В политике

Я только что закончила редактировать небольшой кусок в "Князе советском", в котором разъясняется суть конфликта между Сталиным и Троцким. Речь не шла о теоретических разногласиях: все эти уклоны - не больше, чем средневековые споры о том, сколько бесов может поместиться на кончике иглы.

Вопрос стоял ребром: кто в доме хозяин?

Троцкий был человеком-фанатиком, но при этом он был очень умен, образован и обладал потрясающей харизмой. Во время революции именно он был вождем, т.е. человеком, который вел за собой массы.

Сталин фанатиком идеи никогда не являлся. Он тоже был умен и местами образован, но у него не имелось ни таланта, ни харизмы. Однако ж он победил, и вот почему:

Во времена кризиса, т.е. гражданской войны, сторонникам режима требовался тот, кто примет на себя ответственность и всех спасет. Троцкий идеально вписывался в эту роль. Он сам себя считал звездой и от других ждал аплодисментов.

А кому нужна звезда в мирное время? Когда прямая опасность миновала, каждый сам хочет сиять, хочет, чтобы его услышали и оценили. А тут Лев Давидович всех затмевает. Неприятно!

Сталин же никого не затмевал. Он вообще всегда сидел с краю Президиума, не выступал и никуда не рвался. Но делал так, чтобы ключевые чиновники были обязаны своим успехом лично ему. За пять-семь лет он сколотил себе целую обойму председателей губкомов, которые готовы были поддерживать любые его начинания. Именно они формировали делегации на съезды, выбирающие партийное руководство.

При таком раскладе звезда-Троцкий очень скоро остался генералом без армии: его просто никто не поддерживал. А Сталин стал вождем народов - несмотря на то, что на словах никогда к этому не стремился.

В литературе

Когда наблюдаешь за русскоязычной литературной тусовкой, видны все те же поведенческие шаблоны. Есть "троцкие", которые желают сиять и увлекать массы. В их парадигме герой должен быть один, поэтому они шумят, надувают щеки и меряются с конкурентами, кто выше через забор прыгнет. Но если их книги не попадают в болевую точку общества, то толку все равно не бывает.

Для них крайне важно, чтобы внешние обстоятельства выдвинули их на передний план. И уж тогда, оказавшись на сцене, они разворачиваются во всей красе. Они талантливы и ревнивы, и именно поэтому у них есть поклонники, но практически нет друзей среди литераторов.

На другом полюсе существуют "сталины", которые ведут себя скромно и никогда не бьют себя кулаком в грудь. Зато они очень активно хвалят полезных людей и при случае помогают им устроить их дела. У таких авторов поклонников вроде как немного, но зато полным-полно друзей в редакциях, в премиальных комитетах, среди журналистов и во всяких важных местах.

У меня есть любимый персонаж, автор рассказов из серии "Кошка сидела на окне и печально смотрела на улицу. Конец". Он уже пожилой дядечка, в литературе крутится давно: он всех знает и его все знают. На его "Кошку" написано невероятное количество восторженных рецензий - не читателями, а маститыми критиками. Они делают ему реверансы, потому что он раздает литературные премии, а они сами все поголовно - писатели.

Есть еще один "отец народов" -- он тоже премиями заведует, на приемы в Кремль ходит и имеет кучу наград. Всю жизнь пишет "патриотические романы во славу России", читать которые невозможно. Это такой плоский мир совковой стенгазеты - с призывами честно трудиться. 

"Троцкие" действуют из страсти, а "сталины" - по уму. После смерти выигрывают первые, а при жизни - вторые.

А лучше всех живется толковым жанровым авторам. Им плевать на свое "имя в истории", и потому они вообще не участвуют в "политической борьбе". У них есть свои поклонники, есть свои друзья из числа коллег по жанру, вот они и фигачат юмористическое фентези или любовные романы. И все у них распрекрасно.

Самое главное - не распыляться и бить в одну точку. В жизни каждого человека есть периоды удач и периоды, когда кажется, что все летит в никуда. "Черные полосы" опасны не сами по себе, а потому, что у человека опускаются руки и он начинает сомневаться, что когда-нибудь сможет добраться из пункта "А" в пункт "Б".

