Публикую первую     часть  заключительного параграфа десятого  из первой главы своей старой,двадцатилетней давности, научной монографии  - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИ­ЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬ­ТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII+ 464 с.

Глава первая. СОДЕРЖАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ К.МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

1.10. Парадоксы и метаморфоза Марксовой (Энгельсовой) концепции демократии в контексте политической доктрины, социальной философии, экономических и других взглядов К.Маркса и Ф.Энгельса

После того как мы рассмотрели в основных чертах содержание и эволюцию марксистской концепции демократии, теперь настало время ис­следовать ее как интегральную часть политической доктрины и всей социальной философии марксизма в целом. Лишь таким образом можно аутентично воспроизвести марксистскую (а не чью-либо иную, хотя и с идентично высказанными политическими идеями) концепцию демократии. Но и в этом случае мы абстрагируемся как от культурно-исторического, пространственно-временного контекста, потребностей освободительного рабочего движения второй половины XIХ в., в связи с чем К.Маркс и Ф.Энгельс формулировали свои теоретические гипотезы и постулаты,так и от последующего воплощения демократических политических идей в жизнь, практику. Последнему моменту будет посвящена вторая книга монографии.

Заявленная тема обширна, крайне сложна. Поэтому мы ограничимся тем, что определим взаимосвязь концепции демократии только с некото­рыми из ключевых положений марксизма.

Обозначенный общетеоретический контекст существенным образом изменяет смысл и эвристическую ценность концепции демократии.Сфор­мулируем ГЛАВНЫЙ ТЕЗИС.

Если воспринимать марксистскую концепцию демократии в контекс­те политической доктрины зрелого марксизма в целом, а тем болеесопряженной с экономическими и социально-философскими взглядамиК.Маркса и Ф.Энгельса. то она приобретет авторитарный и тоталитар­ный характер, потеряет гуманистический ингредиент, станет еще вбольшей степенипротиворечивой.

Но если использовать селективно иотвлеченно многиеидеи этой концепции, то они сохраняют свою звристическую ценность, научный и гуманистический характер до настоящеговремени.

В этом состоит экзогенная (и эзотерическая) парадоксальность концепции демократии марксизма.

И ВТОРОЙ ГЛАВНЫЙ ТЕЗИС. Большевистская концепция демократии во­стребовала из политической доктрины марксизма в целом, ее концепциидемократии в частности в силу целого комплекса причин (об этом дальше, в соответствующем месте) наименее демократические,гуманные.а точнее - недемократические, антигуманные идеи , те, которые не вы­держали испытания временем и политической практикой как в силуизначальной своей утопичности, идеологичности, иллюзорности, анти­гуманности, так и в силу изменившихся условий.

А кроме того,В.И.Ленин,сознательно (и - или - волей-неволей) исказил, фактически сфальсифи­цировал ряд политических идей классиков: "слома" государственной ма­шины, диктатуры пролетариата, демократического и относительно мирного пути революции, демократической республики как формы диктатурыпролетариата.

Наш дискурс начинается с анализа фактора, оказывающего опреде­ляющее воздействие на характер демократии в концепции К.Маркса и Ф.Энгельса - авторитарный и тоталитарный характер власти, который должен будет с неизбежностью установиться после победы революции по любому, даже самому демократическому, мирному пути как прямое след­ствие материализации социально-философских, экономических, социаль­ных, философско-антропологических воззрений основоположников марк­сизма.

Казалось бы, специфика демократии в марксистской концепции,как и в любой другой, если уж не всецело, то в значительной степени долж­на определяться по собственным, внутренним критериям: каков источ­ник власти, кто и как ее осуществляет, в чьих интересах она функ­ционирует, как осуществляется контроль источника власти над субъек­том? Однако думать так, значит игнорировать эссенциальную особен­ность политической власти в марксистской концепции. Эта особенность решающим образом определяет характер самой демократии.

Причем характер революционной власти - диктатура пролетариата - не ограничивается только приведенными определениями - авторитарная и тоталитарная,она может быть определена также как антидемократичес­кая[даже несмотря на демократический способ прихода к власти и демократическую республику как форму диктатуры пролетариата,прог­нозируемых Ф,Энгельсом, что выявляет один из эндогенных(и эзотери­ческих) парадоксовмарксистской политической доктрины],антигуманная [второй парадокс- противоречие между провозглашенной гуманной це­лью марксизма - свободное развитие каждого как условие свободного развития всех - достижима ли реально или иллюзорна эта цель,в дан­ном пункте не существенно - и принципиальной антигуманной сущностью диктатуры пролетариата как средства],эсхатологическая, сакральная, телеологическая, идеократическая и идеологическая.

Основной экзогенный парадокс концепции демократии зрелого марк­сизма состоит в том, что демократические и свободолюбивые абстракт­ные устремления К.Маркса и Ф.Энгельса и гуманность их общественного идеала (повторим,"свободное развитие каждого как условие свободного развития всех")-были бы бессильны воспрепятствовать установлению в конечном счете тоталитарной общественной системы в случае объективации сис­тема ключевых идей тех же Маркса и Энгельса: а) политических (преж­де всего диктатуры пролетариата, означающей на практике виртуаль­но насильственный, авторитарный, идеократический,тоталитарный,теле­ологический и т.д. и одновременно непосредственно действующий,мас­сово-стихийный характер революционной власти пролетариата), б) эко­номических (единая государственная, а затем общенародная собствен­ность, централизованное планирование и управление), в) социально-­философских (стремление предельно рационализировать организацию и функционирование общества, жестко не сопряженное с гуманизмом, то­тальный и деятельный подход к общественному бытию), г) философско- антропологических (вера в воспитание нового человека идеального ти­па) и др.

Основная практическая метаморфоза марксистской концепции  демо­кратии как раз и заключается в том, что при материализации ее идей  - строго в контексте и по логике марксистского мировоззрения - конеч­ный результат на практике противоположен исходному идеалу: тотали­таризм идеократического государственного “рабства” на первых этапах противоположен дек­ларируемой демократии свободы.

Без сомнения, подлинной интеллектуальной драмой К.Маркса и  Ф.Энгельса можно назвать скрытое горизонтом времени - для них - и бро­сающееся в глаза - для нас, обогащенных опытом истории, - противоре­чие между неприятием классиками марксизма “казарменного коммунизма”³⁵³  и системой их социально-философских, экономических, полити­ческих и т.д. идей, материализация которых привела бы и приводи­ла именно к казарменному устройству.

           Эзотерический характер Марксо­вой (Энгельсовой) концепции демократии как раз и состоит в том, что основоположники марксизма в полной мере и не цредполагали,что имен­но таким станет характер пролетарской власти, осуществляющей прог­раммные марксистские преобразования.

Конечно, незнание не касалось всех характеристик диктатуры про­летариата - авторитарность последней подразумевалась уже по опреде­лению. Однако о многих перечисленных эссенциальных чертах К.Маркс и Ф.Энгельс как бы и не догадывались. И виной этому - ряд исходных всецело иллюзорных и утопических теоретических постулатов, которые вводили в заблуждение классиков, ибо лежали в основе других теоре­тических построений.

