ДНР создала своё ТВ (жми на баннер)



200 мифов о Сталине

Еще в 1940-х годах И.В. Сталин заявил: «Я знаю, что, когда меня не станет, на мою голову выльют не один ушат грязи, на мою могилу нанесут кучу мусора. Но я уверен, что ветер истории все это развеет!» Смертельная схватка антисталинистов с «мертвым львом» продолжается и поныне. Его постоянно пытаются убить вновь и вновь, выдумывая всевозможные порочащие его имя и дела мифы, а то и просто стряпая грязные фальсификации. Но сколько бы противники Сталина ни стремились превратить количество своей лжи и клеветы в качество, у них ничего не пучится. Человек, принявший страну в дымящихся руинах, а оставивший после себя величайшую державу мира, никогда не будет вычеркнут из истории.

Автор уникального пятитомного проекта военный историк А.Б. Мартиросян взял на себя труд развеять 200 наиболее расхожих мифов антисталинианы, разоблачить ряд «документальных» фальшивок. Первая книга проекта — «Сталин и Великая Отечественная война».


Миф № 2. Еще в 1930-е годы Сталин пытался вступить с Гитлером в тайный сговор, для чего направил в Берлин в качестве торгпреда своего земляка Д. Канделаки (так называемая «тайная миссия» Канделаки).

В возникновении этого мифа повинно столь громадное количество различных деятелей, что всех перечислить просто невозможно. Вполне достаточно будет ограничиться упоминанием имени главного реаниматора этого мифа в позднесоветское и первое постсоветское время. Это известный историк-германист и публицист Лев Александрович Безыменский. Именно он реанимировал этот миф на страницах своих многочисленных публикаций и книг, хотя как специалист прекрасно знал всю его подноготную, которая, к слову сказать, в случае ее серьезного, профессионального освещения, не давала оснований для крупномасштабных пропагандистских спекуляций. Увы, но Л.А. Безыменский не удержался. А вслед за ним не удержались и многие другие, профессионально не желающие «зрить в корень». И поскольку нам с ними не по пути, то в корень-то мы все-таки заглянем.


Итак, едва только Великобритания привела Гитлера к власти, как тут же, несмотря на пролонгированный Гитлером еще на пять лет Договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г., началось резкое ухудшение германо-советских отношений. За 11 месяцев только 1933 г. советское посольство в Берлине направило МИДу Германии 217 нот протеста. Иные посольства за всю историю своего существования не представляли ни одной такой ноты, а тут — целых 217 всего за одиннадцать месяцев одного года. То есть по 20 нот ежемесячно, а за вычетом выходных и праздничных дней обоих государств, едва ли не каждый день.

Очень сильно пострадали торгово-экономические отношения между двумя государствами. Только за первую половину 1933 г. советский экспорт в Германию сократился на 44 %. То же самое происходило и далее, причем в еще больших размерах. Одновременно резко сократился и германский экспорт в СССР. Торговое соглашение между Германией и СССР от 2 мая 1932 г. было объявлено гитлеровским правительством недействительным. А ведь торгово-экономические отношения СССР с Германией были едва ли не стержнем всей системы внешнеэкономических связей Советского Союза того времени.

Образовавшийся вакуум в торгово-экономических отношениях Германии с СССР стремительно и целенаправленно заполняли Англия и США. В апреле 1933 г., а также 10 августа и 1 ноября 1934 г. были подписаны новые англо-германские соглашения — об угле, валютное, торговое и платежное. Последнее соглашение, кстати говоря, очень любопытно. Дело в том, что по нему Англия взяла на себя обязательство, в ответ на каждые 55 фунтов стерлингов, затраченных Германией на покупку товаров Англии, покупать в Германии товаров на 100 фунтов стерлингов и оплачивать их валютой. Проще говоря, Англия стала усиленно накачивать гитлеровскую Германию, чтобы направить ее вооруженную экспансию на Восток, против СССР. А вскоре начались и массированные поставки продукции двойного назначения, в том числе вооружений.

К слову сказать, совершенно известно, что уже после привода Гитлера к власти германские военные проходили стажировку в британской армии, в том числе и в британских ВВС. Советы же прекратили всякое сотрудничество в военной сфере сразу же после привода Гитлера к власти, а вот Великобритания — распахнула все двери для этого. Франция, в свою очередь, «любезно» поставляла свои танки «Рено» Адольфу Гитлеру. Причем в таких количествах, что просто торговлей оружием это не назовешь. Только в 1935 году в Германию было поставлено более 400 французских танков. Великобритания и США поставляли различные типы военных самолетов и авиадвигатели, всевозможные технологии двойного назначения и т.п. Не отставали и другие «светочи демократии». Так что тем, кто сдуру-то «выковал фашистский меч в СССР», надо внимательней изучать историю.

Однако все это «цветочки». «Ягодки» пошли чуть позже. Первым делом и в срочном же порядке из Германии, точнее, с ее топливного рынка вышибли СССР. На Западе уже давно поняли, что будущая война — «война моторов», а моторам требуются нефть и нефтепродукты. Так вот, если советско-германские смешанные общества «Дерунафт» (поставки нефти) и «Дероп» (поставки бензина и керосина) практически полностью покрывали потребности Германии в нефти и нефтепродуктах, то в какую сторону могли полететь германские самолеты, пусть даже и сделанные в Англии и в США, и куда могли двинуть импортные «германские» танки?! Причем без какого-либо влияния Кремля. Едва ли не до умопомрачения устрашая себя однозначным в ее понимании ответом на этот вопрос, Великобритания предприняла отчаянную акцию по вышибанию СССР с германского топливного рынка. 3 марта 1933 года в Москву из советского посольства в Берлине поступила срочная телеграмма, в которой говорилось: «Получены сведения об инспирации поджога рейхстага Детердингом, надеющимся в результате обострения борьбы с коммунизмом и СССР в Германии добиться изгнания «Дероп» и осуществления нефтяной монополии. Предполагаются участниками его агенты. Детердинг действовал совместно с Герингом». Это тот самый Детердинг — всемирно известный нефтяной «король», глава международного нефтяного концерна «Ройял Дач Шелл», член Комитета 300, который еще в 1926 г. пытался организовать вооруженное нападение на Советский Союз консолидированными силами Запада и всевозможной уголовной падали из числа эмигрантов.

Детердинг оказался настолько «способен взять на себя осуществление британской нефтяной политики», что устроил поджог рейхстага как прелюдию к антикоммунистическому погрому в Германии! Потому как это был единственный способ вышибить СССР с топливного рынка Германии. Ибо, мягко говоря, из-за неумных действий Коминтерна и советской бюрократии (точнее, партократии) едва ли не на каждой бензоколонке Германии сидели дармоеды — постоянно вмешивавшиеся в ее внутренние дела и сильно раздражавшие местную полицию агенты Коминтерна, не говоря уже о членах Компартии Германии. Спровоцировав в результате поджога рейхстага антикоммунистическую истерию в Германии, Детердинг добился того, что руками гитлеровских штурмовиков в кратчайшие сроки были разгромлены как «Дерунафт», так и «Дероп». Германский нефтяной рынок перешел под контроль западных монополистов, прежде всего «Ройял Дач Шелл». Чуть позже, с третьих плацдармов подтянулись и американские «акулы» нефтяного бизнеса. В сущности всеми сторонами выполнялся приказ Комитета 300.

