Интервью Ирины Куберской для театрального журнала "Иные берега" №4, 2011

В 90-х годах в Испании разгорелся горячий спор, в котором приняли участие многие деятели культуры и политики. Дискуссии не прекращались довольно долго, а между тем сам предмет спора заключался всего-навсего в одной букве алфавита – букве Ñ. Сама по себе эта буква, хоть и встречается в некоторых других алфавитах, совсем не так проста, как кажется на первый взгляд. Одни говорили, что Испания должна следовать мировым стандартам и использовать лишь классический латинский алфавит, другие выступали за сохранение традиций, тем более что эта буква присутствует в названии их страны. В итоге букву оставили, но оказалось, что эти споры задели какие-то глубинные душевные струны в сознании испанцев. И не только испанцев. Спустя несколько лет, уже в начале 2000-х годов в Мадриде появился театр Tribueñe (по-русски читается как «Трибуэнье»), что в переводе означает «Род Ñ». Создала этот театр замечательный режиссер и актриса Ирина Куберская. В течение двух осенних дней 24 и 25 сентября я имел счастье не только познакомиться с двумя спектаклями этого театра, которые они привезли в Санкт-петербургский Молодежный театр на Фонтанке, но и побеседовать с самой Ириной Юрьевной.
Русские зрители и театралы до последнего времени почти ничего не знали об этом театре, а про Ирину Куберскую еще десять лет назад могли сказать только то, что она когда-то снималась в фильмах «Тройная проверка» (1969 г.), «Боба и слон» (1972 г.) и некоторых других. Многие помнят ее небольшую, но очень яркую роль в картине «Семь невест ефрейтора Збруева» (1970 г.), где она сыграла проводницу в международном вагоне, исполнявшую «модный танец «The leg». Ирина Юрьевна родилась в Москве, в 1968 году с отличием окончила Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии, снялась в нескольких картинах и... уехала в Испанию. О ее жизни за границей в течение более чем тридцати лет было известно очень мало. И это несмотря на то, что там она сняла несколько фильмов, получивших престижные международные премии, поставила много интереснейших и громких спектаклей, играла на сценах многих театров и создала собственный театр Tribueñe. Благодаря поддержке Театра на Фонтанке и его художественного руководителя, давнего друга Ирины Юрьевны, Семена Яковлевича Спивака, она вернулась на родину сначала с гастролями своего театра, а потом и с постановкой. На сцене театра на Фонтанке она поставила спектакль по пьесам Рамона дель Валье-Инклана «Клятва на крови» и «Бумажная роза», фактически открыв для России этого гениального и очень неоднозначного драматурга.
В этот раз Ирина Куберская привезла в Санкт-Петербург два спектакля, уже ставшие событием в театральной жизни Испании. С первой постановкой – спектаклем «Вишневый сад» по пьесе А.П.Чехова – успели познакомиться некоторые зрители и критики на Ялтинском театральном фестивале им.А.П.Чехова, где эта постановка получила диплом за режиссуру. Второй спектакль – «Дом Бернарды Альбы» – по пьесе Федерико Гарсиа Лорки российский зритель увидел впервые.
В перерыве между двумя спектаклями мне удалось поговорить с Ириной Куберской.

«Я понимала, что меня там не хватает»

