21 августа 1943 года приказом Верховного Главнокомандующего были созданы суворовские училища по образцу кадетских корпусов Русской армии. 10 июля 1873 года Приказом Императора по Военному ведомству было подписано «открыть две военных гимназии - одна в Петербурге, другая в Симбирске, каждая по 300 человек». Так начинался Симбирский кадетский корпус. 45 лет педагогической деятельности, 42 выпуска и заметный след в культуре и архитектурном облике Симбирска - таково его историческое наследие. Даты и адреса Первый адрес учебного здания - Дом городского общества на Спасской, где размещались Городская дума и городская управа. Под учебные классы отдали весь второй этаж здания. Ныне здесь музыкальное училище (с 1958 года). Пансион на 70 человек был в соседнем доме, принадлежавшем наследнице Петра и Николая Языковых, арендатор сдавал его под гостиницу «Языковские (Карташовские) номера». Ныне в историческом здании на Спасской Литературный музей «Дом Языковых».
28 июня 1875 года. Военный совет утвердил строительство здания военной гимназии. Выстроенное военным инженером Залесским с применением самых прогрессивных по тем временам технологий (собственная электростанция, водяное отопление, искусственная вентиляция), оно остается и сегодня одним из лучших в городе. Совершенное здание с прекрасными учебными кабинетами, гимнастическим залом и военно-учебный городок при нем с плацем и хозяйственными постройками были созданы всего за два года. 9 октября 1877 года оно было торжественно передано гимназии. В этом же году состоялся первый выпуск воспитанников, окончивших ее полный курс.
22 июля 1882 года. Симбирская военная гимназия преобразована в Симбирский кадетский корпус. По штату насчитывалось 425 кадет, распределенных по трем ротам.
1898 год. Симбирску 250 лет. Симбирскому кадетскому - 25. Он прочно занял достойное место в общественной жизни губернии. За четверть века в корпус поступило 1795 воспитанников. Полный курс окончили 760 кадет.
Имена и судьбы Симбирский кадетский создавали и пестовали выдающиеся педагоги, их опыт патриотического воспитания актуален и сегодня. Подробную летопись жизни корпуса за 25 лет составил преподаватель словесности А.С. Рязанов.
Федор Константинович Альбедиль (26.05.836 - 1.08.1914). Это первый директор Симбирской военной гимназии (с 8 августа 1873 года по 17 мая 1878-го). Образование получил в Дворянском полку и Михайловской артиллерийской академии. Автор многих статей в «Педагогическом сборнике», состоял в «Кружке поощрения молодых русских художников». Кавалер многих наград. Службу завершил в чине генерала для особых поручений при Главном управлении военно-учебных заведений. Отец шестерых детей.
Якубовичи. Семья выдающихся педагогов, в значительной степени определявшая уровень образовательной деятельности губернии. 17 мая 1878 года Николай Андреевич Якубович сменил Альбедиля на посту директора Симбирской военной гимназии. Именно он осуществил преобразование гимназии в Симбирский кадетский корпус, директором которого служил до 1903 года. Многолетний опыт воспитателя обобщен им в труде «Летопись и мысли старого педагога». Это - классика отечественного военно-патриотического воспитания, подкрепленный личной практикой научный труд тонкого психолога.
15 декабря 1903 года он простился с сослуживцами и воспитанниками. «Покинув Симбирск, я поселился у себя в имении Тамбовской губернии, отдаваясь воспоминаниям о дорогом мне корпусе». Провожали любимого педагога трогательно и торжественно. В приказе об отставке благодарный отзыв Великого Князя Константина Константиновича о «самоотверженной и примерной службе опытного и сердечно преданного своему делу руководителя и воспитателя юношества».
6 октября 1914 года в Петрограде был опубликован некролог: «3 октября с.г. в городе Усмани Тамбовской губернии скончался один из видных педагогов отставной генерал-лейтенант Н.А. Якубович… в своей многолетней педагогической работе Н.А. именно старался «овладеть душой» своих питомцев, именно «отдал им свою душу» и именно вложил в сердце многих из них «идеал светлой личности». Мир его праху!»
Служба Якубовичей в Симбирске не закончилась с выходом главы семьи в отставку. В списке офицерских чинов на 1 января 1909 года среди офицеров-воспитателей корпуса значится капитан Сергей Викторович Якубович.
В семье генерала было четверо детей: сын Владимир, дочери Таисия, Елизавета, Мария. Владимир - офицер, женат на правнучке симбирского губернатора княжне Хованской, в семье было четверо детей. Мария вышла замуж за преподавателя Симбирского кадетского корпуса Петра Зубова, который вскоре был переведен и получил роту в 1-м Петербургском кадетском корпусе.