К их абрисному анализу и обоснованию вышеприведенных тезисов мы и переходим.

      1.Диктатура пролетариата сквозь призму характера власти,абст­рагируясь от институционального аспекта, - это не просто власть,опи­рающаяся на насилие, а "насилие у власти", или власть,подразумеваю­щая насилие в каждом моменте своей деятельности.

Упрощенным представляется мнение Ю.В.Шишкова о том, что "ни К.Маркс, ни Ф.Энгельс не были сторонниками революционного насилия на все случаи жизни... Если нет насилия со стороны ниспровергаемого класса, то отпадает необходимость в революционном насилии”³⁵⁴ .

Конечно, в обоснование точки зрения Ю.В.Шишкова можно даже при­вести слова Ф.Энгельса из его письма к А.Бебелю от 7 октября 1892 г.: "...когда нет реакционного насилия, против которого надо бороться, не может быть и речи о каком-либо революционном"³⁵⁵.

Однако основоположники марксизма не ограничивались только ука­занным Ф.Энгельсом аспектом и не считали его главным. В центре  их научного интереса находились другие аспекты.

Во-первых, они рассматривали общественное насилие под углом зре­ния его экономической обусловленности. Основой всех проявлений на­силия выступают потребности общественного развития. За каждым про­явлением классового насилия неизменно стоят прежде всего экономиче­ские интересы³⁵⁶.

Во-вторых, К.Маркс и Ф.Энгельс отводили насилию центральную роль в революционном процессе.."Насилие является тем орудием, - пи­сал Ф.Энгельс в "Анти-Дюринге",- посредством которого общественное  движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие по­литические формы"³⁵⁷.

Более всеобъемлюща постановка вопроса у К.Маркса в наиболее ци­тируемом его тексте по этому поводу из первого тома "Капитала": “…на­силие является повивальной бабкой всякого старого общества,когда оно беременно новым. Само насилие есть экономическая потенция".Уже это положение классика теоретически допускает значительный простор для произвола революционной партии, руководствующейся его учением.

Но прежде, чем мы обоснуем наш вывод, следует включить в ана­лизируемую теоретическую систему два взаимосвязанных ключевых пос­тулата марксизма: а) деятельный, революционно-преобразующий харак­тер его социальной философии, сформулированный К.Марксом в одиннад­цатом тезисе о Фейербахе ("Философы лишь различным образом объясня­ли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его"³⁵⁹) и б) гно­сеологическое положение о практике как критерии истины, сформулиро­ванное во 2-м тезисе о Фейербахе ("В практике должен доказать че­ловек истинность, т.е. действительность и мощь,посюсторонность свое­го мышления"³⁶⁰). Естественно возникают вопросы: имеется ли связь мезду названными идеями социальной философии и гносеологии марксиз­ма и насилием как "повивальной бабкой...", насильственной сущностью диктатуры пролетариата и если да, то каков ее характер?

Не так уж трудно уяснить, что, хотя, конечно, прямой причинно-следственной связи нет, полагать так означало бы вульгаризировать марксизм, но тем не менее существует связь функциональная, где ар­гументом являются вышеназванные постулаты, а функцией - правильность постановки диагноза сроков "беременности", точность определения мо­мента созревания "плода" нового общества, соответственно - момента оказания необходимого родовспомоществования, характера родовспомо­гательной операции,объема кровотечения при этом и т.д.

Первый постулат вырабатывает установку сознания,стереотип мыш­ления марксистского политика - практика на активное действие по ро­довспоможению, а не на созерцание созревания "плода",теоретизирова­ния по поводу сроков зрелости. Он также нацеливает на преобразова­ние объективных общественных условий, преодоление сопротивления об­щественного организма, не останавливаясь перед кесаревым сечением, если только "акушер" решил, что срок зрелости определен правильно и начались роды. И это при том, что К.Маркс дал весьма смутные,неверифицируемые критерии определения экономической и социальной зрело­сти "плода". За исключением ясного указания на то, что радикальная социальная революция возможна только там, где "промышленный проле­тариат занимает по меньшей мере значительное место в народной мас­се"³⁶¹.

Второй постулат действует в том же направлении, что и первый: если практика в конечном счете является критерием истинности, то только она - практическое осуществление социальной революции - и определит, правильно ли поставлен диагноз, правильно ли выбран мо­мент родовспоможения, созрел ли "плод" нового общества и т.д. Ко­нечно, при этом возможны сшибки. Но ведь иным образом и не опре­делить истинность теоретического анализа.

Кстати, кроме всего прочего, именно марксистский менталитет вождя большевизма подвигал его не просто соглашаться - в одной из самых последних статей ("О нашей революции") - со словами Наполеона: "Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет"³⁶²,- а возводить их в один из главных принципов большевизма, тем самым порывая с основой социальной философии К.Маркса - экономическим де­терминизмом, но вместе с тем последовательно продолжая анализируе­мый нами постулат. Между прочим, благодаря этому В.И.Ленин  осво­бождался от имманентного противоречия воззрений К.Маркса, и, таким образом, его собственные взгляды становились логически более строй­ными, системными.

После проделанного краткого экскурса, вернемся к основной кан­ве нашего дискурса. Думается, теперь стало ясно, как велика опас­ность волюнтаризма, насильственного произвола политика, вождя про­летариата, руководствующегося Марксовым пониманием роли насилия в контексте указанных его же теоретических постулатов.

Развитием предыдущих соображений является третий аспект иссле­дования роли насилия в переходный период, осуществленный К.Марксом в конспекте книги М.А.Бакунина "Государственность и революция". По мнению К.Маркса, общественное насилие выступает в двуединой роли: служит не только орудием революционных преобразований (как в "Капи­тале"), но и средством ускорения последних: "...экономические усло­вия... должны быть насильственно устранены или преобразованы,и  про­цесс их преобразования должен быть насильственно ускорен"³⁶³.

Таким образом, политик-марксист получает очень удобное теоре­тическое обоснование для разнообразных и непрерывных действий, для "подстегивания" революционного процесса. Ведь "размыто","неопреде­ленно" понятие "нормального" темпа преобразования. Возникает множе­ство вопросов: каковы критерии того, что темп преобразования замед­лен? а какова должная степень ускорения? и т.д.

В этой ситуации очень трудно установить, какие масштаб и сте­пень насилия являются чрезмерными, а какие вполне допустимыми. И в связи с этим столь же трудно определить справедливое возмущение про­летариев от сопротивления классового врага. А значит, опять насилие, только теперь по отношению к "классовому" врагу из среды пролетари­ев, а не буржуазии. Именно поэтому, исходя из изложенного диктату­ра пролетариата в концепции К.Маркса и Ф.Энгельса – “насилие у власти”.

