Спектакль лжецов. Глава одинадцатая. Император

Мраморный кабинет Альберг не любил с ранних лет: отец, надеясь приучить сына к политике, брал его с собой на совещания министров. И ребенок, вместо того, чтобы играть с друзьями и читать интересные книжки, был вынужден терпеть скучнейшие доклады государственных мужей. Чтобы отвлечься и хоть как-то скоротать время, юный принц начинал мысленно проводить ревизию архитектурных украшений: сколько завитков на капителях колонн, да как много листьев умещается на лепнине? 

Вот и сейчас император поймал себя на том, что вновь, как в детстве, в пол уха слушает выступление министра, а сам подсчитывает гипсовые цветы, тянущиеся окантовкой по всему периметру кабинета. Единственная разница заключалась в том, что теперь Альберг восседал не на детском стульчике, а за общим столом. Стол этот по форме напоминал лошадиную подкову, где центральное место отводилось императору. По бокам от него располагались советники – друг детства Эр и старик С, доставшийся «в наследство» от покойного отца. За советниками сидели министры.

 

 

Последние двадцать минут Альберг рассеянно слушал доклад по сельскохозяйственной отрасли. Министр аграрных дел обладал удивительной способностью буквально усыплять слушателей. Стоило ему начать говорить об осушении земель и экспорте зерна, как головы собравшихся тяжелели, так и норовя опуститься вниз.

Внешность горе-оратор имел весьма неказистую: бледный, угловатый, на макушке проплешина размером с блин. Усики жиденькие, какие бывают у юнцов, а бороденка до того редкая, что ей только мужиков деревенских смешить. Одним словом, выглядел докладчик весьма комично. Такому бы при церкви служить, а не фермерскими делами заведовать. 

Альберг был наслышан, что мужики министра не особо жаловали и за спиной потешались. Да и как не потешаться? У него даже фамилия была смешная: Цирюль. За это с легкой руки фермеров министр получил прозвище Штангель-Циркуль. Надо сказать, прозвище ему подходило: сам худющий, ноги длинные. Идет, точно циркулем расстояние отмеряет. 

Почему отец назначил его министром – для императора оставалось загадкой, но перечить воле родителя Альберг не собирался. К тому же, с делами Цируль худо-бедно справлялся. Еще бы во время докладов не так монотонно бубнил…

 

Государь с завистью смотрел на министра военных дел – Громовца. Грузный боевой мужик с повадками ретивого герка, сладко посапывал, опустив голову на плечо соседа. Сосед иной раз подталкивал спящего, когда тот принимался храпеть. 

Хотелось бы и Альбергу сейчас оказаться на одном из дальних кресел и проспать доклад агрария. Но, увы, императору не позволительна такая роскошь. Правителю надлежит внимательно слушать даже самых нудных выступающих. 

И все равно сосредоточиться на речи Цирюля никак не удавалось. Мысли невольно возвращались к странному корольку Рурыку. Если верить полученным сведениям, то близ Иривии находилось островное королевство, на территории которого проживала некая народность – марияки. По документам выходило, что еще несколько веков назад они отделились от Иривии, провозгласив себя отдельным государством. В целом дело выглядело вполне благопристойно и достоверно, но своим поведением Рурык меньше всего напоминал короля. Скорее, заезжего афериста. Пропаганда неких оффшоров, призывы нести вклады в его банк. Вероятнее всего именно он запустил слухи о введении налога для аристократии. А теперь еще и заявления в прессе, что люди императора якобы разгромили его банк. 

И вот что делать? Посадить в тюрьму до выяснения обстоятельств нельзя: что если он и в самом деле король? Кто знает, что у него за народ и с кем он в союзных отношениях? Может, находятся под защитой Пиратской Республики. Не хватало еще с ними развязать конфликт. 

 

Альберг почти с ненавистью смотрел на Цирюля. Как тот бухтел одно и то же от собрания к собранию: почвы осушаются, происходит рост пустынь, настоятельно рекомендуется ввести ограничение на использование магии и переходить на техническую модернизацию фермерства. 

Все это понятно и правильно, но откуда деньги взять? Неприятель со дня на день может порвать оборону и оказаться на континенте. В таком положении о модернизации думается в последнюю очередь. Как бы империю не потерять. Армии необходимо еще хотя бы штук десять летательных кораблей, чтобы дать отпор савенийцам. 

