Бернард Палисси (Bernard Palissy) родился в Сэнт-Ави в деревушке в Лакапель-Бироне около 1510 года и умер в Париже в 1590 году. Мальчиком он попал в стекольную мастерскую в качестве подмастерья и очень преуспел в умении работать со стеклом. По завершении обучения, как было принято в те времена, Палисси отправился по стране в поисках заказов. Он обошел половину Европы, побывал в Бельгии, Нидерландах и Германии, а в конце-концов осел в Сентонже, где женился и прожил большую часть своей жизни.



Керамикой Палисси стал заниматься в условиях упадка интереса к стеклу и на волне ажиотажного спроса на персидскую и итальянскую майолику. Следует заметить, что в то время французские керамические работы были весьма брутальны и на фоне буйного цветения полихромной итальянской майолики со сложнейшими изобразительными мотивами и тонкой живописью, смотрелись довольно жалко. Французская керамика конца XV — начала XVI века была очень груба и проста. Поэтому совершенно неудивительно, что проникшая в Северную Европу итальянская и испанская майолика, сверкавшая чистыми красками и переливами многоцветных глазурей, буквально захватывала дух. Активно расширявшаяся успешная торговля итальянских мастерских, в первую очередь, семьи Делла Роббиа и Гвидо Андреаса, конечно, возбуждала французских керамистов и заставляла их пускаться на эксперименты.

Бернару Палисси повезло в том смысле, что его профессиональная подготовка стекольщика и очевидные способности к аналитике, позволили ему усовершенствовать глазури, являющиеся по своей природе стеклом. Он вполне преуспел в этой работе, однако даже ему пришлось потратить более 20 лет на то, чтобы добиться гениальной прозрачности своих глазурей и глубины цвета, сравнимого с глубоководными озерами.

Примерно в 1535 году Палисси находит кубок белого цвета и начинает изучать материал, опытным путем пытаясь добиться такой же белоснежности покрытия. Вероятно, Палисси нашел вазу из китайского фарфора, который тогда уже появлялся у любителей красивых вещей и, как дорогая редкость, пользовался популярностью. Игнорируя природу вазы, состав и технологические процессы изготовления фарфоровой массы, он отчаянно пытается открыть секрет состава белой «эмали», которая, как он считал, и была источником цвета. С 1536 по 1556 год, целых двадцать лет он посвящает попыткам воспроизвести глазурь этого кубка. Однажды ему показалось, что он уже достиг результата. И вот, он покрывает глазурью несколько сосудов и ставит их в печь.

Шесть суток без сна и отдыха он топит эту печь, а когда достает оттуда вазы, с горечью видит, что глазурь не расплавилась — ему не хватило топлива для растопки печи до нужной температуры. Тогда он бросает в печь всю мебель, которая была у него в доме, разбирает пол и растапливает печь до нужной температуры. В итоге, ему удалось добиться очень точной имитации, и это открывает новый период творчества Палисси, период финансового благополучия, поскольку теперь его работы пользуются популярностью. Двадцать лет физических и моральных испытаний, упреки жены и насмешки соседей, нищета и голод, но он смог создать свою собственную «крапчатую» глазурь — мерцающую прожилками, как мрамор.

Прикладное искусство несет в себе часть большого искусства, предназначенного для возбуждения эмоциональных и интеллектуальных реакций зрителей. Так и в работах Палисси люди находили нечто необычное, бесконечно далекое от полной утилитарности, способное развлечь их и вызвать эмоции.

Палисси разработал технологию формовки своих изделий. Заметим, что первые европейские гипсовые формы относят к пятидесятым годам XVIII столетия, тем важнее изобретение Бернара Палисси, в котором он использует ту же технологию в середине XVI века, на двести (!) лет раньше. Моделями для его форм служили природные элементы: насекомые, земноводные, рыбы, цветы, растения и т.д. Палисси брал латунное блюдо, на котором закреплял свои модели — змей, лягушек, ящериц и прочих земноводных и рептилий, украшал эту композицию цветами и листьями, после чего заливал получившийся натюрморт гипсом. После высыхания у него оставался гипсовый оттиск, в который он набивал глину и делал таким образом свои блюда с очень точными рельефными изображениями живых существ.

