Уже на селекции в Освенциме Ноах Клигер прослыл боксером. Это было, как сыграть ва-банк. Просто откликнуться на вопрос выплеснутый тремя офицерами СС в безмолвную череду ещё людей:"Боксёры есть?!" Он – Клигер – классно гонял на велосипеде по Страсбургу, слыл неплохим пловцом, но боксировать не умел. Или просто не успел попробовать за свои 17 лет.

Иллюстрация взята из заметки, анонсирующей открывающуюся в Музее Диаспоры выставку "Игра их жизни: еврейские спортсмены до 1948 года"

Дальше

Давайте сразу расставим точки над "ё". От природы я - невменяемая истеричка. Но так сложилось, что у меня аллергия на баб-истеричек. Так что я стараюсь не быть бабой, и не быть истеричкой. В некотором роде - мой дневник, это журнал работы над собой: 95% всего, что здесь написано, я не выношу на люди.

Доползла утром до занятий, притащила альбом с эскизом к домашке этой недели. Оказалось, у них что-то вроде просмотра, по стенам развешены работы прошлой недели, и препод подходит к каждой из них и что-то рассказывает. Настроение у меня с нулёвой отметки упало в арктические холода: спрашивается, с хуя ли я на прошлой недели не спала пол ночи, рисовала, чтобы сейчас бормотать что-то про: "Я не знала, что это нужно сегодня принести"? А ещё я посмотрела на работы, и поняла, что я ничего не понимаю. Тема звучала как: "Нарисовать некую идею, которая делает вас счастливыми", но я смотрела на эти рисунки, и ни черта не понимала. Про то, что они все были нарисованы разными материалами - я, вообще, молчу. И я практически не понимала, что про всё это говорит препод. Я, вообще, не понимала смысла этих уроков, не понимала что нужно рисовать, не понимала, что рисуют другие, боялась, что всё что я делаю - неправильно. Стояла, у всех за спинами, слёзы подступали к глазам. "Уйду. Уйду домой, и гори оно всё синем пламенем".

Вышла в коридор, слёзы закапали из глаз. Я просто не могла вернуться. Всё происходящее казалось совершенно невыносимым. Я понимала, что правильно было бы вернуться, постараться понять, что говорит препод, а потом нормально с ним поговорить. Но я не могла с ним поговорить. Я просто чувствовала, что это невозможно.

Мимо прошёл опоздавший парень из параллельной группы, который дико меня раздражает. Начал на меня пялиться, я отвернулась и ушла дальше, на террасу. Бросила сумку на землю, села на корточки и разрыдалась. Больше всего мне хотелось, чтобы меня начал кто-то утешать. Уговорил бы не плакать, сказал, что всё будет хорошо, погладил по головке и дал конфетку. Как в детстве. В детстве всегда так было. "Плачь-плачь, тебя никто не станет утешать. Ты теперь большая девочка, и на твои рыдания никто не прибежит".

Выплакалась, посмотрелась в зеркальце - от глаз густые чёрные потоки. Как-то вытерла тушь, напудрила покрасневший нос. Тихонько вернулась в класс.

Тем временем обсуждение дошло до работы, которая мне как раз понравилось. Она выделялась из остальных, она была чувственной, флегматичной и не раздражала позитивом. Она была мне по вкусу. Оказалось, что это его работа. Здорово. Я не поняла, что говорил препод (это уже новый, не тот, что вёл у нас рисунок, тот был крутым мужиком), но он как-то неприятно смеялся и явно не говорил ничего хорошего. Я представила, как он так же реагирует на мою работу. В которую я вкладывала душу. Мне стало тошно. Окончательно и бесповоротно.

Я вышла из класса и пошла по коридору в сторону выхода. "К чёрту композицию, больше я на неё не приду!" Сразу подумалось о том, как я бы сказала об этом дома, как мама начала ругаться, а Бабуся - увещевать. Я бы долго ругалась, плакала, но согласилась бы на неё ходить - потому что на самом деле я бы хотела не не ходить на неё, а чтобы меня убедили это делать. Уговорили. Да только вот теперь меня некому уговаривать. Если я, вообще, перестану ходить на занятия - ни кто мне и слова не скажет. Этого делать просто некому. Бабуси больше нет, мама далеко, и её никогда не интересовала моя учёба, а папа скажет "это твой выбор".

Я села в конце коридора на лавочку, закрыла лицо ладонями и снова разрыдалась. Я прекрасно понимала, как это тупо, что я делаю проблему на пустом месте, что я веду себя как истеричка в кубе, и что это такие мелочи жизни, что ничего страшного не случилось, что все когда-то умирают, что... Но это всё были пустые слова. Я плакала, потому что чувствовала себя маленькой и потерявшейся, когда для этого давно было уже поздно.