Директор завода кораблестроения тоже хорош... И ведь какие песни пел! Обещал привлечь инвесторов, просил: «Дайте только сделать пассажирский корабль и увидите – мы окупим весь проект! Можно будет военные модели за бесценок производить». 

Только зря деньги потратили. Шума много, а толку ноль. Все смотрят на летающую диковину, восхищаются, а инвестировать не спешат. В итоге как не было средств на военные корабли, так и нет. 

 

Мысль императора уплывала все дальше, переносясь к морским границам Иривии, где сейчас шли сражения. Неожиданно слова Цирюла заставили его встрепенуться. Альберг уловил лишь окончание фразы:

- … отменят поставки. Дело выльется в забастовку, - министр посмотрел на государя, ожидая реакции.

- Забастовку? – машинально повторил Альберг, не понимая, о чем идет речь.

- Конечно! Уже сейчас многие фермеры готовы отменить поставки продовольствия. Лидерам профсоюзов едва удается сдерживать земледельцев от столь радикальных мер. Мы должны пойти на уступки и завезти с юга почву, иначе нас поставят перед фактом наступления голода!

До императора начинал доходить смысл. Фермеры в очередной раз требуют южных земель, богатых на магию. Старая история. Будто этим можно решить проблему. Ну, завезут южную почву, а толку? Через пару месяцев потребуется новый слой. А так постоянно возить – это не выход. Не говоря уже о том, в какую сумму выльются поставки. В казне сейчас нет денег на столь неразумные траты. В казне вообще нет денег.

Но хуже всего то, что рассказы о плодородных почвах юга не более чем миф. На юге ситуация обстоит ненамного лучше. Тоже не ровен час бастовать начнут.

- Уговорите их потерпеть еще немного, - устало произнес Альберг, потирая виски. - Закончим с войной, и я обещаю – бросим все силы на модернизацию сельского хозяйства. Вы не хуже меня знаете, как обстоят дела.

- Знаю, Ваше Величество, но профсоюз считает это ложью, и переубедить их нет решительно никакой возможности.

- Так пусть съездят и сами убедятся! – не выдержал Альберг.

Громовец издал неожиданно громкий храп и сам от него проснулся.

«Детский сад какой-то, - мысленно возмущался император. – На кой Рамон мне эти министры, если они не могут решить столь элементарные дела?!»

- В том-то и проблема, - осторожно произнес Цирюль. – Представители фермерских профсоюзов минувшим летом отправлялись с визитом в южные регионы.

- И что? Поездка их не переубедила?

- Так оказия вышла… южане решили, что это с проверкой от Вашего Императорского Величества, ну и расстарались как могли. Нахваливали земли. 

«Анекдот, да и только, - вздохнул Альберг. – Придумали панацею на ровном месте. И ведь как им объяснишь, что спасение не в южных землях, а в технике, на которую сейчас нет денег?»

 

В голову Альберга закралась крамольная мысль. Она была настолько проста и эффективна, что обратная сторона медали меркла перед всеми ее достоинствами.

- Вот что, - произнес император, - поступим следующим образом: мы объявим, что готовится законопроект об экспорте южных земель. 

- Мы ведь не примем такой законопроект? – грустно уточнил Цирюль.

- Конечно нет. Но это позволит выиграть время и отсрочить забастовку. А пока что организуем для фермеров мастер-классы по добыче магии. Пригласим опытных специалистов, чтобы те обучили землевладельцев более мощным заклинаниям. 

- Но Ваше Величество! – перепугано заявил Цирюль, - Никак нельзя больше магии! Мы окончательно высушим почву! Дело закончится катастрофой! Мы нанесем непоправимый ущерб континенту! Я вас настоятельно прошу выделить деньги на техническую модернизацию. За двадцать лет мы полностью восстановим сельское хозяйство и озеленим территории.

- Да нет у меня денег на вашу модернизацию! – вскричал Альберг, сам не ожидая от себя столь ярких эмоций. – Если я сейчас дам вам денег – завтра восстанавливать будет нечего! Как вы не понимаете?! У меня война на границе! 

Неожиданно Альберг замолчал.