Это было удивительно и очень необычно. Следует заметить, что качество рельефа его работ поражает до сих пор. Поверхности его скульптур на посуде очень фактурны, каждая лягушка на блюде, каждая рыбка или змейка имеет свою чешую, совершенно неотличимую от реальной. В сочетании с изумительными прозрачными цветными глазурями, блюда Палисси производят впечатление аквариума с живыми существами под толщей воды и это очень необычно и красиво даже по современным меркам. Эти работы Палисси получили название «сельские глины». Позднее, уже в XVIII веке английский художник Уилдон Фентон (учитель известного Джозайи Веджвуда) и керамисты Минтона повторили технологию Палисси в своих изделиях. Так родились знаменитые «уилдоновские» изделия — майоликовые фрукты и овощи на блюдах, неотличимые от настоящих (статья об английской керамике).

Однако, Палисси не останавливается на «сельских глинах», а продолжает разрабатывать многоцветные глазури и накладные рельефы, чтобы переносить на керамику живопись и скульптуру известных художников Возрождения. В XVI веке было принято перекладывать наиболее красивые работы в другие материалы, в частности, писать их на керамике — это не считалось плагиатом и наоборот было хорошим тоном и признаком признания художника. Таким образом были рождены гротески и барельефы Палисси, воссозданные много позже другими керамистами, в частности, Джозайа Веджвудом в конце XVIII века и Жаном-Батистом Шталем с его техникой пат-сюр-пат в Villeroy & Boch в конце XIX века. Эта техника Палисси получила в дальнейшем название «барботин» (barbotine) или barbotine ware и активно применялась также в Севре и Лиможе.

Палисси не повезло жить в «эпоху перемен», насыщенную наиболее кровавыми событиями французской истории. За протестантское вероисповедание его постоянно арестовывают и свободу он получает только благодаря покровительству королевских особ, для которых он делает множество предметов искусства. Он чудом переживает Варфоломеевскую ночь, благодаря заступничеству Екатерины Медичи, для которой он в 1566 году обустраивал грот («пещеру в деревенском стиле») в Тюильри.

Все это время Палисси пишет свой трактат «Настоящий рецепт», который стал одним из наиболее полных учебников технологии керамики позднего средневековья. С 1574 года Палисси ведет очень активную научную работу, основанную на химических опытах и естествознании. Он читает лекции, ведет научные курсы по химии и технологии минералов, которые с большим интересом посещают весьма образованные люди того времени — врачи, ученые, инженеры. В 1580 году Палисси издает второй трактат «Чудесные рассуждения о природе минеральных вод и источников … металлов, солей и солончаков, камней, земель, огня и эмалей», который считается первым изданием по минералогии на французском языке.

В декабре 1586 году его опять арестовывают, как гугенота, и осуждают на изгнание. Однако, он остается в Париже, где продолжает преподавать и ставить химические опыты.

В мае 1588 года Палисси заключают в Бастилию, где спустя два года он умирает от «от голода, холода и жестокого обращения».

Так умер один из самых выдающихся керамистов в истории, сравнимый по своему вкладу в мировую науку и культуру с великим Леонардо.

Бернар Палисси — это один из немногих керамистов мира, чьей заслугой стали химические исследования и уникальные произведения из керамики. Пусть Палисси и потерпел неудачу в разгадке секрета китайского фарфора (видимо, для этого просто не пришло еще время), зато он создал новые стили и технологии в керамике, переформатировал итальянское искусство на французских почвах и в конце-концов внес собственный и немалый вклад в развитие мирового искусства и науки.



































Источник - NoNaMe

В 2015 году в Саратове проходила международная научно-практическая конференция на тему "Искусство и власть", сборник докладов вышел в прошлом году.
На фоне статей а-ля Райкин: как страдали от тоталитаризма художники тогда, и как они страдают от "цензуры" и "некрофильского государства" сейчас, неожиданно приятно прозвучал доклад одного художника-коммуниста (от КПРФ). Коротко и точно, как выстрел среди нытья.
Привожу его здесь полностью, разбавив иллюстрациями.