В результате проведенной Детердингом крупномасштабной блицоперации по вышибанию СССР с германского нефтяного рынка, Великобритании удалось решить глобальные задачи по предотвращению скорого выравнивания Советским Союзом своего платежного дисбаланса и перехода на положительное сальдо во внешнеторговом обороте с Германией. Но самое главное, что тогда удалось сделать Великобритании, так это предотвратить дальнейшее тесное переплетение германской и советской экономик за счет практически полного подрыва нефтяной политики СССР в Германии, а тем самым и лишить Советы возможностей какого бы то ни было влияния на фюрера по торгово-экономическим каналам. Экономический союз между СССР и Германией пугал Великобританию куда больше, чем и без того полностью иллюзорный призрак якобы возможного стратегического союза между двумя государствами. По настоянию экономического отдела МИДа Великобритании во главу угла была поставлена задача категорического недопущения опасного в ее понимании сближения Германии с Россией на почве торгово-экономического сотрудничества. В обычно именовавшихся «Экономический аспект внешней политики» докладах упомянутого отдела британского МИДа из года в год эта задача фигурировала не просто как приоритетная, а как основополагающая, что подчеркивалось в каждом документе. На языке МИДа Великобритании это называлось «экономическим умиротворением» Гитлера.

На передовые позиции в торгово-экономических отношениях Германии с внешним миром вышли Великобритания и США. Цель — в срочном порядке подготовить нацистскую Германию к вооруженной экспансии на Восток, против СССР. Сталин прекрасно это видел и понимал. И когда после успешных англогерманских переговоров в марте месяце 1935 г. в Москву пожаловал участвовавший в них лорд-хранитель печати Антони Иден, а Сталин, к слову сказать, документально точно знал, что там наобещала Гитлеру Великобритания, то, встретившись с посланцем Лондона, Иосиф Виссарионович достаточно резко «отстегал» бриттов. В ответ на ерническое заявление Идена о том, что-де Англия совсем маленький остров, а соответственно от него мало что зависит, Сталин ответил следующее: «Да, маленький остров, но от него многое зависит. Вот если бы этот маленький остров сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла — мир в Европе был бы обеспечен». В ответ Иден как воды набрал в рот. А что ему оставалось делать — ведь Сталин был абсолютно прав. Иден это прекрасно понимал.

С описанной выше ситуацией в советско-германских торгово-экономических отношениях и связано направление в Берлин на важный пост торгового представителя СССР старого приятеля Сталина - Давида Владимировича Канделаки. Как правило, банальной служебной командировке Канделаки буквально навязывают таинственный смысл некой миссии в целях достижения некоего тайного сговора с Гитлером. Однако это полнейшая чушь. Если уж и усматривать в чем-то миссию, то реальный, без подделок и фальсификаций смысл его банальной служебной командировки в Берлин лежит на поверхности — положить - таки начало нормализации торгово-экономических отношений между двумя государствами, ранее вполне неплохо сотрудничавших на этой стезе. Потому-то Сталин и выбрал своего земляка и старого знакомого, чтобы в Берлине быстрее бы сообразили, что если торгпредом приехал человек Сталина, то, следовательно, все вопросы нормализации торгово-экономических отношений будут решаться по-сталински, в ударном темпе. В таком смысле Канделаки можно считать порт-паролем Сталина, то есть его неофициальным посредником в официальном статусе. Но в Берлине этому дали, к сожалению, совсем иную трактовку. Хуже того. Стали использовать это обстоятельство не только в антисоветских целях, но и даже в ущерб собственным же интересам. В результате с «миссией» Канделаки до сих пор увязывают предысторию Договора о ненападении от 23 августа 1939 г., выставляя ее, как пролог к нему, а также как якобы предтечу якобы незаконной ликвидации заговора Тухачевского.

Секрет же превращения банальной служебной командировки Канделаки в некую тайную миссию состоит в следующем. Во-первых, еще до того, как Берлин положительно ответил на агреман Москвы о назначении Канделаки новым торгпредом, все, что надо и не надо было, сообразила узкая каста советских дипломатов-германофилов, которая с давних времен занимала руководящие позиции в наркомате иностранных дел. Причем эта каста была разделена как бы на два лагеря: на ярых сторонников Троцкого — эту группу возглавлял заместитель наркома иностранных дел Н.Н. Крестинский, и просто сторонников безоглядного германофильства без какой-либо политической ангажированности. Во-вторых, еще одну трактовку задач Канделаки на-гора выдала каста наркоматовских западников англофильской ориентации во главе с наркомом иностранных дел СССР М.М. Литвиновым, хотя соображать тут было нечего. Сталин специально направил новым торгпредом своего земляка и давнего знакомого, чтобы не замыленным старинным германофильством, а свежим взглядом он проанализировал бы ситуацию. И далее, отметая как германофильство, так и характерное для англофильствовавшего Литвинова злобное германофобство, по мере возможности определить, что и как можно сделать для улучшения торгово-экономических отношений между двумя странами. Ведь Канделаки был свободен от игравших тогда колоссальную роль этноидеологических наслоений.

Как известно, с первых дней советской власти и практически до начала мая 1939 г. в советских дипломатическом и внешнеторговом ведомствах работало большое количество евреев. Конечно, нет ничего плохого в том, что евреи были массово задействованы в этой сфере. Если уж начистоту, то у них действительно немалые таланты в этой сфере. Плохо было то, что их этнические соображения, к тому же нередко навеваемые извне, зачастую брали безальтернативный верх над государственными интересами. Прикрытые же еще и социалистической пропагандой того времени, они практически не поддавались какой-либо нейтрализации, хотя, как известно, во внешней политике и внешней торговле нет и быть не может места этническим эмоциям. Иначе это не дипломатия и не внешняя торговля, а примитивный базар с беспрерывной руганью и оскорблениями.

Но каста есть каста. Потому и неудивительно, что при выработке политики СССР в отношении Германии, а ее стержнем в то время были торгово-экономические отношения, ибо в политическом плане сотрудничать с нацистами Сталин и так не собирался, в формально именовавшемся Максимом Максимовичем Литвинове практически всегда безальтернативно верх брал смотревший на эти проблемы с узко местечковых позиций Мейер Баллах Финкельштейн. А если учесть еще и его дореволюционные связи с англосаксонским Западом, в том числе и с некоторыми тайными структурами последнего, то нередко получалось, что он исполнял функции информирующего агента стратегического влияния Запада. Литвинов практически постоянно «сливал» на Запад всю информацию, касавшуюся советско-германских политических и особенно торгово-экономических отношений, причем зачастую не только конфиденциальную, но и попросту секретную.

В анналах британской разведки фигурирует некий агент под псевдонимом «Д-57», поставлявший в 20-30-е гг. прошлого века англичанам исключительно важную информацию внешнеполитического характера. По оценкам самих же британских историков СИС, она должна была исходить по меньшей мере из ближайшего окружения наркоминдела М. Литвинова либо от него самого. А в этой связи придется вспомнить, что в свое время Литвинов не только женился на англичанке. Это, так сказать, любовь, к этому не придерешься. Он ведь еще и сидел у англичан в тюрьме. Но не просто сидел, а обеспечивал, как отмечает один из лучших современных историков Н.А. Нарочницкая, в РСДРП «англосаксонскую связь» в годы Первой мировой войны и немало потрудился в Лондоне и США, чтобы война вплоть до революции была успешной для Антанты и во всех аспектах разрушительной для России. Кстати, он обеспечивал не только «англосаксонскую связь», но и поддержание контактов с британскими сионистами, поскольку весь период своего пребывания на британских островах очень тесно общался с наиболее влиятельными представителями еврейской общины Англии. В свое время не без их помощи М. Литвинов был выслан, несмотря на требования царского правительства, именно в Англию после того, как был арестован в Париже за попытку легализации «экспроприированных» в России 250 тысяч царских рублей. Впоследствии его обменяли на арестованного в Москве известного по истории британского шпиона Б. Локкарта. Со времен той отсидки у него сложились особо доверительные отношения с сотрудником Форин офис Реджинальдом Липером, впоследствии возглавившим дипломатическую разведку МИДа Великобритании.