Психологическим же следствием проявления насилия как имманент­ной сущности диктатуры пролетариата (как и вообще учения о классо­вой борьбе, взятого вне максим права и морали) будет чувство нена­висти, объективно культивируемое среди широких масс рабочего класса и других слоев трудящихся самим фактом насилия, репрессий по отно­шению не к преступнику, а к человеку как представителю класса,соци­ального слоя.

И возникает парадокс (а скорее даже антиномия), теперь уже пси­хологический: чтобы победить (по марксистскому сценарию) прежде все­го по недемократическому и вооруженному пути революции, успешно по­давить сопротивление классового врага, необходимы классовая "вражда", ненависть, разделение общества на "своих" и "чужих",непримиримых "красных" и "белых", но для того, чтобы строить, создавать новое жизнеспособное и свободное общество, а не самоедское ,"каннибальское", нужны согласие среди созидателей, чувство солидарности,подлинного товарищества на ценностях гуманизма, в противном случае для под­держания жизнедеятельности общества, в котором "разлита" классовая ненависть, потребуются все новые и новые "враги народа",и это одно из важнейших (не единственное) условий его функционирования и раз­вития. Трагическая практика СССР 20-30-х годов  подтвердила это.

О подобном же психологическом противоречии писал М.А.Алданов,с той лишь разницей, что речь у него шла не о противоречивых последст­виях практики диктатуры пролетариата, а о последствиях распростране­ния самой теории марксизма в умах людей до революции и после: "Такое же психологическое противоречие заключалось и в его (К.Маркса.-Э.В.-П)учении: оно должно было десятилетиями насаждать, накоплять, пропо­ведовать ненависть в мире с тем, чтобы эта ненависть (хотя бы вполне справедливая) затем внезапно исчезла из душ людей после торжества социальной революции"³⁶⁴.

2.Диктатура пролетариата в соответствии с марксистской поли­тической доктриной в контексте ее социальной философии,а не только по злой воле В.И.Ленина или И.В.Сталина может быть только то­талитарной властью и никакой другой.

Г.Лукачв 1923 г. в работе "История и классовое сознание" под­черкивал, что в "трактовке истории марксизм коренным образом отли­чает от буржуазной науки не примат экономических мотивов, а подход с позиции тотальности"³⁶⁵.

С выводом Г.Лукача можно согласиться, только не противопостав­ляя "примат экономических мотивов" "подходу с позиции тотальности". Подход с позиции тотальности обусловлен в марксизме теорией общест­венно-экономической формации, сущность которой сжато сформулирована К.Марксом в <<Предисловии к работе "К критике политической экономии">>.

Согласно этой теории, общество представляет собой целостную обще­ственную систему со сложной структурой отношений детерминаций, су­бординаций, координаций ее элементов. В общественной системе осново­положник марксизма выделил экономическую структуру, "реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и ко­торому соответствуют определенные формы общественного сознания.Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, поли­тической и духовный процессы жизни вообще"³⁶⁶.

Из теории общественно-экономической формации логически вытека­ет учение о социальной революции пролетариата, в соответствии с ко­торым при наличии требуемых марксизмом определенных противоречий, предпосылок и условий пролетариату необходимо осуществить коренные преобразования всей общественной целостности, всех сфер общества, тотальной целокупности, что и составит эпоху социальной революции.

^“С изменением экономической основы, - однозначно подчеркивал К.Маркс, - более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке"³⁶⁷.

Подход с позиции тотальности ясно выражен К.Марксом и Ф.Энгельсом в "Манифесте коммунистической партии" - в способе достижения пролетарской партией своих целей, которые "могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержении всего существующего обще­ственного строя"³⁶⁸.

Сам по себе подход с позиции тотальности еще не ведет к тотали­таризму, ибо тотальность как феномен присуща разным явлениям бытия, например восприятию человека, но является потенцией, могущей актуа­лизироваться при определенных условиях. Эти дополнительные условия как раз и связаны с тем характером власти, который, согласно марк­сизму, с неизбежностью приобретает диктатура пролетариата: насиль­ственная сущность; стремление предельно рационализировать организа­цию и функционирование власти и общества, не сопряженное с моралью, гуманизмом и ими не ограниченное; идеологичность и идеократичность; телеологичность, светские провиденциализм и эсхатологичность и др.

       К главнейшему условию относятся также экономическая мощь и тоталь­ная экономическая потенция диктатуры пролетариата, являющиеся след­ствием господства государственной собственности на основные средст­ва производства и централизованного планирования и управления эко­номикой. И, наконец, важным условием является приверженность проле­тарской власти в своей деятельности марксистскому постулату о ре­альной возможности воспитания в новых общественных условиях нового человека идеального типа без изменения биологической природы чело­века.

Попытаемся представить, как подход с позиции тотальности, при­сущий социальной философии марксизма, в связи с имманентно свойст­венными диктатуре пролетариата чертами и другими названными усло­виями превращает ее в тоталитарною власть. Но прежде необходимо сде­лать краткий экскурс в идею разумной организации власти и общества и ее практические последствия.

С античных времен известно множество проектов создания идеаль­ных, разумно организованных обществ. В своей монографии "Античная социальная утопия", являющейся истинным компендиумом античной уто­пии, В.А.Гуторов, исследуя многообразные античные проекты государ­ственного устройства, показал, что рационалистическая "традиция уто­пической мысли и политической теории, идущая от Платона и Аристоте­ля через Зенона и Хрисиппа к Средней Стое, никогда не прерыва­лась..."³⁶⁹.

Разнообразные рационалистические утопические проекты дало и Новое время.

Исторический опыт показал, какую дорогую цену приходится пла­тать за приверженность только разуму в ущерб максимам нравственнос­ти, гуманизма. И здесь дело вовсе не в том, что мол до сих пор ра­зум ошибался, но обязательно настанет миг, когда будет открыта аб­солютная истина идеального общественного устройства. По аналогии можно эмпирически, от одной безуспешной пробы к другой, создавать вечный двигатель, надеясь, что в следующий раз, несмотря на все предыдущие неудачи, он обязательно будет построен. А можно раз и навсегда доказать, что в принципе в нашей Вселенной он неосуществим, так как вечный двигатель первого рода противоречит закону сохране­ния и превращения энергии, а вечный двигатель второго рода, хотя и не противоречит закону сохранения и превращения энергии, но наруша­ет второе начало термодинамики и поэтому тоже неосуществим. Точно так же неосуществим в принципе идеальный проект общественного уст­ройства.

Строго говоря, речь вообще не должна идти об идеальном проекте, а только о разумной организации, так как идеальный проект неосущест­вим в принципе потому, что для этого нужны идеальные люди, руковод­ствующиеся в своем поведении только разумом и нравственно совершен­ные. "Живой" же человек, а не тот, который фигурирует в проектах уто­пистов, подвержен страстям, суевериям, предрассудкам, морально не­совершенен, а самое главное - мотивом его поведения во многих слу­чаях являются собственные потребности, интересы, что естественно, а не интересы коллектива, общества в целом или умозрительные цели.Боль­шинство людей не плохи и не хороши, они ситуативны в широком диапа­зоне состояний. Это установлено давно.

