...
... Валахией (Румынией).
посетили послы ... его: «Богдан
, Божьею милостью ...
Н. Ивасюк. Въезд Богдана Хмельницкого в Киев. Сначала читай Богдан Хмельницкий.
Восстание на Украине разливалось все шире. На Полтавщине хозяйничали загоны Ганжи, Кривоноса, на Киевщине — Небабы, Нечая, в Подолии — Павлюка, Половьяна, Морозенко. Очаги мятежа стали возникать и в Белоруссии. А войско Хмельницкого пошло на Белую Церковь. Житель российского Стародуба Г.Климов, вернувшийся с Украины, доносил: «Сколько де войска и того сказать не уметь, потому что далее идут, и в который город придут, и тут де у них войско прибывает многое, изо всяких чинов русские люди». А у поляков положение осложнилось тем, что расхворался и умер Владислав IV. Настало «бескоролевье» — традиционный для Речи Посполитой период свар, грызни за трон и анархии. Канцлер Оссолинский в отчаянии обратился к Хмельницкому с просьбой о перемирии. Богдан на переговоры согласился, но реального перемирия не получилось. Крестьянско-казачьи загоны действовали сами по себе, и обуздать их гетман даже не пытался, это было невозможно. Особенно умело оперировал Кривонос. Из разношерстных мятежников он создал подобие войска, была своя артиллерия, с собой возили «гуляй-город», что позволяло быстро окружить лагерь передвижными укреплениями. Отлично была поставлена разведка — лазутчицами и курьерами часто служили женщины. И Кривонос сваливался на врага внезапно, врасплох. Поэтому и поляки, и казаки считали его «характерником» (колдуном).
Не собирался соблюдать никаких перемирий и Вишневецкий. Его каратели, изгнанные с Левобережья, устремились на Подолье и Брацлавщину. Дорога, по которой прошел его отряд, отмечалась сплошной цепочкой пожарищ и трупами, по обочинам вырастали колы с корчащимися телами казненных. Воины Вишневецкого не щадили никого, истребляя всех встречных, и князь заявлял: «О, я накажу изменников так, что и свет не слыхал еще такой кары». Восставший г. Немиров оказал сопротивление. Но его взяли штурмом и уничтожили все население. Баб, детей, стариков сгоняли на площадь, раздевали догола и отдавали палачам.
А Вишневецкий сам распределял для них разные виды умерщвления. Людей распинали, распиливали или разрубали пополам, обливали кипятком и горячей смолой, сажали на кол, сдирали заживо кожу. И князь, получая явное удовольствие от кошмарного зрелища, еще и подзадоривал убийц: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают».
Впрочем, и шляхте, попавшей в руки повстанцев, пощады не было. Захватив замок или город, поляков резали, их жен и дочерей насиловали. Но если некоторые шляхтянки еще могли спастись, перейдя на положение чьих-то «походных жен», то евреев истребляли подчистую, без различия пола и возраста. Один из современников, еврей Ганновер, описал ужасы, творившиеся на Украине с его соплеменниками. Правда, описал понаслышке, по паническим рассказам беженцев, так что за точность ручаться не приходится. Но в пламени восстания было разгромлено более 700 иудейских общин и погибло 100 тыс. евреев — круглая цифра, разумеется, условная, кто их там считал, перебитых и сумевших бежать? Хотя, с другой стороны, эти цифры говорят и о другом. О том, какие масштабы приняло панское «арендаторство» всего за полвека и как крепко успели насолить пришельцы местному населению. Никто ведь не заставлял притеснять, обирать, унижать религиозные чувства. Теперь все счеты, накопившиеся к панам и их пособникам, выплеснулись наружу. И в стихийном пожаре вместе с угнетателями гибли и невиновные — и поляки, которые сами были бесправными подчиненными какого-нибудь вельможи, и еврейская голытьба, зависимая от богатых откупщиков-соплеменников.
