Одним из самых загадочных моментов в истории употребления защитного вооружения в византийской армии является сообщение императора Константина Багрянородного в его трактате «О церемониях византийского двора». В этом источнике император перечисляет вооружение солдат, находящихся на кораблях: 70 κλιβανια, 12 λωρικια, и 10 λωρικια κοινα для экипажа дромона, 60 κλιβανια и 10 λωρικια (которые могли быть κοινα) для памфилоса и 10 κλιβανια, 2 λωρικια ψιλα и 8 λωρικια κοινα для экипажей хеландий [2]. Как видно из этого перечисления, в империи существовали три вида лорик, которые отличали друг от друга: λωρικια, λωρικια κοινα и λωρικια ψιλα.

Как убедительно показал греческий исследователь Т. Колиас, под термином λωρικια в византийской литературе следует понимать кольчугу [3]. Колиас так же предположил, что термин λωρικια ψιλα (тонкая) обозначает кольчугу, изготовленную из тонких и мелких колец [4].

Рассматриваемый меч обнаружен в 1950 г., во время раскопок одного из самих больших и богатых гнёздовских курганов (Ц-2). Он был согнут и сломан и в таком виде помещен в яму, вырытую в материковом основании кургана. По стратиграфическим данным яма с мечом соотносится с кострищем в подошве насыпи. Заполнение ямы состоит из кострищного слоя с небольшой примесью кальцинированных костей. Судя по состоянию деталей рукояти, сам меч в огне не был. Помещение меча в особое углубление на месте будущей насыпи, видимо, входило в подготовительный ритуал, связанный с трупосожжением. Предметов вооружения при разборке кострища не встречено, но среди других находок следует упомянуть: обломок равноплечей фибулы, обломок подковообразной фибулы с гранчатыми головками, глиняное пряслице, обрывок золотого плетения, вероятно, от парчовой одежды, бусы из стекла и серебряной проволоки, куски костяного гребня, а также бляшка, скоба, заклепки и другие предметы, частью в обломках и оплавленные. Здесь были лепной горшок с сожженными костями и обломки другого сосуда. В верхней части насыпи обнаружено еще одно кострище с довольно большим количеством предметов, из которых надо отметить обломки овальной фибулы (фибул ?). Руководитель раскопок Д.А.Авдусин рассматривал оба кострища как одновременные и датировал курган X в. (Авдусин, 1952. С.94. Рис. 26, 1, 28, б, 29, 4; 1957. С. 163-164, 179). Одновременность кострищ доказывается, по мнению Ю.Э.Жарнова, как стратиграфическими данными, так и нахождением в обоих кострищах обломков одного сосуда (Жарнов, 1992. С. 198-199).

В 1984 г. Государственный историко-культурный муэей-заловед- ник Московский Кремль приобрел раннесрсднсвековый меч. Он принадлежал семье С. М. Попова, дед которого до 1917 г. или сам нашел это оружие при раскопках кургана на территории тогдашней Новгородской губернии, или купил его там у крестьян. Более точные сведения о месте и обстоятельствах находки, к сожалению, неизвестны. Впрочем, одно уточнение возможно. Курганы, содержащие оружие, типичны для бывшего Тихвинского уезда упомянутой губернии. По-видимому, именно из этого района и происходил наш меч.

Культурный слой Новгорода насыщен артефактами, и каждый год полевых исследований приносит множество новых находок, дающих представление о самых разных cторонах жизни средневековых новгородцев. Но не только новые полевые исследования позволяют дополнить наши представления о материальной культуре древнего Новгорода. Как оказалось, тщательное изучение археологических коллекций, собранных при раскопках несколько десятков лет назад и принятых на хранение в фонды государственных музеев, также способствует обнаружению ранее неизвестных уникальных предметов.

При изучении оружия Золотой Орды основное внимание исследователи уделяют предметам защитного вооружения (Горелик. 1978, с. 90-101; Он же, 1983, с. 44-269; Он же, 1987. с. 163-208; Он же, 2010,’с. 251-269; Он же, 2010а, с. 28-43; Зеленский, 1998, с. 23-26; Кулешов, 2009, с. 165-173; Негин, 1004, с. 177-182). Схожая тенденция наблюдается и при изучении оружия племен Северного Кавказа (Схатум, Дымченко, 2003, с. 29-35; Схатум, 2003, с. 223-234; Он же, 2005, с. 334-342; Он же, 2011, с. 189-201). входивших в сферу влияния золотоордынского военного дела, и у которых набор вооружения во 2-й половине ХІІІ-1-Й половине XV вв. был аналогичным (Чахкиев, 1994, с. 14-15; Горелик, 2004, с. 293-300), а зачастую, и общим по происхождению (Березин, Нарожный, 2010, с. 200; Схатум, 2011, с. 192) с золотоордынским. Наступательное вооружение рассматривается, как правило, в общем контексте (Горелик, 2003, с. 240-242; Он же, 2008, с. 158-189; Измайлов, Недашковский, 1993, с. 72-86; Кулешов, Абызова, 2011, с. 92-100; Нарожный, Чахкисв, 2003, с. 126-137), и лишь немногие работы посвящены его самостоятельному рассмотрению (Винников. Цыбин, 1998, с. 95-98; Воронцов, 2006, с. 12-22;  Он же, 2009, с. 48-49; Он же, 2011, с. 59-62; Гаврилина, 1981, с. 120-135; Галкин, 1963, с. 239-240; Он же, 2007, с. 288-292; Горелик, 2004, с. 86-101; Малиновская, 1974, с. 132-175; Нарожный, Чахкиев, 2002, с. 4-9). Чтобы хотя бы частично восполнить этот пробел, в данной статье публикуются уникальный кинжал, обнаруженный в ходе археологических раскопок на территории Краснодарского края.