Вопрос о природе человека и его сущности слишком сложен и ве­лик, философами разных школ он решается неодинаково, порой в прямо противоположном смысле. Входить в эту проблему мы не будем,для на­ших целей достаточно повседневного эмпирического наблюдения.

Нам могут возразить, что не все социальные утопии исходили из необходимости и возможности воспитать "нового" человека, а основыва­лись на "реальном" человеке, и социальные проекты строились, опира­ясь на эту цель. Но и подобная установка не спасает проекты разум­ной организации. Имеется несколько контраргументов.

(Окончание последует)

ПРИМЕЧАНИЯ

³⁵³См.: Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.8. С.338; Т.18. С.414.

             ³⁵⁴Шишков Ю. В. "Повивальная бабка истории": ретро­спективный взгляд в конце столетия // ВАН СССР. 1991.  № 12. С.7.

          ³⁵⁵Маркс К., Энгельс Ф.Соч. Т.38. C.419-420.

          ³⁵⁶См.: Там же. Т.2. С.90-91; Т.20. C.I96.

          ³⁵⁷Там же. Т.20. C.I88-I89. См. также: T.I8. С.305.

             ³⁵⁸Там же. Т.23. C.76I.

             ³⁵⁹Там же. Т.3. С.4.

             ³⁶⁰Там же. C.1.

             ³⁶¹Там же. Т.18. С.612.

             ³⁶²Л е н и н В. И. ПСС. Т.45. C.38I.

             ³⁶³Маркс К.,ЭнгельсФ. Соч. T.18. C.611.

             ³⁶⁴Алданов М. А. Собр. соч. в 6-ти т. Т.5. М.: Правда, 1991. С.391.

                  ³⁶⁵Цит. по кн.: Кёпеци Б. Идеология "новых левых".Пер. с венгр. М.: Прогресс, 1977. С.70.

³⁶⁶Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. T.I3. С.5-6.

             ³⁶⁷Там же.

             ³⁶⁸Там же. Т.4. С.459.

              ³⁶⁹Гуторов В. А. Античная социальная утопия: Вопросы истории и теории. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1989.С.240.

Экс-сотрудник ЦРУ Эдвард Сноуден, по всей видимости, застрявший в транзитной зоне аэропорта “Шереметьево”, согласился на предложение президента Венесуэлы Николаса Мадуро о политическом убежище. Об этом сообщил глава Комитета Госдумы по международным делам Алексей Пушков в своем Twitter, сославшись на телеканал “Вести-24″, который, в свою очередь, ссылается на Мадуро. “Как сообщили “Вести 24″ со ссылкой на [...]

Информационное агентство CNN сообщает, что Эдвард Сноуден находится в московском аэропорту и ...

Публикую вторую    часть  параграфа девятого  из первой главы своей старой,двадцатилетней давности, научной монографии  - Волков-Пепоянц Э.Г. МЕТАМОРФОЗЫ И ПАРАДОКСЫ ДЕМОКРАТИИ. ПОЛИТИ­ЧЕСКАЯ ДОКТРИНА БОЛЬШЕВИЗМА: ИСТОКИ, СУЩНОСТЬ, ЭВОЛЮЦИЯ, АЛЬ­ТЕРНАТИВЫ. 19I7-I929 гг. В 2-х книгах. Кн.1. - Кишинев: “LEANA”.1993. - XXXII+ 464 с.

Глава первая. СОДЕРЖАНИЕ И ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ДЕМОКРАТИИ К.МАРКСА И Ф. ЭНГЕЛЬСА

1.9.Концепция демократии К.Маркса и Ф.Энгельса в связи с марксистской концепцией формально-демократического и относительно мирного пути пролетарской революции.Ее эволюция.Ленинские фальсификации марксистской концепции демократии(2)

После кончины К.Маркса Ф.Энгельс во второй половине 80-х -  первой половине 90-х гг. в работах "Социализм в Германии", "К кри­тике проекта социал-демократической программы 1891 года", <<Введение к работе К.Маркса "Классовая борьба...">> и других, письмах к Ф.Домела-Ньювенгейсу от 4 февраля 1886 г., П.Лафаргу от 6марта 1894 г. и других значительно продвинул как концепцию демократии, так и концепцию формально-демократического и относительно мирного пути пролетарской революции.

Сочинения этого периода стали объектом ожесточенной полемики, интерпретировались в историографии рабочего и демократического дви­жения произвольно и противоречиво. "Линией водораздела" в споре яв­лялся тезис о существовании эссенциальных различий в политических взглядах между К.Марксом и "старым" Ф.Энгельсом по проблемам поли­тической демократии. Характерным примером служит утверждение Й.Фетчера о том, что Ф.Энгельс "глубже и основательнее, чем... К.Маркс, проник в дух и суть свободного демократического общества англосак­сонского типа”³²⁷ и целиком ориентировался на мирный путь, главной формой которого являетсявсеобщее избирательное право.В центре  свое­образного "водоворота" мнений находится работа Ф.Энгельса <<Введе­ние к "Класовой борьбе во Франции">> ³²⁸(называемая его "политиче­ским завещанием"), еще со времен Э.Бернштейна трактуемая многими комментаторами в антиреволюционном смысле. Именно в ней ряд иссле­дователей обнаруживает больше всего мыслей, противоречащих воззре­ниям К.Маркса периода "Гражданской войны во Франции".

Думается, тексты Ф.Энгельса 90-х гг. дают определенные основа­ния для таких выводов.

Соратник Маркса, продолжая одну из двух линий политической док­трины марксизма, берущей начало в его же работах второй половины 40-х гг., сформулировал как завершающий аккорд положение о демокра­тической республике как специфической форме диктатуры пролетариата, о реальной возможности такого относительно мирного и демократическо­го пути пролетарской революции, который фактически по продолжитель­ности, постепенности, стадиальности, многоэтапности более напомина­ет эволюционный, реформистский путь преобразований, чем собственно революционный ("...старое общество могло бы мирно врасти…конституционным путем... в демократических республиках…")³²⁹.

В чем же суть различий в постановке вопроса в 90-е гг.от предшествующих лет?

          Раньше, в процитированных нами фрагментах из работ второй по­ловины 40-х - 80-х гг., речь шла в основном о двух моментах: во-пер­вых, о том, что политическая демократия благоприятствует относитель­но мирному - со стороны пролетариата - завоеванию государственной власти; во-вторых, политическая демократия может явиться политиче­ской формой диктатуры пролетариата.

Однако второй пункт, ввиду своей абстрактности и "размытости", не столько прояснял вопрос, сколько инициировал к жизни несколько новых вопросов. Не ясна была прежде всего конкретная институциональная структура политической демократии как формы диктатуры пролетари­ата. Не то чтобы К.Марксу или Ф.Энгельсу совсем не были ясны форма государства или политический режим. Некоторые, в основном эмпириче­ские по своему происхождению,теоретические "заделы" у них имелись. Однако конкретно-определенной и целостной модели государственного устройства, могущего служить политической формой диктатуры пролета­риата, а также, что важно, конкретной, а не только принципиальной, но абстрактной возможности формально-демократического пути в поли­тической реальности до начала 90-х гг. не было.