А против Вишневецкого подоспели полки Кривоноса. В боях у Староконстантинова 15—18 июля 1648 г. они одержали верх, 25 июля взяли крепость Бар, и Вишневецкий отступил к г. Збаражу. Современник писал: «По всему Подолью до самой Горыни пылали замки, города, местечки лежали в развалинах, кучи гнивших тел валялись без погребения, пожираемые собаками и хищными птицами; воздух заразился до того, что появились смертельные болезни. Дворяне бежали толпами за Вислу, и ни одной шляхетской души не осталось на Подолье». А повстанческие загоны начали проникать уже и западнее — на Волынь.
Хмельницкий в этих операциях не участвовал. Он переписывался с русскими пограничными воеводами, вел переговоры с Оссолинским и послал на сейм делегацию, заявив весьма умеренные требования: увеличить реестр до 12 тыс. казаков, выплатить жалованье, отменить церковную унию, допустить казачьих представителей к выборам нового короля. И указывал на Яна Казимира, сына покойного Владислава. Несмотря на то, что он был иезуитом, именно с ним многие украинцы связывали надежды обрести «доброго короля». На сейме же голоса разделились. Партия Оссолинского и православного киевского каштеляна Киселя стояла за замирение Украины мягкими мерами, путем частичных уступок, переманивания старшины. Радзивилл признал, что причиной восстания «были грехи наши да угнетение убогих». Другая партия, Вишневецких и Конецпольских, ратовала за беспощадную расправу.
Требование казаков об участии в выборах короля депутатов глубоко возмутило как покушение на собственные права. Еще больше возмутили казачьи пожелания, чтобы паны уравнялись в правах с простой шляхтой, и один лишь король стал главой в государстве. Вскрылись и прежние тайные связи короля с казаками. Это вызвало бурю. Оссолинского хотели объявить изменником, он еле выкрутился, свалив все на Владислава. В итоге Хмельницкому вместо ответа направили гордый ультиматум — повстанцам разойтись по домам, разорвать союз с татарами и выдать главарей. И постановили собирать войско. Но насчет командования сразу возникли разногласия. Кандидатуру Вишневецкого отвергли — а ну как ему потом на престол захочется? Сеймовая анархия расшумелась об опасности «диктатуры», и вместо одного командующего во главе армии поставили «триумвират» из Заславского, Конецпольского и Остророга. Войско, хоть и с проволочками, собралось значительное — 40 тыс. шляхты, магнатов с дружинами. Сопровождали их 200 тыс. вооруженных слуг.
Но никто из трех командующих не был военачальником: один славился ленью и изнеженностью, другой отличался юным возрастом, третий книжной ученостью — Хмельницкий в насмешку прозвал их
«перына, дитына и латына». Зато в войско собралось много высокопоставленных персон — 7 воевод, 5 каштелянов, 16 старост. И каждый считал себя не ниже командующих, оспаривал их решения. Знать отправилась на войну, как на пикник. Кичилась друг перед другом богатыми одеждами и вооружением, взяла с собой парадные кареты, возы с лакомствами и винами, роскошные шатры, охотничьих собак, любовниц. Огромный обоз тащился еле-еле. Паны задавали пиры друг другу, а их гайдуки и солдаты сразу пропили полученное жалованье и принялись «подрабатывать» грабежами. Львовский архиепископ писал: «Королевские и шляхетские села опустошены до крайности; люди не в силах терпеть и разбегаются кто куда». Руководство так и не могло прийти к единому мнению, стоит ли все же воевать? Заславский рассуждал — если истребим казаков, то сами окажемся в убытке, кто будет работать на нас? Несколько раз посылали делегации переговорщиков. Те, кто был настроен более решительно, стали переезжать к Вишневецкому — он держался отдельным лагерем и подчиняться «триумвирату» не желал.