Животов Генадий Васильевич
профессор, заслуженный художник РФ
Российский государственный гуманитарный университет

Художник и власть: историческая ретроспектива

Я утверждаю, что нет истории искусств, а есть история заказчика.
Мы все восхищаемся великими ваятелями Древней Греции, и нам кажется, что именно они породили греческое чудо. Но мы как-то забываем, что тогда статую обсуждали всем городом, а имя Фидия неразрывно связано с именем Перикла. Как только греческие полисы пришли в упадок, сошло на нет и греческое искусство, и уже никакие новые фидии, будь они хоть в тысячу раз одарённее своих именитых предков, не могли создать ничего подобного. Связь искусства и власти, искусства и государства гораздо прочнее, чем мы подчас думаем.

Мы не будем рассматривать административно-пенитенциарные проявления власти: тюрьмы, полицию, суды и прочее. Для нас в государстве главное — его идеология, его высшие смыслы, и мне хотелось бы остановиться на самом важном: взаимосвязи идеологии и искусства.

В Средние века важнейшим выразителем государственной идеологии была церковь. Церковь была побудителем создания величайших шедевров, это невозможно отрицать. В эпоху Возрождения и церковные, и светские власти были заказчиками для многих великих художников. Достаточно вспомнить род Медичи, к которому принадлежал и Лоренцо Великолепный — правитель Флоренции, и несколько римских пап. А рядом — имена Леонардо да Винчи, Микеланджело, Рафаэля.

Ещё один яркий пример — Наполеоновская империя. Великое искусство, великие имена. Потом всё это рухнуло, и к власти пришла буржуазия, которая всё опошлила. Биржа перемолола Ван Гога, Сезанна, Моне, создала из них мифы, повесила на них лейблы и ценники.

В России буржуазии, в полном смысле этого слова, никогда не было. На протяжении веков русское искусство было неразрывно связано с Православной церковью. Но с эпохи Петра I в светском искусстве началось засилье Запада. Ведь что такое Эрмитаж? Это собранные Екатериной II работы голландских, французских, итальянских и прочих европейских художников. Даже знаменитая галерея портретов полководцев 1812 года — заказ государства! — была создана английским художником Доу.

Но в XIX веке в России появился Третьяков. И этому человеку — частному заказчику — мы обязаны расцветом русского искусства. Государство, в лице царя и великих князей, спохватилось, и спустя несколько лет после открытия Третьяковской галереи основало Русский музей. Помимо Семирадского, государство стало поощрять и Сурикова, его государственно-имперскую идею. "Покорение Сибири Ермаком", "Переход Суворова через Альпы" — эти картины Сурикова были куплены императором. Главным попечителем Русского музея был великий князь.

В XX веке началась новая эпоха. Западническая верхушка либералов и генералитета в Феврале 1917 года свергла монархию и, продолжая Первую мировую войну на радость своим покровителям из Антанты, за полгода развалила государство. Старые устои были разрушены, но после Октября 1917 года Советская власть сразу начала проектировать новые. Казалось бы, государства ещё нет, оно только-только начинает возникать, но уже чётко сформулировало свои задачи: план монументальной пропаганды, культурная революция. Административных ячеек нет, а идеология уже создана. Результатом стал небывалый подъём народных энергий, на пике которого — величайшие имена и величайшие шедевры. Это была эпоха не школ, а откровений. Символом той эпохи можно считать скульптора Дмитрия Филипповича Цаплина — русского крестьянина из Саратовской губернии.

Но постепенно революционная стихия вошла в гранитные берега "Большого стиля" сталинской эпохи. Была создана мощная, отлаженная вертикаль взаимоотношений художников и власти. Не все художники революции вписались в эту систему, но многие из них "причесались", стали реалистами. Огромную роль стали играть академические школы. В них прекрасно учили, и к началу Великой Отечественной войны в Советском Союзе были подготовлены прекрасные художники. Недавно, делая рисунок ко Дню Победы, я перелистывал альбомы и увидел картину Петра Кривоногова: салют в честь взятия Рейхстага. Это потрясающе! Но сегодня мало кто помнит этого художника студии Грекова, прошедшего всю войну в действующей армии.

Хорошо, что не забыто имя Аркадия Пластова. Его картину "Фашист пролетел" Сталин брал с собой на Тегеранскую конференцию. Пластов был академиком, признанным мастером и при этом был глубоко укоренён в народе, воспевал деревню в её трудах и праздниках.



