художественного фильма «Требуется доказать» с подзаголовком: «По мотивам книги Ленина «Детская болезнь левизны в коммунизме». Когда его прочёл мой учитель Михаил Ильич Ромм, он пригласил меня к себе домой, закрыл дверь кабинета и сказал: «Володя, если ты хотел доказать, что ты человек способный и даже талантливый, то тебе это удалось. Но во избежание серьёзных неприятностей сценарий больше никому не показывай». Очень это меня расстроило, потому что никаких антисоветских намерений у меня не было. Сценарий вышел полемичным, но ведь и «Детская болезнь левизны» чрезвычайно полемична. Она была написана в связи с Брестским миром, в ней собраны аргументы «за» и «против», которые тогда обсуждались в партийной среде. По существу, ведь и вся партия, и ЦК не принимали идею Брестского мира, но Ленин стоял скалой… Меня интересовала эта коллизия, но тогда реализовать подобный материал оказалось невозможно. Максимум полемичности, который позволялся, – это пьесы Шатрова. Казавшиеся тогда необычайно смелыми, сегодня они выглядят наивно, но в конце 60-х его «Большевики» в «Современнике» стали для меня сильнейшим театральным впечатлением – выдающаяся режиссура Ефремова, прекрасные актёрские работы…

Сценарий «Москва слезам не верит» по сравнению с этим глобальным замыслом казался мелковатым, малоинтересным, беззубым. Но он заставил меня вспоминать биографии знакомых, родственников, рабочие эпизоды своей жизни (после школы между поступлением в институты я работал на заводе, в шахте). Кстати пришлись записные книжки, которые я начал вести в то время, туда я заносил какие-то словечки, выражения, удачные остроты. К счастью, для меня рабочий класс не был той враждебной жлобской общностью, которую пытаются изобразить некоторые интеллигенствующие режиссёры. По версии современного кинематографа, рабочий класс – это что-то глубоко маргинальное, дико пьющее, не отягощённое интеллектом. Так представляют тех, кто стоит у станка, варит сталь, собирает хлеб… А я этих людей полюбил, стал их понимать, ценить их юмор… Сейчас царствуют кавээновские шутки, и мы уже подзабыли настоящий русский юмор, а ведь это удивительное явление. Его важной отличительной чертой является самоирония. Русский юмор в большей степени направлен на себя, а не на окружающих…

Когда я делал этот фильм, никаких наполеоновских планов не вынашивал и главное, о чём беспокоился, – не опозориться бы. Ведь «Москва слезам не верит» была моей первой «взрослой» картиной после «Розыгрыша».

Зрительский успех оказался ошеломительным и совершенно неожиданным для меня.

– Стоять в очереди бóльшей, чем на «Москву слезам не верит», не приходилось.

– Даже гайдаевские фильмы были перекрыты в полтора-два раза. И прежде всего за счёт многократных просмотров. Некоторые зрители писали мне, что смотрели фильм по 10–20 раз…

Сейчас понятно, что уже сработали и фактор времени, и фактор кристаллизации. Я вижу, что картину народ отобрал. При том что её никто не продвигал, не было лоббистов-интеллектуалов, напротив, критики убеждали зрителей: те, кому нравится картина, – неразвитые люди, у которых нет вкуса…

Пусть это звучит не очень скромно, но именно этими фильмами – «Любовь и голуби», «Москва слезам не верит» – я останусь в памяти «и долго буду тем любезен я народу»… Но ясно и другое: «Ширли-мырли», и особенно «Зависть богов», сделанные гораздо более профессиональной рукой, не вошли в этот фонд народного кино, не выкристаллизовались. Как ни обидно, приходится это констатировать.

– По поводу «Ширли-мырли» можно поспорить…

– Да, я надеюсь, что, может быть, эта картина сделана с определённым опережением и время будет на неё работать. Там есть живой юмор, передана атмосфера безвременья, сумасшедших фарсовых 90-х, но всё-таки этот фильм не вошёл в народное сознание как нечто неотъемлемое, необходимое. А «Москва слезам не верит» вошла. Её персонажи стали почти родственниками, на них ссылаются, их цитируют, они присутствуют в жизни людей и даже служат примером. Вера Алентова обижалась, что у неё не самая выигрышная роль, что в первой серии её героиню заслоняет репризами героиня Ирины Муравьёвой, а во второй – появляется Гоша и перетягивает одеяло на себя. И я, кажется, нашёл верную формулу: у тебя роль-судьба, с тебя будут жизнь делать…

Тогда мне была непонятна истовая ненависть к «Москве слезам не верит» со стороны элитной интеллигенции. Люди просто не могли подобрать слов, чтобы выразить степень своего презрения к картине и быдлу, которое её смотрит. Для меня природа этой ненависти открылась значительно позже. Она была абсолютно социальной. Сидя на кухнях, интеллигенция договорилась между собой, что здесь, «в этой стране», жить нельзя. Я тоже активно участвовал в подобных разговорах, но я-то думал, как переделать жизнь к лучшему!

Читаешь сейчас мемуары апологетов перестройки, тех, кого можно считать нынешними победителями, и удивляешься: они просто тряслись от ненависти к стране. Они уверяют, что не принимали систему, но сквозь строки явственно проглядывает: они не принимали Россию, не принимали нацию, которая смирилась с безобразным социальным строем и с монстром Сталиным. Конечно, они не могли согласиться с картиной, которая доказывала: здесь можно жить, можно сделать карьеру, можно просто быть счастливым.

– Если препарировать произведение искусства, относящееся к категории народного, заглянуть внутрь, из чего состоит механизм, как работает?

– Это таинственный процесс, который можно объяснять только задним числом.

