничтожение Запорожского войска; всем членам знаменитого «товариства», было предоставлено возвратиться туда, откуда каждый из них пришёл в Запорожье, или же остаться на месте, в качестве частного человека и на общем для всех жителей края положении. Все частные имущества, кроме некоторых старшин преданных суду, были оставлены неприкосновенными; кто владел хутором, землёю, затем эта земля или этот хутор были укреплены; но общая войсковая земля была признана государственною. Войсковые суммы и другие сокровища также обращены были в казённые. Эти суммы были немаловажны; из сведений, представленных генералом Текеллием видим, что им было найдено 56,446 р. 82 к. войсковой суммы; у старшин конфисковано 74,507 р. 43 к.; кроме того в Сечи хранилось принадлежащих некоторым казакам лично 32,976 р. 54 к. Эта последняя сумма оставлена неприкосновенною, но из войсковой и старшинской образован капитал для выдачи ссуд жителям края с целью поощрять домостроительство и торговлю. Из числа новоприобретённых казённых земель розданы были дачи некоторым сановникам, например Потемкину и князю Вяземскому; между ними разделена была самая сердцевина Запорожья: Потемкин получил земли на правом берегу Днепра, на протяжении 16 вёрст по его берегу, вдоль порогов, где несколько лет спустя поселены были менониты. (Земли под их поселениями, по-видимому, пожертвованы Потемкиным; по крайней мере колонисты были водворены на его землях при его жизни (1785).) На землях Потемкина же воздвигся в последние годы его управления Николаев. (Он уступил под Николаев, пишет Шмидт в своём описании Херсонской губ., не только землю, но и 532 души принадлежащих ему крестьян.)

Место, на котором стояла самая Сечь, остров Хортица, достался князю Вяземскому, вместе с 10,000 десятин земли. Подобно этим двум главным сановникам того времени и некоторые другие получили дачи из числа бывших войсковых земель. Владельцы таких имений, понимая, что здесь не достаёт только рук, чтобы получать с них огромные доходы, переселяли туда крестьян своих из других губерний. (Г. Скальковский (Ист. Нов. края 161) говорит, что такое переселение крестьян дозволено было особым указом: кажется, в особом дозволении на это не было надобности.) Некоторые из придворных, желая сделать угодное императрице и Потемкину, покупали в Новороссийском крае фермы и хутора, как бы свидетельствуя тем своё сочувствие его заселению; так граф Безбородко купил близ Херсона небольшой хутор, незадолго до путешествия наблюдательного Француза Пейсоннеля, посетившего эти места в 1784 году. (Trois menuires historiques et geographiques. par Peysonnel.) По свидетельству того же путешественника, некто Фабри, австрийский подданный, заведший первую торговую контору в Херсоне, имел ферму при слиянии Ингула и Буга (близ места, где потом воздвигся Николаев), а англичанин Виллис, как только был присоединён Крым к России, приобрёл на южном берегу полуострова имение и, притом, говорит Пейсоннель, за такую цену, по которой можно приобрести земли разве в лесах Америки.

Поощряя приобретение имений в Новороссийском крае и переселение помещичьих крестьян, правительство переводило туда большие массы крестьян экономических. Из ведомости, представленной генералом Текеллием, видно, что таких крестьян было в 1775 г. 39.895 душ. а в конце восьмидесятых годов, по сведениям г. Скальковского, их считалось уже 210.033 д. Много рабочих, вызванных для сооружения городов, для строения кораблей, для проведения дорог, оставались по доброй воле в крае, где руки были дороги и спрос на рабочих постоянный. Сюда же охотно шли Московские и иные старообрядцы, — эти прирождённые колонизаторы, эти настоящие русские пионеры. Довольно большое число их поселилось по Днепру, другие основали селения на Молочных Водах.

Но говоря о приливе народонаселения, не следует забывать и о его убыли. Многие из прежних жителей Запорожья, в силу высочайшего манифеста, пожелали возвратиться в Малороссию и другие места, снабжавшие выходцами Запорожья. Такое желание заявили, по свидетельству Текеллия, более 4,000 человек; другие без всяких заявлений уходили куда глаза глядят. Этот генерал еще находился в Запорожье со своими войсками, как начались побеги за границу и приняли весьма серьёзные размеры. Преобразование, совершенное в устройстве Запорожья, и разорение Сечи горестно отозвались на членах славного «товариства». По свидетельству г. Скальковского до 5,000 ч. оставило Запорожье, но цифра эта довольно произвольна и едва ли число беглецов может быть с точностью определено; в донесениях Текеллия, а потом и князя Прозоровского, мы находим частые упоминания о самих побегах казаков, но не находим числа бежавших. Очаковский паша хвалился, что к нему перебежало до 12,000 казаков, а по другим сведениям, собранным для начальник края, ушло лишь небольшое число гультаев. Во всяком случае число людей совершенно пропавших для Новороссийского края, в итоге было не очень велико. Многие из беглецов 1775 года возвращались, а с ними по словам г. Скальковского, приходило и довольно много Некрасовцев. Большой ущерб населению края нанесло образование Черноморского казачьего войска, составленного, как известно, из Запорожцев. Когда последовал вызов вступить в новое казачье товарищество (1792 г.) явилось более 5,500 человек, пожелавших покинуть родной край, с тем, чтобы сделаться по прежнему казаками.