Никто не может гарантировать успеха и признания. Гарантировать можно только одно: если ты каждый день чему-то учишься, ты в любом случае двигаешься вперед. У тебя просто больше знаний и опыта, чем у тех, кто начал позже тебя.

Еще важно то, чему именно, как, и с какой интенсивностью ты обучаешь себя. Скажем, если писатель ради заработка пишет проходные книжки, то навык, который он получает - умение быстро строчить халтуру. Оно ему надо?

Если человек мечтает написать серьезный роман, но вместо этого тусит в глянце и радуется: "Ах, мои статьи про поездку в Египет напечатали тиражом в сто тысяч", это означает, что он наработал связи для публикации в журналах и научился писать в нужном объеме, в нужном ключе и с нужными подзаголовками. И еще заработал столько-то денег.

Сделает он себе имя на статьях о Египте? Не-а. Все его сто-тыщ-экземлпяров через месяц окажутся в мусорном ведре. Продвинется он хоть куда-то на писательском поприще? Да ничего подобного.

Если ты видишь себя звездой журналистики, то на это надо положить жизнь - выбрать тему и становиться в ней гуру со своим узнаваемым стилем и понятной личной концепцией. А все остальное - бессмысленное сотрясение воздуха. Ну или не бессмысленное - если тебя в первую очередь интересует заработок. Но я сейчас веду речь не о деньгах, а именно о карьерном росте.

Нет, я, конечно, не о том явном или тайном насилии, которое осуществляет государство над своими гражданами. Хотя, думаю, что в новейшей истории мое отечество по объему такого насилия превзошло всех и занимает почетное первое место, по крайней мере, в западном мире… И не потому что мы такие дикие и кровожадные, а потому что поставили над собой бесчеловечный эксперимент под названием «строительство социализма». Оказалась, что осуществить это на деле без тотального насилия на личностью невозможно. Оказалось, что экономика при таком насилии перестает работать. А раз так… Между тем в свое время масштабы «передела мира и человечества» на одной шестой земного шара вскружили голову многим знаменитым представителям западной интеллигенции, не говоря уже о многих моих выдающихся соотечественниках.

О тех временах написано и опубликовано далеко не все. И имена палачей своего народа так и не названы. А еще удивительно, что и сегодня находятся представители творческих профессий, как бы навсегда завороженные масштабами той, несмотря на большой террор, эпохи «большого стиля». Ну да ладно – я о другом. Моя задача намного проще – рассказать о феномене насилия в искусстве, точнее в искусстве кино, обладающего всеми возможностями создавать полную иллюзию реальности происходящего. Есть формула насилия по-голливудски, когда, скажем, благополучная семья подвергается смертельной опасности и физическим страданиям со стороны одного или нескольких отморозков, и под конец зритель, измученный творящимся беспределом, вместе с прошедшими через ад героями вознаграждается победой Добра над Злом. Есть и попроще, когда в ответ на насилие семерка хороших парней уничтожает сотню-другую плохих парней, а зрителю только того и надо - чем больше праведного возмездия и крови, тем эффектней.

Почему так много фильмов о насилии? Разумеется – потому что это товар. Насилие в спросе – оно хорошо продается и покупается. Его исток в нашем животном начале. В нем – код нашего выживания. Равно как в потребности доминировать – залог нашего самосохранения. И когда мы смотрим фильм о насилии, мы отзываемся и исподволь готовы раздвоиться на палача и жертву. Это садомазохизм в одном сосуде, куда помещена наша душа. Торговая марка насилия приносит кинопроизводству огромные прибыли. Но какая прибыль от насилия нашей душе?