– Прошу прощения, - произнес он, не понимая, как позволил себе сорваться. - Я сейчас вернусь. Не расходитесь.

 

Правитель вышел в коридор, где встал у окна, прислонившись разгоряченным лбом к холодному стеклу. 

Вспышка ярости спровоцировала за собой острый приступ паники. Сердце глухо билось, голова шла кругом, казалось, что еще немного, и он рухнет на пол без сознания.

«Это все от переизбытка кислорода. Надо отвлечься». Император сделал глубокий вдох и досчитал до десяти. 

Выдох. 

Снова вдох, длинная пауза, выдох…

Постепенно паника отступала, сердце успокаивалось, голова становилась ясной. 

Больше всего Альберга беспокоило, что такие вспышки гнева участились. В какой-то момент эмоции, которые император сознательно давил, вырывались наружу. И всякий раз ему становилось стыдно за несдержанность. Такое поведение казалось ему признаком слабости. 

 

Отдышавшись, государь вернулся к министрам. Те сделали вид, что ничего не произошло. 

- Громовец, что у вас? – спросил государь, тем самым подчеркнув, что больше не желает слушать возражений Цирюля. 

Сегодня он подпишет указ организовать учебные кружки для фермеров. Это единственный приемлемый выход. Да, опасно, да разрушение почвы, но лучше так. Нельзя допустить, чтобы из-за глупости земледельцев в городах начался голод. Горожанам хватает поводов для недовольства, а если образуется еще и дефицит продуктов – дело закончится гражданской войной.

 

Министр военных дел Громовец нехотя поднялся и кратко доложил о том, что противник ввел в строй новый тип корабля.

- Он превосходит другие модели не только по мощности, но и по дальности залпов. В данный момент преимущество на стороне савенийцев. Ваше Величество, наш флот теснят к границам. Где обещанные летающие корабли? 

Громовец всегда говорил прямо, без экивоков и дипломатических намеков. С одной стороны, это импонировало Альбергу, а с другой – ставило в неловкое положение. 

- Корабли производятся и вскоре первые три модели будут готовы, - произнес император.

Соврал. На самом деле он знал, что проект заморожен - нет денег. Но объяснять это Громовцу не хотелось. Император и без того догадывался, чем закончится подобный разговор. Вояка станет требовать немедленно изыскать средства, и Альберг будет вынужден подчиниться его напору. Уж лучше сразу ответить, что все в порядке и после собрания подумать, как еще можно раздобыть дополнительное финансирование.

Когда «потом»? – не отставал Громовец. - Что мне говорить командующим? Мне морякам как в глаза смотреть?! Они там за Родину умирают, ждут подмоги, надеются на ваши корабли как на чудо, а вы тянете производство! 

- Через неделю первые три корабля будут у границ, - сухо произнес Альберг.

Он понимал, что смалодушничал. Что через неделю не будет кораблей. Но сейчас ему проще было соврать. Не он мог сказать иначе. 

- Надеюсь на это! – хмуро буркнул Громовец. – У меня все.

Он сердито опустился на кресло: сонливость министра как рукой сняло.

 

- Левицен, что у вас? – обратился император к министру внутренних дел.

Хотя мог и не спрашивать. Он и сам прекрасно знал, что творится в городе. В центре столицы жители организовали палаточный лагерь. Перегородили главные улицы и уже третий день отказывались расходиться. Требовали отмены военного налога. 

Левицен рассказал, что у демонстрантов появились лидер: Геньцинек – редактор независимой газеты  и лидер тайного кружка «Сила и равенство». Он призывает народ перейти к активным действиям и захватить власть в свои руки.

 

Альберг слушал доклад с чувством презрения. Его тошнило от всего. От глупых фермеров, которые сами не понимали, чего просят. От проекта с летающими кораблями. От народа, который не мог хоть ненадолго забыть о собственных проблемах и осмыслить в каком положении находится страна. Вечно им что-то надо, вечно они всем недовольны! Они не понимают своего счастья.  Если бы кто-нибудь предложил Альбергу отдать сбережения в обмен на отсутствие ответственности – он бы с радостью пожертвовал все до алына. Лишь бы не чувствовать давления за судьбы других.

- Как прикажите поступить? – спросил Левицен.