Когда слёзы закончились, от макияжа уже ничего не осталась, как-то стёрла это всё с себя, и посмотрела в зеркальце на своё распухшее красное лицо. Так никуда идти нельзя. Да и смысл - я была уверена, что стоит мне вернуться - и я снова разрыдаюсь от чувства, что ничего не понимаю, не знаю, и не могу решиться даже заговорить с новым учителем.

И я запела. Тихонько-тихонько, себе под нос, я спела несколько раз все куплеты "В лесу родилась ёлочка". Почувствовала что-то очень давнее, новогоднее, давно забытое и счастливое. Это звучало как молитва, как обещание, как прощение и утешение. Несколько раз по кругу. И я почувствовала себя легко и просто. Ведь я с самого начала не хотела сбегать: я искала повод остаться. Я ненавижу сдаваться. Я ненавижу проигрывать. Я ненавижу неудачников. Но ещё больше я ненавижу тех, кто понимая всё это всё равно ничего не делает с этим. Мне было бы легче выйти с крышкой от кастрюли против василиска, чем вернуться в класс. Но я это сделала. Я чувствовала себя нереально героично. Но стоило мне войти в класс, опять попытаться вникнуть в происходящее - как слёзы снова начали подниматься откуда-то изнутри. "Ну уж нет", - подумала я, и мысленно продолжила петь "В лесу родилась ёлочка". Это магическим образом помогло. Такое повторилось ещё несколько раз.

За спинами окружающих мне не было видно, о какой работе говорит учитель, так что я просто отошла, села на стул, и сама на всё ещё раз посмотрела. У меня есть глаза, и я сама могу сказать, что хорошо, а что плохо. В этой мысли я пошла дальше. Я снова посмотрела на все работы, и вдруг совершенно ясно поняла: да, большинство шлак, да, есть несколько неплохих, да, есть парочка тех, что мне нравится. Но та, что нарисовала я - лучшая. Мне она нравится больше всего. И разница между моей работой и их - пропасть. Не важно, что кто об этом подумает. Главное, что я искренне так думаю. Да, это ужасно самоуверенно, но именно самоуверенности мне и не хватало.

Потом все сели в кружок, и я неожиданно поняла, что рядом сидит он. Не смотря на то, что я отказалась от своих попыток наладить с ним отношения, просто находиться рядом - это здорово. А потом препод начал объяснять по поводу домашнего задания этой недели. И... в общем-то, я понимала. Я, действительно, хотела понять - и понимала. Потому что хотела. Потому что уже была спокойна и уверена. Я точно знала, что если я нарисую что-то совсем не то и не так, но при этом мне будет нравиться мой рисунок - то всё в порядке. Я рисую, рисовала и буду рисовать только для себя. И вращала я чужое мнение по центральной оси того органа, которого у меня нет.

А потом, наконец-то, препод обратил внимание на меня и спросил: "Ты понимаешь по-китайски?.." - "Немного". Несколько человек засмеялись, а один сказал: "Не дайте себя обмануть, она хорошо говорит по-китайски!")) Я спрятала смущённую улыбку.

В конце занятия я подошла к преподавателю, и показала ему эскиз задания этой недели. Темы на выбор было три: велосипед, зонт и птица. Я выбрала птицу, и нарисовала журавля, раскинувшегося в предгрозовом небе. Он что-то спросил, я что-то ответила. А потом он сказал: "Подумай, где на листе он должен быть, тут, тут, или может тут". Я ткнула на то место, где он был и ответила: "Тут!" - "Да, я вижу что тут, но подумай, возможно лучше будет другое место". - И я, неожиданно для себя, ответила: "Но я уверена, что он должен быть тут". Все засмеялись, мол, она сама знает. Но вчера вечером, когда я это рисовала, я сама прикинула разные места не листе, и сделала так, как посчитала нужным. Мне дали ещё пару советов. К каким-то я прислушаюсь, к каким-то нет, какие-то попробую на эскизах. Когда дела касается практики - всё становится легче. Я сделаю так, как будет мне казаться красивым.

Конечно, может напроситься вопрос - что я тут забыла, если всё так хорошо знаю. Не всё. Я надеюсь здесь многому научиться, и я никогда не бываю упряма упрямства ради. Но я буду ориентироваться исключительно на свой вкус. Я хочу научиться новой технике, улучшить свою. Но никак не переделать своё восприятие прекрасного. Потому что рисовать - это как дрочить.