Ныне администрация Ленинского района Ульяновска Таисия в год 250-летия Симбирска открыла первую в городе частную женскую гимназию, ни в чем не уступавшую Мариинской. Елизавета, в замужестве баронесса Пфейлитцер фон Франк, преподавала в этой гимназии рисование и рукоделие. Гимназия проработала 20 лет. Последним учебным годом для Кадетского корпуса и гимназии Якубович стал 1918-й. О судьбе Таисии Николаевны долго ничего не было известно. Сегодня мы впервые публикуем фотографию и называем даты жизни - 1867-1920 годы. 8 февраля 1920 года в Томске умер Владимир. Скорее всего, брат и сестра уходили с Белой Армией и погибли.
Под красным знаменем События 1917 года и Гражданская война уничтожили Кадетский корпус. Троицкий переулок переименован в Краснознаменный. Но история распорядилась так, что Симбирский кадетский выстроен на месте, навсегда освященном пребыванием Великого Суворова в год его неустанных трудов по укреплению государственности в разоренном пугачевским бунтом крае.
Наука побеждать, люди чести и доблести необходимы при любом строе. 25 декабря 1918 года в бывшем Кадетском корпусе начали работу курсы пехотных командиров. В 1921 году они преобразованы в 12-ю Симбирскую школу комсостава, в 1932-м школа стала бронетанковой, через четыре года получила статус училища, а с 1966 года оно стало
Ульяновским высшим гвардейским командным дважды Краснознаменным ордена Красной Звезды училищем. 151 выпуск сделало училище. Среди 25 тысяч выпускников
87 Героев Советского Союза и Героев России. 
В 1991 году танковое училище было преобразовано в Суворовское училище ВДВ с правом наследования боевых наград и почетных наименований. Педагогические традиции Русской армии снова стали особо востребованными. Начали с отдания долга Суворову. В 2007 году установили бюст на территории училища, а 24 ноября 2011 года - памятник на Спасской с девизом «Доброе имя мое в славе моего Отечества».
Вектор поиска «Летопись» педагога Якубовича заканчивается словами: «С гордостью и сердечным восторгом встречаю я всякое хорошее известие о корпусе и моих бывших питомцах. Великую радость испытываю, когда случайно встречаюсь с ними… Где вы? Откликнитесь!»
В 2006 году член Русского Географического общества путешественник Владимир Кочетков побывал в США, где ему подарили книгу «Честь». Это документально-художественная повесть о жизни Симбирского кадетского корпуса в начале ХХ века. В главе «Подвиг» рассказано, как в марте 1918 года симбирские кадеты спасали знамена своего корпуса и Полоцкого, который на время Первой мировой войны был эвакуирован в Симбирск.
В начале марта 1918 года по приказу большевистского правительства знамена подлежали изъятию, что равносильно расформированию воинских частей. Из книги «Честь» стало известно, что, пройдя долгий путь, знамя Симбирского кадетского корпуса сохранилось и находится в Нью-Йорке. Глава «Подвиг», как предупреждает автор Георгий Ишевский, написана «по тем скудным данным, которые удалось получить от игумении Эмилии». В миру это сестра милосердия Евгения Овтрахт-Свирчевская. С риском для жизни она доставила доверенные ей знамена в Царицын. 29 июня 1919 года за этот подвиг приказом №66 Врангеля была награждена Георгиевской медалью 4-й степени за № 48474.
Георгий Ишевский - не псевдоним литератора, как считали. Это выпускник Симбирского кадетского корпуса 1910 года. Свидетелем описываемых событий он не был. Его книгу «Честь» увидел другой Симбирец и откликнулся подробной статьей. Сегодня мы познакомим читателя с этой редкой публикацией.
Невольные изгнанники - воспитанники российских кадетских корпусов, нашедшие приют в разных городах, создали обще-кадетское объединение и с 1952 по 1967 годы издавали журнал «Военная быль». Выходил он в Париже. Среди многочисленных (более 100 человек) сотрудников журнала семеро Симбирцев-выпускников разных лет. В библиотеке Университета Северной Каролины (США) сохранился журнал №40 за январь 1960 года. Открывается он очерком «Три знамени». Автор - Николай Голеевский, участник событий, кадет второго отделения седьмого класса 42-го выпуска (1918 год) Симбирского корпуса. Приведены подробности событий, названы имена тех, кто участвовал в похищении знамен - кадеты Пирский, Ипатов, Россин, Качалов, прапорщик Петров. Очерк никогда не публиковался в России. Он, как и судьбы участников событий, заслуживает отдельного рассказа.
«Три знамени» - первая страница журнала «Военная быль» В 1920 году при эвакуации из Крыма спасенные знамена доставили в Югославию, где в городе Сараево они были переданы на хранение в Сводный кадетский корпус. Знамя Симбирского корпуса поместили в киот и установили в корпусную церковь на запрестольный образ Спаса Нерукотворного. Затем в городе Белая Церковь киот со знаменем хранился в корпусном музее. В 1945 году Сводный Кадетский Корпус был закрыт, знамя как икона Спаса хранилось в русской церкви. В январе 1955 года с согласия югославских властей знамя-икона доставлено в Митрополичью Синодальную церковь Нью-Йорка.
