К сожалению, тут произошла техническая проблема, вызванная злобными происками мирового империализма
А именно, экономические санкции привели к росту доллара, что привело к внезапному повышению тарифов, что привело к срыву автоплатежа, что привело к сбою в работе форума.
Сейчас все должно быть опять хорошо.
Обаму геть!

Вообще-то я не собиралась уезжать. Я ж тот еще консерватор: прислони меня к теплой стеночке, в руки дай книжечку, в зубы шоколадку, в уши – французскую песню (Щербакова) – и все: буду сидеть и испытывать щастье. В 1989 году счастье умножилось перестройкой: меня пустили во Францию наслаждаться французской песней вживую. Стало возможным читать лекции на эту тему, писать статьи и даже публиковаться в тоненьком, но респектабельном журнале. Не говоря уж о советском режиме, который, казалось, благополучно помер, обещая унести за собой в могилу все связанные с ним неприятные вещи. В общем, жизнь в конце 80-х годов засияла новыми красками.

А с другой стороны, появилась возможность (от всего от этого хорошего) уехать – в Израиль, в Америку. В Америку собрался мой старший брат Шурик с семьей: жена Аня, сын Дима (15 лет) и дочка Тата (5). Давайте и вы тоже, – говорил Шурик. А мы на тот момент представляли собой неполную семью в трех поколениях: мой 77-летний папа, семилетняя дочка Юлька и я. Не факт, что в таком составе нас жаждали видеть в Штатах – помнится, там предпочитали нормальные стандартные семьи. Шурик и Аня даже пытались познакомить меня с каким-то дачным соседом Леней, который тоже собирался в Америку – но что-то там не заладилось с обеих сторон. К тому же вот что удивительно: мне в эту самую Америку совсем даже не хотелось. Она представлялась мне огромным пространством, не то пустынным, не то стеклобетонным, и там царил мир чистогана в общем и одна сплошная коммерция в музыке – в частности. При всем моем антисоветском и андерграундном настрое – с чего бы это, спрашивается? Объяснений придумывается два. Во-первых, в моих французских дискурсах французская некоммерческая песня традиционно противопоставлялась американствующей попсе. Во-вторых, детство, пропитанное советской пропагандой – это вам все-таки не кот начхал: может, и остался там внутри какой-то осадочек. В общем, так или иначе – но пока мы никуда не ехали.

В США уезжали по израильской визе: летели как бы в Израиль (по приглашению от фиктивного родственника) через Рим или Вену, а там переоформлялись в Штаты. Однако скоро это им надоело (похоже, и США, и Израилю) – и Израиль договорился с Америкой, что пора мол и честь знать. Фиг ли вам в Америку, когда у вас родственники в Израиле – к ним и езжайте. Мой брат попал в первые ряды «отказников от Америки» – и таким образом оказался в Израиле. Они улетели из Шереметьево в октябре 1989 года.

Шурик, со свойственным ему тогда оптимизмом, утверждал, что Израиль даже лучше Америки – и всячески это подтверждал в письмах с новой родины. Если точнее, писал в основном Дима. Как вместо привычной картошки класс посылают на сбор апельсинов. И как в стране в середине мая вдруг настала дикая холодрыга: 25 градусов по Цельсию. Он шутил, конечно, и это действительно было смешно.

Шуриковой семье сильно повезло на заре эмиграции. Неисповедимыми путями именно их израильское телевидение выбрало, чтобы снять документальный фильм о типичной семье репатриантов. Так в том фильме и увековечилось, как они собираются, как сдают багаж на таможне. Как машут ручкой в Шереметьево... – нет, этого там нет, это только в моей памяти. И вот они уже в Израиле, учатся в ульпане, делают первые покупки на рынке, идут оформляться в свой первый банк, осваиваются в новой съемной квартире. По следам фильма семью находили коренные израильтяне, не привыкшие еще к массовой алие, всячески опекали и помогали. Некоторые до сих пор дружат с Аней. Ну а для меня эти кадры вообще бесценны: молодые Шурик с Аней (Шурика уже нет в живых), юный обаятельный Димка (на время сделавшийся Даном) и ангельский ребенок Тата. Анины родители тоже еще живы здесь – ну и Израиль, который теперь во многом другая страна. Сохраню тут ссылочки для себя: 1 и 2.