Ну а Хмельницкий, получив заносчивый ответ сейма, поднял войска, снова призвал татар Тугай-бея и выступил к г. Староконстантинову. С врагом сошлись под Пилявцами. У Хмельницкого было 40 тыс. казаков и татар и неизвестное количество плохо вооруженных крестьян. Разделяла стороны болотистая р. Иква, через которую вела плотина, занятая казаками. И Богдан задумал хитрость. При помощи местных проводников, знавших тропы в болотах, скрытно отправил на левый берег отряд Кривоноса. А плотину приказал оставить, заманивая врага на правый берег, 11 сентября казаки изобразили отступление. Поляки двинули в преследование несколько полков. Они форсировали реку и доложили, что «берег очищен». А 13 сентября на них обрушились казаки и татары. Неприятельские части стали откатываться назад на плотину. Но по ней открыла убийственный огонь артиллерия Богдана — плотина оказалась заранее пристрелянной. Польское командование, получив донесения об атаке, решило удержать плацдарм за Иквой и направило подкрепления. Новые отряды сталкивались на узкой плотине с отступающими, возникла пробка и мешанина. И схватка перешла в побоище, казаки вырубили всех, не успевших удрать за реку.
А бегущие заразили паникой основной лагерь. В это время на него напал с тыла Кривонос. Некоторые из его бойцов переоделись татарами, и шляхта сочла, что это подошел крымский хан. С воплем «Татары!» все устремились в бегство. Бросали барахло, дорогие доспехи, оружие. Казакам досталось 120.000 возов с припасами, 80 орудий, драгоценностей на 10 млн. злотых. Польская армия, превратившись в беспорядочную толпу, драпала 300 км, до Львова. Только Вишневецкий отступил организованно. Во Львове на пожертвования жителей он нанял солдат для обороны города, но сам не остался — уехал в Варшаву на элекционный сейм.
Хмельницкий, чтобы очистить от поляков всю «русскую землю», разослал своих атаманов по Волыни, Полесью, в Белоруссию — там действовали отряды Михненко, Небабы, Кривошапки. Были взяты Пинск, Туров, Мозырь, Бобруйск, Брест. Сам Богдан подступил ко Львову, осадил его, но удовлетворился откупом в 200 тыс. Казаки были недовольны, что город, суливший массу добычи, уплыл из рук, и гетман повел их на Замостье, где предпринял штурм, оказавшийся неудачным. Поэтому с Замостья тоже взяли выкуп. Дальше Хмельницкий не пошел, остановился табором и вступил с поляками в переговоры, требуя избрания на престол Яна Казимира и ожидая решения сейма.
Западнее лежали чисто польские, католические земли. Серьезной поддержки украинцы там не получили бы. Наоборот, вторжение и погромы католических святынь сплотили бы шляхту и здешнее простонародье. А полустихийное казачье войско запросто могло разложиться, увлекшись грабежами городов — из-за этого Богдан и оставил в покое Львов. Да и его идея о воссоединении с Россией вряд ли еще вызрела окончательно. Хмельницкий был хотя и неопытным, но умным политиком. Понимал, что раз уж он начал восстание, его предстоит каким-то образом закруглить. И имел в виду разные варианты. С одной стороны, завязывал дружбу с Москвой, а с другой, еще не терял надежды по-хорошему договориться с королем. Особенно если тот после разгрома под Пилявцами соблазнится опереться на казаков и прижать магнатов.
6 октября открылся элекционный сейм. Притязания на корону предъявил было Вишневецкий, но его дружно отвергли. Выставлял свою кандидатуру князь Трансильвании Ракоци, а Москва предложила Алексея Михайловича или новорожденного Дмитрия Алексеевича. Конечно, всерьез на их избрание не рассчитывали. Зато о себе заявили красноречиво — ведь еще совсем недавно польский король претендовал на русский престол. Реальных же претендентов было двое. Епископы и магнаты стояли за брата Владислава — Карла. Мелкая шляхта — за Яна Казимира. Этот кандидат воспользовался ситуацией, установил тайные связи с казаками и раздавал щедрые посулы. Хмельницкий клюнул. И грозил, что в случае избрания Карла продолжит наступление. Несомненно, этот фактор сыграл на сейме решающую роль. Разорения своих имений шляхта не хотела. И 7 ноября королем стал Ян Казимир.