Под вопросом была и судьба тех или иных институтов политичес­кой демократии, в случае если на этапе революционных преобразова­ний ожесточится классовая борьба. Что станет, к примеру, со свобо­дой печати или всеобщим избирательным правом, если представители бур­жуазии предпримут попытку вооруженного свержения власти пролетариа­та? Сохранятся ли в этой ситуации политические свободы и права по отношению к буржуазии?

В начале 90-х гг. Ф.Энгельс впервые в работе "Социализм в Гер­мании" с "цифрами в руках" прогнозирует конкретную практическую воз­можность в течение ближайших 10-15 лет победы социалистической рево­люции в Германии по "конституционному" пути³³⁰, В это же время он неоднократно указывает на демократическую республику как на специ­фическую форму диктатуры пролетариата³³¹ .

Для читателя, знакомого с содержанием и эволюцией марксистской концепции демократии на протяжении более чем 40 лет, такое умозак­лючение Ф.Энгельса представляется естественным. Однако для догмати­зированного, взращенного лишь на идеях В.И.Ленина и занятого их ох­ранительством советского обществознания, селективно и пространно комментировавшего только те идеи классиков марксизма,которые под­тверждали правоту ленинской политической мифологии, замалчивающего не согласующиеся с ней мысли или истолковывавшего их превратно, по­добная интерпретация представлялась, наоборот, противоестественной.

К примеру, в специальной литературе по поводу положения Ф.Эн­гельса о том, что демократическая республика "является специфичес­кой формой для диктатуры пролетариата", утверждалось: "... Энгельс, видимо, хотел подчеркнуть принципиальное отличие демократической рес­публики как государственной формы диктатуры пролетариата от обычной буржуазной республики парламентского типа"³³².

Процитированный пас­саж - типичный образец тонкой фальсификации. В действительности Ф.Энгельс имеет в виду другое и естественное (в контексте концепции де­мократии, сопряженной с концепцией формально-демократического пути): не принципиальное отличие демократической республики как государст­венной формы диктатуры пролетариата от обычной буржуазной республи­ки парламентского типа, а преемственность двух функциональных сос­тояний демократической республики - если завоевание власти осущест­вляется посредством "обычной буржуазной республики парламентского типа", то именно эта демократическая республика и может служить той политической формой, посредством которой будет осуществляться поли­тическое господство пролетариата.

Для того чтобы убедиться в этом, достаточно непредвзято прочи­тать письма Ф.Энгельса к П.Лафаргу от 6 марта 1894 г. и Ф.Домела- Ньювенгейсу от 4 февраля 1886 г.

В первом из них основоположник марксизма развивает мысль, высказанную еще в 1847 г. во второй ста­тье "Коммунисты и Карл Гейнцен": республика определяется своим классовым содержанием. Пока она является формой господства буржуа­зии, она так же враждебна социалистам, как и любая монархия ("если отвлечься от формы проявления этой враждебности"). Но,изменив клас­совое содержание формально-демократических институтов, можно их использовать в целях революционных преобразований, поэтому демокра­тическая "республика... является готовой политической формой для будущего господства пролетариата"³³³.

Можно привести целый ряд аналогичных и однозначно интерпрети­руемых мыслей Ф.Энгельса. "Маркс и я, - отмечал он, - в течение 40 лет без конца твердили, что для нас демократическая республика является единственной политической формой, при которой борьба меж­ду рабочим классом и классом капиталистов может сначала приобрести всеобщий характер и затем завершается решительной победой пролета­риата".

"Демократическая республика, - вновь подчеркивал Ф.Энгельс, -  всегда останется последней формой господства буржуазии - той формой, в которой ему приходит конец". Демократическую республику Ф.Эн­гельс называл высшей формой государства, причем такой, "в которойтолько и может бытьдоведена до конца последняя решительная борьба между пролетариатом и буржуазией”³³⁴ (Подчеркнуто нами. – Э.В.-П.).

Вместе с тем настало время указать на две характерные особен­ности предлагаемого использования пролетариатом формально-демократи­ческих институтов в гипотетической схеме Ф.Энгельса (как ранее и К.Маркса).

Во-первых, демократическим путем не только устанавливает­ся политическое господство одного класса, хотя и составляющего боль­шинство, и соответственно устраняется от власти социальное меньшин­ство, что естественно для демократии, но и при этом в дальней­шем интересы меньшинства, прежде всего экономические,перестают учи­тываться в ходе принятия решения большинством. Налицо - диктатурабольшинства, диктатура пролетариата посредством демократических про­цедур.Главным здесь являются не методы осуществления власти (как впоследствии у Ленина), а классовая сущность проводимой политики.

      В целом же в концепции демократии ясно проступают черты якобинской традиции - конфронтационность:не поиск компромиссов между классами, взаимоприемлемых решений, а ликвидация - как класса - одного из них, согласно экономическим и социально-философским взглядам марк­сизма.

Во-вторых, столь же явственно проглядывают и черты руссоистской политической традиции- априори пролетарской партии, как обладатель­нице научной теории, уже до волеизъявления известны общий интерес и общая воля всего пролетариата, не сводящиеся к сумме интересов и волей отдельных пролетариев, и поэтому главная задача партии состоит не в выявлении и учете разнородных интересов пролетариев,а в "про­яснении" классового сознания пролетариата, означающем принятие всем классом как однородным целым платформы партии в качестве своей. Еще в большей степени подобный подход должен был бы проявиться после завоевания власти,

В.И.Ленину, судя по "Государству и революции" и "Марксизму о государстве", были известны многие из процитированных положений Ф.Эн­гельса, в том числе, что важно, и одно из ключевых мест из его ра­боты "К критике проекта социал-демократической программы 1891 года" ("...наша партия и рабочий класс могут прийти к господству только при такой политической форме, как демократическая республика. Эта последняя является даже специфической формой для диктатуры пролета­риата, как показала уж Великая французская революция"³³⁵), и тем не менее он, используя их в качестве аргументов, и в частности толь­ко что приведенную выдержку из работы Ф.Энгельса, продолжал "гнуть свою линию” неадекватной интерпретации: "Энгельс повторяет здесь в особенно рельефной форме ту основную идею, которая красной нитью тянется через произведения Маркса, именно, что демократическая рес­публика есть ближайший подход к диктатуре пролетариата”³³⁶.

Как читатель легко убедится, проведя сравнительный анализ слов Ф.Энгельса и В.И.Ленина, перед нами очередная фальсификация послед­ним смысла текста столь обожаемого им одного из основоположников марксизма.