– Но общие критерии, родовые признаки «народности» должны быть. Можно предложить, например, такую версию – народное искусство утешает и вдохновляет…

– Однако в «Тихом Доне» эти составляющие практически не присутствуют. И даже в «Войне и мире». Сейчас кажется странным, но поначалу в этом романе увидели не столько его народность, сколько исторические несоответствия. Кажется, даже Денис Давыдов успел отметить недочёты: какой-то полк на самом деле не там дислоцировался. Но потом на «Войну и мир» стало работать время…

О Великой Отечественной войне не так много произведений, которые можно было бы назвать истинно народными. Мало кому удалось проникнуть в самую сердцевину явления, показать, что собой представляет народ-победитель. Твардовскому удалось. Конечно, «Василий Тёркин» – это вершина… Но вы знаете, я сейчас читаю в концертах Симонова, он вроде не самым крупным поэтом считается, но его военная лирика так пронзительна! И не только хрестоматийное «Жди меня». Война прошла через его судьбу, сплелась с любовью, отношениями с Валентиной Серовой…

Эти попадания есть у многих, может быть, в жизни каждого поэта случаются уникальные совпадения с пульсом жизни. У Гудзенко, например, два стихотворения просто великих: «Нас не надо жалеть…» и «Когда на смерть идут, – поют…». Два-три шедевра есть у каждого поэта, принадлежащего к военному поколению… А вот с военной прозой сложнее…

– Зато народных фильмов о Великой Отечественной множество.

– Видимо, этот гений народного искусства всё время находится в движении – сегодня он в литературе, завтра в музыке, потом в кинематографе. В первую очередь нужно вспомнить «Балладу о солдате» и «Летят журавли». Правда, картина Калатозова, на мой вкус, несколько манерна, хотя и стала прорывом с точки зрения изобразительной культуры. Были ещё фильмы второго эшелона, например, «Живые и мёртвые», замечательная картина Ордынского «У твоего порога»… Режиссёры, которые вернулись с фронта, помнили запах пота, крови и пороха, не могли соврать, у них получалось очень настоящее и сильное кино.

Великая Отечественная война стала невероятным подвигом советского народа. Кажется, что к этому подвигу нас вела вся тысячелетняя история России, к этому высочайшему моменту нашей жизни – Победе… Которой мы не захотели, не смогли воспользоваться. Уже через какие-то сорок лет мы получили развалившееся государство. Это итог Победы?.. Сталин не воспитал себе смену. Он был гений, никаких сомнений в этом нет, и тех, кто выполнял его приказы, мы тоже считали очень талантливыми людьми, но когда они оказались предоставлены сами себе…

В итоге советская система к середине 80-х уже была не готова отвечать на вызовы времени. Назрела смена парадигмы общественного развития, но перестройку, к нашему несчастью, возглавили фигуры некрупные, они всё свели к возвращению России в лоно так называемой европейской цивилизации. Свой собственный путь искать не стали…

Самое подлое в этой истории – несправедливость происшедшего. Разрушали страну те, кто делал карьеру на диссертациях о неизбежности построения коммунизма. С какого-то перепугу случайные люди оказались богачами. Теперь они вершат наши судьбы, да ещё и рассказывают, что раньше всё было устроено не так. Хотя сделали себе миллиардные капиталы на том, что построено, создано в советское время!..

Но я понимаю: обратного хода нет. Пусть много недовольных людей, но в СССР они уже не хотят. За право поехать на отдых в Турцию или Египет человек многим готов пожертвовать.

– Мысль о невозможности возвращения прочно внедрена в сознание, это – сложившееся общественное мнение.

– Мне кажется, такую мысль не внедрить, это уже выкристаллизовалось. У Кара-Мурзы, нашего выдающегося современника, одного из самых мощных мыслителей, объяснивших суть и смысл Советской Цивилизации, подмечено, что времена СССР очень много обязанностей накладывали на человека… Произошло развращение – какого чёрта вставать и идти на работу, если хочется быть хозяином своей судьбы, никуда не идти, а остаться дома и полежать. Новая власть продекларировала: живите как заблагорассудится, хотите на помойке питаться – питайтесь, хотите пробиваться – работайте. Но в массе своей люди вообще разучились работать. За нас работают гастарбайтеры.

– Когда деятель искусства декларирует свою политическую позицию, аудитории трудно её игнорировать. Кто-то из зрителей наверняка изменил своё отношение к вам… Как вы относитесь к этому обстоятельству?

– По отношению ко мне либеральная публика действительно относится крайне настороженно, потому что я не скрываю своих пристрастий и даже в конце 90-х говорил открыто, что голосую за коммунистов. В то время для либералов это было равносильно признанию в педофилии.

Вообще если говорить про наш клуб творческой интеллигенции, то его 90 процентов – на стороне либералов. С ними бесполезно спорить. Я многим предлагал почитать неотразимо логичного Сергея Кара-Мурзу, разящего юмором Владимира Бушина, полагая, что интеллигентный человек должен вникнуть в аргументацию оппонента. Я ведь в своё время изучал позицию и Яковлева, и Афанасьева, и Сахарова… Но либералы свой выбор сделали, их не сдвинуть с места. И они ещё называют ретроградами коммунистов!..

Поэтому что касается общения с коллегами: нужно либо находиться с ними в вечном конфликте, либо принимать такими, какие они есть, и категорически уходить от обсуждения политических тем.

– Как вы оцениваете то, каким предстаёт в современном кино русский мир? Откуда эта тяга к описанию дна, любованию чёрной стороной жизни?