- Да разогнать этот лагерь и дело с концом! – встрял Громовец, по-мужицки рубанув воздух ладонью.

- Нельзя, - с грустью отозвался Альберг. 

В отличие от министра военных дел, император хорошо понимал, чем закончится такой разгон. Обязательно будут жертвы, и это прорвет последний клапан, сдерживающий народ. У людей давно скопилось недовольство, и требование отменить военный налог - лишь повод. На самом деле душа просит иного. Они хотят изменений и видят их в смене правительства. Народ всегда думает, что если поменять одного императора на другого – жизнь наладится. 

- Мы не будем никого разгонять, - объявил Альберг. – Нам только революции не хватало. Действовать надо тоньше. Я все обдумаю и вечером дам ответ. На этом предлагаю завершить совещание. Спасибо, господа. Эр, останься, у меня к тебе разговор.

 

Ожидая, пока министры уйдут, Альберг подошел к окну: из кабинета был виден кусочек площади, где сейчас обитали митингующие. Мешки, куски заборов, доски, мусор – площадь напоминала одну большую помойку. Толпа пьяных мужиков горланила народные песни.

«И это мои подданные», - император брезгливо поджал губы. 

- Ты как? – подошел к нему Эр.

После того как погиб брат императора, советник превратился в заботливую няньку, чем раздражал Альберга. Если даже друг носится с ним, как с больным ребенком, то каким слабаком, должно быть, считают его остальные? 

- Хотел обсудить с тобой один весьма щекотливый момент, - деловым тоном отозвался император. – Я долго размышлял над протестами народа и, кажется, понял, в чем кроется причина.

Эр по-мальчишески сел на подоконник, что еще больше рассердило Альберга. В этом поступке он увидел всю несерьезность, с какой советник воспринимает текущий разговор. 

«Он многое себе позволяет! Мне давно следовало бы поговорить с ним и объяснить, что дружба дружбой, но ему не следует забывать, что я больше не приятель по играм, а правитель Иривии!»

Но Альберг так и не решился сделать замечание. Вместо этого продолжил развивать начатую мысль:

- Люди оттого столь неохотно платят военный налог, что не верят в реальность угрозы. Для них война, идущая далеко в море, сродни сплетням из-за океана. Они не понимают, что если враг прорвет оборону, то очень скоро савенийские солдаты окажутся в столице. Отчасти я их понимаю: трудно бояться того, кого и в глаза не видел. Для них савенийская армия представляется чем-то абстрактным, неосязаемым. 

- И что ты предлагаешь делать? Проводить экскурсионные туры к местам морских сражений? – иронично отозвался Эр.

«Вот опять! Даже советник открыто насмехается надо мной!»

- Нет. Я предлагаю переместить место сражения сюда, на континент.

- Ты… - Эр вытаращил на него глаза.

- Нет! – строго оборвал Альберг. - Я еще не сошел с ума. Кто сказал, что савенийцы должны быть настоящими?

- Хочешь инсценировать войну?

- Практически, - Император заложил руки за спину и отвернулся от собеседника, уткнувшись взглядом в пол. 

Ему было стыдно предлагать такое, и в тоже время он понимал, что пора действовать жестче.

- Я думал не о военных действиях – это слишком масштабно и могут возникнуть проблемы с правдоподобностью. Нет. Достаточно будет организовать несколько взрывов в столице. Пара жилых домов. Возможно, больница или учебный корпус. Скажем, лицей.

- Ты хочешь взорвать лицей? – Эр не знал, как реагировать. Ему показалось, что у друга очередной припадок и сейчас он бредит.

- Почему нет?

- А если кто-нибудь погибнет?

- Тем лучше, - строго произнес государь. - Ничто не вызывает столько эмоций, как смерть детей. 

- Не думаю, что это смешная шутка, - хмуро отреагировал советник.

- Я не шучу, - Альберг неожиданно уставился в лицо друга и тот к своему ужасу осознал, что император говорит абсолютно серьезно, четко осознавая каждое произнесенное слово.

- Того и гляди начнется революция, - горячо продолжал император. - Как думаешь, что лучше: пожертвовать несколькими детскими жизнями или целой страной? 

