Пауль Керес

«Чигоринский» год явно не задался. Началось с турнира претендентов, который, как на грех, выиграли два еврея – Исаак Болеславский и Давид Бронштейн (хорошо еще, что наши заранее подсуетились и продавили Будапешт, зная, что госдеп США не пустит Решевского в коммунистическую Венгрию, а то бы в претенденты мог выйти еврей, да еще и американец!). Затем в дополнительном матче победил Бронштейн, что сильно напрягло не только Михаила Ботвинника, но и шахматное руководство: с Болеславским-то у чемпиона мира был счет 7:0 при четырех ничьих, а вот с Бронштейном – 0,5:1,5 (конечно, у Ботвинника «пятый пункт» тоже подкачал, но он был человек проверенный и партийный, не то что этот сын бывшего лагерника). И наконец, под занавес юбилейного года чемпионом СССР стал не какой-нибудь русский «чигоринец» вроде Котова или Смыслова, которым наш народ мог бы гордиться, а эстонец Пауль Керес, едва избежавший ареста после войны за свое участие в немецких турнирах… И всё это – в самый разгар борьбы с «безродными космополитами»!
У руля Спорткомитета стоял тогда генерал-полковник А.Аполлонов, назначенный лично Сталиным. Новый начальник был груб и с людьми не церемонился, даром что на прежнем посту – замминистра внутренних дел – курировал места заключения, а до этого возглавлял внутренние войска НКВД. В спорте генерал не разбирался, с вверенным ему «контингентом» общался в приказном порядке. Случались казусы. Секретарша докладывает: пришел такой-то. Аполлонов: «Введите».
Единственное, что его как-то извиняло, это любовь к шахматам. Генерал и сам хорошо играл: по оценке Юрия Львовича Авербаха, «примерно в силу первого разряда».

Авербах: «В лице Аполлонова спорт получил типичного “фельдфебеля в Вольтеры”. Его боялись, и не без оснований. Резкий, безапелляционный, он, как и многие другие руководители того времени, со всеми подчиненными был на “ты”, частенько сопровождал свои сентенции грубым, чисто солдатским юмором и прибаутками.
Игорь Бондаревский, например, рассказывал, что на одной из первых встреч с генералом он пожаловался на трудности. Аполлонов его оборвал:
– А что легко? Легко только ссать в бане!..
Парадоксально, но Аполлонов любил шахматы и неплохо в них разбирался. Вспоминаю, как мы уезжали на международный турнир в Щавно-Здруй (июнь 1950 года. – С.В.). Самолет улетал поздно ночью, и около полуночи шахматисты собрались в помещении Спорткомитета. В те времена из-за привычки Сталина работать по ночам всё начальство следовало его примеру. Как обычно, генерал находился у себя в кабинете.
Наша делегация – Керес, Бондаревский, Тайманов, Геллер, Симагин и я, а также Алаторцев (руководитель) и Вересов (тренер) – получила твердое указание выиграть турнир, а затем Аполлонов предложил Кересу сыграть партийку. Он играл достаточно грамотно, и партия затянулась. Нам уже было необходимо уезжать, а увлеченный игрой генерал не торопился. Пунктуальный Зубарев, не смея вмешаться, просто извелся, пока партия не закончилась. К счастью, в аэропорт мы все-таки успели вовремя…
Через несколько лет наверху, видимо, решили, что генерал навел в спорте порядок. И вернули его в органы безопасности с повышением – он был назначен командующим пограничными войсками страны. Помню, как в автомобиле с охраной он приезжал прощаться в Спорткомитет. А председателем снова стал Романов» (из книги «О чем молчат фигуры», 2007).

С Ботвинником у генерала «не сложились отношения» (Авербах), причем настолько, что в 1954 году он скажет В.Батуринскому: «Ну, знаете, ваш Михаил Моисеевич до сих пор у меня в печенках сидит». А вот к Кересу, судя по эпизоду с «партийкой», Аполлонов относился если не с симпатией, то во всяком случае благожелательно. И это, возможно, уберегло Пауля Петровича от нового витка травли, грозившего ему, как недавно выяснилось, в том самом «чигоринском» году!

Я полагал, что для Кереса все неприятности закончились в 1947-м, когда ему разрешили выступить в чемпионате СССР. И хотя группа участников состряпала там на него жалобу, в которой называла Кереса фашистом, он с блеском завоевал золотую медаль, что, казалось, должно было оградить его от дальнейших нападок… Но нет, развернувшаяся в стране борьба с «низкопоклонством перед Западом» принесла свои отравленные плоды и в шахматы. Наши мастера и раньше «постукивали» друг на друга (см. статью о 13-м чемпионате), но никогда еще донос не облекался в форму рецензии на дебютную книжку!