Впрочем, про фильм я тогда не знала – но образ южного рая, населенного приветливыми и радушными людьми, постепенно впечатывался в мозг. А знаки и намеки на то, что надо уезжать, следовали один за другим. Откуда ни возьмись, возникло вдруг общество «Память». Эта славная антисемитская огранизация, среди прочих богоугодных дел, затеяла борьбу против жидо-масонского заговора. И так эта борьба к весне 1990 года обострилась, что поползли слухи о грядущих еврейских погромах. Пришел бывший муж Миша и говорит: уезжайте-ка вы с ребенком от греха подальше – а я уж как-нибудь тут. Надежда Ивановна, мама моей подруги Ирки, обещала, что если что – она спрячет нас в своей квартире (благо по соседству), но все равно как-то было неприятно и прятаться не хотелось. Потом, через много лет возникнут слухи о слухах: якобы, информация о погромах нарочно распространялась Сохнутом в надежде подхлестнуть эмиграцию в Израиль. Можно ли категорически отрицать такую возможность? Ну, вот прямо уж так категорически не стану.

Однажды на улице я встретила подругу Элину. Совершенно случайно. Элина была в новеньком ярком желто-зеленом костюмчике, сшитом, как она объяснила, специально для отъезда на «нашу маленькую теплую родину». Никогда не забуду тот момент: будто что-то переключилось в моей душе. Ну да, конечно! Не в чужую большую холодную Америку, а туда и только туда: на маленькую теплую родину! Наверное, с этой самой минуты и можно отсчитывать сионистский стаж бывшего безродного космополита с французским уклоном.

Кстати, о сионистах вот еще что расскажу. У мамы была давняя и хорошая институтская подруга – Люся Мучник, по окончании мединститута они даже успели вместе послужить на фронте. Наши семьи дружили домами, а мы с Люсиным сыном Самуликом очень славно и познавательно общались. Десятилетний мальчик вдохновенно рассказывал про царей Израилевых и современную историю – а мне было и интересно, и неловко за темноту свою, и даже как-то боязно: запрещенная информация... Вот кто был настоящим сионистом! И Люся таки уехала в Израиль в 1970 году. А друг мой Самулик теперь известный раввин и художник, Шмуэль Мушник.

Возвращаясь к эпитету «теплая» – оно, конечно, мягко было сказано. Я, всегда страдавшая от жары больше всех, с надеждой спрашивала приятеля Женю Дворкина: «Правда, в Израиле не так уж и жарко?». Женя усмехался своей вальяжной усмешечкой и с глубокомысленным видом авторитетно отвешивал: «увы, Наташа, в Израиле жарко». Но когда человеку хочется, он же не внимает предостережениям, да? Забегая вперед, отчитаюсь: от жары я страдала первые два с половиной года, пока мы жили на съемных квартирах без кондиционера: сначала в Реховоте, потом в Рамат-Гане. С тех пор как у меня этот самый кондиционер дома, на работе, в машине и в общественном транспорте, страдания сошли на нет.

На этом месте Шехерезада прерывает свои речи, ибо слишком длинно получается. Продолжение следует.

По сообщению правоохранительных органов, первая информация о поджоге поступила в три часа ночи. Силы армии и полиции прибыли в деревню и приступили к изучению подробностей инцидента. В ночь на воскресенье,…

Запись Новости Израиля — Неизвестные подожгли жилой дом в деревне Дума впервые появилась Мифс - новостной обозреватель.

Прочитал у кого-то про автоматизацию производства и что роботы в очередной раз очень скоро позволят человеку не тратить время на длинный рабочий день.
И подумалась мне банальнейшая мысль - что миллионы трудодней тратится человечеством на усовершенствование абсолютно бесполезного досуга - например компьютерные игры.

Достижения науки освобождают человека от бессмысленного труда и он тратит появившееся время на бессмысленное времяпровождение.

В процессе написания опуса про эмиграцию раскопалась папка со старыми письмами. В данном случае «старыми» – значит старыми. Обнаружилось, что в пятом, не то в шестом классе я переписывалась с виртуальной девочкой Таней Виноградовой из Новосибирска. Судя по языку переписки, корреспондентка была найдена через мою английскую спецшколу. И вот однажды я неправильно написала адрес – и письмо ко мне вернулось. А не ошиблась бы – и не было бы этого поста.

Вот Таня мне пишет – чистенько, аккуратно! тоже, небось, отличница была.

А вот мое письмо (которое вернулось обратно). Школьный инглиш – это ладно. Но почерк, почерк! Неужели это я? Прямо слышно, как перо авторучки скрипит под моим старательным нажимом. А теперь поди разбери, что пишу....


Недостроенная Останкинская башня к сему прилагается – см. на нижнем конверте. Развивать, развивать непременно – все виды транспорта и связи. Башню достроили, телевизор уж так развился – мало не покажется.

И вот вдруг такое щастье от Тани: «я еду в Орленок!»

Не написала. По крайней мере, писем нету больше: ни из «Орленка», ни с дорожных станций. Или переписка прервалась из-за того недошедшего письма? Кто теперь поймет.

И где-то сейчас эта Таня? И Наташа та где?