– Слишком долгое время в разных формах декларировался тезис «стыдно быть русским» – истоки этой эстетики здесь. Вполне благополучные московские мальчики увлеклись описанием жизни бомжей, изучением психических аномалий – вплоть до некрофилии. Кроме того, появился адресат. На западных кинофестивалях особой популярностью пользуется любой позор России.

Вообще, как только возникают спектакль, книга, кино, оскорбляющие наш народ, сразу находятся люди, которые требуют поддержки этого произведения, настаивают на награждении и премировании…

С годами мне стало совершенно ясно: вступая на путь антисоветизма, ты непременно придёшь к откровенной русофобии. Человек, последовательно занимающий антисоветские позиции, неизбежно понимает, что эти взгляды народом не разделяются, и тогда он вынужден констатировать – народ не тот. С этим народом вообще ничего невозможно создать, это ошибка природы. Далее – чистый расизм: выкорчевать нужно этот народ, и только тогда человечество сможет двигаться семимильными шагами к счастью.

– Сейчас снимается множество антисоветских фильмов, в разных жанрах: эпосы, драмы, комедии, мюзиклы. Скажите как человек, знающий продюсерскую кухню: возможно сегодня снять просоветский фильм? С той же агитационной мощью, пропагандистской силой, что снимают антисоветское кино. Если бы нашёлся какой-то сумасшедший человек с мешком денег?..

– Теоретически – да. Общественный запрос на такое искусство существует. Если найдутся деньги, то проблем как будто возникнуть не должно, запускайся и снимай. И в принципе есть странные миллионеры, жизнь не так однолинейна… Но… Это будет происходить в атмосфере серьёзного морального давления со стороны не только политической элиты, но даже вашей собственной съёмочной группы. Например, у меня был документальный фильм о московских кладбищах в рамках проекта «Сто фильмов о Москве». Я снимал на Новодевичьем, у Кремлёвской стены. Нам разрешили съёмки в Мавзолее. А оператор отказался туда идти. Принципиально: не хочу оказаться рядом с этим чудовищем…

– Если бы вы могли сделать заявку некоему обобщённому образу сценариста, сочетающему талант Габриловича, Гребнева, Володина, какой бы попросили сценарий?

– Кого мне сейчас безумно не хватает для создания фильма, адекватного нашей сегодняшней жизни, так это замечательного и абсолютно незаслуженно забытого сценариста – Евгения Григорьева. Широкому зрителю он известен в основном по «Романсу о влюблённых». Мы с ним много задумывали в начале 90-х годов, но ничего, к сожалению, так и не осуществилось…

Пока медленно и мучительно придумываю историю в одиночку.

Вопросы задавал Олег ПУХНАВЦЕВ

http://www.kinopressa.ru/news/948.html

Ещё одна афера ещё одного Чубайса

Если буржуазные революции во всех странах мира сопровождались на первых порах провозглашением идейных ориентиров (часто красивые фразы скрывали классовую суть торжества капиталистического строя), то особенностью реставрации капитализма в нашей стране с самого начала стала безыдейность победившего буржуазного строя. Одним из свидетельств неспособности правящего класса сформулировать идейные цели стали затянувшиеся на два десятилетия поиски национальной идеи.


Да и какие изречения правителей России могли бы послужить основой для девизов? Может быть, высказывания Ельцина («Не так сели!» или «Вот такая загогулина!»)? Или использовать знаменитую фразу Черномырдина («Хотели как лучше, а получилось, как всегда!»)? Или взять для девиза слова Путина («И те, кто получает большую зарплату, и те, у кого маленький доход, платят 13%» или «Можете сколько угодно выть, а пересмотра приватизации не будет».)?

Власть имущие явно зашли в тупик. И тут их решил облагодетельствовать Игорь Чубайс. Он объявил, что им открыта национальная идея России и новое направление науки – россиеведение. Суть и обоснование своих открытий Чубайс изложил в книге, которую первоначально назвал «Разгаданная Россия». Изданная в 2012 году, эта же книга открывается длинным, на старинный манер, заглавием: «Российская идея. Становление и история, разрыв и возрождение. Россиеведение, или теория России. Истоки и бессмыслие советского коммунизма». Из заголовка ясно, сколь большое место занимает антикоммунизм в новом «научном» направлении.

«Рога и копыта»

Сам Чубайс дает такое определение своему детищу:

«Россиеведение. Это синтез всех знаний, всех наук о России – статистики и демографии, социологии и государствоведения, языкознания и литературоведения, философии и истории России и т.д. и т.п.». Подобно творцам «Новой Хронологии» Фоменко и Носовскому, уверяющим, что они владеют необыкновенными статистическими, астрономическими и математическими методами, Чубайс претендует на применение им уникальных методов познания прошлого. Примененным им «методом идейно-идентификационного анализа» Чубайс назвал «анализ общества через выявление и изучение порожденной им и порождающей его идеи, через исследование вырастающего из этой идеи идентичности».

Кроме того Чубайс уверяет, что, «после перебора математических, логических, семантических и иных способов исследования, я все же нашел... вполне эффективный прием. Речь идет о методике контент-анализа». Чтобы доказать эффективность этого метода, Чубайс рассказал о том, как, изучая с помощью контент-анализа «открытую немецкую печать, в конце 1944 года американские социологи... пришли к выводу, что Германия собирается применить некое новое и очень мощное оружие (позднее стало ясно, что речь идет об атомной бомбе). Соответствующие меры были приняты. Английская авиация разбомбила в Норвегии завод по производству тяжелой воды – обязательного компонента немецкой атомной бомбы».

