Весь октябрь иллюстратор Алекс Солис (Alex Solis) из Чикаго создавал с помощью чернил рисунки на довольно-таки своеобразную тему: он попробовал представить самых грозных и страшных злодеев и монстров в виде маленьких милых (но все равно монструозных) детишек.

Подробнее..

Сегодня его творения и главное из них — Эйфелева башня — известны даже тем, кто ничего не слышал о нем самом. А вот в 70-е годы позапрошлого века все было наоборот: тогда еще не было десятков зданий, мостов, вокзалов, а по Парижу разносились слухи о молодом инженере, творящем чудеса с металлическими конструкциями. Говорили, что он проводит со своими сооружениями все время и не покидает их даже ночью, словно уговаривая расти быстрее. И они росли, да еще как!

Александр Гюстав Эйфель родился в декабре 1832 года в Бургундии, в городе Дижоне. Его отцом был кавалерийский офицер немецкого происхождения, чьи предки столяры перебрались во Францию за сто лет до того. В Дижоне он женился на дочке торговца древесиной Катрин Монез, которая и стала матерью великого инженера. Детство Александра Гюстава было вполне счастливым, да и вся жизнь его обошлась без испытаний, которые, как считается, выковывают характер. Не было и трудных поисков призвания — выстраивая пирамиды из кубиков, малыш уже тогда уверенно говорил всем, что будет инженером. Родители не возражали, поскольку в эпоху бурного промышленного роста эта профессия была одной из самых уважаемых и доходных.


В 1852 году Гюстав, окончивший лицей с техническим уклоном, отправился поступать в знаменитую Политехническую школу в Париже, где и провалился на вступительном экзамене, когда нужно было блеснуть красноречием, — в этом инженерный гений всегда был слабоват. Однако он не пал духом и тут же поступил в Парижскую школу искусств и ремесел. За что потом благодарил судьбу: здесь из него сделали не сухого практика, а творца, всегда способного проверить алгебру гармонией, и наоборот. Стараясь делать свои работы не только прочными, но и красивыми, он, сам того не зная, заложил основы будущей эстетики конструктивизма. В 1855 году Гюстав получил диплом и устроился работать в конструкторскую фирму «Шарль Нево», которая занималась строительством мостов. Уже через два года он прославился в узком кругу, применив при постройке железнодорожного моста в Бордо изобретенный им самим метод пневматической установки оснований. После этого его приняли в престижное Общество гражданских инженеров, которое он после и возглавил. Идеей фикс молодого специалиста стало возведение решетчатых конструкций, которые он считал более прочными и экономичными, чем сплошные. А еще он был врагом чугуна, которому предпочитал более ковкие и прочные железо и сталь. Хотя и с чугунными деталями, необходимыми в строительстве, он творил чудеса. А главное — его расчеты были безупречны. Уже в 1858 году он стал компаньоном работодателя, но два года спустя, недовольный зарплатой, ушел и основал собственный завод металлоконструкций в Леваллуа-Перре близ Парижа. Вскоре он женился на 17-летней дочери своего поставщика Мари Годеле. По прошествии пятнадцати лет счастливого брака, родив мужу пятерых наследников, Мари умерла от пневмонии. Больше он в брак не вступал.

Тридцать лет Эйфель работал не покладая рук. Им было построено более 200 сооружений: мосты, виадуки, вокзалы, банки, школы, церкви, казино. Почти все из его 36 мостов вошли в учебники как примеры смелых инженерных решений. Смелость требовалась хотя бы потому, что как раз в то время мост на реке Тайн в Шотландии рухнул из-за резонанса, унеся с собой пассажирский поезд. Любой проект металлического моста атаковали критики, а в случае Эйфеля нападки были особенно сильными, поскольку его мосты не имели предшественников. На реке Дору в Португалии, где мягкий грунт не позволял вбить в дно сваи, он устроил единственный пролет длиной 160 метров, что было уникальным для того времени. Для этого инженер поставил по обоим берегам Дору высокие пилоны и натянул между ними стальной трос, держащий двухшарнирную арку. А самым дерзким его проектом стал виадук Гарабит в Южной Франции, перекрывший арочным пролетом длиной 165 метров глубокое ущелье.

В 1870 году Эйфель на три года покинул Францию и объездил весь мир, оставив памятники своему таланту в Египте и Чили, Венгрии и Португалии. Он даже участвовал в конкурсе на постройку Троицкого моста в Петербурге, но российские власти сочли его ажурный мост чересчур легкомысленным и выбрали другого кандидата. Еще одна неудача произошла в Панаме, где Эйфель разрабатывал проект шлюзов знаменитого Панамского канала. На беду строители проворовались и скрылись с деньгами акционеров. В числе «стрелочников» оказался Эйфель, у которого едва не отобрали фирму. Помог премьер-министр Франции Шарль-Луи Фрейсине, который тоже был инженером и ценил талант коллеги. К тому же они с Эйфелем состояли в одной масонской ложе.

Отгремела Франко-прусская война, империя сменилась Третьей республикой, но Эйфель почти не обратил на эти перемены внимания. В 1875 году вместе с архитектором Буало он выстроил магазин «О бон марше» в Париже. Его пассажи, покрытые стеклянными куполами, стали образцом для подражания во всем мире, в частности их повторил московский ГУМ. В 1876 году настала очередь нового проекта: 46-метрового стального каркаса знаменитой статуи Свободы, которую скульптор Бартольди преподнес в дар американскому народу. Поскольку статую везли через океан разобранной на сотни частей, точность расчетов при сборке была особенно важна. Эйфель, как всегда, оказался на высоте. Поэтому правительство Франции поручило именно ему ответственную задачу — защиту чести страны на Всемирной выставке 1889 года.

Провести выставку решили еще в 1878 году. А через пять лет тот же премьер Фрейсине потребовал от ее организаторов какой-нибудь сенсации, «великой идеи». Понемногу проект такой идеи сформировался — это должна была быть громадная железная башня. Проект башни высотой 330 метров почти полвека назад, в 1833 году, предлагал англичанин Роберт Тревитик, но он так и остался проектом. Теперь его осуществление было поручено Эйфелю. В июне 1884 года швейцарец Морис Кехлер сделал первый набросок башни, который после доработки самим Эйфелем был отправлен в правительство. Туда же поступило более 700 других проектов, и в 1889 году был устроен конкурс. Он оказался недолгим: преимущества проекта Александра Гюстава Эйфеля оказались очевидны.