Пройдя долгий путь, знамя Симбирского кадетского корпуса сохранилось и находится в Нью-Йорке. Суворовское училище, по праву считая себя преемником Симбирского кадетского корпуса, вступило в переговоры с надеждой возвратить святыню в родные стены.
В 2010 году суворовцами была воссоздана существовавшая с 1879 по 1918 год корпусная церковь во имя Спасителя Николая Чудотворца, где хранилось знамя Симбирского кадетского корпуса. В 2014 году в исторических корпусах произведен капитальный ремонт. Суворовцы унаследовали от своих предшественников танкистов богатейший музей и, конечно, стараются его пополнить. Очерк «Три знамени», фотопортреты и справки о судьбах кадет-симбирцев будут нашим подарком этому музею.
Наталья Гауз. Журнал «Деловое обозрение» №11, 2013
Читай ещё:
Дмитрий Разумовский: «Умереть в бою — это счастье»
В Ульяновске открыли памятник Десантнику №1
ertata
... Союза, генерал-полковник
, бывший командующий ... » летный состав
дальнего действия имел ...
Герой Советского Союза, генерал-полковник авиации, бывший командующий Дальней авиацией и бывший заместитель Главнокомандующего ВВС СССР. В годы войны совершил на бомбардировщике Ил-4 307 боевых вылетов по объектам глубокого вражеского тыла, включая Берлин. Из семьи художников, дядя - Фёдор Решетников, автор хрестоматийной картины «Опять двойка». 96 лет. Его мемуары перечитываю с удовольствием. Написаны живо, видна яркая личность автора. 
***
Лишь на восьмые сутки, неожиданно сверкнув из-за лесной чащи, открылась Ловать. Неужто спасение? В попытках найти переправу их заметили с нашего берега и выслали лодку. Ободранные, заросшие и голодные, они, наконец, были среди своих, у себя дома! Радость охватила их одуряющая, безмерная, но... оказалась короткой. Доставленных в штаб, их тут же разоружили и под конвоем направили в лагерь НКВД, предназначенный для проверки благонадежности вернувшихся из-за линии фронта. Таких лагерей с декабря 1941 года отгрохали множество и к лету успели заполнить. Прошло несколько дней, прежде чем Тарелкин ухитрился каким-то образом подать сигнал на волю.
Майор Тихонов нашел на карте совсем рядом с дислокацией лагеря аэродром и приказал командиру эскадрильи капитану А. И. Галкину, снабженному всеми возможными полномочиями, немедленно вылететь на боевом самолете в район лагеря и доставить экипаж в полк.
Да не на тех нарвались!
Несмотря на просьбу, уговоры и крутые, в басовых регистрах, обороты речи, лагерное начальство ни под каким видом не намерено было уступать Галкину. Тот потрясал документами, ругался и клялся — как в стенку!
— Не положено. Имеется приказ!
Видя в конце концов полную бесполезность своих усилий, Александр Иванович упросил начальника лагеря разрешить Тарелкину и Дедушкину хотя бы проводить его к самолету. Просил и за Митрофанова, но тому, вероятно, как младшему командиру, отказано было напрочь.
Тарелкин и Дедушкин следовали на аэродром рядом с Галкиным под вооруженным конвоем. По пути полушепотом шел инструктаж: после пробы моторов по его, Галкина, знаку — пулей в нижний люк кабины радистов.
При виде самолета на лицах конвойных отразилась ошеломленность, вероятно, они никогда в жизни не видели летающую машину, да еще такую огромную, так близко, а когда Галкин запустил моторы — солдаты и вовсе опешили.
Все остальное произошло, как в блеске молнии. Ребята хоть и рослые, но в люке исчезли мгновенно. В ту же секунду взревели моторы, и Галкин, чуть подвернув хвостом к конвойным, обдал их пылью и с места пошел на взлет.
Под вечер Тарелкина и Дедушкина встречал ликующий полк. Я почувствовал, как Николай обрадовался, увидев меня. Мы повисли друг на друге, что-то бормотали, хлопая ладонями по лопаткам, и я повел его в общежитие восстанавливать уже разрушенные «виды на жительство».
Командир полка дал обоим скитальцам небольшой отпуск — отдохнуть, окрепнуть, прийти в себя и затем съездить на недельку к родным. Но дня через два или три после их побега в полк, в вооруженном сопровождении прибыл лагерный уполномоченный и потребовал немедленного возвращения беглецов в лагерь.