Герасимовы Александр и Сергей, Борис Иогансон, Александр Лактионов — великие имена социалистического реализма. Идеология была ясна, государство чётко выражало свою волю.

Иогансон Борис Владимирович, Строительство ЗАГЭС


Лактионов Александр Иванович - Курсанты выпускают стенную газету



Так было во всех видах искусства — назовём только триаду великих имён советского кинематографа: Сергей Эйзенштейн, Григорий Александров, Иван Пырьев. Советское искусство создавало образы-мечты: и "Будущие лётчики" Дейнеки, и "Кубанские казаки" Пырьева — о том, что сказка станет былью…



Но со смертью Сталина, а особенно после выступления Хрущева на XX партсъезде с его "разоблачением культа личности" наступил шок, крушение святынь. Началась "оттепель". Появился "суровый стиль" — Никонов изобразил несчастных геологов, умирающих в горах, Попков стал много говорить о деревне, о её страданиях и т.д.

К тому же ещё в сталинскую эпоху в искусстве появился бригадный метод. Съезды рисовали бригадами, и все получали премии. А в дальнейшем, во время "оттепели" и позже, в брежневские времена, началась эпоха больших государственных заказов, а значит, больших денег. Художники создавали добротные произведения искусства, ведь их хорошо учили. Но большие деньги порождали клановость: к заказу получали доступ не всегда те, кто талантливее.

Вышесказанное не значит, что Советское государство не поддерживало остальных художников. Вспомним, как была устроена жизнь в Союзе художников: создавались комиссии — морская, спортивная, военная и т.д. Художников посылали по всем точкам Советского Союза как своеобразный десант: на великие стройки, на погранзаставы, в рыбацкие артели, в сельскую глубинку. И они на местах писали картины. Так всю жизнь работал мой друг Геннадий Ефимочкин — ровесник МОСХа. На большом холсте где-нибудь на скале над Ангарой неудобно писать, и он писал небольшие этюды. На основании этих акварелей он двадцать последних лет пишет картины, воссоздавая образ Советской Атлантиды… И это замечательное искусство. Ефимочкин будет писать свои картины до последнего вздоха, ведь он на войне — непрекращающейся войне образов. Когда-то мы проиграли в решающей битве этой войны и потеряли свою Родину — Советский Союз.

Но война не закончилась, хотя многие даже не задумываются об этом. А раньше, в советское время, художники об этом задумывались? Когда искали заказчика среди иностранных дипломатов и бегали по посольствам, задумывались? А когда друзей приглашали на "бульдозерные выставки", о чём думали? Смотрели на Запад — оттуда через Польшу, Венгрию просачивались журналы, там проскакивало так называемое "современное искусство" в лице Уорхола, Поллока, Бойса и прочих. Мечтали о Монмартре, забывая, что Монмартр — это пристанище нищих художников. В Советском Союзе художники мечтали о нём, имея и пищу, и мастерские, и заказы, и прочее.

Почему так происходило? Дело в том, что есть борьба смыслов, а есть борьба образов. В борьбе смыслов мы были гораздо сильнее Запада, о смыслах прежде всего думала наша власть. А образы нам в то время создавал… Голливуд. При этом советская цезура пускала в прокат самые лучшие американские, французские и итальянские фильмы. И у человека создавалось ощущение: "Нам ведь не всё показывают, а самое лучшее, наверное, и не показывают. А уж там-то, на Западе, какое искусство, какой кинематограф! Вот нам бы туда, посмотреть хоть одним глазком!"

Голливуд создавал и продолжает создавать образы американской цивилизации, запускает их по всему миру. И они оказываются сильнее и американской армии, и американских санкций. И сейчас по нашему телевидению после самых патриотических передач регулярно показывают американские фильмы. Возникает вопрос: а есть ли у нашего государства сегодня идеология?

От ответа на этот вопрос зависит будущее нашего искусства, ведь, как я уже говорил, нет истории искусств, а есть история заказчика.

Простая и очевидная мысль. Даже добавить нечего. И как многим бы не хотелось, но без идеологии никуда. С неё всё начинается и без неё всё заканчивается.
А пока её установление на государственном уровне, напоминаю, запрещено Конституцией РФ...