Однако завистники инженера не смирились. Не без их участия рисунки будущей башни, отправленные в журналы, оказались настолько безобразными, что вызвали всеобщий протест. В феврале 1887 года директору будущей выставки Альфану была послана петиция за подписью лучших писателей — Мопассана, Верлена, Дюма-сына. В ней говорилось: «Мы, страстные любители до сих пор еще не тронутой красоты Парижа, протестуем всеми силами нашей возмущенной души, во имя оскорбленного французского вкуса, во имя находящихся под угрозой французского искусства и истории. Неужели Париж... подчинится побуждаемой корыстными мотивами фантазии конструктора машин и тем самым навсегда и безнадежно обесчестит себя?» Эйфелю пришлось проявить чудеса дипломатии. Он сам ездил к подписантам домой, уговаривал их, показывал подлинные рисунки, на которых башня выглядела куда изящнее. Убедить удалось не всех — многие эстеты остались при своем мнении, а некоторые даже уехали из Парижа, чтобы не видеть осквернения любимого города стальным чудовищем. Тот же Мопассан в ресторане всегда садился так, чтобы не видеть Эйфелеву башню, — иначе у него кусок в горло не лез.

В июне 1887 года началась закладка ее фундамента, а уже в марте 1889-го, в день открытия выставки, она была завершена. Сам Эйфель сдернул с нижнего яруса громадное покрывало, после чего на вершине башни под гром «Марсельезы» взвился французский флаг. Отвечая на опасения тех, кто боялся падения башни, инженер оборудовал на высоте 276 метров свою квартиру и рабочий кабинет. Общая высота чуда техники достигала 312 метров, вес — 9 700 тонн. Немецкая точность Эйфеля при строительстве башни достигла апогея. Ни одно отверстие для миллиона заклепок не пришлось пересверливать, ни одна из 18 тысяч железных балок не потребовала замены. На башне были устроены три платформы на высоте 57, 115 и 276 метров. На первой и второй из них находились рестораны и смотровые площадки, на второй, кроме того, помещались резервуары с водой для гидравлического подъемника, который позже заменил электрический лифт. На третьей платформе кроме кабинета самого инженера были размещены астрономическая и метеорологическая лаборатории. На случай поломки лифта наверх вела лестница, состоящая из 1 792 ступеней.

Выставка стала триумфом Эйфеля: его башню посетили около 600 тысяч человек. Однако вскоре на нее снова начались нападки. Предполагалось, что сооружение станет просто аттракционом и после выставки его разберут, а детали отправят в переплавку. Однако парижская новинка привлекала столько туристов, что отцы города решили не спешить с ее разборкой. Не помогло даже «антибашенное» движение, возглавленное известным писателем Октавом Мирбо и собравшее 300 тысяч подписей за снос башни. Решающее слово сказал Эйфель, который в трех томах подробно обосновал полезность башни в разных областях науки и техники. Вскоре его слова подтвердились — в дополнение к научным лабораториям на башне установили мощный маяк, освещавший путь дирижаблям и самолетам. В 1910 году там были установлены особо чувствительные приборы, которые обеспечивали работу международной службы точного времени. Потом появились антенны радио, а впоследствии и телевидения.

К тому времени парижане уже привыкли к своей «стальной красавице», как назвал ее Жан Кокто. Гийом Аполлинер увидел в ней «лестницу в бесконечность», Рене Клер создал посвященный ей фильм, а композитор Шарль Гуно, превратившийся из ее врага в почитателя, сочинил в лаборатории инженера свой «Концерт в облаках». Для этого на верхнюю платформу башни пришлось специально поднимать рояль, что подробно освещалось в газетах. Эйфель всегда понимал важность рекламы и умело дирижировал ею. Правда, была и антиреклама — почему-то башня полюбилась самоубийцам, и каждый год с ее площадок бросались вниз 5—10 человек. Лишь через много лет власти додумались закрыть им доступ стальными решетками, но и сейчас кое-кто умудряется свести счеты с жизнью при помощи творения Эйфеля.

Достигнув 70-летнего возраста, великий инженер практически перестал строить. Он заинтересовался авиацией и на свои деньги основал аэродинамическую лабораторию, по расчетам которой строились первые французские самолеты. Эйфель и сам поднимался в небо на хрупких «этажерках», демонстрируя публике свое несокрушимое здоровье. Как эксперт он состоял во множестве комиссий, в том числе в той, что занималась строительством парижского метро. В годы Первой мировой войны он наотрез отказался покинуть столицу и руководил установкой на башне мощных прожекторов, которые выискивали в небе вражеские «цеппелины». Последний раз он появился на публике в 1923 году, когда отмечался юбилей Общества гражданских инженеров. В декабре того же года Гюстав Эйфель скончался в окружении детей и внуков. Ему повезло в последний раз — он не дожил до 1931 года, когда самым высоким зданием в мире стал нью-йоркский Эмпайр Стейт Билдинг высотой 381 метр. Впрочем, Эйфель вряд ли стал бы сильно горевать по этому поводу. Он не раз говорил: «Какая разница, кто из нас совершил шаг, если он двинул вперед все человечество?»

Журнал «Вокруг Света»

ertata

Сегодня появилось много желающих опорочить имя великого русского композитора

Ровно 120 лет назад, 25 октября (6 ноября) в Санкт-Петербурге, в квартире своего брата на Малой Морской, в возрасте всего 53 лет от холеры умер Петр Ильич Чайковский. О его жизни и творчестве писали много и подробно, на всех языках и во всех странах. Казалось, в биографии величайшего русского композитора, мирового гения музыки, нет никаких белых пятен. Однако в последнее время на Западе, а кое-кто и в России стал вдруг усиленно спекулировать на якобы подлинных причинах его смерти. Кто же это делает, и почему?


Петр Ильич, находившийся в зените мировой славы, приехал из Москвы в Санкт-Петербург в октябре 1893 года для участия в первом исполнении своей Шестой симфонии в качестве дирижера. Премьера состоялась 16 октября в зале Дворянского собрания, нынешней филармонии. Вечером 20 октября композитор посетил Александринский театр, где давали «Горячее сердце» А. Островского. Затем вместе с братом и друзьями отправился в модный ресторан Лейнера на углу Невского проспекта и Мойки. Там он обратился к официанту и попросил стакан воды. Тот доложил, что «переваренной» воды нет. Тогда Петр Ильич, с некоторой досадой в голосе, сказал: «Так дайте сырой и похолоднее!»

Чайковский залпом выпил принесенный стакан и, как потом выяснилось, заразился холерой, эпидемия которой тогда свирепствовала в городе. Но домой он вернулся во втором часу ночи еще совершенно здоровым. Перед сном, ему, как и обычно, поставили на столик стакан воды, который он выпил до дна. Однако уже ночью Петр Ильич почувствовал некоторое расстройство желудка. Утром он принял слабительную соль, почувствовал себя лучше и отправился делать визит. По дороге ему снова стало плохо, пришлось вернуться домой на извозчике. Уже во второй половине дня состояние Чайковского стало ухудшаться, началась рвота. Вызвали доктора Бертенсона, который работал в Николаевском госпитале, где имелось холерное отделение. У него и возникла мысль о холере. Пригласили других докторов, провели консилиум – все согласились с этим диагнозом.

