143 года назад родился Григорий Распутин, которого одни считали святым, а другие - дьяволом во плоти

Российская история богата на героев и антигероев, людей, которые при жизни разделили общество на их почитателей и лютых ненавистников. Среди них, бесспорно, числится и Григорий Распутин. Одни считали его старцем, достойным канонизации, а другие дьяволом во плоти. Родился он 10 января 1869 года в день святого Григория в селе Покровском Тобольской губернии в семье Ефима и Анны Распутиных.

О нём написано множество книг, как собранных по крупицам исторических документов, так и откровенно вымышленных. Среди первых писателей, кто обратился к образу Григория Распутина, был Алексей Толстой, который, в 1924 году, едва вернувшись после эмиграции в Советскую Россию, в соавторстве с историком Павлом Щеголевым опубликовал часть пьесы «Заговор императрицы».

Этот факт интересен тем, что историк Щеголев с марта 1917 года был членом Чрезвычайной следственной комиссии, учрежденной Временным правительством, главной задачей которой было расследование преступлений бывшей царской администрации. Благодаря этому Щеголев имел доступ к архивам царской охранки и принимал участие в следственных делах в отношении последних министров внутренних дел Золотарева и Протопопова и директора департамента полиции Белецкого. Также он был свидетелем допроса фрейлины Вырубовой, той самой, дневник который, опубликованный 1923 году в Париже, пролил воду на механизм принятия решений в царской империи.

По мнению авторов пьесы, Вырубова, собственно, пересказала и наполнила конкретикой некоторые слухи, и так известные обществу. В первую очередь, о том, что при дворе был некий центр единомышленников во главе с императрицей и Распутиным, который продвигал на министерские посты и в церковной иерархии своих людей и вмешивался в государственные дела, в том числе и военные.

В частности, фрейлина поведала историю банкира Дмитрия Рубинштейна, который, пользуясь прикрытием Распутина, через третьи страны поставлял русский хлеб в Германию во время тяжелейших боев наших войск с немцами. Помимо этого, «Митька», как ласково называл его Распутин, оказывал финансовые услуги по распродаже русских процентных ценных бумаг, находившихся в Германии.

Известно, что немцы из-за британской морской блокады крайне нуждались в продовольствии и в деньгах. Когда о делах финансиста стало известно, Рубинштейна «отмазали», и он вместо виселицы вернулся в свои многокомнатные апартаменты, с мраморными ванными и с многочисленными картинами, достойными лучших музеев мира.

А между тем, ситуация на фронтах день ото дня ухудшалась, несмотря на успешное начало военной компании. Воюя на два фронта, коалиция Германии и Австро-Венгрии в союзе с Болгарией сумела выбить русские войска из Галиции и Польши во многом благодаря настоятельным советам императрицы Николаю II по растягиванию фронта(? - Э.В.).

Немецкая артиллерия буквально «перемалывала» русскую пехоту. Из 15 миллионов мобилизованных русских солдат погибли около 2 миллионов, еще почти 4 миллиона было ранено и покалечено, 3 миллиона попали в плен. В результате кровопролитных боев монархия потеряла свою военную опору – гвардейские части. В тылу было не лучше, в 1915-1916 году хлеба на свободном рынке уже практически не осталось, во многих районах военные занялись реквизицией. То есть война коснулась практически всех.

Именно поэтому вести о жизни Распутина, в том числе в части влияния на царскую семью, действовали деморализующе на русское общество и армию. Слухи о «нехорошей квартире» в доме на Гороховой, 64 в Петербурге, в которой Распутин устраивал оргии, о его порочных связях с императрицей Александрой, о малодушии царя Николае II никак не опровергались.

Напротив, люди отчетливо видели причинно-следственную связь многих событий, как раз эти слухи подтверждающих. Столыпин, который в 1910 году лично отдал приказ о наружном наблюдении за Распутиным, год спустя был убит Дмитрием (Мордехаем) Гершковичем-Богровым.

Ранее, в 1907 году, большой общественный резонанс вызвало заведенное Тобольской консисторией против Распутина дело о «хлыстовстве». В январе 1912 года оно переросло в заключение той же Тобольской духовной консистории, в котором Гришка был назван «христианином, человеком духовно настроенным и ищущим правды Христовой». Это произошло после того, как епископ Алексий, близкий к императрице, сменил на полтора года, то есть на время расследования, епископа Тобольского Антония, который и обвинял Григория Ефимовича в ложном подходе к христианству.

Таких примеров множество, и все они вызывали самое настоящее уныние и отвращение в русском обществе.

Тех же, кто открыто вступали в противостояние с Распутиным, сразу причисляли к масонам, целью которых являлась травля царской семьи, поскольку они, масоны, «нашли слабое место – гемофилию наследника Алексея и хотели его погубить». Императрица была уверена, что спасти ее ребенка могли лишь чудотворные речи Распутина.

Современники того времени отмечают, что жизнь Александры Федоровны, в девичестве немецкой дворянки Алисы Гессен-Дармштадтской, превратилась в сплошной страх за своего сына. Это страх передался и Николаю II. Любые нелестные слова в адрес Распутина воспринимались, как прямые нападки на их Алексея Николаевича.

