"Двое из троих приятелей Лотковой (в том числе порезанный топориком) стать свидетелями отказались."
Ну, что тут скажешь, либо зассали, либо, наоборот, не захотели топить.
Не прошло и двух веков, как в Оренбурге задались вопросом "А какого, собственно, хуя?":
Здесь следует внести кое-какие уточнения.
Во-первых,
москали - это не совсем русские вообще, но солдаты русской армии, что иногда всё-таки влияет на контекст.
Во-вторых, для того, чтобы прочитать, что конкретно Батько Nацii писал об Оренбурге, достаточно зайти в журнал
tarasshevchenko, который представляет собой блог Батькi Nацii со сдвигом ровно на 150 лет, и поискать там.
В-третьих, как у типичного представителя
украинства, русофобия Шевченки во всю ширь разворачивалась, как правило, во хмелю. Под жизнью же он был угодливым и льстивым подхалимом (для более полного ознакомления с сутью такого
поведенческого паттерна я бы рекомендовал ознакомиться с жизнеописанием другого яркого представителя
украинства, угнетаемого жидобольшевиками).
Я не возьмусь судить о том, каким Батько Nацii был художником, но поэтом, как и положено представителю
украинства, он был хуёвым. На фоне его стишков даже такое уёбище, как графоман Быков смотрится молодцевато.
Борьба же с режимом, судя по дневнику, в основном, заключалась в том, что Батько Nацii имел обыкновение, получив от чиновника или его домочадцев заказ на портрет, брать деньги вперёд, деньги тут же пропивать, а портрет рисовать потом за полдня на хую боком, нередко после неоднократных напоминаний о сроках.
Тем не менее, чтение означенного дневника, помимо гадливости и совестливости на душе ("Боюся я, как бы мне не сделаться модной фигурой в Питере. А на то похоже." (ц)), вызывает иногда и тёплые чувства: типа, "пошли обедать к %username% - засиделись до четырёх утра". Нормальный был, в общем, парень, наш. Только с белочкой по сливе.