Одним из важнейших элементов заселения Новороссии были переселенцы из заграницы: этот край и до сего времени ещё пестреет обращиками всех европейских племён. Первыми по времени, после Славян (пришедших в царствование Елисаветы) были Греки, о переселении которых мы находим любопытные сведения в Записках Одесского Общества Истории и древностей. При начале первой Турецкой войны, при Екатерине, Греки были приглашены принять в ней участие, причём граф А. Орлов писал им, «что в счастливом окончании сего великого дела заключается их честь, мзда и счастье». Когда же подписан был мирный трактат с Турцией, Греки, поднявшие оружие против султана, пришли в недоумение и просили Орлова объяснить им, в чем же будет заключаться обещанная им мзда? Вследствие этого запроса, «Албанскому народу» было объявлено, что всякий, находившийся в войске, сражавшемся вместе с русским, может перейти в русскую службу с сохранением чина, и что им будут даны способы для переезда в Россию; тем же, которые почему-либо не могут немедленно воспользоваться этим предложением, объявлялось, что когда бы они ни пожелали приехать в Россию, они будут «приняты и расположены с теми же выгодами и преимуществами, как и те, которые отправятся теперь». Охотники переселиться в Россию нашлись, и партия Греков, под начальством капитана Мавромихали, заявила о своём желании выселиться. Им было обещано дать нужные средства для «домостроительства», а также построить им церкви и предоставить разбирательство между собою и все внутреннее управление их им самим; наконец дарована была им льгота от податей на 30 лет. В 1775 г. прибыла первая партия Греков; их поселили в Таганроге, Керчи и Ениколе (приобретённых по Кучук-кайнарджийскому миру), а впоследствии они были выведены из двух последних пупктов и поселены в Балаклаве, где дарованы были им и земли с освобождением от податей навсегда. Другая партия Греков переселилась в Новороссийский край из Крымского полуострова за 4 года до его присоединения к России. Их вышло не менее 20,000 человек; они были поселены по рр. Калмиусу, Кальчику и Калке и вообще по северному берегу Азовского моря; Мариуполь есть центральный пункт их колоний, точно также как Нахичевань есть центральный пункт поселений армянских, почти одновременно вышедших из Крыма. По сведениям центрального статистического комитета тех и других выселилось в Новороссийский край не менее 30,000 человек.

В 1783 г. присоединён был Таврический полуостров. Очень затруднительно определить даже приблизительно цифру того контингента, который он внес в население Новороссийского края. По свидетельству Палласа, народонаселение Крыма простиралось в это время до 500,000 человек; но эта цифра, кажется, очень преувеличена, тем более, что со времени Кучукъ-кайнарджийского мира Турки и Татары стали переселяться из Крыма в Турцию, а Армяне, как мы видели, в Россию. После 1783 г. мусульманская миграция приняла в нём огромные размеры. Германский император Иосиф, сопровождавший Екатерину в её поездке в Крым, уверял графа Сопора, что более двух третей население покинуло полуостров после его присоединения. Пейсоннель полагает, что во время его путешествия (1784 г.) там оставалось не более 50,000 человек. Эта цифра также грешит, кажется, преувеличением, но в смысле, противоположном Палласу; по официальным сведениям, в 1803 году в Крыму считалось до 140,000 д. (Списки населённых мест). Вот впрочем все, что я могу сказать относительно мусульманского населения, вошедшего в число жителей Новороссийского края.