Между тем, и это вновь следует особо подчеркнуть, именно специализирующиеся на изучении истории своей разведки британские историки отмечают чрезвычайно высокий уровень попадавшей в Лондон разведывательной информации из СССР. Конечно, с абсолютной уверенностью утверждать, тем более прямо идентифицировать «Д-57» с М.М. Литвиновым пока невозможно, но именно пока. В основном из-за того, что СИС не рассекречивает архивные данные, по которым срок давности уже давно минул. Молчит и наша Служба внешней разведки, хотя в материалах великолепной «кембриджской пятерки» лучших агентов советской разведки наверняка найдется нечто любопытное и на этот счет. Да и не только там. Могу сказать лишь одно. По опубликованным ныне материалам Форин офиса и Комитета имперской обороны Англии виден поразительно высокий уровень точнейшего знания многих нюансов советской внешней политики 20-х — 30-х гг., причем именно на тех направлениях, которые более всего болезненно интересовали Великобританию. Какими бы проницательными ни были британские дипломаты и шпионы, но без хорошо информированной агентуры такой уровень точнейшего знания не обеспечить. А ведь, к слову сказать, на базе такого точного знания Великобритания совершенно уверенно действовала на четкое упреждение советских внешнеполитических шагов вне зависимости оттого, предпринимались ли они по линии НКИД (МИД), Коминтерна или разведки. Она действовала именно так, как действуют лишь блестяще информированные о действиях противной стороны государства. Только одно это уже вынуждает более чем серьезно отнестись к мнению британских историков.

Немалую роль в превращении банальной служебной командировки Канделаки в некую тайную миссию сыграла и особая специфика поведения отечественных дипломатов в загранкомандировках. Она вообще не зависит от политического режима. Это сугубо профессиональная специфика. Дело в том, что по указанию Сталина Канделаки опекали резидентуры НКВД и ГРУ, что было оправдано, ибо в противном случае он долго входил бы в курс дела. Но кто хоть раз бывал в долгосрочной загранкомандировке хоть при Советах, хоть после, прекрасно знает, что за «любовь» царит между обычным персоналом загранучреждений и теми, кто находится под опекой разведывательных резидентур. А тут на это накладывался еще и факт того, что это человек Сталина. Поэтому неудивительно, что одним из «первоисточников» мифа о «тайной миссии» Канделаки стали сплетни в самом полпредстве СССР в Берлине. А уж как они дошли до ушей соответствующих инстанций того же нацистского руководства, и вовсе не секрет: в любом государстве мира контрразведка внимательно слушает, что болтают в посольствах и торгпредствах других стран, а уж гестапо-то тем более слушало. Правда, все эти отчеты о прослушивании своевременно попадали в руки советской разведки, так как ценный агент советской разведки «Брайтенбах» с давних пор аккуратно отслеживал всю ситуацию вокруг советской колонии в Берлине. Но за этим же внимательно следили и резидентуры британской и французской разведок.

Своим рождением миф о тайной миссии Канделаки в немалой степени обязан и не в меру длинному языку Н.И. Бухарина. Этот безмозглый и трусливый «ленинский гвардеец» решил, очевидно, «тряхнуть стариной» и встал на скользкий путь тривиального инициативного шпионажа. По свидетельству Оффи, помощника американского посла в Москве (тогда им был У. Буллит, вскоре переведенный в Париж), именно «Коля Балаболкин» (так Троцкий презрительно называл Бухарина) в 1935 г. сообщил им обоим, что Сталин якобы ведет секретные переговоры с немцами и «тянет в сторону союза с Германией». «Балаболкин» в то время был лишен доступа к секретной информации и сам знал только с чьих-то третьих слов. Но он настолько был пустобрех, что попросту не понимал, что не надо было изобретать велосипед. В наличии имелся пролонгированный до середины 1938 г. советско-германский Договор о нейтралитете и ненападении от 24 апреля 1926 г. Но ведь это же был широко известный факт, а «Балаболкину» надо было сделать перед американцами вид, что-де он хорошо информированный человек. Вот и набрехал с три короба, даже не понимая простой истины, что пока два государства ведут переговоры по каким-либо вопросам, информация об этих переговорах по определению закрытая. Это не обусловлено особенностями политических режимов в ведущих переговоры государствах. Это обычная, испокон веку существующая практика. И обусловлена она лишь одним — слишком много в мире желающих стать третьим, вставляющим палки в колеса. Вот и все.

В следующем, 1936-м году «Балаболкин» вновь настучал тем же американцам по этому же вопросу, а при выезде в том же году в Париж за архивом Маркса разболтался на эту же тему и в кругах русской эмиграции. А уж эта-то была нашпигована не только агентурой НКВД, но и всех основных разведок Европы, особенно английской, французской и германской. Трезвон пошел по всем разведывательным каналам. Ну, не идиот ли?!

Однако наибольшее значение имеет то, что, в-третьих. В этом третьем факторе в мгновение ока в единое целое слилось такое, что и вовсе не приходится удивляться появлению мифа о некой тайной миссии Канделаки.

Потирая руки в связи с практически полным изгнанием СССР с нефтяного рынка Германии, Детердинг в начале 1935 г. договорился с Гитлером о поставке нефтепродуктов производства «Ройял Дач Шелл» в объеме годового рейхс-потребления! Вы только вдумайтесь, что он предложил и о чем договорился с фюрером! Вся и без того крайне резко ускоренными темпами милитаризировавшаяся экономика Германии, все ее вооруженные силы, в том числе даже еще и не созданные как таковые соединения и рода войск сажались на британскую нефтяную «иглу»! Не надо быть ни политиком, ни экономистом, чтобы понять, что за этим последовало бы. Особенно для СССР. Управление всей агрессией Германии в эпоху «войны моторов» было бы сосредоточено в руках даже не самой Великобритании, что само по себе было бы уже очень плохо. Оно было бы сосредоточено в руках именно свихнувшегося на зоологическом антисоветизме и русофобии члена Комитета 300 — Генри Детердинга! Немалую лепту внес и Английский банк — этот со своей стороны взялся гарантировать обеспечение нацистскому рейху кредитов на закупки стратегических материалов, в частности меди, алюминия, никеля, хрома и марганца. Между тем глава Английского банка того времени — Норман Монтегю — также являлся членом Комитета 300.

Именно в этот момент масла в огонь подлили еще и лично Гитлер, а также глава Рейхсбанка Яльмар Шахт. Да так, что вся Европа встревоженно загудела. Дело в том, что достаточно быстро Гитлер вынужден был осознать, что в такой ситуации вся его антиверсальская политика не трещит по швам, а попросту лопнула. Ну, о какой антиверсальской политике он мог говорить, если экономика Германии держалась только на крупномасштабных экономических «инъекциях» версальского недруга Германии?! И сугубо по конъюнктурным соображениям Гитлер сделал вывод о том, что в своем антикоммунизме и антисоветизме он не только сильно перегнул палку. Односторонняя торгово-экономическая ориентация на версальских недругов ставила его в остро зависимое положение от унизивших Германию бывших победителей в Первой мировой войне.

Гитлер протрубил конъюнктурный отбой. Уже 20 марта 1935 г. торговое представительство СССР и Рурский комитет германской экономики подписали соглашение об общих условиях поставок товаров из Германии в Советский Союз, а 9 апреля было подписано и соглашение о кредите в 200 миллионов марок сроком на пять лет. Кредит предоставлялся на приобретение «оборудования фабрик, всевозможных машин, аппаратов, оборудования для нефтепромышленности и химической промышленности, продуктов электротехнической промышленности, судов, средств передвижения, транспортных средств, измерительных приборов, лабораторного оборудования, запасных частей». В обмен — поставки советского сырья, в том числе железной руды, нефти, марганца, некоторых цветных металлов и т.п.