Д.Х. Ирина Юрьевна, вы уехали в Испанию больше тридцати лет назад. Каким было ваше первое впечатление от этой страны?
И.К. Это счастье, что все мы, русские, воспитаны в большой любви к Испании и испанской культуре. В нас существуют архетипы того, что такое Испания, испанец или испанка, и они, обладая чрезвычайно благородным свойством, вибрируют в нашей душе. Когда я приехала в Испанию, первые мои впечатления касались, прежде всего, культуры этой страны. Я все время искала каких-то впечатлений, связанных с театром, с моим собственным театральным и литературным багажом, с моей любовью к испанской поэзии. Это меня поддержало в первый момент встречи с Испанией. Я искала только ее культуру, и в каждом человеке видела лишь носителя этой культуры. Несколько позже, когда я научилась говорить по-испански, то с удивлением обнаружила, что в этой стране есть люди, не читавшие Лорку или Сервантеса. Для меня это стало сюрпризом, но ничуть не убавило моего рвения.
Восприятие страны чаще всего происходит через ее культуру. Во все времена существовали великие послы по миру: артисты, художники, писатели, драматурги. Они и сегодня прокладывают незримую дорогу, по которой передается любовь к стране и благодаря которой становится возможной долгожданная встреча. В этом смысле, находясь в постоянных поисках испанской культуры и упрекая себя в том, что мне не хватает по-настоящему глубокого ее ощущения, я позволила себе продвинуться достаточно далеко. Настолько далеко, что, например, мой последний курс по мастерству назывался «Алхимия Гарсия Лорки». Я начинала с того, что не выпускала из рук словаря, учила язык на улице, а пришла к тому, что вдруг начала понимать магию слова. Можно ведь говорить не только о поэзии или о конкретном стихотворении Лорки, или об отдельной строфе. Связь существует даже между двумя словами. Они как бы влюбляются друг в друга, между ними возникает магическая связь так, словно их бросили в алхимический тигель. И мы, видя этот процесс соединения отдельных слов, понимаем, что в этом тигле рождается гениальность поэта.
Д.Х. Когда вы осознали право творить в этой новой культуре, в рамках нового языка?
И.К. Вы знаете, из России я приехала очень подготовленная и сразу начала рваться в бой. Пока я не знала языка, я стала давать уроки пантомимы. В свое время мне очень повезло, что во время первых гастролей Марселя Марсо в Советском Союзе он дал нам несколько уроков. С этим великолепным человеком мы провели две недели, он обратил на нас внимание, и ему понравилось то, что мы делали. Пантомима была моим языком очень долго. В Испании до того, как я стала актрисой и режиссером, лучше всего я чувствовала себя именно в этом виде искусства. Я начала жить в стране басков и там давала уроки пантомимы. Через два года я переехала в Мадрид и сразу же попыталась попасть в театральную среду. Уже через год я сделала балет-пантомиму. Можно сказать, что я приехала с амбициями. (Смеется.)
Д.Х. Покорять Испанию?
И.К. Не покорять. Я как будто понимала, что меня там не хватает. Но на этом балете и сломалась моя уверенность в себе. Я осознала, что не понимаю, как эти люди существуют. У меня было четырнадцать учеников, а мне для постановки нужно было только семь, и я назначила два состава, считая, что все они подходят на роли. Но там это невозможно ни тогда, ни сейчас. Я была воспитана в традициях русской школы, которой присущи скромность и уважение к коллегам и мастеру, особенно, если речь идет о студентах. Но, в отличие от нас, там каждый ощущает свою исключительность. Мы играли премьеру в театре. Речь не шла о конкуренции между ними, они не друг друга уничтожили, они уничтожили меня. Они заставляли меня выбрать, кто будет играть. Выбирать я не хотела, и тогда они начали выступать против меня, не хотели ставить декорации и т.п. Это были очень прогрессивные молодые люди, но в них я увидела какой-то фашизм. Тогда я была на шестом месяце беременности. Я потеряла ребенка из-за этой человеческой гадости. Может быть, я могла бы увидеть такое отношение в любой стране, не знаю. Но тогда это меня сломало. Я сказала самой себе: «Ты ничего не знаешь о том, как и чем живут эти люди, какая у них психология. Помолчи и посмотри». Наверное, где-то года на два я замерла, чтобы попытаться их понять, и это было большой ошибкой. Несмотря на то, что с человеческой точки зрения я была права. Потом было очень тяжело. Может быть потому, что я потеряла некоторое прежнее уважение, невинность и свежесть моей самоотдачи. Мне стало труднее потому, что я стала осторожной. А я не хочу быть в жизни осторожной. Сейчас я завоевала себе право быть неосторожной. Право на дерзость. Но это пришло уже много позже.
Д.Х. А когда у вас родилась мысль о создании своего театра?
И.К. К сожалению, очень поздно, потому что как и многие женщины, я долго считала себя лишь второй скрипкой. Я думала, что могу только давать хорошие советы, сидеть рядом, работать с актерами и т.д. Это очень по-женски.
Д.Х. Может быть, это просто с актерской точки зрения?
И.К. Нет, я всегда чувствовала себя режиссером. Мне очень повезло, что я была дружна с американским актером и режиссером Уильямом Лэйтоном. В Испанию он приехал в 1954 году в поисках следов и свидетельств о смерти Лорки и прожил там до конца жизни. Когда я с ним познакомилась, он был уже пожилым человеком, ему было 74 года. Это был очень красивый внешне и внутренне человек, и мы стали хорошими друзьями. Фактически он был первым, кто абсолютно искренне и без тени американской или испанской гордости заинтересовался тем, как преподают актерское мастерство в России. Мы часто встречались и беседовали об искусстве, так что в те непростые времена он стал для меня большим внутренним подспорьем. Я стала играть в его спектаклях. Одна из самых важных моих работ – роль Елены Андреевны в его спектакле «Дядя Ваня». Помню, я тогда еще говорила по-испански с сильным акцентом, но он, тем не менее, настоял на том, чтобы именно я играла эту роль. Я тогда, наверное, впервые вышла на сцену после пяти лет жизни в Испании. Работа и дружба с этим человеком дали мне возможность не только играть на сцене, но и учиться режиссуре и преподавать.
В то время я эмоционально переключилась на мир кино. Я поняла, что в театре очень сложные человеческие отношения, и мне, пока еще не очень уверенно говорящей по-испански, было сложно. Тогда родилась моя вторая дочка Наташа, и я сделала свой первый фильм «Hola, Наталья!». Это был взгляд годовалого ребенка на окружающий мир с высоты своего маленького роста. За него я неожиданно получила несколько премий как испанских, так и международных. Вскоре после этого я сделала второй фильм «Дом отдыха обуви», главную роль в котором ис...