Между тем состояние композитора продолжало ухудшаться. Вечером 24 октября вызвали священника из расположенного по соседству Исаакиевского собора. Но тот не смог исповедать уже терявшего сознание и ослабевшего больного, а только прочел отходные молитвы. Около 3 часов ночи 25 октября Петр Ильич скончался.

Хоронили его по высшему разряду, с государственными почестями, все расходы оплатил лично Александр III.

Огромная процессия провожала гроб с телом великого композитора до Мариинского театра, а затем в Казанский собор, где прошло отпевание. Такое впервые сделали для человека недворянского сословия.

Присутствовали члены императорской фамилии. Стены собора не могли вместить всех желающих помолиться за упокой души Петра Ильича. Густая толпа народа два часа следовала за траурным кортежем до Александро-Невской лавры, где композитор был погребен.

Но почти сразу после похорон версия о смертельном «стакане воды» вызвала сомнения. Чайковский, как и другие, знал про эпидемию холеры, знал, что пить некипяченую воду опасно – умирали по нескольку десятков человек в день. К тому же он помнил, что его мать умерла от холеры, когда ему было 14 лет. В этих условиях композитор, который всегда самым тщательным образом следил за своей гигиеной, вряд ли мог согласиться выпить такую воду. Нет кипяченой? Он бы мог спросить лимонаду или сельтерской - в таком ресторане, как Лейнер, любых напитков было достаточно.

Известный журналист Влас Дорошевич, описывая смерть композитора, о «стакане воды» вообще ничего не пишет: «Чайковский умер. А еще за пять дней до этого я видел его вечером, после театра, в ресторане Лейнера. Он ужинал с друзьями и ел ту самую курицу, которая оказалась для него роковой».

В биографии Чайковского Нины Берберовой, которая внимательно изучала документы и опрашивала еще живых людей, знавших композитора, в описании его последних дней тоже нет ни слова о стакане воды в ресторане. Она пишет только, что он «ел у Лейнера макароны, и, значит, беды никакой нет». А про воду Берберова упоминает, что композитор пил ее дома из графина. Домашние схватили его за руку – вода сырая!

Значит, были макароны, была курица, а вот знаменитого, много раз описанного рокового стакана некипяченой воды в ресторане у Лейнера, погубившего, согласно всем энциклопедиям, Чайковского, может, не было вообще? К тому же, как указано выше, он выпил в тот день в разных местах не один стакан воды. А, впрочем, какая разница? Композитор мог подхватить холеру, где угодно. И этот эпизод можно было бы вообще не упоминать, если бы не выдвинутые не так давно на Западе версии о том, будто Чайковский покончил с собой или… был отравлен!

Впрочем, о возможности отравления гения завистниками некоторые говорили давно. Невестка композитора, Ольга Чайковская, например, утверждала, что он был отравлен одним из врачей.

А завистников у знаменитого композитора было много. Когда Чайковский сочинил оперу «Евгений Онегин», ныне считающуюся гениальной, ее не хотели ставить. Музыканты, завидуя, были против, говорили, что это плохая опера, несценичная, публике не понравится. На сцене она появилась только благодаря личному распоряжению Александра III.

Были и открытые, яростные недоброжелатели, например, некие сестры Пургольд. Одна из них хотела выйти за композитора замуж, а потом, отвергнутая, стала злобно распространять о нем разные порочащие слухи…

Петр Ильич родился на Урале, жил в Москве, в Клину, в Санкт-Петербурге, где окончил училище правоведения, а затем и консерваторию. В Санкт-Петербурге состоялось становление Чайковского как композитора, и были впервые исполнены многие замечательные произведения, прославившие его на весь мир. Казалось, имя гения музыки, внесшего громадный вклад в сокровищницу русской национальной и мировой культуры, свято, но нет, его снова пытаются опорочить!

В 1980 году некая Александра Орлова-Шнеерсон, эмигрировавшая из СССР в США, по образованию музыкальный критик, выпустила в Нью-Йорке книгу «Чайковский без ретуши», в которой обобщила свои «открытия». Основа ее «сенсации»: Чайковский с юных лет испытывал влечение к однополой любви, ужасно от этого мучился и страдал, и, в конце концов, покончил с собой. От нее эта «сенсация» и пошла гулять по страницам мировой печати – россказни критикессы повторили по «Голосу Америки», ну, и пошло-поехало. Ведь в то время сексменьшинства поднимали в США голову, а потому идея превратить великого русского композитора в гомосексуалиста показалась кое-кому стратегически важной.

Выдвигая теорию «самоубийства», Орлова-Шнеерсон утверждала, будто Чайковский вступил в связь с племянником некого герцога Стенбок-Фермора. Герцог будто бы письменно пожаловался царю, передав письмо через главного прокурора сената Николая Якоби. Тот был однокашником Чайковского в училище правоведения, и решил собрать «суд чести» из других выпускников, который должен был вынести приговор. Именно они, по словам Орловой-Шнеерсон, решили, что Чайковский должен покончить с собой, чтобы спасти честь училища.

Однако очень скоро выяснилось, что никакого герцога Стенбок-Фермора не существовало в природе, а был граф с таким именем, который служил у Александра III конюшим, и ему не было никакого резона прибегать к помощи кого-либо, чтобы передать письмо царю.

Утверждая, что Чайковский умер не от холеры, Орлова-Шнеерсон приводит, например, воспоминание Римского-Корсакова: «Помню, как Вержбилович (Александр Вержбилович, русский виолончелист. – В.М.) целовал покойного в лицо и голову». И в самом деле, кто будет это делать с человеком, который умер от страшной заразы? Однако госпожа критикесса тут прибегает к явному подлогу, потому что полностью эта цитата звучит так: «Помню, как Вержбилович, совершенно охмелевший после какой-то попойки, целовал покойного в голову и в лицо». Дескать, пьяному море по колено.

Выдумка была очевидной, тем не менее, версию мадам Орловой-Шнеерсон вскоре поддержал французский романист Доменик Фернандез, написавший на этот счет собственную книгу «Суд чести», посвященную исследованию внезапной смерти Чайковского.

Фернандез отправился в Санкт-Петербург и провел свое собственное исследование в библиотеках и архивах. Однако, хотя и не нашел никаких документальных подтверждений сенсации, тоже поддержал ее версию о самоубийстве.