Едва только это кредитное соглашение вступило в действие, Гитлер, судя по всему, решил пойти дальше и еще более сбалансировать торгово-экономические отношения Германии с внешним миром по географическому признаку, в том числе и с СССР. Во время одной из весенних (1935 г.) встреч с Д. Канделаки глава Рейхсбанка Я. Шахт по поручению фюрера предложил, а чуть позже подтвердил свое предложение о готовности Германии предоставить СССР кредит в размере уже одного миллиарда марок!!! По тем временам просто неслыханный объем кредита. Для сравнения: по своему принципиальному значению это примерно то же самое, что и кредит в 100 миллиардов марок! А если учесть, что кредит в таком объеме предлагался сроком на 10 лет, то, очевидно, нет необходимости специально пояснять, что до 1945 г. войны точно не было бы! Но разве Запад, особенно Великобритания, были заинтересованы в этом?!

Едва только предложение о кредите поступило, Литвинов и К° немедленно перешли в контратаку и, без преувеличения, всеми силами стремились помешать его практической реализации. Литвинов устроил форменный разнос торгпреду СССР в Германии Канделаки и советскому послу в Берлине Якову Сурицу. В категорической форме потребовал прекратить всякую активность в этом направлении — в его инструкции по данному вопросу прямо говорилось: «От дальнейших разговоров на тему о кредитах уклониться и письменного подтверждения не добиваться»!

Более того. Литвинов поступил как истинный информирующий агент стратегического влияния Запада. Во-первых, тут же «слил» информацию о предложении Шахта насчет миллиардного кредита французскому послу в Москве Альфану! А ведь это была секретная информация! И касалась она внешнеэкономических интересов СССР! Во-вторых, в письме от 27 июня 1935 г. послу СССР в Чехословакии Александровскому Литвинов очень вежливо, но, по сути, приказал первому сообщить об этом президенту Чехословакии Э. Бенешу. Так и написал: «…Было бы полезно официально сообщить Бенешу о предложении германского правительства касательно предоставления нам финансового кредита в миллиард марок сроком на десять лет с тем, чтобы мы расплачивались рудой, нефтью и марганцем. К этому нужно добавить, что, заподозрив в этом предложении германский маневр и не нуждаясь в предлагаемом кредите, мы это предложение отклонили…». То есть Литвинов вторично разгласил секретную информацию и потребовал от посла в Чехословакии передать ее президенту этой страны. Да еще и попутно подчеркнуть, что-де СССР заподозрил что-то и потому отклонил это предложение.

Однако нет никаких данных, что руководство СССР заподозрило что-либо. Нарком иностранных дел СССР Мейер Баллах Финкелыптейн, он же Максим Максимович Литвинов, взял на себя слишком много. Ни в ЦК, ни в Политбюро этот вопрос не обсуждался. Следовательно, отказ от такого предложения — это сугубо его, узко местечковая реакция агента стратегического влияния англосаксонского Запада. Ко всему прочему следует иметь в виду, что 5 мая 1935 г. Канделаки было передано одобренное Сталиным указание, как далее развивать тему об этом кредите. С учетом данного факта получается, что Литвинов противопоставлял себя не только трезвой политике Сталина, но и интересам СССР. Без санкции советского правительства сообщить такую секретную информацию главам Франции и Чехословакии — значит сознательно разгласить ее перед всем Западом, а, следовательно, преднамеренно нанести серьезный ущерб внешнеполитической и внешнеэкономической безопасности СССР! Ведь советский посол в Берлине — Яков Суриц — прямо писал ему, что «единственным средством смягчения антисоветского курса является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами. Нам, по-видимому, ничего другого действительно не остается, как терпеливо выжидать и продолжать усиливать и развивать нашу экономическую работу. Усиление ее на базе последних предложений Шахта выгодно обеим сторонам. Этим и только этим объясняется благословение, данное Шахту Гитлером…».

Как и Литвинов, ЯКОБ Суриц был евреем, но ведь совершенно очевидно, что он мыслил и действовал как действительно компетентный и сознающий свою высокую ответственность посла человек и советский гражданин, озабоченный обеспечением интересов своей Родины. Литвинов же, напротив, действовал именно так, как будто постоянно получал зарплату и соответствующие инструкции по меньшей мере из экономического отдела МИДа Великобритании. В таких условиях достичь своего «миттельшпиля» ситуация с Канделаки была не просто обязана, а именно же в кратчайшие сроки. Так оно и случилось.

Вот тут-то как раз и получилось, что факт недавнего вступления в должность нового советского торгпреда и сыграл свою роль, в чем непосредственно повинен уже Шахт. Намереваясь узнать от Канделаки реакцию советского правительства на предложение о миллиардном кредите, Шахт, по сути дела, лично сгенерировал первый импульс, который мгновенно привел к возникновению мифа о некой тайной миссии Канделаки. Во время беседы с Канделаки на одном из приемов Шахт заявил, что он будет и впредь твердо держаться курса на углубление хозяйственных отношений с СССР, создав тем самым полностью ложное впечатление, что речь якобы идет о продолжении какого-то курса, хотя речь-то шла только о реакции на предложение об этом кредите, что было понятно обоим. Но не тем, кто это слышал. А раз непонятно, но речь идет о чем-то очень значительном, то, естественно, пойдут слухи.

Вот как раз это и надо было Шахту. Потому что параллельно он решил обыграть сильные опасения Великобритании и легким шантажом по поводу возможного возобновления экономического сотрудничества Германии и СССР сбалансировать-таки одностороннюю зависимость Германии от финансово-экономических инъекций Запада. Вполне естественно, что заявления Шахта не остались незамеченными, в том числе и со стороны британской разведки. Представленная тогда в Берлине лучшими своими асами, она зафиксировала как сам факт такой встречи и беседы, так и факт удивительных высказываний Шахта. Ну, а после того, как с подачи Литвинова по Европе пошел трезвон насчет миллиардного кредита, бритты и вовсе стояли едва ли не в прямом смысле на ушах. Вот так и было положено начало мифу о якобы тайной миссии Канделаки.

Реакция со стороны Великобритании последовала незамедлительно — в мае 1935 г. в деловой прессе Великобритании прозвучал следующий мотив: «Без Англии в качестве платежного учреждения и без возможности продлить сроки кредитов, Германия не смогла бы осуществить свои планы… Снова и снова Германия отказывается от своих обязательств, публичных и частных, но она продолжала покупать шерсть, хлопок, никель, каучук, нефть, пока ее потребности не были удовлетворены, а финансирование закупок проводилось прямо или косвенно через Лондон». Проще говоря, Берлину откровенно погрозили пальцем — мол, не дури, коричневая собака, коли столько имеешь от нас!

Более того. Зафиксированный британской разведкой диалог между Шахтом и Канделаки произошел на фоне только что состоявшегося — 2 мая 1935 г. — подписания между Советским Союзом и Францией договора о взаимопомощи в отражении агрессии. В сочетании с пролонгированным два года назад советско-германским договором о нейтралитете и ненападении сложившаяся ситуация не могла не вызвать у Лондона подозрений в том, что происходит некая реанимация событий почти полуторадесятитлетней давности. Ведь в свое время и советско-германскому договору 1922 г., более известному как Рапалльский, предшествовало, к слову сказать, франко-германское Висбаденское соглашение от октября 1921 г. Тогда по факту все выглядело как создание некой неподконтрольной Великобритании геополитической конструкции, не укладывавшейся в рамки британских интересов. Тогда министра иностранных дел Германии Вальтера Ратенау из-за этого убили, а Ленина на редкость «своевременно» хватила сильнейшая кондрашка. Аналогичная ситуация создалась и в мае 1935 г. — Великобритания всерьез заподозрила то же самое. Тем более что развитие этой ситуации дополнялось еще и подписанием сопряженного с франко-советским договором аналогичного по содержанию советско-чехословацкого договора от 16 мая 1935 г. Тут уж всякое лыко было в строку. Великобритания всерьез стала подозревать о конструирование некоего трансевропейского геополитического альянса с участием ведущих стран Западной, Центральной и Восточной Европы, в котором Великобритания уже не сможет играть привычной для нее роли суперарбитра в европейских делах.