Действительно, Ф.Энгельс выделяет две последовательные роли, выполняемые демократической республикой:

      1)служить наиболее благоприятным политическим условием для завоевания власти пролетариатом;

      2)служить государственной формой для власти пролетариата (дик­татуры пролетариата).

Вождь же большевизма, ничтоже сумняшеся, "углядывает" лишь пер­вую роль демократической республики, но, чтобы как-то завуалировать свой (думается, сознательный) подлог, использует своеобразный тер­минологический оборот: "ближайший подход к диктатуре пролетариата".

Выявленная нами фальсификация В.И.Лениным марксистской концеп­ции демократии состоит прежде всего в искажении им содержания,кото­рое вкладывали в понятие "диктатура пролетариата" К.Маркс и Ф.Эн­гельс, в замене этого содержания собственным оригинальным,отличаю­щимся от классическо-марксистского.

Здесь необходимо дополнительное разъяснение. Понятие "дикта­тура пролетариата", используемое К.Марксом и Ф.Энгельсом (как и по­нятие "демократия"), многозначно. Данное обстоятельство объясняется тем, что при отсутствии законченного целостного и развернутого обо­снования идеи диктатуры пролетариата в одном тексте основоположники марксизма неоднократно употребляли этот термин при анализе различ­ных проблем, вследствие чего их высказывания и допускают неоднознач­ные, порой альтернативные интерпретации, что и подтверждает литера­тура:

1)расширительное понимание диктатуры пролетариата как геге­монии;

2)близкая к нему интерпретация диктатуры пролетариата как государственной власти большинства в интересах большинства;

3)трак­товка диктатуры пролетариата как государственной власти большинства населения - пролетариата - в политической форме демократической рес­публики;

4)противоположная предыдущей трактовка диктатуры пролета­риата, воплощенной в новом по типу и политической форме государстве отрицающем все прежние политико-юридические институты, ранее дейст­вовавшие принципы их организации и функционирования, стандарты по­литической и правовой культуры;

5) истолкование диктатуры пролета­риата как телеологической государственной власти - власти государст­ва, используемой как орудие для установления заранее определенной цели: коммунистического миропорядка;

6) близкая к предшествующей трактовка диктатуры пролетариата как власти, имеющей цель “уничтоже­ния” всех классов и установления общества без классов, а значит, и упразднения власти самого пролетариата. В этом качестве диктатура пролетариата представляет собой переходное, упраздняющее самое себя, отмирающее, государство. Вместе с тем в переходный период государст­венная власть пролетариата носит явно выраженный авторитарный харак­тем, так как свою историческую миссию пролетариат реализует при по­мощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржу­азные производственные отношения"³³⁷.

В то же время диктатура про­летариата авторитарна не только к буржуазии, но и к пролетариату,так как вводится равное для всех принуждение к труду³³⁸. Более того, власть пролетариата, в силу логики объективно стоящих перед ней за­дач и необходимости выполнения соответствующих функций превращается, оставаясь авторитарной, в тоталитарную. Этот аспект мы рассмотрим детальнее дальше. Здесь же ограничимся тем, что выразим свое частичное несог­ласие с мнением В.Л.Лобера, утверждающего, что диктатура пролетари­ата носит одновременно авторитарный и демократический характеры: "...как власть, опирающаяся на силу, она носит авторитарный харак­тер, но как власть, представляющая собой концентрированное выраже­ние политической воли большинства, она в то же время является демократической"³³⁹ .

Абстрактно рассуждая, власть может быть и демократической (уз­кий смысл), и авторитарной одновременно(как и в случае ,когда диктатура пролетариата устанавливается посредством демократической республики): демократической по отноше­нию к большинству и авторитарной по отношению к меньшинству. (Заме­тим, что даже этот вариант невозможен для демократического полити­ческого режима в современном  понимании, т.е.,как режима либерально-демократического и плюралистического, при котором является обязательным соблюдение прав и свобод человека и меньшинств.).

Однако подоб­ная ситуация невозможна для власти, начавшей осуществлять экономическую программу марксизма: первоначально, даже будучи демократически изб­ранной, власть становится авторитарной и по отношению к большинству, а следовательно, чтобы остаться у власти,марксистской партии следу­ет выбирать между двумя вариантами - узурпировать власть или отка­заться от экономической программы марксизма;

7) суженная интерпре­тация - отождествление диктатуры пролетариата с тоталитарным,насиль­ственным, идеократическим единовластием пролетарской партии;

8) трак­товка диктатуры пролетариата как власти, осуществляющей преобразова­ния хотя и насильственным, но по возможности "наиболее рациональным и гуманным путем"³⁴⁰.      '

Перечисленные (а также другие, не названные нами) интерпрета­ции понятия "диктатура пролетариата" в сочинениях классиков марк­сизма (и в текстах интерпретаторов, что не одно и то же) встречают­ся не в одинаковой мере: во-первых, каждая в отдельности или в различных сочетаниях, во-вторых, одни чаще, другие реже, третьи - в ис­ключительных случаях. В-третьих, вслед за эволюцией социально-фило­софских и политических взглядов классиков в связи с меняющимся об­щественным контекстом одни интерпретации диктатуры пролетариата от­ходили на задний план, другие выдвигались на авансцену. Но с чем нельзя согласиться, так это с суждением В.Б.Пастухова о том, что в 80-е гг. прошлого столетия "К.Маркс и Ф.Энгельс по существу начали демонтаж выдвинутой ими ранее концепции диктатуры пролетариата”³⁴¹.

Вернемся к основному анализу. Ф.Энгельс (как и К.Маркс) часто ис­пользовал понятие "диктатура пролетариата" в самом общем виде,в зна­чении классовой сущности власти, безотносительно к форме государст­ва и политическому режиму: государственная власть находится в руках представителей пролетариата и осуществляется в интересах пролетари­ата.

Содержание понятия "диктатура пролетариата", по К.Марксу иФ.Энгельсу, очень часто не соответствует его буквальному смыслу: деспотизм класса, основанный на произволе, насилии.

Нам тотчас же возразят: ваша трактовка никак не согласуется с ключевым тезисом К.Маркса о насилии как "повивальной бабке всякого старого общества, когда оно беременно новым"³⁴², а также с выводами в "Гражданской войне во Франции'' К.Маркса. Но противоречия здесь нет.

Термин "дик­татура пролетариата"использовался К.Марксом и Ф.Энгельсом в связи с концепцией путей революции в двух основных значениях. Более кон­кретная трактовка зависела от того, в связи с каким из двух основных путей революции они его рассматривали.

1) Если речь шла о формально-недемократическом и относительно немирном способе завое­вания власти посредством вооруженного восстания, других вооруженных форм борьбы, то диктатура пролетариата означала установление неде­мократического политического режима, изъятие и ограничение демокра­тии, насильственное подавление сопротивления отстраненных от власти социальных групп и слоев.