Рассказ может впечатлить неискушенного читателя, который решит, что Чубайс с помощью контент-анализа совершил открытие. Правда, еще в опубликованном в нашей стране в 1967 году переводе книги официального историка «Манхэттенского проекта» У.Л. Лоуренса рассказывалось о том, как в апреле 1940 года английская разведка стала вести наблюдение за заводом водородного электролиза в норвежском Веморке. После этого были организованы диверсии на заводе, а затем в ноябре 1943-го он был окончательно взорван. И все это без контент-анализа и американских социологов.

Между тем слова «синтез всех знаний, всех наук о России – статистики и демографии», «метод идейно-идентификационного анализа», «контент-анализ», «россиеведение» создавали впечатление у некоторых читателей книги И. Чубайса, что они стали обладателями ценного научного труда. Точно так же жители одного южного города считали, что у них появилось солидное учреждение, когда они увидели у входа в него «опрятную таблицу» с надписью «Черноморское отделение Арбатовской конторы по заготовке рогов и копыт», а внутри учреждения – конторские столы, «обычные учрежденческие плакаты насчет часов приема и вредности рукопожатий» и «барьер, выставленный против посетителей». Такое же впечатление солидности производили на граждан России в 1992 году красивые приватизационные чеки, которые выдавались только по паспортам в специально созданных конторах. При этом граждан России уверяли, будто они станут обладателями по крайней мере двух «Волг», а может быть, также заводов, газет, пароходов.

Что же предлагает старший брат известного приватизатора в книге о «россиеведении»? В ней говорилось: «Основываясь на проделанном анализе, мы можем сформулировать предварительные итоги». Затем жирным шрифтом напечатано: «Три составляющих русской системы ценностей, три кита, на которых держалась русская идея, – это православие; собирание земель, переросшее в имперскую политику, и общинный коллективизм».

Эта, говоря словами Шерлока Холмса, «большая, огромная, громыхающая, навязчивая, бескомпромиссная» формула не нова. Она поразительно похожа на известный принцип, выдвинутый в 1832 году министром народного просвещения России С.С. Уваровым: «Православие. Самодержавие. Народность». «Православие» из формулы Уварова И. Чубайс взял без изменений. «Самодержавие» свел к «имперской политике». А «Народность» перелицевал под «общинный коллективизм». Следует заметить, что подлинный изобретатель формулы Уваров не прибегал к «контент-анализу», «синтезу всех наук о России» и «методу идейно-идентификационного анализа». Не претендовал министр и на создание россиеведения.

Создается впечатление, что «три кита» Чубайса – это три надутых пузыря спекулятивной аферы, прикрытых перечислением «ученых слов» и претензиями на уникальное научное открытие.

«Опять двойка!»

Впрочем, Чубайс не долго утомляет читателей наукообразной трескотней. Значительная часть книги заполнена цитатами из песен Высоцкого и текстами песен Галича, а также множеством поговорок и пословиц, взятых из «Толкового словаря» В. Даля, главным образом религиозного содержания. Кроме того, наподобие градоначальника Беневоленского из повести М.Е. Салтыкова-Щедрина, издавшего устав со словами «Всякий да печет по праздникам пироги, не возбраняя себе такое печение и в будни», Чубайс одарил читателей набранными жирным шрифтом житейскими советами: «Жильцы дома без крыши, где в дождь каждый думает о защите своего собственного потолка, должны создать надежное общее покрытие от любого ненастья, покрытие, которое должны возводить, беречь, защищать все вместе, с взаимоучастием и взаимоподдержкой, при этом не забывая, что потолок в своей квартире теперь защищен, но его все равно надо поддерживать в добротном состоянии».

Правда, по страницам книги разбросаны отдельные цифры, которые должны доказать прочность царского строя накануне 1917 года и порочность советского строя на протяжении всех 74 лет его существования. Но, видимо, сознавая ненадежность приводимых им статистических данных, автор «Российской идеи» замечает: «Трудно представить себе страну начала прошедшего века только по цифрам и политико-статистическим отчетам». Поэтому для того, чтобы доказать свою правоту, он предлагает послушать записи пения Шаляпина, посмотреть картины русских художников тех лет и «полюбоваться красотой старого московского храма». «Если и эти доводы не убедили, – пишет Чубайс, – советую просто зайти в столичный Елисеевский магазин на Тверской. Такой уникальный интерьер не знаком даже закрытым советским распределителям. Опять не убедил? Ну, тогда посмотрите американский вестерн, этот стиль, как и сам Голливуд, создали русские эмигранты – казаки».

Утверждение о том, что Голливуд и вестерны создали казаки, напоминает «открытие» Фоменко и Носовского о том, что отряд казаков во главе с Ермаком основал цивилизации майя и ацтеков. Поражает уверенность автора в том, что купеческий стиль Елисеевского магазина, вестерны, которые являются олицетворением примитивизма в массовой культуре, – это самые мощные аргументы в пользу дореволюционной России, которые должны посрамить Советскую страну.

Хотя Чубайс не перестает клясться в своей любви к «исторической» России, верности «историзму», его обращение с историей вызывает по меньшей мере недоумение. Рассказывая о первых годах русской истории, автор истолковывает их весьма упрощенно: «Двенадцать столетий назад наши предшественники оставили Центр и Запад Европы, чтобы отправиться на Восток в поисках более спокойной и безопасной жизни». Объяснив миграцию славянских племен на восток на уровне представлений о переезде из одной квартиры в другую, Чубайс через несколько страниц сообщает: «В нашей истории специфическим индикатором, показателем стратегического успеха или, напротив, поражения является направление, в котором перемещаются столица и западная граница государства.

Движение на Запад, как правило, оказывается прогрессивным, отступление на Восток – свидетельство регресса. Перенос центра из Киева в Москву был, несомненно, знаком отступления. Россия шла по пути регресса и терпела «стратегическое поражение». Получается, что с момента миграции восточных славян, а затем после появления русского народа и по мере расселения его на восточных землях Евразии наша страна двигалась вспять и терпела поражения.