В этот же момент подсуетился еще и Гитлер. 21 мая 1935 г. фюрер произнес свою пресловуто знаменитую речь о миролюбии, в которой предложил всем странам заключить с нацистской Германией договора о ненападении. В той конкретной ситуации это могло способствовать только укреплению британских подозрений о том, что речь действительно идет о конструировании некоего трансевропейского геополитического альянса. Как само собой разумеющееся, из подобных подозрений вытекал вывод о бесперспективности ее потуг по устроению Второй мировой войны! В результате и без того, в представлении Лондона, якобы не беспочвенные слухи о какой-то тайной миссии Канделаки сами собой стали приобретать некое якобы убедительно зловещее значение. Ну, а дальше произошло то, что и должно было произойти. При содействии британской разведки и дипломатии по всей Европе покатился тайфун различных домыслов, слухов, сплетен, догадок и т.п., которыми до беспредела были забиты все информационные каналы разведок и посольств. Короче говоря, все получилось прямо по Шекспиру: «Развесьте Уши. К Вам пришла Молва. А кто из Вас не ловит жадно слухов?» Особенно, если это касается Германии и России, хотя бы и Советской. В глазах Запада Москва всегда виновата.

Вот так родился и зажил собственной жизнью совершенно беспочвенный миф о некой «тайной миссии» Канделаки, на базе которого слепить миф о некоем тайном сговоре, при его же содействии, между Сталиным и Гитлером оказалось проще пареной репы Британская разведка — невероятный мастак на подобные штучки. А тогда она совместно с британским МИДом психовала, пытаясь предотвратить материализацию даже тени намека на нормализацию советско-германских торгово-экономических отношений.

Потому как в действительности-то в соответствии с ранее секретным советским документом от 12 марта 1935 года речь шла о намерении поддержать и использовать выражавшего интересы наиболее трезвомыслящих могущественных финансовых, деловых и военных кругов Германии Я. Шахта против Гитлера. То есть, в сущности-то, не без активного содействия Литвинова и К° британская разведка предотвратила мирное удаление А. Гитлера с политической сцены Германии и Европы.


Мартиросян А.Б. 200 мифов о Сталине.
Мартиросян А.Б. 200 мифов о Сталине. (продолжение)
Миф № 1. Сталин помог Гитлеру прийти к власти.

ertata

Джозеф Бонанно приехал в Америку с родителями с Сицилии в возрасте трех лет, но затем его семья вернулась в родной город Кастелламаре дель Гольфо. Он провел там подростковые годы, пропитался мафиозными традициями и в студенческие годы в Палермо, после того, как Муссолини пришел к власти в 1922 г., стал радикалом-антифашистом. Бонанно был вынужден бежать и […]

Иван Поддубный уже давно стал символом силы и непоколебимой воли. Путь этого человека к мировой известности нельзя назвать простым, но он смог стать знаменитым, не вступая в сделки с совестью. О нем ходили легенды, свою силу он сохранил до самой … Continue reading →

«Неизбывное благородство, аристократизм души, бунинско-набоковский, в нём живёт естественно. Для этого ему не нужно никаких усилий. Это и есть он сам» (Кинорежиссёр Сергей Соловьёв)

«Сергей Бондарчук как-то посмотрел на мои руки и сказал: "Слушай, как же ты будешь князя с такой "лопатой" играть? У него же ручки-то маленькие...

Я: "Сергей Фёдорович, ну, других нет... "

"Ладно, перчатки наденем". Руки у меня отцовские, рабочие, я люблю делать всё своими руками»









«Любовь к маме он пронёс до конца своей жизни. Конечно, это чувство менялось с годами: из любви-страсти трансформировалось в любовь-привязанность, любовь-привычку. Но жить без неё отец просто не мог» (Анна Тихонова)

Сентиментальный стоик

Вячеслав Тихонов играл почти сплошь положительных персонажей, которые совершенно не наскучивали зрителю. Может, всё дело в том, что ему было о чём сказать, даже когда он не произносил ни слова?

Давайте, - предложила я дочери Вячеслава Васильевича, Анне, - отойдём от стереотипа, сложившегося у зрителей: Тихонов - исключительно серьёзный, хоть и мягкий человек. Было в нём нечто такое, что он обычно скрывал от посторонних глаз?

- Как-то осенью мы с папой и мамой собрались на подмосковный рынок, который находится недалеко от нашей дачи. Отца обычно везде узнавали, и передвигаться рядом с ним было сложно. Поэтому в тот раз мы с мамой, шутя, сказали ему, что будем ходить по рынку отдельно. Папа согласился, но пообещал, что никто его не узнает. Надел то ли кепку, то ли панамку, не помню, тёмные очки, старую куртку, намотал на шею шарф, взял зонтик-трость и вышел из машины. Я и мама шли меж торговых рядов впереди, отец на расстоянии нескольких метров сзади. В какой-то момент мы обернулись - поодаль вышагивал, выбрасывая трость вперёд, пожилой господин, всем своим видом и походкой напоминавший обнищавшего аристократа, неожиданно подавшегося в клоуны. Люди вокруг, открыв рты, смотрели на этот цирк, и хотя не все, наверное, узнали за маскарадным костюмом отца, остаться незамеченным ему не удалось. Пришлось снова раздавать автографы на каких-то талонах, денежных банкнотах, пачках из-под сигарет и тому подобном.

Не знаю, разыгрывал ли он тогда нас с мамой, окружающих людей или развлекал самого себя. Наверное, всё вместе. В детстве и юности отец был парнишкой разбитным, не «ботаником». Дома не сидел: его воспитывала улица. Мальчишеская компания, павловопо-садское детство... И в зрелые годы в нём хулиганства было достаточно. Одной нашей знакомой, жене крупного чиновника из Госплана, отец на её семидесятилетие сделал необычный подарок - настенный календарь, который привёз из-за границы. Развернул его на виду у гостей, и все увидели фотографию миловидной девушки, похожей на юбиляршу, с обнажённой грудью. «Компромат из "органов" прислали! - объявил отец. - Это Татьяна Александровна в молодости». Сейчас ей уже 97 лет, но календарь по-прежнему висит в её спальне над кроватью.

В отце бродили хулиганистость и бесшабашность, как в его герое Матвее Морозове из картины «Дело было в Пенькове». Жаль, что таких ролей у него больше не было! Ему почти не предлагали играть характерных, комедийных персонажей, хотя он мечтал об этом. И классики сыграл всего ничего, а какие могли быть, например, чеховские персонажи в его интерпретации, можно судить по короткой киноновелле Сергея Соловьёва с папиным участием, которую мало кто видел.

Какие у вас детские воспоминания об отце?

Когда мне было года два-три, мы жили в высотке у «Красных ворот», и он вечером брал меня на руки, подносил к окну. Мы смотрели вниз на бежавшие по Садовому кольцу машины, потом говорили им «Спокойной ночи, машинки», и я отправлялась в кровать. Но отец редко бывал дома: как раз, когда я родилась, у него начались съёмки в «Семнадцати мгновениях весны». Он и позднее много снимался, часто уезжал в экспедиции. Мы оставались вдвоём с мамой, жизнь текла себе. Но вот должен был приехать папа... А надо вам заметить, что в нашей семье всё было настроено на него. Как деревья поворачиваются к солнцу, так у нас всё оказалось обращённым к отцу. Моя жизнь, мамина, бабушкина, дедушкина были, по большому счету, подчинены ему. И я даже воспринимала наше существование в отсутствие папы так, будто оно имеет одну-единственную цель: его приезд домой. Тут-то и начиналось главное. Если я была у бабушки с дедушкой, меня срочно везли домой или на дачу. Папа подъезжал к дому на машине, требовательно гудел клаксон, и я, опережая всех, неслась отпирать ему ворота...