По его мнению, об этом будто бы свидетельствуют произведения самого Петра Ильича, в частности, драматическая сцена перед дуэлью Ленского и Онегина. Она, мол, исполнена такого мощного трагизма, что это-де и есть свидетельство внутренних мучений композитора, завершившихся самоубийством. Надо ли говорить, что такого рода «доказательства» не стоят и выеденного яйца? Шостакович, например, написал исполненную не менее мощного трагизма Седьмую симфонию, и жил в опаснейшие сталинские времена, подвергался травле, но умер своей собственной смертью. То же самое можно сказать и о Бетховене – другом авторе исполненной величайшего трагизма музыки.

Какие же «доказательства» своей версии приводит сама Орлова-Шнеерсон? Она ссылается на дневники композитора. Однако, как отмечают историки, тщательно проанализировавшие дневники Чайковского, в них нет никаких намеков на этот счет. Дневниковые записи лаконичны и сухи, там нет описаний душевных страданий и духовных мук автора. Вот пример таких записей: «Занятия. Михайлов-певец. Завтрак с Колей. Ходил за Бобиным портретом. Дома. Взял ложу в Малом театре для Алексея и С… Концерт. Симфония Римского-Корскова, увертюра Глазунова, Дютша…». И так далее.

Орлова-Шнеерсон цитирует некоторые «разоблачительные» письма, однако, при этом не сообщает об источниках их происхождения. По мнению исследователей, речь идет о совершенно очевидных подделках, поскольку стиль этих «писем» не соответствует стилю и образу мыслей композитора.

По свидетельствам современников и друзей композитора, Чайковский был деликатнейшим и скромным человеком, целиком поглощенным творческой работой. М. Иванов-Ипполитов в своих воспоминаниях писал: «А застенчивый до чего был! Его вызывают на сцену, а он спрятался за декорациями закулисными. Я кричу ему: «Петя, брось, иди же, зовут, неудобно!» - а он и голоса не подает. Пришлось объявить, что композитор уехал из театра…»

Чайковский работал с утра до ночи, целые дни проводил за роялем, был самым настоящим трудоголиком. В письме великому князю Константину он признавался, что «буквально не может жить, не работая». У него попросту не было времени для каких-либо похождений или посещения сомнительных заведений, что приписывает ему Орлова-Шнеерсон. С ним дружили и переписывались Антон Чехов и Лев Толстой, который гомосексуалистов яростно ненавидел. Никто из них никогда не делал никаких намеков на «особенности» Чайковского, хотя не могли о них не знать, если бы они имелись.

Композитор был глубоко набожным человеком, часто ходил в церковь, строго соблюдал все церковные посты. А верующий человек даже помыслить не может о самоубийстве.

Это самый страшный грех. Самоубийц церковь не отпевает и не хоронит. В жизни у Чайковского была великая любовь к женщине. Ею была итальянская певица Дезире Арто. Он даже писал письмо отцу с просьбой разрешить ему на ней жениться. Но свадьбу сыграть так и не удалось.

Женился же Чайковский на Антонине Милютиной, которая была его горячей почитательницей и буквально преследовала композитора. Вместе они прожили всего несколько дней, оказалось, что Милютина страдает психическим расстройством, и последние годы своей жизни она провела в психиатрической лечебнице.

Опубликовано интервью с президентом Московской психотерапевтической академии Михаилом Буяновым, изучавшим медицинские документы, связанные с композитором, который заявил: «В медицинских, в том числе в психиатрических кругах, никаких разговоров о гомосексуализме Чайковского не ходило. Более того, при его жизни такое обвинение вообще не выдвигалось». По мнению Буянова, Чайковский – типичный пример асексуала – человека, которому эстетически неприятны половые отношения в силу особенностей его натуры. Он был помешан на чистоте и гигиене, склонен к самобичеванию и самокопанию.

Конечно, Чайковский вращался в «голубой среде». Но незадолго до революции правящий слой в России вырождался и разлагался, что отражалось и на артистическом окружении, другой среды вокруг него просто не было.

Однако фальсификаторы выдвинули такую версию: мол, он это нарочно выпил зараженную бациллами воду, чтобы совершить самоубийство! Орлова-Шнеерсон утверждала, будто сам царь приказал Чайковскому покончить с собой, узнав о его якобы нетрадиционной связи. Однако царствовавший тогда Александр III глубоко уважал композитора, был всегда с ним прост и ласков, высоко ценил его дар и постоянно оказывал ему материальную помощь. Сохранилось письмо Александра III Победоносцеву: «Высылаю Вам для передачи Чайковскому 3000 р. Передайте, что эти деньги он может не возвращать. Александр». Для императора композитор сочинил Коронационный марш и Коронационную кантату. Государь ему за это пожаловал перстень с бриллиантом. Кроме того, царь назначил композитору пожизненную пенсию – огромную по тем временам.

Сам же Чайковский, как говорил знаменитый хореограф Джордж Баланчин, искренне любил государя, был монархистом и патриотом.

В письме к фон Мекк Чайковский так описывает представление «Евгения Онегина» в присутствии императорской семьи: «Государь пожелал меня видеть, беседовал со мной очень долго, был ко мне в высшей степени ласков и благосклонен, с величайшим сочувствием и во всех подробностях расспрашивал о моей жизни и музыкальных делах моих, после чего повел меня к императрице, которая в свою очередь оказала мне очень трогательное внимание». Император любил не только Чайковского. В его царствование начался расцвет и русской литературы, и живописи, и музыки, и балета. Но, кроме того, православный монарх никак не мог приказать своему подданному покончить с собой – мысль эта настолько бредовая и нелепая, что иначе, как злонамеренной провокацией это назвать нельзя.

А потому ясно, что запущенная из США лживая версия о «самоубийстве» Чайковского, – попытка дискредитировать не только великого русского композитора, но и царскую семью, обвинить императора в «деспотизме» и преследовании талантов, чего на самом деле, конечно, не было, в ложном свете изобразить русскую историю вообще.

Как заявил недавно министр культуры Владимир Мединский, резко опровергая грязные слухи вокруг биографии композитора, «нет никаких доказательств, что Чайковский был гомосексуалистом. Чайковский был величайшим русским композитором – это факт. Чайковский – гений».

Надо учесть и еще вот что: известно, что автор публикаций «откровенных» писем Чайковского, Соколов, сам сообщает в предисловии, что архивы, якобы принадлежавшие Чайковскому, дописывались его братьями. А его брат Модест был откровенным гомосексуалистом. Потому сразу возникает подозрение, что речь идет о подлоге.

Как утверждает латышский психотерапевт и сексолог Янис Залитис, нет никаких писем или воспоминаний современников о гомосексуализме Чайковского.