Чубайс говорит, что лишь после переноса столицы в Петербург «поражение... было преодолено». А затем – по логике Чубайса и из всего содержания его книги – следует, что после переноса столицы в Москву в марте 1918 года Россия опять вступила на путь регресса. Получается, что из 1200 лет российской истории она около 1000 лет шла вспять и терпела поражения. Более грубого и вздорного аргумента в пользу прозападной ориентации России, а также оправдания нынешнего засилья питерской команды трудно придумать.

Сомнения в надежности выводов Чубайса усиливаются по мере того, как на протяжении книги читатель не раз сталкивается с очевидным незнакомством автора ни с русской историей, ни с русским языком, а также рядом других предметов. Еще в самом начале своего исторического повествования Чубайс пишет: «Глаголица, а затем и кириллица, дарованные нам братьями Кириллом и Мефодием», явно не подозревая, что кириллица была создана после смерти двух монахов и лишь названа в честь одного из них. Он, видимо, убежден, что «латиница» – это не латинский алфавит, а латинский язык, а потому уверяет, что до издания англоязычной Библии англичане могли читать «только на латинице». Однако на «латинице» англичане продолжают читать Библию и ныне.

А вот как объясняет Чубайс 240 лет владычества Золотой Орды над Русью: «После того как в 1223 году князь Мстислав Удалой проиграл татарским отрядам битву у реки Калки... Киев попал в усиливавшуюся финансово-политическую зависимость от Золотой Орды». О том, что Русь попала не просто под «финансово-политическую зависимость», а под иго Золотой Орды, и произошло это не после битвы на Калке, а после губительных нашествий золотоордынских войск в 1237–1238 годах и в 1240 году, автор не говорит ни слова. Возникает подозрение, что он не знает об этих трагедиях русского народа.

Не знает Чубайс и историю крушения Золотой Орды. Он заявляет, что «после разгрома на Куликовом поле Золотая Орда распалась на три самостоятельных государства – Астраханское, Казанское и Крымское (было еще и четвертое – Сибирское...)». На самом деле через два года после поражения на Куликовом поле в 1380 году хан Золотой Орды Тохтамыш разорил Москву в 1382 году. Расколы в Золотой Орде начались лишь в 20-е годы XV века, когда было создано Сибирское ханство, а в 40-е годы XV века возникла Ногайская Орда. Лишь в 1438 году появилось Казанское ханство, а в 1443-м – Крымское ханство. В 60-е годы того же века были созданы Казахское, Узбекское и Астраханское ханства. Однако и после этого продолжала существовать наследница Золотой Орды – Большая Орда, которая завершила свое существование лишь в начале XVI века.

Рассказывая же о начале «смутного времени», Чубайс поместил царствование Василия Шуйского (1606–1610) после смерти Бориса Годунова (13 апреля 1605) и перед вступлением в Москву войска Лжедмитрия (20 июня 1605). При этом Шуйский, по словам Чубайса, якобы не был пострижен в монахи, а изгнан из Москвы. За такой ответ на уроке истории в советское время школьник получил бы «пару». Хотя в книге Чубайс привел последние строки из пушкинского «Бориса Годунова», создается впечатление, что всю драму он не удосужился прочесть.

Говоря о завершении Смуты, Чубайс поведал: «На Красной площади, на Лобном месте, был избран Михаил Романов». Однако избрание первого Романова произошло не собравшимися на Красной площади, а представителями верхов страны на Земском соборе. Не «на Лобном месте был избран» Михаил, а наречен государем под сводами Успенского собора. Ясно, что «убежденному монархисту» Чубайсу это неведомо.

Незнание Чубайсом истории сочетается с его слабыми познаниями и в географии. Рассказывая о царствовании Александра I, он упоминает о присоединении к России Финляндии. Потом пишет: «Несколько раньше была присоединена Валахия (позднее называлась Бессарабия, теперь – Молдова)». Во-первых, Бессарабия и расположенная к юго-западу от нее Валахия (в 1659 г. ее столицей стал Бухарест) – это разные страны. В советской школе Чубайс по географии тоже получил бы «пару». Во-вторых, Финляндия вошла в состав России в 1809 году, а Бессарабия – в 1812 году.

А если бы в школе, где учился Чубайс, преподавали французский язык, он бы получил еще одну двойку. Объясняя происхождение слова «шаромыжник», Чубайс пишет: «шер ами (кусочек хлеба)». Этот человек, которого постоянно приглашают на международные форумы, до сих пор не знает, что «шер ами» – это не «кусочек хлеба», а «милый друг». Можно представить, как Игорь Чубайс в поисках хлеба бестолково повторяет официантам «шер ами!». Возможно, что, сознавая свои провалы в школьных знаниях, Чубайс постоянно говорит об упадке исторических знаний и общей культуры в советской стране. Однако стоит ли давать оценку уровню образованности населения страны, беря за мерку собственные убогие знания?

Не переставая обвинять Советскую власть в разрушении истории, Чубайс пишет: «Ленинцы... объявляли новые выдуманные «даты» на месте произошедших прежде реальных исторических событий, которые таким образом вычеркивали из памяти. Отказ от истории большевиков дополнялся насилием над историей. Например, Февральская революция началась 23 февраля по старому стилю, или 8 марта – по новому стилю. Именно эти дни в советской России были объявлены днем создания Красной армии и Женским праздником. На самом деле 23 февраля 1918 года РККА никаких победных действий не совершала».

