Я просто не в силах отказать себе в удовольствии упомянуть хотя бы в двух словах о тех людоедских размышлениях, коими Светлана Алексиевич поделилась в своем уже успевшем стать знаменитым интервью с журналистом агентства «Регнум».

Ничего нового ею сказано не было, но непревзойденность простодушия, с которым она выговаривала вещи, не сочетаемые ни с человеколюбием, ни с демократией, делают мимоходом воздвигнутый Светланой Александровной монумент отечественной либеральной мысли образцом интеллектуальной скудости и свирепого антигуманного авторитаризма.

Достаточно предъявить публике два тезиса: о том, что лауреат Нобелевской премии по литературе понимает, чем руководствовались убийцы писателя Олеся Бузины, и что украинский можно и нужно внедрять насильственно, лишая русских права пользоваться родным языком. При этом национализм в Европе и России она считает чудовищным явлением, угрожающим подорвать основы цивилизации.

Многие писали о том, что если бы Светлана Александровна позволила бы себе рассуждать подобным образом в беседе с западным журналистом, то ее немедленно предало остракизму то самое западное общество, в верности идеалам которого она клянется.

Но, кстати, наши либералы, если даже и не понимают, то инстинктивно чувствуют, что на Западе говорить стоит, а что нет, и потому там с ними происходит головокружительная метаморфоза – они моментально переключают регистры своих обличительных инструментов из вполне себе нацистского концепта о народе, который есть генетический раб и палач в одном лице, в положение о нарушениях прав человека и ограничениях гражданских свобод.

Еще на один момент в интервью мне хотелось бы обратить внимание, поскольку, как мне кажется, он остался незамеченным в море откликов на шедевр, случайно рожденный великим белорусским писателем. Алексиевич говорит о том, что не видела смысла работать в Чечне и не желает сейчас видеть происходящее в Донбассе, поскольку при написании своих книг уже исследовала горе и трагедию других людей, а значит, точно знает, как страдают все другие.

Утверждения более антихристианского представить себе невозможно, поскольку личность Бога и личность его твари являются в христианском вероучении центром мироздания, а это означает, что каждая судьба неповторима, каждому требуется помощь и сочувствие, понимание уникальности его отдельной истории.

Нет, конечно, людей можно группировать по каким-то признакам, но отказывать жителям Донбасса в праве утверждать и обосновывать собственную правду о своей беде и ее причинах на том основании, что они являются одним из осколков зловещего, порочного, проклятого русского мира – а именно это писательница имела в виду, просто была не в состоянии точно выразить – это прямо говорить, что это не люди, а какое-то глухое, слепое, нелепое и мертвое сообщество человекообразных существ.

Лауреат премии Ленинского комсомола остается человеком, примитивный взгляд которого формировался в советские времена, и этим самым временам она и принадлежит без остатка.

Бездушное деление людей на тех, кто заслуживает сочувствия, и тех, кто нет, характерен как раз для селекционного подхода, когда человек был упакован в классовые ярлыки, и его ценность и прогрессивность определялась именно их качествами. Здесь национальность сменила классы, но привычка механически классифицировать людское сообщество осталась неизменной.

#{author}У этой замечательной истории есть продолжение, о котором не все знают. После того как интервью увидело свет, из газеты «Деловой Петербург» был уволен его автор Сергей Гуркин. Уволен, несмотря на то, что именно заместитель главного редактора газеты дал разрешение на публикацию материала в агентстве «Регнум».

Видимо, поначалу руководители фрондерского листка просто недооценили – по причине все того же простодушия – великую силу саморазоблачительного порыва Светланы Александровны, демаскировавшего в одно мгновение всю хищную сущность прогрессивных чаяний, закамуфлированную призывами к гуманизму.

После разразившегося скандала они решили наказать журналиста, продемонстрировавшего невзначай, что отечественный либерал по своей природе – это ограниченный каннибал, оперирующий штампами, отлитыми еще в советские времена, и совсем не гнушающийся человеческих жертв.