Этот яркий документ эпохи «развитого сталинизма» всплыл только в наши дни, в статье Генны Сосонко «Атака Панова» («64» № 7, 2014). Автор пишет, что текст «был обнаружен сравнительно недавно в главном архиве КГБ в Москве и никогда еще не публиковался» (видимо, имеется в виду Центральный архив ФСБ России). И поясняет: «Рецензия на книгу Кереса, очевидно, была написана по заказу “компетентных органов”, ведь КГБ особенно интенсивно следил за эстонским гроссмейстером именно в ту пору». Действительно, в 1945–52 годах Керес находился в оперативной разработке МГБ. Но следует ли из этого, что Панов сочинял свой опус по заказу чекистов?
Нельзя исключать, что изначально текст писался для «Шахмат в СССР», а уже потом был идеологически доработан (тогда и появились все эти «фашистские наймиты», «выкормыши» и «проходимцы» – в журнале таких слов вы не найдете). Почему я так думаю? В те годы ни одна книга, включая брошюрки типа «Всероссийский шахматный турнир колхозников», не оставалась без критического отзыва – в 1950-м журнал выдал на-гора 10 рецензий, включая одну Панова. А вот рецензии на фундаментальный труд Кереса среди них почему-то нет.
Всё это, однако, не объясняет главного: чем могла быть вызвана атака на Кереса?
Поначалу я грешил на турнир претендентов, где как раз в те дни у него случился срыв: Керес шел в группе лидеров, но в последних пяти турах набрал всего 1,5 очка и откатился на 4-е место. Может, кто-то не хотел, чтобы он вышел на матч с Ботвинником, и рецензия была средством шантажа: если не притормозишь, мы ее опубликуем? Но по числам не совпадает: роковой проигрыш Котову произошел еще 9 мая, за день до даты под рецензией. Да и, честно говоря, к чему такие сложности, когда можно просто «по душам» поговорить? Тем более что было кому: нашу делегацию в Будапеште возглавлял мастер Виктор Гоглидзе, чей брат, тоже генерал-полковник госбезопасности (как и Аполлонов), был правой рукой Берии… Нет, тут что-то другое, посерьезней. Может быть, даже замышлялся арест!

Вот Сосонко называет рецензию «закрытой». Но за долгие годы работы редактором я о таких не слышал (есть внутренние рецензии, но они пишутся по заказу издательства, и не после, а до выхода книги, чтобы оценить качество рукописи). И какой смысл в закрытости? Чтоб никто не узнал, за какие грехи взяли Кереса? Нет, со знаменитыми людьми поступали тогда не так: их сначала шельмовали в печати, а уж потом арестовывали. На худой конец просто по-тихому убирали, как Михоэлса…
И все-таки именно дата под рецензией оказалась важной зацепкой! Я знал, что в 1945 году Кереса спас от расправы первый секретарь компартии Эстонии Николай Каротамм, взяв его под свою защиту. А тут, перечитывая статью Вальтера Хеуэра «Тайна Пауля Кереса», вдруг наткнулся на фразу: «он (Каротамм) поддерживал гроссмейстера до самого своего падения в 1950 году». Так вот оно что… Окончательно пазл сошелся, когда я узнал дату «падения»: 26 марта, за десять дней до вылета советских шахматистов в Будапешт!
Итак, неожиданно Керес остался «без крыши». И кто-то решил этим воспользоваться, тем более что недругов у Пауля Петровича хватало. И в Эстонии (читайте Хеуэра), и в Москве (те, кто клеймил его в 47-м фашистом, никуда не делись). Но подходящего повода не было: из документов КГБ следует, что «разработка» Кереса ничего не дала, в связи с чем «дело-формуляр на него было сдано в 1952 году в архив»… И тогда, возможно, кого-то осенило: а что если использовать в качестве тарана шахматную рецензию, придав ей вид политического доноса?

Выбор Панова на роль исполнителя не был случаен. Член ВКП(б), образцовый «советский патриот», русский по национальности. К тому же настоящий «чигоринец», который напишет потом о своем кумире две апологетических книги. Как всякий неофит (а он вступил в партию три года назад), Панов, наверное, был горд заданием, обрадовавшись возможности заодно лягнуть Боголюбова, которого люто ненавидел. И накатал требуемое. Почему «накатал»? Да видно же, что текст писался в спешке, в каком-то угаре. Панов был одним из лучших наших журналистов, а тут? Скудость мысли, повторы. Вот пишет: «”теоретические” потуги которых не представляют никакой ценности». И рядом: «теоретические потуги Боголюбова никогда не представляли ничего ценного». Или еще: «не является самостоятельным, оригинальным». И следом: «несамостоятельность, неоригинальность»!
…На каком этапе был дан отбой, можно лишь гадать. Но то, что рецензия осела в недрах Лубянки, очень показательно. Жаль, уже не спросишь Аполлонова, кто тогда отвел удар от Кереса: сам генерал или кто-то другой?..