Совершенно ясно, что Чубайс не подозревает, что в событиях в Петрограде 23 февраля по старому стилю (или 8 марта по новому стилю) 1917 года произошел перелом в значительной степени потому, что в тот день, который уже давно отмечался мировой социал-демократией как Международный женский день, на улицы Петрограда вышли сотни тысяч работниц. Но Чубайс уверен, что «женский день», когда он в детстве поздравлял свою маму и школьных учительниц, придумали «ленинцы» после 1917 года. Странно, что выросший в семье офицера, Чубайс негативно относится к празднику 23 февраля и явно не признает свидетельств о боях молодой Красной армии под Псковом и Нарвой, в которых она нанесла германским войскам поражение.

Основатель «россиеведения» пытается нелепо соединять отдельные исторические события без всякого на то основания. Объясняя политику Петра I, Чубайс пишет: «Великие реформы вели российское общество и государство к соответствию ситуации, складывавшейся в мире после падения Константинополя». Однако между взятием Константинополя турками-османами в 1453 году и началом петровских реформ прошло четверть тысячелетия, и прямой связи между этими событиями не было. Так как значительную часть своей книги Чубайс посвятил русским пословицам и поговоркам, ему нелишне напомнить одну из них: «В огороде – бузина, а в Киеве – дядька».

А вот оценка Чубайса Брестского мира. Он пишет: «В ноябре 1918 года в Компьенском лесу, под Парижем, побежденные немцы подписали соответствующий документ. Но среди победителей не было России. За несколько месяцев до этого, в марте 1918 года, большевики отказались от членства в Антанте, сдались Германии и ее союзникам и стали ей активно помогать. Эти действия Ленина столь же абсурдны, сколь абсурдной была бы капитуляция Сталина перед Гитлером, скажем, в марте 1945 года!» О том, что в марте 1918 года германские войска осуществили крупную наступательную операцию во Франции, нанеся западным союзникам существенные потери, что в мае и июле 1918 года Германия вновь предприняла наступления и одновременно вела неограниченную подводную войну, ревнитель истории Чубайс явно не подозревает.

Складывается впечатление, что к этой невежественной чуши прислушиваются в самых высоких властных кругах, о чем свидетельствует прошлогоднее заявление президента РФ В.В. Путина, который так оценил Брестский мир в своем выступлении в Совете Федерации: «Большевики совершили акт национального предательства... Наша страна проиграла проигравшей стороне – это уникальная ситуация».

И все же есть веские основания полагать, что искажение истории совершается Чубайсом не столько по причине его слабых познаний в истории, сколько умышленно. Для доказательства того, что Россия и без революции могла бы стать великой державой мира, Чубайс пишет: «Президент Франции Э. Тьерри в 1913 г. заявил, что к 1950 году доминировать в Европе будет Россия». Об этом Тьерри и его словах Чубайс постоянно твердит в своих выступлениях по радио. Однако ни в 1913-м, ни в каком-либо другом году такого президента, а также премьер-министра с такой фамилией во Франции не существовало. Ссылки на никогда не существовавшего президента Франции сродни вымышленным цитатам из Брема журналиста Марека из романа Я. Гашека.

Чтобы противопоставить «идеальную» дореволюционную Россию советскому времени, Чубайс постоянно повторяет на страницах своей книги и в радиоэфирах утверждение о том, что начиная с Полтавской битвы 1709 года (т.е. после перенесения столицы на запад, в Петербург) русская армия всегда побеждала на полях сражений. Единственное же поражение в Крымской войне, заявляет Чубайс, заставило царя реформировать страну. Но он тут же замечает, что в ходе Крымской войны царские войска лишь позволили врагу занять небольшую полоску земли на берегу Крыма, в то время как советские войска в 1941-м отступили до Москвы. При этом он не замечает, что в 1812 году русские войска не только отступили до Москвы, но и временно сдали древнюю столицу.

В угоду своей антиисторической версии Чубайс «забывает» про окружение войск Петра I в районе реки Прут в 1711 году. Он «забывает» про поражение русско-австрийских войск под Аустерлицем в 1805 году (и это заставляет задуматься: читал ли Чубайс книгу «Война и мир»?). Была проиграна и битва при Фридланде в 1807 году, в результате – поражение в русско-прусско-французской войне 1806–1807 годов и невыгодный для России Тильзитский мир. Чубайс «забывает» про целый ряд других военных кампаний, которые не всегда проходили удачно для русского оружия или превращались в затяжные войны, какой стала, например, война на Кавказе (1817–1864 гг.).

Рьяно доказывает Чубайс, что в русско-японской войне 1904–1905 годов Россия не потерпела поражения. Он пишет, что «война завершилась, по-настоящему не начавшись, наша страна успела задействовать лишь 10% своего потенциала». Однако не было таких войн, когда побеждающая сторона ждала, когда побеждаемый противник введет в бой 100% своего военного потенциала. Так как японцы не стали этого делать, «пришлось уступить им юг Сахалина и часть Курил», признает Чубайс. Отрицает Чубайс и серьезные поражения российской армии в Первой мировой войне.

Одурманенный антисоветизмом

Вымысел окончательно вытесняет истину со страниц книги Чубайса по мере того, как он переходит к советскому времени. Казалось бы, постоянные атаки на советское прошлое могли бы вынудить Чубайса ознакомиться с документами советского времени, выступлениями советских руководителей. Однако Чубайс то говорит об обращении Сталина «в марте 1946 года к избирателям Куйбышевского района г. Москвы», то сообщает, что гвардию в Красной армии создали в 1943 году (а не в 1941-м, как было на самом деле), то объявляет, что роспуск Коминтерна произошел после встречи Сталина с церковными иерархами.

