... этих акторов российской
трудно отрицать, хотя ...
«
Если бы не Огненосные Творцы, вы ходили бы сейчас в лаптях, армяке и вшивой бороде, пахали бы при лучине сохой, а скорей всего умерли бы в детстве, потому что без Огненосных Творцов не было бы прививок!»
Такие инфантильно-озлобленные возгласы то и дело раздаются в Рунете в двух вариациях: иногда вместо «Огненосных Творцов» следует читать «Запад» (и еще проще – «Америка»), а иногда – «советская власть» или «большевики/коммунисты».
«Новые красные» не тождественны коммунистам или «народным патриотам» 90-х»
Авторство откровений установить нетрудно. В первом случае это различные наши бывшие соотечественники, отправившиеся на слияние с этим самым волшебным Западом индивидуально или целыми советскими республиками. Во втором – те, кого можно назвать «новыми красными».
«Новые красные» не тождественны коммунистам или «народным патриотам» 90-х. Это и не просто советофилы, во множестве проснувшиеся в 2000-х даже в тех, кто все 1990-е «поддерживал рыночные реформы» и даже выиграл от нового положения вещей.
«Новых красных» 2010-х отличает склонность к двум крайностям.Во-первых, им свойственна крайняя фантастичность представлений о прошлом (мало похожая на рациональную «ностальгию» 2000-х по Косыгину, хорошему кино, домам пионеров, квартирам без ипотеки, научному флоту АН СССР и т. д.).
Хотелось бы даже поверить, что фантастичность эта объясняется лишь растущей долей постсоветской молодежи, путающейся не только в социалистических реалиях, но и в привычных нам советских разоблачениях «темного прошлого».
Однако демонизацию всего русского, что не красное, со стороны среднего и старшего поколения одним невежеством не объяснишь.
Итак, вторая характеристическая черта «новых красных» – в том, что они пылают крайней ожесточенностью, которая, пожалуй, не всегда встречалась и у «непримиримой оппозиции» 90-х, не столько горевшей желанием расправ, сколько жалобно нудившей: «Нигде такого не было, фашисты хоть чужой народ уничтожали, а эти свой!..»
Правда, в отличие от «старых красных» из 90-х, «новые красные» в большинстве готовы мириться с нынешними властями, во всяком случае верховными, и соглашаться с тем, что и постсоветская власть – «в общем, хорошая». И в верховной власти «новые красные» по большей части видят хоть замороченных, но все же защитников и союзников. Против понятного внешнего врага и все более понятного «новым красным» внутреннего.
До недавнего времени в роли внутреннего врага, связанного с внешним, выступали «олигархат» (скованный, словно апокалиптический волк Фенрир), «либеральные реформаторы», творящие каждодневное зло, но пока не имеющие возможности вредить в полную силу, и растленная нигилистическая оппозиция.
Реальность этих акторов российской политики трудно отрицать, хотя можно усомниться в «красной» трактовке их образов.
Однако сегодня «новые красные» обнаруживают нового врага. И кое-кто из них уже заключает, что этот враг будет пострашнее загостившихся по телестудиям либералов и что именно на него возложено окончательное решение русского вопроса по какому-нибудь плану Маршалла – Даллеса.
Враг этот – страшные и гнусные «монархисты», «белогвардейцы» и прочие «булкохрусты» (из стебного стиха про «хруст французской булки», вполне сопоставимого с «Новогреческой песнью» Козьмы Пруткова).
Претензии «новых красных» поначалу имеют эстетический и морализаторский характер («французская булка», «господами себя считают, а сами – как все, из крепостных», «не всех предателей с Красновым и Власовым повесили»).
Однако, пытаясь обосновать, чем же так ужасны немногочисленные и безвластные поклонники белых (неспособные отстоять даже мемориальную доску полярнику Колчаку), «новые красные» подходят к спасительной мысли о том, что «новые красновцы» мечтают о продолжении белого террора.
Но у террора должна быть какая-то цель.Можно было бы по-сталински обвинить «белогвардейцев» в том, что они мечтают восстановить капитализм. Но поскольку капитализм уже вроде как восстановлен (вместе с «поповщиной») и над Кремлем давно уже флаг, который иные из них именуют не иначе как «власовский», среди «новых красных» все серьезнее распространяется версия, что ненавистные «булкохрусты» собираются восстановить сословный строй, крепостное право и неграмотность тяглого люда.