В феврале 1784 г. был обнародован манифест, в котором провозглашалось, что все с Российской Империей в дружбе состоящие народы, могут производить свободную торговлю в Херсоне, Севастополе и Феодосии, а также могут селиться в Новороссийском крае и вступать в российское подданство. Конечно, нельзя было надеяться, чтобы в западной Европе, в то время ещё не так переполненной жителями как теперь, нашлось большое количество охотников двинуться в степи, едва вышедшие из под власти Татар, если не привлечь переселенцев льготами и преимуществами. Справились с делами о водворении иностранцев в первые годы царствования Екатерины, и решились дать новым выходцам те же преимущества. Старый фельдмаршал Румянцев, друг порядка и аккуратности, припомнил при этом, что он видел во время Семилетней войны в окрестностях Эльбинга и Данцига, в Пруссии, селения менонитов и удивлялся их отличному земледелию и скотоводству. Соображая, что для успеха в их занятиях прежде всего нужны хорошая почва и обширные пространства, он представил императрице об этих трудолюбивых людях, и о том, что если пригласить их, то они вероятно пожелают воспользоваться простором и плодородием Новороссийского края. По его представлению отправлен был агент в Пруссию и вывел оттуда 1000 душ немцев—менонитов, которые получили земли на правом берегу Днепра и основали несколько колоний вблизи нынешнего Екатеринослава. Несколько позднее прибыли ещё другие переселенцы из разных частей Германии; с острова Даго переселилось несколько десятков «Шведских» и крестьянских семейств, и основали в окрестностях Бериславля так называемую Шведскую колонию. Учёный Шторх говорит, что в конце восьмидесятых годов в Екатеринославской губернии большая половина народонаселения состояла из иностранцев-колонистов.

Дело колонизации шло быстро и энергично; вообще в течении лишь семи лет, с 1780 по 1787 г., по распоряжениям Потемкина, говорит г. Скальковский в своей Истории Новороссийского края роздано 1355 земельных дач, на коих устроено 758 колоний и водворено 76,147 душ. Но эта цифра, очевидно, не исчерпывает всего приращения народонаселения в крае; у того же автора и в той же Истории мы находим другие цифры, выражающие общее народонаселение края в 1787 г. Таких цифр две, а именно 688,589 и 744,550. Не имея данных чтобы решить, которая из этих цифр справедливее, принимаю круглую, более склоняющуюся к меньшей из этих цифр — 700,000. Но если так, то окажется, что после 13 лет управления Потемкиным Новороссией, в ней прибыло 600,000 жителей, то-есть прибывало в год почти до 43 т. человек. Предполагая подобное же приращение в остальные 4 года Потемкинского управления, найдём, что в 1791 г. Новороссия должна была иметь свыше 850,000 жителей или что к тем ста пятидесяти тысячам, которые населяли этот край в 1774 г., — прибавилось в продолжение всех 17 лет управления Потемкина 700,000.

Это необыкновенно быстрое увеличение народонаселения кажется достаточно опровергает весьма распространённое мнение, будто Потемкин строил декорации селений и сгонял народ издалека, когда Екатерина обозревала Новороссийский край, чтобы замаскировать его пустынность. Конечно, наместничество Потемкина было пустынно в сравнении с некоторыми центральными губерниями; но представляя императрице край, который разоряли систематически и который едва вышел из- под турецкого владычества, он мог кажется с гордостью указать на то, что действительно сделано, не прибегая к шарлатанству. До него на оконечностях края находилось лишь четыре городка: Азов, Ростов, Таганрог и Елисаветград; при Потёмкине возникли: Херсон, Екатеринослав, Александров, Берислав, Николаев, Павлоград, Константиноград, Мелитополь, Мариуполь и Нахичевань, некоторые нз этих городов были уже порядочно отстроены; вот как описывает Херсон граф Сегюр, сопровождавший императрицу в 1787 году: «Мы увидели,» пишет он, «почти уже оконченную крепость и казармы на 80.000 человек, адмиралтейство со всеми принадлежностями, арсенал, заключающий в себе до 600 орудий, два военные корабля и один фрегат, снаряжённые к спуску, публичные здания, воздвигаемые в разных местах, несколько церквей прекрасной архитектуры, наконец целый город уже торговый, с 2000 домов и лавками, полными греческих, константинопольских и французских товаров; в Херсонской гавани стояло до 200 купеческих судов». В Николаеве, только заложенном в 1789 году, состояло в начале 1791 г. всего двадцать шесть домов и считалось 147 жителей, а в конце следующего года было уже 3.300 душ обоего пола. Но главное попечение Потемкина было обращено на Екатеринослав, город, которому он желал бы доставить первенствующее значение во всем южном крае. «Всемилостивейшая Государыня», писал он императрице, «где же как не в стране, посвящённой славе Вашей, быть городу из великолепных зданий? А потому я предпринял проекты составить достойные сего града названию» (Рус Архив 1865 393 с). И действительно, им составлен был грандиозный план для Екатеринослава (находящийся в Зап. Одесского Общ. Ист. и Древн.), который только смерть помешала Потемкину привести в исполнение. В том же издании мы находим сведение о числе бывших в Новороссийском крае церквей в 1775 и 1777 годах, по числу которых можно судить о числе жилых мест в эти два последовательные периоды: в 1775 году их было 232, а в 1777 — 345.