Бабушка Залитиса, Варвара Дмитриевна, служила в доме Петра Ильича в Клину. И внук заявил: «Если бы в доме Чайковского происходило что-то постыдное, этого нельзя было бы утаить» от слуг.

Поэтому сегодня имя великого русского композитора просто пытаются использовать «либерально-толерантная» публика, считающая верхом демократии легализацию однополых браков на Западе. Не более того.

Владимир Малышев

ertata

За свои злодеяния человек должен отвечать и нести соответствующее наказание. Случается, что некоторые умудряются избежать наказания. Но только не эти люди — они Читать далее : Каждому воздастся по заслугам ...

Если кто-нибудь, в духе нынешнего времени, вдруг решил бы составить объективный топ-100 величайших злодеев всех времен и народов, исходя только из числа погубленных ими душ, то, далеко обойдя одиночек, навроде Элизабет Батори, Джека Потрошителя, Черной Вдовы и Чикатило, а также убийц-политиков, навроде Ирода, Гитлера и Наполеона, список бы возглавила далеко не столь хорошо известная и на первый взгляд не столь одиозная женщина, глядя на портрет которой ни один физиогномист не догадался бы, что перед ним серийный убийца №1. Речь идет о Маргарет Сэнгер, которую у нас почему-то часто именуют на немецкий лад: «Зангер». В этом, впрочем, есть свой резон. Ведь идеи Сэнгер во многом созвучны нацистской расовой теории, а в отношении негативной евгеникии сегрегации «низших рас» — прямо совпадают.

В своей книге «Ангел смерти» известный современный американский журналист-пролайфер Джордж Грант называет приблизительное число жертв Маргарет Сэнгер. Благодаря внедрению абортивных, контрацептивных, стерилизационных и других человекоубийственных технологий, реализованных посредством основанной Сэнгер Международной ассоциации «Планируемое родительство», лишилось жизни два с половиной миллиарда человек.

С фотопортрета на нас умным взглядом смотрит миловидная, пожалуй, даже красивая женщина. К ней с любовью прижались ее двое детей — Грант и Стюарт. Дочка Пегги тогда еще не родилась. Сын Маргарет Сэнгер впоследствии продолжит ее дело. А внук Александр — возглавит основанную при ее жизни Международную ассоциацию «Планируемое родительство» (она же в некоторых переводах — Международная федерация «Планирование семьи», но это не совсем точное название).


Опять двойные стандарты? Для себя любимой — размножение, а для всяких «неполноценных» — небытие? Да, явно Маргарет Сэнгер начала истребление человечества не с себя. Поэтому ставить ее в один ряд с психопатическими саморазрушительными нигилистками, требовавшими «освобождения любви» (от деторождения) на вроде феминистки-лесбиянки Валери Соланас, явно не корректно. Перед нами расчетливый политик с длинной волей, не только тактик, но и стратег. Как же стала возможной Маргарет Сэнгер?

Ее биография довольно хорошо освещена в различных источниках. Вся деятельность Сэнгер была на виду, включая участие в британских оккультных организациях теософического толка, что не афишировалось, но и не скрывалось, равно как участие в бисексуальных оргиях под «управлением» отца британской сексологии Хэвлока Эллиса, который хотя и был импотентом, но так сказать, ставил опыты на «живом материале». Иными словами, Сэнгер на первый взгляд нечего было таить, а те моменты, которые могли бы опозорить любого другого публичного политика — становились ключевой частью ее общественного имиджа. Но, как говорил Эдгар По, хочешь что-то хорошенько спрятать, прячь на видном месте.

Многие ниспровергатели христианства и традиционных семейных ценностей происходили из благочестивых христианских, часто многодетных семей. Хорошо известно, сколько нигилистов дали русской революции семьи священников. Или, к примеру, такая одиозная фигура, как оккультист Алистер Кроули, называвший себя «Зверем 666», бывший содомитом и наркоманом, происходил из ультраконсервативной протестантской общины «Плимутских братьев». Маргарет Сэнгер следует искать тоже где-то в этом ряду.

Маргарет, в девичестве, Хиггинс родилась 14 сентября 1879 г. в типичной небогатой, даже, пожалуй, бедной американской семье в городишке Корнинг под Нью-Йорком. Ее мать, Анна Пёрселл Хиггинс, была ревностной католичкой и вся жизнь ее строилась вокруг семьи. Маргарет, бывшая шестым ребенком в семье — из одиннадцати рожденных детей — вплоть до своего совершеннолетия как могла помогала матери в уходе за младшими детьми, при этом с большим рвением посещала церковные службы и даже интересовалась духовной жизнью. Отец Маргарет, Майкл Хеннеси Хиггинс, работал простым каменщиком. Также будучи в свое время католиком, он под конец изуверился, стал атеистом, поборником женских прав и сторонником всеобщего бесплатного образования. Бедность семьи и отсутствие опоры в Боге привели его к депрессии. Он крепко запил. Напиваясь, он часто глумился над верой, иронизировал над духовным рвением своей жены и дочери, внушал детям нигилистические и социалистические идеи. Также на склоне лет запьет и сама Маргарет. Но это будет сильно позже.

Старшие сестры Маргарет оплатили ее учебу в колледже Клэйврэк. Но, как пишет в своей книге «Ангел смерти» Джордж Грант: «Как ни демократичны были порядки в колледже и как ни низка была плата за обучение, Маргарет, вкусившая вольной жизни, то есть радикальной кружковщины и свободного секса, вскоре перестала выполнять даже эти умеренные требования. Клэйврэк пришлось оставить и вернуться домой». Сторонники Сэнгер, напротив, настаивают, что Маргарет вернулась домой по просьбе отца, чтобы ухаживать за умирающей матерью.

Мать Маргарет умерла в 45 лет — от туберкулеза и одновременно с ним развивавшегося рака матки. После этого Маргарет окончательно оставила свой дом и семью. Болезнь и последующая смерть матери вкупе с атеистическими речами отца сильно повлияли на нее. Она становится ренегатом. Совершившийся в ней надлом сказывался всю последующую жизнь. До конца дней своих Маргарет старалась держаться подальше от родных мест. И все, что было в первом этапе ее жизни, стало вызывать в ней стойкое отвращение: это и вера в Бога, и многодетная семья, и даже просто милосердие.

Но Маргарет Хиггинс не сразу стала тем, кем мы ее знаем. Какое-то время она работала воспитательницей детского сада, а затем больничной медсестрой в пригороде Нью-Йорка. В одной своей книге Сэнгер пытается представить себя высококлассным специалистом, «хорошо обученной медсестрой», что легитимизировало бы ее в качестве руководителя такой колоссальной сети клиник как «Планируемое родительство». Однако Джордж Грант отмечает, что «на самом деле, максимум на что она была способна как медик даже в пору расцвета своего профессионализма — сменить простыню, вынести судно и сходить позвать заведующую». Честно говоря, можно только посочувствовать тем пациентам, за которыми ухаживала медсестра, прославившаяся впоследствии призывами к искоренению милосердия.