Проявляя фантазию ученика, отвечающего у доски не выученный им урок (в стихотворении Маршака двоечник объясняет отцу: «Я думал, что гипотенуза – река Советского Союза»), Чубайс придумывает названия документов и целые события, которых не было. Он утверждает, что в 1920 году «Иосиф Сталин подготовил проект конституции социалистической Федерации, в которую на первых порах предполагалось включить четыре государства – Россию, Польшу, Венгрию и Баварию». Однако такого проекта не существовало хотя бы по той причине, что к 1920 году пролетарские революции в Венгрии, Баварии потерпели поражение, а в Польше она так и не произошла. Он пишет: «5 декабря 1922 года большевики заключили договор о дружбе и сотрудничестве с фашистской Италией». Но советско-итальянского договора от 5 декабря 1922 года не было. Чубайс сочиняет: «Осенью далекого 1956 года лишился посольского кресла в Будапеште Ю. Андропов, предупредивший Кремль о предстоящем восстании. Посол допускал, что «народ и партия могут быть не едины», и за это поплатился». На самом деле Ю.В. Андропов продолжал оставаться послом СССР в Венгрии в разгар контрреволюции, и его работа была хорошо оценена руководством страны.

Подводит ли Чубайса память или он сбивается на выдумки? И то и другое. Неспособность запоминать реальные факты и патологическое фантазирование Чубайса – признаки его профессионального заболевания, которым поражены все антисоветчики. О чем бы они ни говорили, они неизбежно переходят на антисоветские темы, потому что их деятельность, а также их общение друг с другом сведены к бесконечному повторению клеветнических сочинений на антисоветские темы. Их словарный запас сведен к убогому набору антисоветских штампов. Так как ничего, кроме клеветнических наветов против советской жизни, их не интересует, то они не в состоянии запоминать информацию, выходящую за пределы любимого ими профессионального занятия.

Умственные ассоциации антисоветчика упрощены до предела, как и у алкоголика, с той лишь разницей, что у последнего мысли крутятся вокруг спиртного и возможности выпить. Антисоветчик же в самых неожиданных вещах обнаруживает ассоциации с его антисоветскими представлениями. Пытаясь объяснить ослабление Киевской Руси, Чубайс вопреки фактам о феодальной раздробленности уверяет, будто тогда в русских княжествах восторжествовал «номенклатурный способ смены власти», который «работал на разрушение государства как в веке XII – в Киевской Руси, так и много позже, в веке ХХ – в Советском Союзе».

Обратившись к русским пословицам и поговоркам, Чубайс тут же противопоставляет народную мудрость советскому строю. Тогда в его сознании рождается нелепая сентенция: «В образе жизни прежних поколений преобладал здравый смысл, тогда как в советское время власти навязывали идеологический абсолютизм». Затем, произвольно выбрав из собрания В. Даля ряд пословиц, Чубайс с торжеством заявляет: «Как видим, здесь нет никаких «рабов и угнетенных», никакого «чей стон раздается». Антисоветизм отбивает память, а потому Чубайс забывает, что последняя фраза про стон взята не из доклада М.А. Суслова, а из известного стихотворения Н.А. Некрасова, а про рабов не раз писали в своих стихах А.С. Пушкин и М.Ю. Лермонтов. Да и в пословицах, приведенных в словаре В. Даля, можно найти немало слов о рабах: «Не имеючи раба, сам по дрова», «Рабом жить не хочется, господином жить не сможется». Даль указывает на общий корень слов «раб» и «работа».

Обращение к фольклору тут же вызывает у Чубайса желание поиздеваться над «Моральным кодексом строителя коммунизма», а затем наброситься на Николая Островского. Для этого Чубайс взял известное высказывание советского писателя («Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы...») и самым возмутительным образом переиначил его. Он уверяет, будто Николай Островский сказал: «Самое дорогое у человека – это жизнь...» и «каждый советский школьник должен был заучить слова Н. Островского». На Руси честь была дороже жизни, укоряет Чубайс Николая Островского. О том, что Островский призывал прожить жизнь честно и достойно, Чубайс решил умолчать.

Чубайс уверяет, что в русских «пословицах присутствует отброшенный в СССР мотив интереса, знания и разумного одобрения заграницы». Однако, обратившись к разбору русской поэзии, Чубайс утверждает нечто противоположное: «Бросается в глаза принципиальное отличие отношения к иностранцам в исторической России и в СССР, в последнем ничто так не ценилось, как возможность общения с людьми из других государств». Очевидно, что антисоветизм приводит к атрофии способности мыслить логично.

В угарной атмосфере антисоветизма сознание людей заполняют химерические видения. Поэтому неудивительно, что даже в паре фраз Чубайс умудряется многократно исказить истину. Так, в приводимой им цитате из «Новой газеты» от 21 декабря 2011 года (возможно, цитируется его собственная статья) сказано: «Осенью 1938 года в СССР вышел под редакцией Молотова «Краткий курс истории ВКП(б)», не подлежавший обсуждению. Книга разъясняла, что «2-я мировая война уже началась и требуется помогать Гитлеру, чтобы он мог воевать с Англией и Францией». Во-первых, В.М. Молотов не был редактором «Краткого курса». Во-вторых, осенью 1938 года Германия не воевала против Англии и Франции. В-третьих, в «Кратком курсе» на самом деле было сказано, что агрессия Италии против Эфиопии, Японии – против Китая, «стремление Германии занять господствующее положение на континенте Западной Европы... доказывают, что вторая империалистическая война на деле уже началась... Начали войну фашистские правящие круги Германии, Италии, Японии. Война идет на громадном пространстве от Гибралтара до Шанхая».

