Совсем недавно я встретила у 
Veraprih запись о ее благополучном разрешении от бремени трудоустройства. И сейчас снова, как тогда, переживаю воспоминания о прочтении той новости и шлю лучи радости и поддержки. В связи с этим хочу рассказать о собственном подобном опыте. Только не о том, как я избавилась от оков работодателя, а о том, как нашла первую любимую работу.
Было это три года назад и было это чем-то сродни откровению свыше, выходу в астрал или божественному пенделю. Я тогда была без работы, стояла на бирже и мягко сказать была в панике тк найти в нашем городе работу довольно сложно. Близкие стращали нищетой и неоплаченной коммуналкой, чуть ли не голодной смертью. Я была согласна на любую работу по специальности или около того. Была зима и я только закончила крайне неприятную беседу по вакансии бухгалтер, где моим начальником должна была стать девица младше меня (а мне тогда было 21). Я была унижена и свирепа, но нужно было идти беседоваться дальше. В огромном здании нашего завода на проходной я потерялась и спросила вахтера о нахождении моей очередной потенциальной работы. Дядя посмотрел на меня жалостливо:
-А, так ты к армянам устраиваться собралась? Прозвучало это так, словно я добровольно от полной финансовой безнадеги иду в какое-то страшное сексуальное рабство к извращенцам. Честно скажу – мое сердце дрогнуло. Вмиг в голове промелькнули суеверный страх и брезгливость. Но вот что странно. Я, которой только дай повод усомниться, вместо того чтобы развернуться и уйти – взяла и не дрогнула! Это был самый не похожий на меня поступок во всей моей жизни. Я пошла. Ничего не зная о должности, о сфере деятельности компании, о зарплате. Только, что иду к нерусским. И все равно пошла.
Меня встретила женщина в белом халате и белом же колпаке на голове, что было уже неожиданно. И повела меня страшными темными коридорами-складами. Но неожиданно тьма расступилась и мы оказались … в цеху! Нос мне защекотал бесподобный и ни с чем несравнимый запах свежего хлеба, выпечки и сладкого. Встретившая меня женщина оказалась начальником производства, которая решила устроить мне маленькую экскурсию, раз уж все равно нам идти через цех. Запах был просто убийственно на все соглашающий. Я решила, что обязана здесь работать на любых условиях. С начальником производства мы друг другу понравились сразу, хотя она была старше меня на 25 лет. Она привела меня к главбуху, которая была старше меня на все 50. Странная сухая женщина, в последствии сыгравшая со мной злую шутку. Перебросившись парой слов и убедившись, что я знаю с какого конца подходить к 1С, она задала самый провокационный вопрос за всю историю моих собеседований: "Ты водку пьешь?". Разумеется, тест я провалила, ответив честное «Нет». Но меня сочли пригодной и наконец-то подвели к директору. Звали его Армен Михайлович. Отчество его было столь непроизносимо в русской речи, что его звали просто Михайлович. Это был седой довольно длинноволосый мужчина лет 60, с прекрасным носом и спокойными манерами. Он мне так понравился, мне вообще так все понравилось, что я его перепугалась до чертиков и едва могла говорить, боясь, что меня не возьмут в этот рай на земле. Но взяли и велели приходить завтра на работу.
Так я стала работать бухгалтером на кондитерском предприятии. Никто про него ничего не знал, потому что вся продукция уходила в Москву. Работа была непыльная, бухгалтерская первичка и некоторые функции секретаря. Но почему-то я полюбила ее всей душой. Я видела, как делаются с ноля эти вафельки, общалась с теми кто их делает и кто их покупает. Видела, как начальник производства придирчиво ищет у поставщиков именно то сырье, которое нужно. Видела, как в цеху девочки вручную что-то с изделиями колдуют и складывают в коробочки. Общалась с водителями, которые эти коробочки отвозят по всей стране (не шучу). Видела, как серьезно и с большой ответственностью сам директор относится к производству. Он мог прийти в цех и дотошно ходить мимо линий, делая замечания или бракуя целые партии из-за малейшего изъяна. Я не могла безразлично к этому относиться.
Коллектив был чудесный. Я, на редкость ассоциальный и необщительный человек, передружилась со всем штатом, из которого русских было только четверо. Все остальные - яркие представители южных республик слабо говорящие по-нашему. С главным бухгалтером и начальником производства мы болтали как закадычные подружки. С главным технологом постоянно разговаривали на философские и теологические темы. В цеху мне в карманы (а я тоже носила халатик) пихали вкусняшки. Я была так сердечно рада и счастлива всем этим людям, что просто летела на работу и порой задерживалась там допоздна. Я видела, что эти люди меня по своему любят, что директор в своей армянской молчаливости меня ценит.