Ваш папа сам водил?

Сам. Мог своими руками ремонтировать автомобиль. И труд физический был для него привычен, вырос-то в рабочей среде. Мог и дров наколоть, и печку растопить, и воды принести - у нас тогда на даче был колодец, воду набирали при помощи «качалки». А что касается машины, то отцу нравился даже запах бензина. Когда мама сразу после заправки нашего автомобиля говорила, что пахнет бензином, папа улыбался: «Ты что! Неужели тебе не нравится?»

Вспоминаю, как на даче отец и Станислав Ростоцкий возились со своими машинами, и было видно, что им это нравится. С Ростоцким, снявшим папу в фильмах «Дело было в Пенькове», «На семи ветрах», «Доживём до понедельника», «Белый Бим Черное ухо», отец очень дружил. Они иногда ссорились, даже кричали, потом какое-то время не разговаривали, но всегда мирились. Умели друг под друга подстроиться. Станислав Иосифович, в отличие от папы, был человеком шумным, компанейским. Казалось, что его много, поэтому отец, находясь с ним в компании, мог расслабиться, зная, что Ростоцкий станет «руководить» застольем.

А без него кто руководил?

Папа. Он был тамадой наших посиделок с родственниками и друзьями. Все внимание сосредотачивалось на нём. Кстати, отец любил иногда режиссировать некоторые жизненные моменты. Были мы с ним как-то на Красной площади с какой-то делегацией - отец иногда брал меня на полуофициальные мероприятия - и вдруг увидели, что идёт девочка, окружённая людьми, среди которых репортёры. Это была американка Саманта Смит, написавшая письмо Андропову. Папа достал конфетку и сказал мне: «Пойди, угости Саманту». Я застеснялась. Тогда отец меня буквально подтолкнул в сторону Саманты, и мне ничего не оставалось, как подойти и дать ей конфету. Она мне что-то сказала, я что-то ответила, и тот случай запомнила на всю жизнь, а папа этого, наверное, и хотел.

В быту он был нетребовательным?

Избалованным точно нет - не с чего: в его родительской семье жили скромно. У отца и потом случались в жизни периоды безденежья. Даже когда средства появились, ему в голову не приходило покупать какой-нибудь антиквариат. И не терпел засилья мебели, большого количества вещей в доме, предпочитал такой европейский минимализм. Он вообще был человеком европейским. Не олицетворением советского гражданина, обласканного властью, каким его часто представляют, и не диссидентом, а именно европейцем, и моя мама оказалась ему в этом близка. Отец часто бывал за границей, возвращался в восторге, например, оттого, что там с машин не снимают «дворники», потому что их не воруют. Уважал размеренный комфорт повседневной европейской жизни. Но всегда из всех поездок за рубеж тянулся домой. Он по сути своей был человеком домашним.

Когда этот дом образовался?

Однажды я спросила папу, уже на склоне его лет, как он выбирал себе жён. «Никого я не выбирал, меня выбирали», - ответил отец. Не знаю, почему он так ска-ал, наверное, имел в виду то, что ни первый, ни второй раз нарочно к браку не стремился. И после расставания с Нонной Мордюковой он вообще не думал о женитьбе, был занят работой. Романы случались и даже серьёзные, но отец не очень любил о них рассказывать. Даже я, ставшая ему со временем самым близким собеседником, почти ничего не знаю о женщинах, с которыми его сводила судьба в тот период жизни, когда он оказался свободен. Если только о Дзидре Ритенбергс, с ней у папы был роман до того, как она встретила Евгения Урбанского. Но там в итоге что-то не сложилось.

С дочерью Анной

До мамы отец общался в основном с актрисами, потому что его средой был кинематограф. Но по своему человеческому складу папа от многих актёров отличался, к примеру, тем, что любил уединение, тишину, был человеком достаточно уравновешенным. Нет, он мог негодовать, но всегда по делу, после того как долго-долго терпел. Папа был таким, что для меня, признаться, всё, что больше его, - уже немного странно, немного неудобно, несколько чересчур. Его всегда немножко не хватало, поэтому с ним хотелось общаться ещё и ещё. Наверное, то, что отца всегда было не слишком много, что он был наделён некой тайной, притягивало к нему других людей. Но такие мужчины, хотя именно они, как ни парадоксально, оказываются настоящими актёрами, редкость в артистическом мире. Отец не слишком в него вписывался, точнее, в то, что окружало его работу в кино, поэтому то обстоятельство, что мама не была актрисой, сыграло свою роль.

Познакомились они так. Мама блестяще владела французским, и её пригласили на Киностудию имени Горького сделать перевод очень популярной тогда картины «Мужчина и женщина». Отцу предстояло озвучить там главного героя, которого играл Жан-Луи Трентиньян. Маме было двадцать четыре года, папе - сорок. Она была хорошенькая, тоненькая, не испорченная. Когда в перерыве отец предложил ей закурить, взяла сигарету - ей неудобно было отказаться, - затянулась, стала неловко выпускать дым и закашлялась: курить она не умела. При этом совсем не походила на такую девочку-ромашку, потому что была яркой, общительной, нравилась мужчинам, уже до папы побывала замужем.

Она принадлежала к числу поклонниц Тихонова? Хотя, наверное, вся страна была его поклонники...

У мамы склад характера не такой, чтобы кому-то поклоняться, она, наоборот, привыкла, чтобы оказывали знаки внимания ей. Но интересно, что, когда она ещё училась в восьмом классе, ей приснился странный сон. Они с подругой посмотрели в кинотеатре фильм «Ч.П. - Чрезвычайное происшествие», где отец играл главную роль, и вот мама увидела во сне, как она выходит замуж за актёра Тихонова. Она тогда подумать не могла, что спустя годы это станет явью. Но, если папа ей приснился, значит, нравился уже тогда.

Вашего отца не смущала разница в возрасте с его возлюбленной?

Смущала, в то время это считалось много - шестнадцать лет. Папа даже с Ростоцким советовался, что делать. Но как бы то ни было, отец, уверена, всё равно сделал бы маме предложение. Она, кстати, тогда уже была невестой другого: собиралась замуж за француза, с которым познакомилась на выставке в Москве, где работала переводчицей. Но ради моего будущего папы оставила своего французского жениха.

И теперь, наверное, ей, независимой и самостоятельной, пришлось подчинить свою жизнь Вячеславу Васильевичу просто потому, что иначе с актёром жить нельзя. Верно?

Отцу, конечно, нужна была женщина яркая, уверенная в себе, независимая по складу характера, другая оказалась бы просто ему не интересна. Но избранница должна была обладать одним качеством: умением настроиться на его «волну», а это сложно очень. Мама старалась. И домом ей пришлось заниматься. Поэтому, если раньше она много ездила за границу с делегациями как переводчик, то теперь пришлось от поездок отказаться, чтобы создать такой дом, из которого жена не отлучается надолго. К тому же, как только она вышла замуж, начались интриги на работе, пришлось маме совсем уйти, как ни тяжело ей это было. Потом она опять работала и опять уходила.

Поклонницы мужа ей не сильно досаждали?