Кажется, именно в эти годы у ней сложились если не философские взгляды, то по крайней мере тот мизантропический эмоциональный фон, который и был впоследствии мотором для всех ее предприятий по истреблению человечества. На этом эмоциональном фоне в 1902 г. она выходит замуж за богатого нью-йоркского архитектора Уильяма Сэнгера, чьи деньги и станут стартовым капиталом для развития «контроля за рождаемостью». Они переезжают в собственный дом недалеко от Нью-Йорка. У Сэнгеров рождаются сначала мальчики Грант и Стюарт, затем дочь Пегги. Десять лет спустя дом сгорел и семья перебралась обратно в Нью-Йорк. Маргарет понимает, что у ней нет никакого желания возиться с детьми. С этих пор детей воспитывают ее сестры, а Сэнгер видится с ними лишь время от времени. Со старшим сыном, Грантом, в частности, она совершила поездку в СССР. Но большую часть времени она проводила в самостоятельных поездках и не виделась с детьми. Во время одной из длительных отлучек Маргарет от болезни умерла ее дочь Пегги.

В 1912 г. в Нью-Йорке она знакомится с социалистами-радикалами и анархистами: Джоном Ридом, да-да, тем самым автором «Девяти дней, которые потрясли мир», Эптоном Синклером, еврейской эмигранткой из России Эммой Гольдман, издававшей анархический журнал «Мать Сыра Земля» и распространявшей листовки, где пропагандировались свободный секс и контрацепция. Красная Эмма, или как ее еще звали, Красная Анархиня, становится наставницей Сэнгер. Та под ее руководством штудирует Маркса, Ленина, Кропоткина, Руссо, Толстого и в том числе уже упомянутого Хэвлока Эллиса, с которым годы спустя ее свяжут столь извращенные отношения. Красная Эмма также научила будущую контрацептивщицу тактике революционной борьбы. Маргарет начинает участвовать в митингах, стачках. Одна из ее первых побед — участие в руководстве стачкой массачуссетских ткачей, на сторону которых ей удалось привлечь всю общественность, включая президента, так что требования бастующих пришлось выполнить. Квартира Сэнгеров превращается в штаб, где бесконечно обсуждаются планы социального переустройства мира. В это же время Маргарет Сэнгер начинает ораторствовать. И главной темой ее пламенных речей становится «сексуальное освобождение» женщины. Всё это порядком достает мужа Маргарет, который в попытке сохранить брак увозит семью в Париж. Однако довольно скоро Маргарет, прихватив детей, сбежала от мужа обратно в Штаты.

Возненавидев Бога, затем многодетную семью, затем само милосердие, под конец она возненавидела даже брак как союз женщины и мужчины. Зарабатывать на жизнь она взялась изданием восьмиполосной газеты «Бабий бунт», выходившей с 1914 г. под лозунгом «Нет богов, нет господ». В это время она начинает использовать термин «контроль над рождаемостью». Излияния желчи по поводу «дегенеративного института брака», призывы к революционному террору и пропаганда контрацепции не могли долго оставаться безнаказанными в относительно консервативной — по нынешним меркам — стране. Особое внимание властей привлек памфлет Сэнгер «Ограничение семьи». Сэнгер после трех предупреждений получила повестку в суд за нарушение федерального закона о печати. Дело в том, что любые материалы об абортах и контрацепции тогда по закону приравнивались к распространению порнографической продукции. Сэнгер грозило 10 лет колонии. С этим надо было что-то делать. По поддельному паспорту она уезжает в Англию. Самое удивительное, что в это время брошенный муж в качестве нелегального почтового служащего в Штатах распространял памфлет свой женушки «Ограничение семьи», за что был арестован и месяц провел в тюрьме. Несмотря на то, что бедный Уильям полностью прогнулся под бесноватую жену и шел навстречу всем ее прихотям, в 1921 г. они всё же официально разведутся.

А Маргарет тем временем в Англии ныряла из постели в постель. Сначала Герберт Уэллс. Потом Бернард Шоу. Потом Арнольд Беннетт. Наконец, перверт Хэвлок Эллис. Тогда же она знакомится с идеями негативной евгеники (принудительные стерилизация и аборты для расово, физически и умственно «неполноценных», сегрегация), а также неомальтузианства (сокращение населения вообще с помощью абортов, стерилизации, контрацепции из-за опасности «перенаселенности» Земли и необходимости перераспределять ресурсы), которые идеально ложатся на всё то, чем она до этого момента была так увлечена. Сэнгер также связывается с розенкрейцерами и Неомальтузианской лигой, основанной преемницей Елены Блаватской, г-жой Анне Безант. Есть очень большая вероятность того, что тогда же она получила дополнительную поддержку от неких высших неизвестных. Это всего лишь догадка. Никаких прямых подтверждений тому нет. Но есть косвенные.

Весь XX в. считалось, что три доминирующие в мире идеологии — либерализм, коммунизм и фашизм — взаимно исключают друг друга. Но в последнее время вышло множество документальных книг, опубликован ряд свидетельств и документов, если верить которым, все три идеологии контроля над массами вышли из одной британской лаборатории. И Гитлер, и Ленин, и ряд других политических деятелей эпохи, согласно этим версиям, проводя «собственные» идеи, курировались британскими высшими неизвестными. И только, якобы, Сталину удалось переиграть своих кураторов. Не будем спешить с выводами, о ком именно идет речь, о Ротшильдах ли, о других ли не менее влиятельных теневых могуществах. Также не будем пока утверждать, так это или иначе. Но скажем так: в связи со всей этой всплывшей в последнее время фактологией встают многочисленные вопросы, включая вопрос о том: кому и зачем понадобилось раскрывать эти факты, которые, несмотря на свою сенсационность, остались почти незамеченными в современном море информации.

Так или иначе, но именно в Британии у Маргарет Сэнгер воедино сходятся три элемента ее идеологии. Неомальтузианство (либерализм), евгеника (фашизм) и права женщин (коммунизм). Всё это вместе и образует контроль над рождаемостью.