Вместе с тем основоположники марксизма характеризовали устано­вившуюся власть как "демократическую" по той функциональной рола, которую она должна выполнять: осуществление политики в интересах большинства - пролетариата. Что же касалось формы государства,фор­мы правления для диктатуры пролетариата, то полной ясности иокон­чательного ответа у них на этот счет не было: ею могла быть и новая форма республики наподобие Парижской коммуны, но вполне - и демокра­тическая республика. Диктатура пролетариата, таким образом,в первом случае означает не только классовую сущность власти, но и дикта­торские методы осуществления последней.

В то же время если основоположники марксизма предвидели (по су­ти дела констатировали историческую практику) естественное несог­ласие и сопротивление свергнутых классов и необходимость насилия по отношению к ним (назовем его - "насилие-1"), то они не предвидели несогласия и сопротивления самих пролетариев ("несознательных сло­ев") и насилия по отношению к ним ("насилие-2"), к которому с неиз­бежностью всякий раз пришлось прибегать новой власти (как показал трагический опыт бывших стран "соцлагеря"), как только она начинала осуществлять экономическую программу марксизма. В этом случае "де­мократическая" (по выполняемой роли) диктатура пролетариата также (наряду с политическим режимом) превращалась в авторитарную власть.

2) Если же речь шла о власти пролетариата ("диктатура пролета­риата"), достигнутой в ходе формально-демократического и относитель­но мирного пути революции, то диктатура пролетариата означала ус­тановление демократического политического режима (для всех),и фор­мой государства диктатуры пролетариата являлась демократическая рес­публика.

Для Ленина (времен "Государства и революции") термин "диктату­ра пролетариата" означал власть пролетариата, жестко увязанную с определенной формой государства - республикой вида (а не только типа - классовой сущности) Парижской коммуны (но никак не демо­кратической республики) и недемократическим политическим режимом в отношении всех, но своеобразным "демократическим" режимом для про­летариата, с широким использованием форм прямой демократии.В.И.Ле­нин пытается придать понятию "диктатура пролетариата" прямой, бук­вальный смысл в отношении обоих терминов - "диктатура" и "пролетари­ат": прямая диктатура всего пролетариата.

Ленинское понятие "диктатура пролетариата" лета 1917 г. не ог­раничивалось сказанным нами, но в данном конкретном случае нас ин­тересует лишь односторонняя интерпретация Лениным текста Ф.Энгельса. И тут парадокс состоит в том, что хотя Ленин действительно искажает смысл конкретного фрагмента из конкретного сочинения Ф.Энгельса ("К критике проекта социал-демократической программы 1891 года"),но его интерпретация, продолжая оставаться фальсификацией в одном отноше­нии, в то же время соответствует мыслям Ф.Энгельса, содержащимся в другой его работе, написанной тремя месяцами ранее, - во <<Введении к работе К.Маркса "Гражданская война во Франции">>.

Читатель имеет возможность воочию убедиться в двойственности, противоречивости концепции демократии "старого” Ф.Энгельса (феномен двух Энгельсов в пространстве 90-х гг.): с одной стороны, соратник К.Маркса утверждает, что демократическая республика является иско­мой государственной формой диктатуры пролетариата (критика проекта Эрфуртской программы), с другой стороны, он одновременно полагает, что все же истинной формой государства для диктатуры пролетариата является не демократическая республика, а республика вида (не толь­ко типа) Парижской коммуны, своего рода полугосударство³⁴³ ( <<Вве­дение к работе К.Маркса "Гражданская война во Франции">> ).

Однако сравнительный анализ снимает имеющиеся противоречия в указанных двух текстах Ф.Энгельса:

      1)В "К критике проекта..." исследование демократической рес­публики осуществляется с позиции актуальных задач пролетарского дви­жения и в сопоставлении с другими формами правлния государств прошлого.В этом аспекте демократическая республика является формой государства,создающей наиболее благоприятные условия для завоевания власти проле­тариатом относительно мирным и формально-демократическим путем, и соответственно в случае успеха по нему будет служить формой дикта­туры пролетариата;

      2)Во <<Введении к "Гражданской войне...">>, напротив, анали­зируется государство с позиции будущего, в контексте марксистской концепции отмирания этого института, ликвидации дуализма политичес­кого государства и гражданского общества. Исходя из такого видения, любое государство настоящего является злом, в том числе демократиче­ская республика, так как в нем государственная власть обособлена от общества, она сама является машиной подавления одного класса другим, а ее органы "из слуг общества превратились в его повелителей". Па­рижская же коммуна отсекла худшие стороны государства как такового и поэтому уже не являлась в собственном смысле государством, а была полугосударством.

Здесь мы в исследовании марксистской концепции демократии по­дошли к пункту, в котором необходимо рассмотреть подробнее проблемы демократии в связи с анализом К.Марксом и Ф.Энгельсом опыта Париж­ской коммуны. В предыдущем разделе мы этот опыт рассматривали лишь сквозь призму "управляющие/управляемые".

К.Маркс в работе "Гражданская война во Франции" анализируя опыт Парижской коммуны, делает вывод, что последняя оказалась "открытой, наконец, политической формой, при которой могло совершиться экономи­ческое освобождение труда"³⁴⁵. Учитывая же то, что Парижская комму­на обладала рядом особых политических институтов, отличающих ее от демократической парламентской республики, возникает, в свою оче­редь, естественный вывод, что идеи, высказанные К.Марксом в "Граж­данской войне..." противоречат как приводимым нами ранее мыслям Ф.Энгельса о демократической республике как специфической форме дикта­туры пролетариата, так и положениям самого К.Маркса, сформулирован­ным и раньше, и после опубликования его труда, в соответствии с ко­торыми он допускал принципиальную возможность "законного" пути со­циалистической революции в Англии и США посредством использования конституционных формально-демократических институтов³⁴⁶.

Но, как и в предыдущем случае, кажущееся противоречие политиче­ской доктрины находит свое объяснение как в социально-философских воззрениях классиков, так и в противоречивых, сложных реалиях поли­тической жизни второй половины XIХ в.

Во-первых, следует принять во внимание, что К.Маркс и Ф.Энгельс свои политические теоретические положения формулировали,как правило, на основе обобщения революционного опыта, политической реальности XIX в. Одновременно, исходя из идеи многовариантности общественного развития, они в зависимости от того или иного виртуального пути ре­волюции полагали возможным существование нескольких государственных форм диктатуры пролетариата.

Опыт Парижской коммунакак раз и послужил историческим материалом для одной из таких форм, для первого выводаК.Маркса.

Чартистское движение в Англии,демократизация ряда буржуазных государств во второй половине XIX в., успехи рабочего дви­жения в Германии 80-90-х гг. в использовании формально-демократиче­ским институтов в своих целях послужили основанием для вывода Ф.Энгельса.

Отсутствие разветвленного военно-бюрократического аппарата в демократической республике - США - и в парламентарной конституци­онной монархии - Англии в 70-е гг. - и наличие формально-демократи­ческих институтов в условиях определенной сознательности и органи­зованности рабочего класса Англии предопределили второй вывод  К.Маркса.        