Они даже поднимались на наш этаж и звонили в квартиру, приходилось иногда вызывать милицию. Мама реагировала на такие поползновения влюбленных в папу дам с юмором, всерьёз их не воспринимала. В её записной книжке они числились в графе «Дурочки». Человек мама сильный, притягательный, сама была душой компании, мужчины постоянно обращали на неё внимание, отец даже иногда ревновал её. Кое-кто из наших знакомых очень жалел, что не успел выдать свою дочь за папу, и несколько маминых подруг, как только она вышла за него замуж, тут же перестали с ней общаться. Так что вокруг моих родителей всегда существовало какое-то напряжение.

А прежняя жизнь вашего папы с Нонной Викторовной Мордюковой как-то касалась вашей? Там ведь остался сын...

Когда я родилась, Володя был уже взрослый - почти на двадцать лет старше, но относился ко мне по-братски. «Привет, сестра!» Он был красив и талантлив. Отец говорил, что Володя добрый, порядочный, никогда ни о ком не отзывается плохо, а это для папы имело большое значение. Я восхищалась братом и мечтала поскорее вырасти, чтобы по-настоящему с ним подружиться. Но с другой стороны... В нём было нечто странное. На интуитивном уровне я чувствовала, что с Володей не всё в порядке. Сейчас я думаю, что это болезнь накладывала на него свой отпечаток.

Папа делал всё, что можно, помогал сыну и советами, и врачами, и деньгами. Но решать такие проблемы ещё, наверное, никто не научился... С Нонной Викторовной отец расстался, когда мальчику было четырнадцать лет, сложный возраст - ни ребенок, ни взрослый. Хотел папа, чтобы Володя жил с ним, бывшая жена не согласилась. Тоже можно понять: она в сыне души не чаяла. Володя тянулся к отцу, они с ним были близки. Папа постоянно забирал его к себе, делал с ним уроки, гуляли вместе. Он пытался отвадить подростка от дурных компаний - не получилось. Страдал, конечно, но молча, ни с мамой, когда она появилась в его жизни, ни тем более со мной, девочкой, переживаниями на эту тему не делился. Не любил «нагружать» других. Терпел, не жалуясь, недаром мой дед, мамин папа, назвал его мучеником. Трудностей в жизни отца хватало: и семья распалась, и с сыном творилось неладное, и жить было негде. Долгое время после ухода из дому ночевал в коридоре Киностудии имени Горького, друг увидел и пригласил к себе. Спал у него в маленькой кухне на раскладушке, пока спустя некоторое время не получил однокомнатную квартиру. В то время его спасала работа, стоический характер, так что выкарабкивался.

Почему же Нонна Викторовна говорила, что её первый муж был человеком, не приспособленным к жизни? То есть в молодости Вячеслав Васильевич был таким чистым юношей, не умевшим решать сложные жизненные проблемы?

Возможно, что в молодые годы отец не очень умел справляться с повседневными трудностями, но это, скорее всего, в силу возраста - он был моложе Нонны. Моей маме он достался уже совсем другим человеком: приспособленным к жизни. Отец по большому счету был единственным добытчиком в нашей семье. Много работал и хорошо зарабатывал. И никто его особенно не обслуживал, наоборот, он всегда старался всё делать для нас. А что касается характера, то есть прежней папиной открытости миру, иногда безрассудства, как у его героя, которого мы вспомнили вначале, то к тому времени, когда родители повстречались, отец был уже человеком достаточно закрытым. Повлиял ли на него первый брак, не знаю. Но папин союз с Мордюковой, на мой взгляд, был изначально обречён. Очень разные они были.

Они всё-таки помирились?

Нонна Викторовна звонила отцу незадолго до того, как её не стало. Ситуацию спровоцировали телевизионщики - авторы одной из редакций известного канала, которые попросту украли наш съёмочный материал к фильму о папе и вмонтировали его в свою картину о Мордюковой. В отрывке отец рассказывал, как в «Семнадцати мгновениях весны» в безмолвной сцене встречи Штирлица с женой чувства надо было передать взглядом, сердцем. Он вспоминал, что в тот момент думал нечто вроде: «Родная моя, прости за то, что я тебе такую жизнь устроил, за то, что столько лет мы в разлуке...» И вот плёнку смонтировали так, будто актёр Тихонов говорит эти слова бывшей жене, с которой не общался к тому времени более полувека. Отец был в шоке. Мы даже пытались подать в суд на канал, сделавший сюжет, но поняли, что бороться бесполезно. А Нонна Викторовна, приняв всё за чистую монету, решила позвонить. Но папа быстро свернул разговор. Вышло недоразумение. Отец уже столько лет жил другой жизнью, что странным было бы говорить о каком-то прощении или непрощении. Если бы досада и осталась, он никогда и никому не рассказал бы об этом.

Папа был человеком добрым и мудрым. Я с определённого возраста по всем серьёзным вопросам обращалась именно к нему, потому что мама чаще меня ругала. А он старался понять. Например, я в институте стала курить, недолго, потом навсегда бросила, но тогда прятала в одежде сигареты и баллончик, содержимое которого отбивало запах табака. Мама меня вычислила, и я летела от неё по лестнице с десятого этажа. Папа, узнав о том, что я курю, тоже, конечно, расстроился, но попросил курить поменьше и дал пачку «Мальборо», чтобы я не покупала всякую дрянь.

Отец умел успокоить меня, когда я переживала: «Не волнуйся, придёт время, и тебя поймут и оценят». Но когда его что-то выводило из себя, это было просто «туши свет». На меня папин гнев обрушивался редко, но я помню, что в такие моменты хотелось спрятаться. Если отец был свидетелем какой-то несправедливости или подлости, высказывался, и это «внушало». Он здорово умел своим поставленным голосом говорить так, что другой прислушивался к его словам. Как-то на киностудии в лифте, где ехал папа, какой-то мужчина некрасиво выразился при женщине, которая находилась там же... Реакция папы была мгновенной. Перед дамой извинились и тут же после раскрытия лифта ретировались. Снимаясь в очередном фильме, я как-то пришла на общее собрание, и один очень известный актёр накричал на меня при всех из-за того, что я с ним не поздоровалась. А я просто постеснялась во время общей беседы привлечь к себе его внимание, но слушала неприятную тираду в свой адрес не в силах возразить или оправдаться. Узнав о случившемся, отец позвонил этому человеку и довольно резко с ним поговорил... Папа хамства не терпел, никакого.

Да, при всей своей мягкости, отец был несгибаем в каких-то вещах, переубедить его мы даже не пытались, тем более что он лучше знал, что ему надо. Вот взял себе за правило уже в 90-е годы сниматься по минимуму и не отступал. Потому что, по серьёзному счету, биография- то была написана, и он боялся, согласившись на роль, внести в неё ни за что ни про что негативный штрих. Он и в прежние годы подходил избирательно к тому, что ему предлагали, а будучи человеком немолодым, и подавно. И его любимых режиссёров, Ростоцкого, Бондарчука, к тому времени уже не было на свете. И устал уже. Хотя внешне и в поздние годы выглядел хорошо: красивый, благообразный, не дряхлый, только ходить ему тяжело было, суставы ног болели.

На роль в картине Рязанова «Андерсен. Жизнь без любви» Вячеслав Васильевич сразу согласился?

Нет, не сразу. Папа со мной, когда я стала взрослой, всегда советовался, сниматься или нет, и я ему, кажется, сказала в тот раз, что каждая картина Рязанова - это событие и отказываться не стоит. Они давно с Эльдаром Александровичем хотели поработать, но как-то не получалось. И вот я посоветовала папе сняться в «Андерсене», потому что его первым желанием как всегда было отказаться. И отец, подумав, сказал «да». Он сыграл всё-таки не Бога, на такое отец не решился бы: в картине задавалась определённая мера условности, потому что персонаж в сценарии был обозначен как «Человек с добрым лицом».

Если отец на склоне лет прислушивался к вам, что вы ещё ему советовали?