- Но это же школьники! – Эр спрыгнул с подоконника. Его трясло от задумки государя. - Почему нельзя просто выйти к народу и объяснить ситуацию? Люди не так глупы, как тебе кажется. Они поймут. 

- Идеалист, - на лице правителя отразилась саркастическая гримаса. - Ты сильный духом и считаешь, что и окружающие должны быть такими. Но люди слабы! Им тяжело быть героями. Жертвовать чем-то во имя общей цели. Людям ближе роль жертвы! Им проще бояться врага, чем выжимать из себя благородные порывы. Не усложняй их жизнь. В ней и без того мало счастья.

- Но Альберг! В этом даже нет логики! – советник вцепился за рукав друга. - Какой смысл савенийцам устраивать взрыв в лицее? Это не стратегический объект.

- Ты не учитываешь одного факта, - Альберг высвободил рукав и отошел в сторону, вновь уткнувшись взглядом в пол, - когда разумом управляют эмоции – ему нет дела до логики. Никто не станет думать над мотивами террористов. А даже если кто-то и начнет задаваться таким вопросом, то ответ весьма прост: савенийцы наши враги и тем самым они пытаются запугать население, внести смуту, разъединить перед лицом опасности. 

- И все-таки, если кто-то погибнет? Невинные дети не должны быть платой за единство народа. Это несправедливо!

- Ты заблуждаешься, - наставительно произнес государь. - Это и есть высшая справедливость. Судьба одного человека не может быть выше судьбы всего народа. Справедливость жестока. Она не признает гуманности. Нельзя принести людям благо не запачкав руки. Увы – такова цена для любого правителя. 

- Знаешь, Альберг, обычно я всегда на твоей стороне, однако в этой затее, извини, ты не найдешь поддержки в моем лице. Я отказываюсь этим заниматься.

 

Император сжал кулаки, готовый вновь сорваться, но на этот раз сдержался. «Как же я от всех от вас устал! Никто не хочет мне помочь! Все только требуют, мешают, противостоят! И без того нелегко управлять огромной страной, а тут еще приходится тратить силы, чтобы переубедить помощников».

- Эр, пойми, я не испытываю удовольствия, собираясь взорвать лицей. И меньше всего хочу, чтобы кто-то пострадал. Тем более – дети. Но я не могу допустить начала революции. А все к тому и идет. Ты и без меня прекрасно знаешь, что Иривия не переживет этого. Савенийцы обязательно воспользуются моментом и захватят материк. Мне что, объяснять тебе как маленькому, что тогда случится со страной? Как эти варвары станут выкачивать из почвы магию? И как в итоге весь материк превратится в одну большую пустыню? Они ведь не понимают, насколько губительна добыча магии. А даже если и поймут. Для них Иривия – лишь кормушка, полная альтернативного топлива, энергии. Нас сделают сырьевой колонией. Меньше всего на свете я желаю подобной участи для моей страны. И если для общего блага должны погибнуть несколько детей – что ж… я не боюсь испачкать руки. А ты или помоги мне, или отойди в сторону. Но знай, я в тебе разочарован. Не думал, что ты настолько сентиментален и наивен. 

Альберг был твердо убежден, что если он покажет народу всю опасность савенийцев, те непременно уйдут с площади. Испугаются, вспомнят о долге перед родиной, согласятся отдать любые деньги, лишь бы император защитил от вероломных савенийцев.

- Как будет угодно, - неоднозначно ответил Эр и собирался покинуть кабинет. Ему не хотелось еще больше рассориться с государем, но и молча смотреть, как он превращается в самодура – тоже желания не возникало. 

- Я еще не закончил, - нахмурился Альберг, вынуждая советника задержаться. – Мне нужна информация на лидера оппозиции. Грицек… Гринюк… Как его?

- Геньцинек.

- Да! Точно. Судя по фамилии, он не местный? Из Броцланы?

- Его родители оттуда, но сам он родился и вырос в Иривии.

Альберг отмахнулся:

- Не суть. Необходимо избавиться от него, пока он не повел людей на бойню.

- Тоже прикажите взорвать? – ехидно уточнил Эр.

Император проигнорировал шпильку.