Разумеется, никаких слов о желании СССР помогать Гитлеру в «Кратком курсе» нет и быть не могло. Не было и придуманного Чубайсом заявления Молотова на сессии Верховного Совета СССР о том, что «борьба с идеологией гитлеризма – преступна». По сравнению с Чубайсом Геббельс выглядит невинным агнцем.

Ненависть к советскому прошлому толкает Чубайса к самым фантастическим измышлениям. Он уверяет, будто осенью 1941 года в Ленинграде начался голод якобы потому, что «главный партбонза Ю. Жданов публично обратился к стране с призывом не присылать продукты в город, «у нас всё есть!». Повторив не раз на страницах своей книги эту вопиющую ложь, Чубайс даже не заметил, что «главным» в Ленинграде был не Ю. Жданов, а А.А. Жданов. Ю.А. Жданов был его сыном.

Прибегая к такой лжи, до которой не додумались даже самые отъявленные антисталинисты, Чубайс уверяет, что «сразу после войны Сталин организовал искусственную нехватку продовольствия, и в 46–47-м годах в стране умерло с голоду от 1 до 2 миллионов человек». Проявляя такую же патологическую ненависть к Ленину, Чубайс сочинил и другую ложь, до которой не додумался прежде ни один враг основоположника советского государства, включая Солженицына. Он уверял, что голод 1921–1922 годов был на самом деле «голодомором», искусственно созданным советским правительством.

Рожденные неуемной фантазией Чубайса, цифры умерших с голоду, репрессированных, расстрелянных гораздо выше, чем у многих авторов наиболее клеветнических антисоветских сочинений.

В то же время Чубайс лезет из кожи вон, чтобы оправдать предателей нашей Родины. Он пишет: «Власов находился в контакте с антифашистом Штауфенбергом, организовавшим покушение на Гитлера и не сдавшего русского генерала». На основании сомнительных мемуаров о мимолетной встрече Штауфенберга с Власовым мы должны поверить тому, что генерал-предатель был борцом против фашизма.

Немало строк уделил Чубайс оправданию С. Бандеры и его воинства, наносивших вероломные удары в спины советских солдат и офицеров. На руках этих пособников Гитлера кровь генерала армии Н.Ф. Ватутина. Они жестоко замучили десятки тысяч мирных жителей Украины и Польши. Этих кровавых палачей Чубайс не только оправдывает, но превозносит как борцов за свободу.

Одновременно Чубайс старается оправдать саботаж западными державами в исполнении своих обязательств об открытии второго фронта. Он утверждает: «Становится понятно, и это подтверждают недавно открытые документы разведки, что нанести массированный удар на суше по войскам рейха до лета 1944 года Англия и США не решались, ибо прекрасно помнили о пакте Сталин – Гитлер. Они опасались, что кремлевский игрок может перетасовать колоду и вновь вернуться к союзу со своим старым «боевым другом». Ложь о вероятном советском вероломстве, к которой не прибегали даже в западных державах, помогает Чубайсу скрыть тайные переговоры США с гитлеровцами во время войны и доказать, что СССР был сам виноват в том, что в одиночку вынес главную тяжесть Второй мировой войны.

Своими декларациями о своей любви к «исторической России» Чубайс неуклюже прикрывает свое пресмыкательство перед Западом, тяготение к которому он считает единственно спасительным путем для нашей страны. Он не скрывает своей радости по поводу того, что его книгу печатают в США и в Западной Европе, что его похвалил директор библиотеки конгресса США Д. Биллингтон. Для Чубайса «главным научным центром, где изучают нашу страну, где лучшие архивы, библиотека, ученые, – это не Россия, а Русский институт Гарвардского университета США». А ведь этот институт был одним из тех, кто организовывал идеологическое разрушение Советской страны.

Если многие предшественники Чубайса по клевете на СССР ограничиваются нападками на отдельные страницы советского прошлого, то брат главного приватизатора страны не останавливается на полпути. Он исходит из того, что правда о советском прошлом должна быть вычеркнута из народной памяти и заменена химерическими измышлениями антисоветчиков. Он считает, что в настоящее время сделано слишком мало для уничтожения советского прошлого, а поэтому даже обвиняет нынешние власти в попустительстве по отношению к советской истории. Книга Чубайса – это декларация беспощадной войны против советского прошлого, а стало быть, против истории нашей страны.

Так как Чубайс постоянно ведет антиисторическую пропаганду через радиоэфир, к его идеям стали прислушиваться власть имущие. Хотя Чубайс любит изображать из себя оппозиционера, он в ходе передачи по «Русской службе новостей» 23 мая с.г. с радостью отметил, что президент РФ В.В. Путин разделяет его взгляды по Брестскому миру.

Временные прекращения атак на советское прошлое со стороны власть имущих не должны вводить в заблуждение. Задержка с планами переноса захоронений у Кремлевской стены, вызванная активным сопротивлением общественности, резко сменилась подготовкой к открытию мемориала в Мытищах. Поэтому некоторый спад в атаках на прошлое может смениться неожиданным провозглашением «россиеведения» ведущим направлением в российской истории, а сочинения Чубайса могут быть объявлены каноническими пособиями для изучения прошлого нашей страны. Ведь на протяжении своего опуса И. Чубайс не раз сокрушается, что в нашей стране до сих пор нет института России и нет кафедр «россиеведения». Нетрудно догадаться, кого он видит на посту директора нового института, руководителя кафедр неведомой до сих пор науки, а возможно, и Академии россиеведения.

Кто в 1991 году мог ожидать, что вскоре в стране будет осуществлена грабительская приватизация под руководством Анатолия Чубайса? Можно ли надеяться, что мы гарантированы от уничтожения отечественной истории по плану его братца Игоря?

Юрий ЕМЕЛЬЯНОВ. «Улики» №9 2013

ertata