Некоторые доходят до того, что, в очередной раз просмаковав дореволюционную статистику детской смертности, пишут: «Это не должно повториться!» (Да, это цитата.)
Так же, как и сумбурная, почти на голом отрицании построенная доктрина «старых красных» из 90-х («наши» против «предателей»), вера «новых красных» затягивает вполне симпатичных, сочувствия достойных людей.
«Новые красные» уверены, что «красный проект» – единственное средство выхода из архаики: никаких попов и лаптей, электрический свет, прививки, канализация, метро.
По сути же их мифология – это повторная архаизация, возврат к представлениям, ценностям и меркам, коим в 80-е были привержены люди довоенных советских годов рождения, больше 30-х. Взгляды тех сложились, когда война, поработавшая лучше любого Минправды, «все списала». (Позднесоветские старики, хотя бы по родительским рассказам, помнили, что все было немножко не так, а послевоенное поколение во всяком случае не считало казни египетские, обрушившиеся на «буржуазию», необходимым возмездием).
«Новые красные» убеждены, что борются с «фальсификацией истории», проводимой проклятыми «булкохрустами». На деле в их ряды вливаются представители любых контристорических сект, от родноверов (у которых Романовы просто продолжали черное дело евреев и варягов) и ордынцев (у которых первым Сталиным был Батый) до фоменковцев и свидетелей мирового Ротшильда.
«Новые красные» повторяют: «Антисоветчик – всегда русофоб» – и впадают в настоящую россофобию (патологическое неприятие российской государственности, не лучше либерального) и затем уже и собственно в русофобию, доказывая, что большевистское одичание, сталинский (с мясом) рывок и хрущевско-брежневское устаканивание – лучшее, что могло достаться русскому народу, «иначе бы его в ХХ веке ожидала судьба африканских негров». (Да, и это цитата.)
Главным, онтологическим злом теперь оказывается не «загранка» советских грез, ради достижения благ и вольгот коей «советскими людьми» действительно было совершено и по сей день совершается несметное множество глупостей и мерзостей, а смутный призрак собственной страны, дореволюционной России, жизнь в которой изображается в адских тонах, как европейские колониальные державы рисовали жизнь в колониях конкурентов.
И самонакручивание «новых красных» против обнаруженной ими «белогвардейско-монархической угрозы», похоже, в ближайшее время будет продолжаться.
И следом, что особенно прискорбно, будет усугубляться русская русофобия, ненависть к исторической России, неграмотной, дистрофической, крепостной (это когда «право первой ночи» и все такое) и поротой knout’ом чуть ли не до октября 1917 года – самоедская ненависть, распространяемая и ложащаяся в масть с русофобией ближнего и дальнего зарубежья.
Несчастные «народные патриоты» 90-х в большинстве не были помешаны на ненависти к «России помещиков и капиталистов». Среди них чуть ли не преобладали в прямом, широком, нелимоновском смысле национал-большевистские взгляды в духе советской киноапологетики Петра I и Пугачева разом, в духе романов Пикуля, представлявших Российскую империюнесправедливой, во многом гадкой, но несомненно великой страной. Было среди них немало и людей, к 1991 г. разделявших антисоветские взгляды (чаще весьма наивные), мечтавших о возрождении «России, которую мы потеряли», но пришедших к вынужденному (и бесплодному) союзу со «старыми красными».
«Новым красным» не мешало бы поучиться кругозору и терпимости хотя бы у стоически отчаявшихся «народных патриотов» 90-х.Перевираете фамилию Солженицына, не желаете продираться сквозь дебри исторических аналогий «Социализма как явления мировой истории» Шафаревича – так читайте хотя бы Кожинова.
Диалектика его вряд ли полезна, ибо предлагает склонить голову перед сильным и беспощадным, но кто из «новых красных» способен, как Кожинов, составить его любовный и подтвержденный фактами и цифрами панегирик изобильному бытию предреволюционной России? Страны, которая, по оговорке приближавшегося к концу старичка Суворина, за его жизнь «страшно выросла» и у которой есть чему поучиться.
Взгляд на ломающуюся, но восстающую Россию несравнимо более одухотворяющ, нежели унылый взгляд «новых красных», вряд ли способных поверить в собирание советских осколков: лишь по случайности сложились красные звезды над дикой «колонией Гольштейн-Готторпов», а теперь угас путеводный огонек сталинской трубки, и мы снова в ледяной Африке, по которой бредет подневольный человек – теперь уже навсегда…
Дометий Завольский