- Броцлана, Броцлана… они ведь по сути до сих пор остаются торговыми союзниками Савении… Хм… - Альберг потер подбородок, размышляя, как повыгоднее использовать эту информацию. – Давай-ка скажем, что этот Геньцинек работает на савенийцев. Для начала запустим слух. Так сказать, подготовим почву. А после обвиним его во взрыве лицея.

- Как будет угодно, - бесцветным голосом произнес Эр.

 

 

***

 

Палаточный лагерь протестующих развернулся через квартал от Дворца императора, на площади Красноголовых. Место это было знаковое: площадь носила имя в честь революционеров, свергнувших когда-то Грыхских. История с этой династией вышла скверная. Правящий в то время император Иривии Эдек Седьмой взял в жены Броцланскую принцессу Стрежду Грыхских. Заморская невеста была диво как хороша. Стройна, черноброва, румяна и плодовита. В первый же год родила Эдеку наследника. Но рано радовался император. Грыхская собственноручно свергла правителя: явилась в спальню мужа вместе с личной охраной и вынудила передать трон малолетнему сыну, а себя объявить регентшей. После чего избавилась от мужа. 

Как только Эдека не стало, в столицу Иривии съехались многочисленные братья Стрежды, а вместе с ними и броцланские солдаты. В городе начались беспорядки. Полиция бездействовала, предпочитая не связываться с новыми правителями. Аристократия тоже поспешила присягнуть Грыхским. 

Лишь иривийский народ отказался пойти в услужение иноземным захватчикам. Простой оружейник Кейтер, получивший в народе прозвище Красная голова, за то, что никогда не появлялся на улице без алой шапки, возглавил народное ополчение. Он призвал свергнуть Грыхских и передать трон брату покойного Эдека – Герберту (являвшегося для нынешнего император Альберга прадедом). И люди, выходя на площадь биться с броцланскими неприятелями, в знак солидарности надевали на головы красные повязки. 

Многие тогда полегли за правое дело, но людям удалось прогнать Грыхских и вернуть страну законному правителю. В честь этого на площади воздвигли памятник оружейнику Кейтеру, а само место переименовали в площадь Красноголовых. 

 

Нынешние протестующие все чаще вспоминали подвиг красноголовых. С легкой руки Геньцинека, красные повязки стали символом протестного движения.  Он лично вместе с помощниками раздавал на площади алые платки, агитируя людей носить их постоянно и тем самым напомнить Альбергу, что любую власть можно свергнуть. 

Повсюду на площади валялись мешки, камни, агитационные листовки. Чтобы оградить лагерь от разгона полицией, по его периметру были установлены заграждения. Вход шли обломки заборов, доски, листы железа, приставные лестницы… 

Административные здания, чьи парадные двери выходили на площадь, были забаррикадированы изнутри. Подступы к зданиям охраняла полиция, а служащие приходили на работу с черного входа. Впрочем, пока митингующие лишь пару раз сделали вялые попытки захвата. Народ еще надеялся решить дело миром. Единственное заведение, которое пострадало от митингующих – ресторан столичного миллионера. Его владелец с ужасом взирал, как толпа горожан хозяйничает в его заведении, превращая элитное место в опорный пункт борьбы с властью. Миллионер пытался добиться аудиенции императора, но Альбрег отмахнулся: людям надо где-то ночевать. Пусть громят ресторан, чем штурмуют дворец.

 

На площади повсюду горели костры, привлекая к себе самый разный люд. Возле одного из таких костров расположились пятеро человек: молодой лицеист, дородная женщина, работавшая прачкой, двое рабочих с фабрики и старик-фермер. Он единственный, кто сидел, примостившись на деревянный ящик. Остальные стоя грели руки у костра и вели вот какую беседу:

- Главное, не расходиться. Держаться всем вместе! Друзей на площадь звать. Чем нас будет больше – тем быстрее дело пойдет! – говорил первый мужчина.

- А толку-то стоять? Уже столько дней стоим и ничего! - спорил с ним второй. – Вот ежели б императора разок припугнуть хорошенько – он бы живо налоги поотменял.

- Припугнуть! – морщился первый. А пулю под нос не хочешь? Он как солдат своих выставит, да как ружья на нас наставит, и что тогда делать будешь?

- Не уж-то станет по нам стрелять? – охнула баба.

- А я бы и под пули пошел! – заявил мальчишка, которому хотелось настоящих сражений. 