Об этом я задумался, посмотрев фильм Михаэля Ханеке «Странные (или забавные) игры». Сразу извиняюсь за столь позднюю реакцию, когда вся роща золотая уже отговорила… Ведь факт, что кино, даже выдающееся, занимает сегодня умы и сердца недолго – ну, неделю-две. А сколько их там, разных фильмов - жизни не хватит, чтобы пересмотреть. Я же смотрю мало и редко и, если бы не недавняя премьера «Amour», вообще не знал бы, кто такой Ханеке, хотя в свое время был весьма впечатлен его «Пианисткой». Оказалось, что он моего же года рождения, 1942, а я давно заметил, что пристрастен к дискурсу своего малочисленного, в силу войны, поколения.

Итак, странные игры - трудно их назвать «забавными», при всем встроенном в слово funny сарказме. Двое юношей в белом и белых матерчатых перчатках ( как два ангела смерти) являются в чужой дом, в незнакомую им семью, и медленно, безжалостно расправляются с нею. Не зная сюжета, поначалу думаешь, что невольные жертвы найдут какой-то выход, и что по парадигме виденного прежде выход обязательно есть. Хотя бы по наивному закону воздаяния за Добро и Зло – ведь невыносимо смотреть, как обычные невинные люди становятся пешками в каком-то сатанинском макабре. Однако нам предстоит быть свидетелями трагедии до конца, и ничто – ни побег мальчика, ни временное освобождение от пут его матери не предотвратит неумолимого движения к смерти всех троих. При том, что исполнители этой медленной казни обликом ничуть не злодеи, а даже напротив… Вот такое кино.

Зачем он, австрийский режиссер Михаэль Ханеке это делает? Да еще по своему собственному сценарию. Иногда мне кажется, что те, кто родился в годы войны, имеют врожденную психотравму, полученную еще в перинатальный период – это страх и боль их матерей, это их, еще не родившихся, собственный страх – ведь известно, что в утробе тоже слышат, а в каждом доме даже при реквизированном радиоприемнике была тогда картонная тарелка динамика, передающего последние известия с фронтов…Насилие по Ханеке, это, на мой взгляд, прежде всего потребность избавиться от врожденного комплекса страха, от памяти о войне.

Я посмотрел пять его лент и полагаю, что все они представляют собой некие символические драмы-притчи, каждая из которых призывает зрителя к самостоятельной работе ума и сердца. И даже не столько к сопереживанию с показанным, сколько к самоосмыслению, к наполнению собой лакун в киноповествовании. А что вообще Ханеке говорит о творчестве, в том числе и своем?

«Насилие в современном обществе становится все более безличным, не таким романтизированным, каким его хотят представить некоторые авторы, например Тарантино».

«Развлекательное кино даёт простые ответы, но я считаю, что в конечном счете оно более цинично, поскольку лишает зрителя свободы думать».

«Мои фильмы создавались для полемики, как антитезисы американскому кино и выхолащиванию им зрительской энергии. Они обращены к кинематографу насущных вопросов — взамен фальшивых, слишком быстрых ответов... Можно сказать, мои фильмы — протестные по отношению к мейнстриму».

«Я пытаюсь вернуть насилию то, чем оно по сути является: боль, причинение вреда другому.
Вопрос не в том, как я показываю насилие, а скорее - как я показываю зрителю его положение по отношению к насилию и его проявлениям».

Понятно, что Ханеке предлагает нам не насилие - он заставляет нас выстроить свое отношение к нему, за рамками увиденного, и не только отношение, но и в какой-то мере – самих себя.
И все-таки чем отличается классический триллер «Техасская резня бензопилой», где ужас без конца и просвета, от «Странных историй», где герои, расправившись с одной семьей, уже ступили на порог дома следующей? И там, и там – немотивированное насилие и душераздирающая жестокость. Разница в киноязыке. Ибо там жанр триллера, а тут – символ и притча. И если там вы не испытываете ничего, кроме мурашек по спине, то здесь ваши мысль и чувство обременены нравственным поиском… Здесь не пугают, а заставляют думать, оценивать и позиционировать себя по отношению к миру, который болен насилием. Переживаем ли мы при этом катарсис? Пожалуй, да.

Из моего блога на Эхе Москвы

20 января 2013, 12:26