Во-вторых, как явствует из письма К.Маркса к Д.Кугельману от  12 апреля 1871 г., вывод классика о том, что Парижская коммуна яв­ляется "открытой", наконец, политической формой освобождения труда,  правомерен для конкретно-исторических условий континентальной Европы, прежде всего Франции и Германии 1871 г., и не распространяется на все "цивилизованные страны" мира³⁴⁷. Иначе не понять, как же К.Маркс и Ф.Энгельс в то же время указывали на возможность "законного" формально-демократического и относительно мирного пути в Англии и США. Поэтому даже апологетически настроенному к марксизму чита­телю придется смирится с мыслью, что марксистская концепция демокра­тии амбивалентна, внутренне противоречива.

Учитывая вышеизложенное, бесспорно, неверной является мысль, встречавшаяся еще недавно в советской специальной литературе: "...исходя из опыта Парижской коммуны К.Маркс и Ф.Энгельс отвергли парла­ментарную республику как возможную политическую форму диктатуры пролетариата".

В-третьих, по истечении некоторого времени сама оценка К.Марк­сом и Ф.Энгельсом достижений Парижской коммуны становится сдержан­нее, приобретает конкретно-исторический и пpocтранственно-временной контекст. К.Маркс в письме к Ф.Д.Ньювенгейсу от 22 февраля 1881 г. высказался на этот счет достаточно определенно, фактически дезавуи­руя часть своих выводов десятилетней давности: "Это было восстание только одного города в исключительных условиях, большинство Коммуны вовсе не было социалистическим и не могло им быть"³⁴⁹.. Тем самым рушится миф “Е”.

В-четвертых, анализ всего корпуса трудов основоположников марк­сизма о Парижской коммуне показывает, что К.Маркс и Ф.Энгельс про­водили различие в революционном и политическом опыте Парижской ком­муны между тем, что имеет всеобщее значение, и тем, что носит осо­бый характер. К уровню всеобщего они относили подтверждение Париж­ской коммуной ранней идеи К.Маркса о необходимости слома бюрократи­ческой и военно-полицейской машины буржуазного государства,с одной стороны, и сохранения общественно необходимых демократических, инс­титутов - с другой.

Понятно, что характер и масштабы этих изменений будут варьироватьсяв зависимости от конкретно-исторических ситуаций в той или иной стране. В США и Англии 70-х гг. XIХ в., где буржуазия, не унаследовав военно-бюрократической машины, не успела ее ещесоздать, объем слома и его характер были бы иными, чем во Франции и Германии с разветвленной бюрократической и военно-полицейской маши­ной.

Более того, Ф.Энгельс в последние годы вместо термина "слом" стал использовать слово "переделка". И подобная замена была есте­ственным завершением эволюции политических взглядов Ф.Энгельса в связи с изменившимися объективными условиями. Основоположники марк­сизма стали применять термин "слом" в условиях ожесточенной классо­вой конфронтации, вооруженной борьбы, реальной возможности только недемократического пути революции. По мере же демократизации поли­тической жизни и соответственно, в связи с расширяющейся возможностью демократического и относительно мирного пути в рамках существую­щей Конституции и правового поля отпала необходимость в радикальном сломе. "Речь идет просто об указании на то, - отмечал Ф.Энгельс в письме к Э.Бернштейну от 1января 1884 г.,- что -победивший проле­тариат должен заново переделать старый бюрократический, администра­тивно-централизованный государственный аппарат, прежде чем сможет использовать его для своих целей”³⁵⁰.

Здесь также говорится о существенной переделке ("заново"), но все же не о сломе..

И, наконец, в-пятых, К,Маркс, анализируя опыт Парижской комму­на, был прав, выделяя ряд ее прогрессивных политических черт: все­общее избирательное право; самоуправление производителей;ликвида­ция привилегий чиновничества, поставленных под контроль выборного органа и трудящихся масс; децентрализация управления. В то же время он ошибся, отнеся к прогрессивным такие политические институты ичерты как: I) отказ от разделения законодательной и исполнитель­ной власти; 2) фактический отказ от независимости судей; 3) уничто­жение постоянного войска и замена его вооруженным народом; 4) схо­жая мера в отношении полиции; 5) императивный мандат депутатам и сменяемость их в любое втэемя; 6) фактический отказ от профессиональ­ного аппарата управления!³⁵¹.

Как кратковременная мера в конкретно- исторических условиях Парижа 1871 г. (всеобщее вооружение народа,от­крытая сменяемость в любое время и депутатов, и судей) они были не то что оправданны, а обусловливались объективно. Но считать,что Па­рижская коммуна оказалась раскрытой тайной "правительства рабочего класса", "открытой политической формой диктатуры пролетариата",как показал опыт XX в., и утопично, и фактически реакционно.          Практика отвергла также воззрения В.И.Ленина, утверждавшего в "Государстве и революции", что "у Маркса нет и капельки утопизма в том смысле, чтобы он сочиняя, сфантазировал "новое" общество... Он берет факти­ческий опыт массового пролетарского движения и старается извлечь из него практические уроки. Он "учится" у Коммуны, как все великие революционные мыслители не боялись учиться у опыта великих движений угнетенного класса..."³⁵².

Суммируясказанное, становится понятным, что концепция демок­ратии классического марксизма, не говоря уже о домарксистском пе­риоде, существенно отличается от ленинской концепции. И хотя вождь большевизма претендовал на роль правоверного последователя револю­ционной политической доктрины К.Маркса и Ф.Энгельса, в действитель­ности он по многим пунктам ее сфальсифицировал, и прежде всего марк­систскую концепцию демократии.

ПРИМЕЧАНИЯ

 

³²⁷См.: Karl Магх/Fridrich Engels. Studienausgabe in 4Banden. Hrag. von Iring Fetscher, Bd 1. Frankfurt a/M. ,1972. S.11.

        ³²⁸См.: БауэрманP. И  др. Указ.соч. С.187.

        ³²⁹Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.22. С.227.

        ³³⁰См.: Там же. С.249-264.

        ³³¹См.: Там же. С.237,287.

        ³³²Фридрих Энгельс: Биография/ Авт. кол.: Г.Гемков и др.Указ.соч.С. 514

        ³³³См.: Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.39. C.I84.

        ³³⁴Там же. Т.21. C.I72; Т.22. С.287; Т.36. С.112-11З.

        ³³⁵Там же. Т.22. С.238.

        ³³⁶Ленин В. И. ПСС. Т.ЗЗ. С.70-71.

        ³³⁷Маркс К., ЭнгельсФ. Соч. Т.4. С.446.

         ³³⁸Л.С.Мамут справедливо отмечает, что в современных русских переводах "Манифеста..." формула "принуждение к труду" (Arbeitszwaag) дается в застенчивом, щадящем варианте - "обязательность труда" (См.: МамутЛ. Учение Маркса.Указ.соч. С.103).

       ³³⁹Л о 6е р В. Л. Указ.соч. С.26.

          ³⁴⁰О некоторых из этих трактовок подробнее см.: История марк­сизм