Всячески защищая Распутина, со временем и сама императрица Александра стала ощущать ненависть к себе со всех сторон. «Почему меня ненавидят? Потому что им известно, что у меня сильная воля и что когда я убеждена в правоте чего-нибудь (и если меня благословил Григорий), то я не меняю мнения, и это невыносимо для них. Но это - дурные люди», - однажды напишет царица Николаю II.

На исходе 1916 года её письма становятся злее и агрессивнее, поскольку она отчетливо видит явную опасность своей семье: «В Думе все дураки; в Ставке сплошные идиоты; в Синоде одни только животные; министры - мерзавцы... Дипломатов наших надо перевешать; разгони всех, назначь... новых министров... поскорей закрой Думу... Думу надо прихлопнуть; заставить их дрожать. Все они должны научиться дрожать перед тобой», - призывает она мужа к решительным действиям.

Ситуация вокруг Гришки Распутина накаляется настолько, что его убийство в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года во дворце Юсуповых на Мойке в Петрограде было встречено массовым одобрением, и даже ликованием.

Очевидно, что ответ на вопрос, кем же на самом деле был Распутин, является крайне важным с идеологической точки зрения. Владимир Ленин, комментируя правление Николая II, написал: «Этот материал рисовал страшную картину всеобщего разложения и моральной деградации, ...гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе».

Последователи же Распутина, напротив отрицают записки Вырубовой, мол, это слишком гнусно, чтобы быть правдой. Вдобавок многочисленные версии дневника явно противоречили исторической правде.

Но то, что Щеголев имел репутацию эксперта по последним годам Российской Империи, в то время не вызывало сомнений. Достаточно, вспомнить дело провокатора Окладского-Петровского, которое слушалось в Верховном Суде в 1925 году. Щеголев в рамках этого дела поведал о глубоко законспирированном агенте царской слежки Гогельман-Ландензан-Гартинг, выследившем в 90-х годах 19-го века в Петербурге кружок Истомина – Фойницкого. «Щеголев знает всё!», - потрясенный эрудицией историка, написал тогда корреспондент «Красной газеты», присутствующий на процессе.

Так вот, историк Щеголев, комментируя пьесу, сказал: «Опубликованные и неопубликованные материалы дали так много для пьесы, что нам почти не пришлось прибегать к выдумке».

Пьеса «Заговор императрицы» начинается без предисловия. В Трубецком бастионе 6 мая 1917 года заседает Чрезвычайная следственная комиссия, заседание которой начинается речью председателя: «Сейчас мы прикоснемся к тому главному и тайному центру, где в последние месяцы императорского режима делалась внутренняя политика. Этот центр – кучка изуверов и авантюристов, – я говорю о Вырубовой, Распутине, министре внутренних дел Протопопове, министре юстиции Добровольском, аферисте князе Андроникове, журналисте-охраннике Манасевиче-Мануйлове, банкире Дмитрии Рубинштейне, ювелире Симановиче и так далее, – эта пестрая компания возглавлялась императрицей Александрой Федоровной».

В отличие от современных писателей-историков Алексей Толстой писал о том, что ему было известно из собственной жизни, с учетом фактуры, предоставленной экспертом Щеголевым. Достаточно сказать, что пьеса с успехом шла на сцене Берлинского театра Эрвина Пискатора под названием «Распутин, Романовы, война и восставший против них народ».

По словам актера Н. Ф. Монахова, который играл роль Распутина в Большом Драматическом театре Ленинграда, спектакли пользовалась огромной популярностью среди зрителей благодаря узнаваемости недавних событий. Следует также подчеркнуть, что оформлением пьесы занимался академик архитектуры Владимир Щуко, пожалуй, самый востребованный петербургский архитектор, который проектировал загородные усадьбы высшей знати именно тогда, когда Распутин жил в северной столице.

В последствие на основе этой пьесы был составлен киносценарий «Заговор Распутина». Авторы сознательно изменили название и перенесли основное внимание на Распутина, как бы подчеркивая вторичную роль императрицы Александры Федоровны, по сути ставшей заложницей жизненной ситуации с больным ребенком.

Мнение о том, что Алексей Толстой сознательно искажал действительность по конъюнктурным соображениям, не соответствует действительности. Современники Толстого подчеркивали, что писатель, являясь по складу ума государственником, понимал, что последнего русского императора к личной трагедии и к национальной катастрофе привели беспринципность и слабоволие, приоритет узколичных интересов над государственными, правовая избирательность.

На снимке: Григорий Распутин с группой придворных дам.

Источник: РИА Новости

Многие из нас не в состоянии заставить проснуться героя, который живет в каждом из нас. Нас учат верить в то, что для того, чтобы стать героем, мы должны совершать по-настоящему благородные поступки или обладать сверхъестественными способностями. Только тогда мы сможем почувствовать, что наша жизнь наполнена некоторым высшим долгом.

Но если вспомнить величайших героев нашего мира, то можно заметить, что все они, прежде всего, были величайшими мыслителями. [...]