Василий Гаврилович со всей решительностью отказал ему в этом, а видя его неугомонность, выдворил со штаба. Тот не унимался, сунулся было в общежитие, но на крыльце его встретили летчики и посоветовали во избежание неприятностей убираться вон. Тюремщик попятился и, пригрозив расплатой, исчез.
История с бегством Тарелкина и Дедушкина из энкавэдэшного лагеря, дойдя до генерала Голованова, не на шутку взволновала его и побудила вмешаться в это тонкое и опасное дело. По части шансов очутиться в новоявленном Дантовом «чистилище» летный состав авиации дальнего действия имел немало «преимуществ» — у нас и экипажи были крупнее, чем в других родах авиации, и действовать нам приходилось на большой глубине над территорией противника, а если учесть, что боевой состав АДД не отличался массовостью и буквально каждый экипаж был в Ставке на счету, то станет понятной тревога командующего: эти «лагерные мероприятия» могли чувствительно отразиться на боевых возможностях дальних бомбардировщиков.
Александр Евгеньевич обратился со смелой просьбой к Сталину — разрешить его, головановские экипажи, направлять после перехода линии фронта непосредственно к нему в штаб. Голованов уверял Сталина, что он ручается за своих летчиков и всю ответственность за их благонадежность берет на себя.
Сталин не сразу, но согласился с этим, и важное исключение для летчиков и штурманов АДД вошло в силу, хотя не коснулось тех, кто возвращался после побега из плена.
Не знаю, сыграла ли тут роль прежняя служба Голованова в двадцатых и в начале тридцатых годов на немалых постах в органах НКВД, но Сталин, известно, к этой категории государственных служащих относился с особым доверием.
***
...Мы идем на высоте 4500 метров. Воздух спокоен и не предвещает бурных событий. Но вот незаметно померкли звезды и вдруг вовсе исчезли за плотной пеленой облаков, а впереди обозначилась черная стена непогоды. Она возникла сразу за линией фронта, гораздо раньше, чем нам обещали синоптики. Все глубже и плотнее входим в облачные дебри, всматриваемся в черноту, ищем проходы. Обнаружив малейший просвет, бросаемся туда, но там вырастает новая стена. Моторы тянут вперед, машину не остановишь, чтобы осмотреться. Ее валит с крыла на крыло, бросает сотнями метров то вверх, то вниз. Облака наполнились огнем и сверкают со всех сторон совсем рядом.
Васильев притих — видно, высматривает прогалы, фиксирует наши беспорядочные курсы. Нужно бы вернуться, но мы настолько глубоко вклинились во фронтальную толщу этого разъяренного «зверя», что возвращение могло обойтись дороже прорыва вперед. Казалось, вот-вот, и мы одолеем последнюю преграду, вырвемся на свободный простор, но новые броски обретали все более опасный размах. Я смягчал их рулями, как только мог, и уже чувствовал, что машина все больше и больше подпадает во власть этой жуткой стихии. Неведомая сила вжимала меня в сиденье, топила голову в плечи, но вдруг бросалась вспять, и я повисал на привязных ремнях. Наконец, после почти полукилометрового броска к земле машина резко взмыла вверх, раздался металлический треск, моторы захлебнулись, а в кабине закрутился конец оборванного троса. На штурвале исчезли нагрузки. Черт возьми! Я громко и крепко выругался. На мгновение меня оставили силы, руки безвольно обвисли, голова откинулась на подголовник. Все! Конец!.. Но в следующий миг я был в строю и полон сил.
— Прыгать, всем прыгать! — заорал я по СПУ.
Чернов отозвался. Неженцев промолчал. Но Васильев вдруг отчаянно и протяжно заорал на одной ноте:
— А-а-а-а!..
— Бросай машину, Алеша! — на надрыве повторял я ему. — Прыгай!
— Что, что случилось? А-а-а!.. — не унимался он в крике.
— Прыгай, Алеша, прыгай!
Он все еще что-то кричал, а машина, утратив равновесие, кренясь и меняя углы, летела вниз, теряя драгоценную высоту. Оставаться в ней было бессмысленно, и, открыв фонарь, преодолевая меняющиеся перегрузки, я с трудом перевалился через правый борт и оторвался от самолета. Перед глазами мелькнуло его огромное тело и, как мне увиделось, без левой консоли крыла и хвостового оперения.
Летел я спиной вниз и не сразу потянулся за кольцом, хотел немного отойти от падающего самолета, хотя он мгновенно исчез из виду. Когда уже медлить было нельзя, я вдруг почувствовал, как внезапно вошел в сильное и очень быстрое центробежное вращение. Голова и ноги описывали широкие круги, исчезло чувство опоры и времени. Штопор! Вспомнилась наука моих парашютных инструкторов: руку в сторону и — ждать! В штопоре открыть парашют — гибель.
Отсюда
+ развернуть текст 