Край быстро заселялся и в то же время развивался; земледелие возрастало естественным путём с возрастанием народонаселения. Потемкину хотелось, чтобы переселенцы из Германии служили для русских земледельцев примером рационального хозяйства; с этой же целью учреждена им земледельческая школа (близ Николаева). Он старался распространить огородничество и садоводство; за год до смерти своей, Потемкин сделал распоряжение, чтобы во всех имениях, не исключая и частных, от Хортицы до Лимана, по Днепру, а равно и по Бугу и по морскому берегу, разводимы были виноградники. В Крыму при нём началось виноделие и, по его свидетельству, делало большие успехи: «виноград венгерский», писал он государыне, «в 1786 г. дал уже первый плод; вино делают лучше прежнего; водку французскую гонятъ лучше настоящей и через год конечно большое количество оной будет». (Рус Архив 1865, 63) Он обратил внимание на разведение шелковицы и хлопка, для чего выписывал мастеров из Италии и Греции; улучшение пород рогатого скота и баранов тоже не ускользнуло от его внимания; он предвидел какое развитие может принять овцеводство на обширных степях новороссийских. «Полуденный места Империи Вашей», писал он императрице, «изобилуют руноносным скотом почти больше, чем вся Европа вместе; переменив шерсть в лучшую, через способы верные и простые, превзойдут в количестве сукон все прочие государства. Из всех мест где лучшие бараны я выписал самцов», и проч. В архивах Новороссийского края сохранились контракты с заграничными садовниками, виноделами и другими специалистами, подписанные собственною рукою Потемкина; в его управление учредились в Херсоне три иностранные купеческие конторы, получили развитие издавна существовавшие в крае промыслы: соляной и рыболовный, и благодаря всему этому, начала возникать и торговля. (Я не имею сведений о торговле Новороссийского края с внутренними губерниями; но в донесениях русского посланника в Константинополе; я нашёл ведомость товарам, привезённых из Новороссийских портов в Константинополь и из этого города в Новороссийские порты, за 1782 год, Прил. II.) Потемкин воспользовался точно также специальностью бывших Запорожцев по части мореходства, и когда возгорелась вторая Турецкая война, устроенный им гребной флот играл в ней большую роль.

Но скажут: положим что Новороссийский край действительно быстро заселялся, и что Потемкин обнаружил при этом много энергии и административных способностей; спрашивается, соответствовали ль успехи усилиям и была ли во всем э

Азербайджанское население Наблюдения депутата меджлиса ИРИ Мансура Хакикат-пура 30 марта в ходе заседания «Национального освободительного фронта Южного Азербайджана» созванного в Баку, были озвучены призывы и заявления, направленные на подрыв территориальной целостности Ирана. В связи с этим посол Азербайджана в Иране Джаваншир Ахундов был вызван в Министерство иностранных дел Исламской Республики...

Большинство типовых советских квартир, к сожалению, имеют комнаты небольших размеров, поэтому человеку со временем станет очень неуютно и тесно и обязательно захочется больше простора и свободы. Самым оригинальным решением по увеличения жилого пространства является присоединение балкона к комнате. Если вы решили действовать в этом направлении и задумали совместить балкон с комнатой, то в первую очередь [...]

вопросы охраны окружающей среды в деятельности всемирной торговой организации
вопросы экономики статьи теория стоимости
воспроизводство финансовых ресурсов
все формулы по финансам кредитам
возможности и угрозы вто для россии статья
воспроизводственный цикл и его фазы
вспомогательные бюджеты для чего служат
все формулы по финансам организации
все формулы по микроэкономике
все о наличных расчетов
волна кондратьева
все о модернизация российской экономики
все расчетные формулы по финансам организации
всемирная торговая организация её образование роль в мировом хозяйстве
возникновение дефицита бюджета в сша
возможности программы финэканализ
возникновение зарождение финансовой науки в россии
вознаграждение по договору оказания услуг выплачивается на основании акта
все о модернизации российской экономики
вопросы по экономической теории









вопросы охраны окружающей среды в деятельности всемирной торговой организации
вопросы экономики статьи теория стоимости
воспроизводство финансовых ресурсов
все формулы по финансам кредитам
возможности и угрозы вто для россии статья
воспроизводственный цикл и его фазы
вспомогательные бюджеты для чего служат
все формулы по финансам организации
все формулы по микроэкономике
все о наличных расчетов
волна кондратьева
все о модернизация российской экономики
все расчетные формулы по финансам организации
всемирная торговая организация её образование роль в мировом хозяйстве
возникновение дефицита бюджета в сша
возможности программы финэканализ
возникновение зарождение финансовой науки в россии
вознаграждение по договору оказания услуг выплачивается на основании акта
все о модернизации российской экономики
вопросы по экономической теории