Платили мне по факту 2000 рублей. Зарплату задерживали месяцами, и давали как могли – весь фонд делили по-братски, чтобы никого не обидеть и хоть по 2000 но выдать всем. Фирма была на самом сложном этапе, когда вопрос собственного помещения решал вероятность собственно существования. Армян у нас в городе, как выяснилось, не любили. Я заставала времена, когда нашему цеху недоброжелатели обрубали на недели электричество. Я заставала разборки, когда «с гор спускались воевать целые кланы» - у них с этим просто, брат за брата. Мы со всеми нашими конвеерами переезжали трижды. Я строчила бизнеспланы на кредиты, чтобы строить свои корпуса, чтобы крутиться, выживать. Мне было так не все равно, словно это моя фирма, словно от этих вафелек зависит весь мир на земле.
За полгода работы стала членом большой семьи. Меня любили, неприкрыто и по-армянски. Норовили увезти в гости на родину пэрсиков и мандарынов. Сватали всем родным и пытались взять седьмой женой, сокрушаясь о моем незамужестве. Сначала я страшно стеснялась и побаивалась их нерусской речи, путала имена и фамилии, с опаской поглядывала на смуглую внешность. Надо мной посмеивались, но не злились. Я тоже любила всех и каждого, помогала постоянно всем и в любом деле: с уборщицей мыла посуду после дегустации, с главбухом делала ее не относящуюся к фирме подработку, морально утешала технолога в ее нелегкой ситуации с мужем, всему цеху писала сочинения детям в школу по литературе и русскому. Да, я была бухгалтер и была совершенно не обязана делать все остальное. Мне там, по сути, вообще не платили! Я там вообще не была официально трудоустроена! Но я всегда носила директору в кабинет кофе, когда ему требовался секретарь, бегала с водителями по фуре, ориентируя погрузку, разговаривала с поставщиками в час ночной, даже в цеху трубочки лепила как-то! И мне было не просто не влом, мне было в огромную радость участвовать в жизни этого производства. Я была согласна помочь везде, где меня попросят, предложить свою помощь везде, где была возможность.
...Когда заболел папа, именно на работе меня поддержали первыми. Не могли поднять зарплату, даже выдать путью не могли - я сама видела, что денег нет - но поддерживали как умели...
Друзья, родители, даже мой парень, слушая мои восторженные рассказы, пытались бить в колокола и спасать меня из армянского рабства. С их точки зрения меня попросту обдурили, прозомбировали и использовали, нашли сговорчивую дурочку, которой и платить не надо. За меня боялись, зная, что я работаю у нерусских. Меня не понимали и не пытались. С их точки зрения работа, где не платят зарплату, не работа вовсе.
Спустя столько лет я знаю, что все у них хорошо и вафельки до сих пор поддерживают мир во всем мире. Как-то осенью я шла по улице и меня окликнули. Это был Арсен, один из многих Арсенов, упрощенных для произношения. Как он в меня сразу вцепился! И все рассказывал, и сокрушался, и машинально опять замуж звал. Пытался тут же дозвониться директору, чтобы меня взяли в штат, но я отказалась. Это был самый прекрасный трудоустройственный опыт в моей жизни. Полгода в кондитерском цеху дали мне больше, чем весь мой трудовой стаж с его зарплатами и выслугами. Я поняла, что деньги не имеют ни малейшего значения. Сфера труда не имеет ни малейшего значения. Настоящая работа это что-то больше чем восьмичасовой оклад. Это больше чем просто интересное приятное занятие. Это больше чем дружный коллектив, в котором тебе непротивно. И как ни странно – такая расчудесная работа существует в природе даже в таком далеком провинциальном краю, как мой. Ее просто нужно не испугаться.
- Когда я была маленькой, я была такой ранимой и открытой для всего.
И я думаю, что я просто хочу почувствовать это снова. Я хочу, чтобы мне снова было 16.
- Робин, это самая глупая вещь, которую я когда-либо от тебя слышал. Ты хочешь, чтобы тебе снова было 16? Я посмотрел твое первое видео Робин Спарклс тысячу раз, и не потому что я горжусь тобой, как друг, а потому что ты выглядела там полной дурой. Но сейчас. Брось, посмотри на себя! Ты самый замечательный человек, которого я когда-либо знал.
Ну ладно, второй по замечательности, конечно.