Я стремилась как можно чаще увозить его с дачи, где папа поселился: на творческие вечера, в его родной Павловский Посад или просто на рынок в воскресенье. Он не любил тусовок, но каждый раз, приняв порцию любви обожавших его людей, возвращался домой хоть и усталый, но невероятно одухотворённый. Его любили, поедали глазами, им по-прежнему искренне восхищались, он это чувствовал. Но жил в последние годы в домике на берегу Москва-реки.

Это было вызвано желанием отдалиться от происходящего?

В какой-то степени это был внутренний протест против того, что творилось в стране. Принять действительность отцу было сложно. Он сделал за долгие годы всё, что мог, а когда пришли не его времена, ушёл в свою жизнь. К тому же он просто устал за столько лет, когда находился в центре внимания. Но отшельником, как о нём писали, папа не был: он же не за тридевять земель уехал, а на Николину гору, рядом с Москвой. Часто бывал в городе, ходил даже на какие-то приёмы и презентации, но спешил обратно на дачу. Там чувствовал себя уютно и легко, он ведь и вырос в частном доме. Хотя что-то отшельническое в его виде присутствовало: «в деревне» отрастил бороду, надевал тулуп, валенки и так гулял по окрестностям.

А где жили вы с мамой?

До того как родились дети, в Москве, в нашей квартире. Отец приезжал к нам, мы к нему. Но насовсем переехать не могли: мама вынуждена была не покидать город надолго, поскольку у неё начались проблемы со здоровьем после серьёзной травмы ноги, я же много снималась в кино, занималась киностудией. Отец выглядел ничего себе, ему даже нравилось обитать там. С ним жили Стёпка - пес, названный так в честь сеттера, снявшегося с папой в «Белом Биме», и кот Масик, которого папа беззаветно любил. Масик был диковатый, но тихий, а вот задиру Стёпку знала вся округа. «Вот, - говорили - Стёпка Тихонов бежит...» Но мне было больно, уезжая в Москву, оставлять папу без человеческого внимания, и вот когда у меня родились сыновья, близнецы, я решила переехать к отцу вместе с детьми и мужем.

Ваш отец считал себя счастливым человеком?

То, что у него в жизни было счастье, да. Но я как-то стала спрашивать его, какое время он воспринимает как самое счастливое, и надеялась, что он ответит: когда он женился на маме, я родилась и когда всё сошлось - любовь, семья, работа... Но папа сказал, что самое счастливое у него время «сейчас», когда у меня появились дети. Конечно, мы жили шумно и суетно, отец, смеясь, говорил, что мои мальчишки «всё время пьют и писают», но внуков обожал. Они его забавляли, папа вспоминал, что и его дед так же наблюдал за ним маленьким, любовался им. Папа смотрел, как дети бегают, играют, просил поставить бассейн для них так, чтобы он мог со своего любимого места видеть Славу и Гошу, плещущимися в воде. Никак специально внуков не воспитывал, нотаций тем более не читал, ему не нравилось только то, что я с ними слишком мягкая. На это я отвечала отцу, что он и сам со мной строгим был редко. А я, надеюсь, пошла в него.

...Уход папы из жизни стал для нас неожиданностью, потому что отец ничем особенно не болел. И, несмотря на то, что он попал в больницу, мы думали, всё обойдётся. На сей раз не обошлось. Мама говорит, что папа ей снится, она тоскует по нему, плачет.

Какой из героев, сыгранных отцом, у вас всё-таки самый любимый?

Штирлиц. Потому что я вижу в нём самого папу. Вижу ту истину, живую, не закостенелую, но совершенно непререкаемую, которая, по-моему, должна быть в каждом человеке, в мужчине особенно. Сказать, в чём эта истина проявляется, в каких качествах, сложно: всё будет не то. Надо просто чувствовать.

На съёмках фильма "Белый Бим Чёрное ухо»

Как ваш папа относился к этой роли?

Серьёзно. Анекдоты - признак популярности, но отцу не нравилось, когда смеялись над его героем. Если папе рассказывали анекдоты про Штирлица, он слушал, но потом старался отшутиться.

Мне думается, что Тихонов для того только и играл почти одних лишь сильных и сдержанных людей - Исаева, Андрея Болконского, учителя Мельникова в «Доживём до понедельника», - что, во-первых, никто бы больше так убедительно не воплотил эти образы, которые называют положительными. И, во-вторых, он дал нам что-то вроде примера, как среди всяческих трудностей сохранить в себе теплоту и нежность, которые хоть и глубоко запрятаны, а всё равно просвечивают. Без этих качеств жизнь становится невыносимой.

Отца, даже в старости остававшегося сдержанным, растрогать могло что угодно, в чём было живое, человеческое начало, даже какая-нибудь современная эстрадная песня. Он по натуре был сентиментален. Помню, как смотрел картину «Белый Бим Чёрное ухо», в которой сыграл Ивана Ивановича, хозяина собаки. А папа по прошествии времени переставал ассоциировать себя со своим персонажем, отстранялся от него и воспринимал картину как зритель. Так вот, смотря в очередной раз «Белого Бима», отец, взрослый, много чего переживший мужчина, сидел перед телевизором, и в глазах у него стояли слёзы...

Вячеслав Тихонов

(8 февраля 1928 - 4 декабря 2009)

«Мы познакомились, когда учились во ВГИКе, - рассказывала о Тихонове режиссёр Татьяна Лиознова. - Потом вместе работали в "Молодой гвардии" Сергея Герасимова: он как начинающий актёр, я как режиссёр-практикант. И когда возникла необходимость в выборе актёра на роль Штирлица, вспомнила про Вячеслава Васильевича. Тихонов меня впечатлил своей собранностью. Даже приходя в гости, он в отличие от многих других людей кино старался не выпивать, если знал, что на завтра назначены съёмки. Мы никогда не ссорились, но однажды я разозлилась на Славу. Ко мне прибежали девочки-костюмерши в слезах: Тихонову не понравилась рубашка, он её снял, бросил на пол и начал топтать. Я взяла рубашку и сказала, что сама его поругаю, но не сделала этого. Понимала, что он находится в постоянном напряжении и тревожить его такими мелочами не стоит. Ни в одной картине не сыграл он мужика на сто процентов, как в "Семнадцати мгновениях"».



© С дочерью Анной беседовала Ирина Кравченко. Журнал “STORY”

Война и мир

«Война и мир» — советский художественный фильм 1965—1967 годов в четырёх частях, экранизация одноимённого романа Льва Толстого.

Режиссер: С.Бондарчук

Актеры: Людмила Савельева, Сергей Бондарчук, Вячеслав Тихонов, Олег Табаков, Олег Ефремов, Василий Лановой, Анастасия Вертинская, Ирина Скобцева, Эдуард Марцевич, Николай Рыбников, Ангелина Степанова, Борис Смирнов, Владислав Стржельчик, Кира Головко, Вадим Сафронов, Алексей Смирнов, Василий Бадаев, Николай Бубнов, Янис Грантиньш, Николай Гринько, Ирина Губанова, Сережа Ермилов, Борис Захава, Галина Кравченко, Анатолий Кторов, Александр Лебедев, Георгий Милляр, Борис Молчанов, Нонна Мордюкова, Виктор Мурганов, Сергей Никоненко, Клавдия Половикова, Лев Поляков, Виктор Станицын, Николай Трофимов, Елена Тяпкина, Джемма Фирсова, Станислав Чекан, Гиули Чохонелидзе, Георгий Шаповалов, Антонина Шуранова.





Смотри ещё:

Белый Бим Чёрное ухо.
ТАСС уполномочен заявить...
«Семнадцать мгновений весны» Онлайн.
Они сражались за Родину
Молодая гвардия
Воздух вдохновения
ТИХОНОВ Вячеслав Васильевич

ertata

ertata