Настораживает тот факт, что после года пребывания в Британии она осенью 1915 г. возвращается в Штаты чуть ли не на белом коне, хотя ее там, казалось бы, должны были ждать арест и тюрьма. Ну уж по крайней мере ей бы здесь на время затаиться, пока шум уляжется. Однако Сэнгер начинает в массовом порядке импортировать из либеральной Голландии в США маточные колпачки — диафрагмы, что было гораздо более серьезным преступлением, нежели издание газеты с призывами к использованию контрацепции. Наконец, 16 октября 1916 г. Сэнгер открыла первую клинику планируемого родительства и контроля над рождаемостью в Бруклине. Чем еще может объясняться такая безпардонность, кроме как негласной, в том числе финансовой поддержкой Рокфеллеров? Впрочем, настолько демонстративно действовать в обход закона не позволено даже протеже крупнейших финансовых воротил. Через девять дней Сэнгер арестовывают. Судья был готов вынести мягкий приговор, если Сэнгер пообещает больше не нарушать закон. Однако она дерзко зявила, что не может согласиться с тем законом, который существует теперь. В результате ее приговорили к месяцу исправительных работ. Приговор, прямо скажем, не бей лежачего.

Выйдя из тюрьмы, она основывает Лигу контроля над рождаемостью. Тогда же она вновь предпринимает издание, только на сей раз уже не газеты, а журнала, хотя и с более «респектабельным» названием: «Обозрение контроля над рождаемостью». Сэнгер ездит по стране с лекциями, докладами, устраивает конференции. Она не гнушается ничем. Ищет себе союзников везде: в женских клубах, среди социалистов, рабочих, куклуксклановцев. Даже… в церкви. Поразительно, но ей дают выступать в протестантских церквях! В 1921 г. Сэнгер основывает Американскую лигу контроля над рождаемостью. А в 1922 г. совершает крайне успешный мировой тур с циклом лекций о контрацепции и проводит первую международную конференцию. Последнее стало возможным благодаря тому, что она вышла замуж по расчету за нефтяного магната Ноа Сли. Причем брачный договор был крайне унизительным для последнего. Маргарет оставляла за собой право полной независимости от мужа. Разумеется, за исключением финансовой стороны вопроса.

Сэнгер в то время не давала покоя идея возобновления клиники, занимающейся контролем над рождаемостью. Она ведет безконечные судебные тяжбы, подает апелляцию за апелляцией, пока наконец не добивается издания закона, разрешающего врачам прописывать своим пациенткам контрацепцию по медицинским показаниям. В 1923 г. она основывает Клиническое исследовательское бюро, которое фактически становится клиникой по контролю над рождаемостью. Формулировка «по предписанию врачей» позволяет фактически узаконить контрацепцию.

В 1928 г. в движении возник раскол, последствия которого были полностью устранены только через 10 лет. Вообще эгоцентричную Маргарет несколько раз пытались отстранить от руководства, но каждый раз убеждались, что без ее харизмы — никуда. «Сэнгеризм» на всех этапах оставался внутренней осью организации. Это сказалось и в том, что в настоящий момент Международной ассоциацией «Планируемое родительство» руководит ее внук Александр. Какая трогательная семейственность в такой антисемейной организации!

При этом планировщикам довольно затруднительно объяснить прогрессивной общественности, почему у них на пьедестал почета воодружена не просто сторонница, а ярая поборница концлагерей и насильственной стерилизации для расово неполноценных. Им есть что защищать и обелять. Но почему-то никто в «демократическом» обществе не спешит скинуть Сэнгер с ее пьедестала. Таковы гримасы современного «прогрессивного» американского общества. Меж тем, все факты на виду. Их достаточно, чтобы запретить само имя Сэнгер, подобно тому, как хозяева современного мира запретили свастику и лабрис итальянских фашистов, книги Гитлера и Розенберга. В 20-30-е гг. Сэнгер активно сотрудничает с нацистами. В ее ревю печатаются ученые-евгеники Третьего Рейха. Прежде всего Эрнст Рудин, гитлеровский евгеник, директор Германского института евгенических исследований. Печатаются и другие ученые-нацисты — Леон Уитни, Гарри Лаухлин, автор закона о стерилизации в нацистской Германии, Лотроп Стоддард. Трудно сказать, насколько идеи Сэнгер повлияли на Гитлера и других идеологов нацизма и «расовой гигиены», но то, что они полностью совпадают в главном — нет никаких сомнений. Гитлеровский план «Ост», разработанный для контроля над рождаемостью на восточных территориях, явно разрабатывался людьми, читавшими Сэнгер. Судите сами. В 20-30-гг. Сэнгер издает ряд книг, названия которых говорят сами за себя: «Стержень цивилизации», «Женщина и Новая Раса», «Моя борьба (!) за контроль над рождаемостью». Достаточно нескольких цитат, чтобы понять, о чем там идет речь.

«Самый благочистивый поступок, который может сделать мнодетная семья ради одного из своих маленьких детей — это убить его» (1920). «Службы по материнству для женщин в нищенских районах вредны для общества и для расы. Милосердие только и делает, что удлиняет нищету неприспособленных» (1922). «Ни одна женщина и ни один мужчина не имеют права быть матерью или отцом без разрешения на размножение» (1934). «Прежде чем добиться своей цели, евгенисты и все те, кто работает для улучшения породы, должны сначала способствовать контролю над рождаемостью. Так же, как зачинатели контроля над рождаемостью, евгенисты добиваются, например, помощи породе через устранение неприспособленных. Оба преследуют одну и ту же цель, но настаивают на различных методах» (1919). «Применять серьезную и твердую политику по стерилизации и сегрегации той части общества, чье наследство способно передавать потомству проблематичные черты. Готовить земельные участки и здания для этих сегрегированных людей, где их научили бы работать под наблюдением опытных инструкторов до конца их жизни» (1932).

Более, чем достаточно, чтобы не только запретить книги Сэнгер в законодательном порядке, но истребить саму память о ней…

