Как-то попросился в деревню на жительство молодой мужик — крепкий такой, чернявый. Из-за Озерья пришел, погорелец, объявил себя коновалом, и правда хорошо скотину пользовал. Дом срубил на отшибе деревни, поле и огород засеял — в общем, справный хозяин. Только вот девок избегал, хотя иные на него и засматривались. И вот стали замечать старики (а они по ночам бессонницей маются): после полуночи бродит возле дома коновала разная живность, и все белой масти: то волк, то пес, то корова, то заяц преогромный, а чаще всего — белый конь. Что за притча?

Кондрат, сын кузнеца, отчаянный смельчак и сорвиголова, решился разведать, что к чему. Затаился по вечеру близ дома Коновалова, ждет полуночи. Глядь — из сарая выходит белый конь, хотя у коновала в хозяйстве были только куры да коза. Бродит конь возле дома, травку щиплет, на луну поглядывает. Кондрат подкрался, на коня мигом вскочил и едва успел схватить за гриву, как белый пустился в бешеный скач, за околицу вынесся. Храпит конь, то на дыбы встает, то крупом ездока подбрасывает, норовя скинуть, да только парень-то оказался отменный наездник: знай сжимает скакуну спину ногами да плеткой охаживает.

Княже, к тебе взывает Влад рыжебородый, — сказал слуга, войдя в княжеский шатер. Слуга промок насквозь — с неба низвергались потоки дождя. — Его уязвила стрела степняков, он умирает и хочет проститься. О боги, да когда же кончится дождь? Князь поднялся с медвежьей шкуры, вышел из шатра и, увязая в грязи, зашагал туда, где умирал Влад рыжебородый, один из его лучших воинов.

Тяжелы были думы властителя. Стоило ему отправиться за данью, как налетели степняки и захватили крепость русичей. Три дня, по обычаю, пировала орда степняков в поверженном граде, но отрок по имени Сила сумел среди ночи обмануть бдительность вражьих дозоров. Возле Ярилиной горы он нагнал нашу дружину и поведал о страшной беде. Скороспешно вернулись русичи, но теперь уж степняки заперлись в разграбленной крепости, разя стрелами осаждающих и не подпуская их к стенам. Да еще как назло зарядили дожди — тут уж не до натиска, не до приступа. «А ну как не сегодня-завтра подоспеет подмога стервятникам?» — горестно вопросил сам себя князь и окончательно впал в уныние.

Жили-были два друга — Хорт и Мечко. Оба любили красавицу Любавицу, но сердце она отдала Мечко, и по осени уже назначили было свадьбу. Однажды к крепости древлян нагрянула орда степняков. Началась осада. Через две недели силы осажденных пошли на убыль. Ночью воины древлян вывели подземным ходом из крепости женщин, стариков и детей, услав их тайными тропами к заповедному озеру, чтобы спрятались там, на острове. А часть воинов вернулась в крепость: надо было выиграть время, чтобы враги не проведали об ушедших.

Заутра верховный волхв древлян собрал всех у капища и провозгласил:

— Воины! Жизнь наших старцев, жен, сестер и чад — в наших руках. Будем же биться до последнего. Поклянемся грозному Перуну, метателю молний, что ни один из нас не дрогнет в борьбе с супостатом. Преступивший же клятву будет уязвлен от Перуна громовою стрелою, равно как и весь род его во веки веков.

Воображению народа это существо пред-ставляется наполовину птицей (голова и кры-лья у него орлиные), наполовину зверем (туло-вище и ноги льва). Перья у этого птицезверя заострены, как стрелы; когти и клюв у него — железные. Величиною он — с гору. Подобно тучам, заволакивающим небо, она затемняет со-бою весь белый свет.

От взмаха крыльев взды-мается буря. Сказочные добры молодцы, от-правляясь в тридевятое царство, в тридесятое государство за невестами, подходят к синему морю — нет переправы через необозримую водную пустыню... Велят они рыбакам зашить себя в лошадиную шкуру и положить на бере-гу. Прилетает ночью гриф, хватает шкуру и переносит в ней добра молодца за море. Разрезает тогда он булатным мечом свою оболочку и выходит на белый свет, пугая неожиданностью своего чудовищного перевозчика, грифа, только что собиравшегося было позавтракать принесенной добычею. Эта птица летает так быстро, как ветер, быстрее стрелы или пули из ружья.

Гриф-птица носит в наших преданиях разные имена: Моголь, Ногай, Гриб-птица (искаженное гриф), но ясно, что этот образ пришел к нам из переводных сказок, изрядно при этом обрусев. Изредка упоминается в сказаниях также грифон — могучая птица-собака.

Жили-были мужик с бабой, и была у них дочка красавица. Вот дошла до них весть, что помер в дальнем краю старший мужнин брат, и потому надо ехать в те земли — получать богатое наследство. Собрались мужик с бабой, а девку на хозяйстве оставили: изба, скотина, пчельник огромный — за всем пригляд нужен. Девка слыла недотрогой и разумницей, потому и оставили ее без опаски, но разум — он молодым друг только лишь до поры до времени, частенько глупого сердца слушается.

Как так случилось, неведомо, но обольстил девицу красивый да лукавый работник, и в скором времени почуяла она себя в тягости.

— Видно, придется тебе жениться на мне, — говорит милому дружку. — Батюшка крутенек, да ничего — покричит, может, даже побьет сгоряча, но потом простит.

А работник тот уже имел в дальнем селе и жену, и двух детушек. Побоялся, что это дело наружу выйдет, — и как-то ночью сбежал от своей любушки на родимую сторону. Пождала она его, поплакала, а потом и ждать перестала. Теперь все ее мысли о том лишь, как скрыть от добрых людей, что нагуляла себе ребеночка. И пижму она пила, и спорынью, и в бане парилась, и с крыши овина прыгала — ну все делала, что глупые девки с таких случаях делают, только ничего не помогло: доходила до семи месяцев. Вот-вот отец с матерью приедут.