- Полезет он. Ишь, смелый какой выискался. И толку-то от твоих геройств? – хмыкнул в усы первый мужчина.

- Это лучше, чем сидеть и бездействовать! – запальчиво возразил лицеист. - Правильно Геньцинек говорит: надо брать дворец штурмом! Нам нужен новый правитель! 

- Слушай своего Геньцинека больше, - махнула рукой баба. – Ты вон слыхал, чего про него народ говорит? С савенийцами он спутался! Ради них народ баламутит. У него дворец в Гердене отгрохан, и дом в Канзе строится. Нет ему веры. Эти богачи они все заодно. Он тебя вот, дурака молодого, под пули толкнет, а сам потом во дворце своем будет жить да бед не знать.

- Да скажите тоже! – обиделся парень, для которого Геньцинек стал своего рода кумиром. – Вы больше сплетни слушайте – вам еще и не такого расскажут! Как будто не знаете, что это все имперские шавки слухи распускают. Специально против Геньцинека настраивают. 

- Кто распускает – я судить не берусь, да только против порядочного человека и распускать будет нечего, - не уступала баба. - Да и рожа у него странная. Нос как у поросенка, а сам тощий, мелкий, вертлявый. Все суетится, кричит.

 

- Трещина у меня по огороду пошла, - грустно вздохнул дед. На его слова не обратили внимания, так как это эту фразу он повторял уже не первый раз. – Вот рядом с домом прошла. Еще бы чуток левее и прям по фундаменту…  - старик вздыхал. - Я ж не против императора. Ему ж оно виднее – на что налоги собирать. Пусть кто хочет тот и правит, да только меня бы не трогали. Но вишь… сушится почва. Нет в землице больше магии. Ей бы дать отдохнуть чуток. Хоть с годик. А кудыть я тогда сам денусь? Ведь каждый месяц деньги требуют. Да и пусть бы требовали. Но землицы бы новой завезли, с юга. Тогда бы и всяко полегче стало…

Дедок бормотал, не замечая, что собеседники не слушают его, продолжая спорить о своем.

Неожиданно в двух кварталах от лагеря прогремел взрыв. А спустя минуту еще один, да с такой силой, что грязно-черные клубы дыма потянулись к небу точно смерчевые вихри. По улицам прокатился такой грохот, что закладывало уши. 

- Да это ж никак лицей мой горит! – восторженно крикнул мальчишка. – Неужто наши и до лицея дорвались? Ну дают!

И позабыв обо всем, рванул к горевшему зданию, радуясь, что теперь еще долго не будет занятий.

 

 

***

 

- Ты доволен? – Эр ворвался в кабинет Альберга без предупреждения. По сути, он единственный, кроме покойных племянниц, имел на то право. И теперь этим пользовался.

- Взорванный лицей! В жилых домах стекла выбило. Более трех десятков погибших и около восьмидесяти раненых. Окрестные больницы переполнены! У людей траур! Ты этого хотел?

Император поднял тяжелый взгляд, оторвавшись от записки. Лицо его было мрачно, но Эр не придал этому значения. Он продолжал возмущаться:

- Разворотить половину квартала – это и был твой план? Так ты хочешь присмирить подданных? Убить? Да если бы я не знал тебя с детства – я бы после такого и руки тебе не подал! 

Эр был вне себя от негодования. Он, конечно, понимал, что трагедия отвлечет горожан от  протеста, заставит боятся савенийцев, но какой ценой!

- Что на тебя нашло?! Ты же говорил, это будет небольшой взрыв, что постараешься обойтись без жертв!

- Сторож-скотина приворовывал, - меланхолично отозвался Альберг. – Стаскивал в подвал учебные мешки с активированной магией. Земля сдетонировала.

Император говорил об этом так, словно обсуждал погоду. 

- Что-то еще случилось? – догадался советник. Он, наконец, заметил странное поведение государя.

- Вчера погиб С. 

- Как? Почему? 

- А сейчас мне доложили о смерти Громовца… 

Эр потерял дар речи.

- Кто-то методично убирает всех из моего окружения… Вскоре доберутся и до меня.

Альберг взглянул в глаза советника и грустно улыбнулся.

 

Тэги: лжецов, литература, спектакль