В 1934 г. Сэнгер, начинавшая как социалистка и живо интересовавшаяся советским опытом, особенно относительно того, что касалось права женщины на аборт, контрацепцию и т.д., в составе большой американской делегации, руководимой — о, парадокс! — директором молодежной христианской волонтерской организации Шервудом Эдди (это всё равно что представить себе в совместной делегации в США епископа Пантелеимона и депутата Лахову), едет с длительным визитом в СССР. Въехав в Советскую Россию поездом Хельсинки — Ленинград, она посещает ряд городов: Москву, Горький, Сталинград, Ростов-на-Дону, Кисловодск, Орджоникидзе, Тифлис, Батум, Сухум, Ялту, Одессу. В СССР Маргарет Сэнгер интересовали прежде всего центры матери и ребенка, а также абортарии. Впоследствии в автобиографии она написала: «Я была не слишком желанной гостьей». Дело в том, что на встрече с Каминским (то ли самим наркомом здравохранения, то ли его секретарем-однофамильцем) она поинтересовалась, как в стране обстоят дела с политикой в области контроля над рождаемостью. Вопрос вызвал крайнее раздражение, так как после двух войн, мировой и гражданской, революции и голода 20-х гг. страна сильно потеряла в населении. Сэнгер ответили, что СССР заинтересован в увеличении числа рождений. Окончательно же разочаровало ее в стране Советов посещение центра матери и ребенка в городе Горьком, где висели многочисленные стенды о применении контрацептивов, но самих их было совершенно не достать. К тому же в советских абортариях первобеременных специальные консультанты отговаривали от абортов… Нижегородцы, давшие 70 лет спустя в лице Сергея Чеснокова и газеты «Вифлеемский глас» мощный отпор абортивной идеологии, стояли на страже русской рождаемости и в период советской власти. Разочарованию Сэнгер не стоит удивляться, ведь дело было за два года до принятия закона о запрете абортов и в год приезда планировщицы в Советскую Россию был введена уголовная статья за мужеложество и закрыт вредоносный по сути демографический институт. Следует ли считать случайным, что также в 1934 г. в СССР начинаются гонения на генетиков, которых руководство страны увязывало с нацистскими евгениками и видело за теми и другими британский заказ. Ведь академик Вавилов ездил с научной миссией не куда-нибудь, а в Великобританию. Стало быть, определение генетики как «продажной девки империализма» не столь уж одиозно и безпочвенно, как хотят представить разного рода «борцы с кровавым режимом»! А может быть, сам приезд Сэнгер, а еще точнее, задаваемые ею вопросы, которые вряд ли могли остаться незамеченными сталинским руководством, тоже не в последнюю очередь сдетонировали запрет абортов в 1936 г.? Здесь мы можем строить только догадки. Правды мы все равно никогда не узнаем.

В 1936 г. Маргарет Сэнгер добивается в суде отмены закона, запрещающего врачам выписывать своим пациентам средства контрацепции по их желанию. Это приводит к тому, что Американская медицинская ассоциация приняла контрацепцию в качестве обычной медицинской услуги. В 1939 г. Сэнгер по договоренности с властями — а чего вы еще ожидали? — реализует «Негритянский проект». Черные слишком стремительно размножались по сравнению с белыми, особенно в южных штатах, поэтому было решено туда направить нескольких специально обученных темнокожих пасторов с проповедью контрацепции в церквях. Успех, разумеется, превзошел все ожидания. Это доказывает, что церковные структуры далеко не всегда являются союзниками движения в защиту жизни. По крайней мере, это касается протестантских деноминаций.

В 1942 г., вопреки желаниям Сэнгер, но сообразуясь с духом военного времени и руководствуясь прежде всего нежеланием вызывать ненужные ассоциации с практиками нацистской Германии, движение было переименовано в Американскую ассоциацию «Планируемое родительство». В 1956 г. движение стало международным.

В 1966 г. Маргарет Сэнгер, пристрастившаяся под конец жизни к алкоголю и наркотикам, умерла. Но дело ее живет. А лучше б, как в том анекдоте, наоборот было. Международная ассоциация «Планируемое родительство» ныне имеет только в США 922 спецклиники и 167 филиалов. Сколько их в мире, пожалуй, затруднятся подсчитать даже сами сотрудники этой огромной организации. Конференции по населению ООН являются прямым продолжением программ Маргарет Сэнгер. В частности, первая из подобного рода конференций, прошедшая в 1927 г. в Женеве, когда даже и самой ООН-то еще не было, была организована при ее непосредственном участии.

Тяжелое наследие Сэнгер сказывается и в таких фразах, которые современным обывателям уже кажутся народными поговорками: «ребенок должен быть желанным», «нечего плодить нищету». Нечто похожее являет собой и так называемый «безопасный секс». Простите, безопасный для кого? Для женщины, нежелающей беременности? Для неродившегося ребенка? Риторика борьбы с абортами тоже характерна для планировщиков. Так они мимикрируют под усилившихся по всему миру в последние десятилетия активистов в защиту жизни. «Да, — говорят планировщики, — аборты это плохо. Давайте сделаем так, чтобы дети вообще не зачинались. Тогда и абортировать будет некого. Но вообще-то, между нами, девочками, женщина имеет право на аборт. Это ее МОРАЛЬНОЕ право». Поэтому аборт в их понимании тоже должен быть «безопасным». Звучит, как кощунство.

Напоследок необходимо сказать, что если бы Маргарет Сэнгер не было, ее «следовало бы выдумать». «Планируемое родительство» такой же вредоносный продукт элит, навязываемый человечеству в качестве обязательного, как сеть забегаловок «Макдональдс», «Кока-Кола» и «Пепси-кола» или компания по производству ГМО-культур «Монсанто». Это давно спланированная широкомасштабная война элит против человечества. В ней есть горячие, холодные, информационные и другие фазы. Но война не прекращается ни на минуту. И всякой войне нужны помимо генералов свои солдаты. А солдатами, как известно, не рождаются. Их «лепят» из наиболее подходящего «подручного материала». Одной из таких пригодных «заготовок» оказалась обаятельная душегубка Маргарет Сэнгер. Элиты лишь направили ее действия в нужное им русло, пролоббировали все ее начинания через «демократический» спектакль судов. И приняли все собственные разработки как нечто само собой разумеющееся. Иначе откуда такая слаженность действий? Ведь филиалы Международной ассоциации «Планируемое родительство» находятся в 186 странах мира… Впрочем, спектакль разыгрывается в современном мире не только относительно «планируемого родительства».

Но зачем элитам это нужно? Ответ на вопрос лежит на поверхности. Речь идет о ресурсах. О нефти, газе, еде, воде, лесах, почвах, металлах и минералах. При увеличении мирового населения перераспределение ресурсов складывается таким образом, что элиты, и так владеющие непропорциональной долей ресурсов, начинают вдруг недополучать какие-то тысячные доли процента. Но они и на это не согласны. Капитал готов жрать людей, но никогда не даст урезать себя. Жадность элит поддерживается намерениями населения стран «золотого миллиарда». Не раз на всякого рода людоедских конференциях по населению озвучивался тезис о том, что раз в странах «золотого миллиарда» рождается мало детей, значит так же должны ограничить рождаемость и все прочие народы. Земля, дескать, нерезиновая. То есть богатые отнимают у бедных и нищих даже то последнее, что у них есть — их детей. Просто потому, что им придется получать зарплату на 1 цент меньше. Кстати, «пролетарий», в изначальном латинском слове ознает того, у кого кроме детей ничего нет. Странам «золотого миллиарда» мало убить собственных детей. Им нужно убить как можно больше детей вообще, где только это возможно. Что там дальше? Лицензия на рождение ребенка? Принудительная стерилизация? Концентрационные лагеря? Здравствуй, прекрасный новый мир!

Олег Фомин-Шахов. Газета “Завтра”

ertata