Он тут же направил гонцов к Богдану, утвердил его гетманом и предписал отвести войско на Украину. При этом король признавал, что в разыгравшихся событиях виноваты сами поляки, обещал отменить унию и запретить польским частям заходить восточнее Староконстантинова. Обещания были заведомо ложными. Ведь одновременно Ян Казимир поддерживал интенсивные контакты с папой Иннокентием X. Который для вступления на престол разрешил его от монашеского иезуитского обета, дозволил вступить в брак. Однозначно подразумевая, что за такое одолжение он в новой роли обязан быть верным орудием католической экспансии. Но на это в победной эйфории не обратили внимания.
В декабре 1648 г. полки Хмельницкого торжественно вступили в Киев. Впрочем, далеко не все православные встречали их с восторгом. На посту Киевского митрополита умершего Могилу сменил его последователь Сильвестр Косов, который держался линии предшественника: развивать просвещение, отгораживаться от Москвы и искать компромисс с католицизмом и польскими властями. Косов и верная ему часть духовенства восприняли победу повстанцев очень кисло. Но в это время в Киеве оказался Иерусалимский патриарх Паисий, ехавший с визитом в Москву. Он полностью поддержал и благословил гетмана. Хмельницкий воспользовался случаем и попросил Паисия ходатайствовать перед царем о помощи казакам и принятии Украины в подданство. А для сопровождения патриарха выделил полковника Силуяна Мужиловского, передав через него грамоты Алексею Михайловичу.
В Москве делегацию приняли очень тепло. Хотя Мужиловский числился лишь сопровождающим, его встретили как настоящего посланника суверенной державы. Переговоры с ним вел дипломат и военачальник Трубецкой. Мало того, полковник удостоился особой чести — личного неофициального общения с царем. Правда, от вопроса о подданстве Алексей пока уклонился. Шаг был слишком ответственным, с бухты-барахты ввязываться в сложнейший узел противоречий было опрометчиво. Да и основания доверять Хмельницкому были пока не стопроцентными — он ведь и с Варшавой вел переговоры. Но Москва согласилась предоставить помощь оружием, деньгами, оказать дипломатическую поддержку, царь разрешил отпустить к Хмельницкому «государевых людей» — донских казаков. Однако добровольцы уходили и из других мест — торопецкий и хотмыжский воеводы доносили, что крестьяне «бегают за рубеж», вступая в казаки.
Русское правительство отправило на Украину своего представителя Василия Михайлова с несколькими дворянами — в основном для разведки. А к Хмельницкому тем временем прибыла польская делегация во главе с Киселем. Ян Казимир прислал грамоту на гетманство, булаву и знамя. В качестве «благодеяния» соглашался даровать амнистию повстанцам, увеличить реестр до 15 тыс. Но об отмене унии вообще как бы забыл, требовал, чтобы Богдан отступился от «черни», помог ее усмирить, разорвал отношения с Крымом и выступил против татар. В общем было ясно, что поляки всего лишь хотят расколоть повстанцев, поссорить с союзниками, а потом снова скрутить в бараний рог. И переговоры сразу зашли в тупик. Возмущенные казаки тыкали в булаву и знамя: «Зачем вы, ляхи, принесли нам эти цацки?» А Хмельницкий отрезал: «За границу на войну не пойду, саблю на турок и татар не подниму; достаточно дела и на Украине».
В Варшаву направили ответ: «Короля почитаем как государя, а шляхту и панов ненавидим до смерти и не будем им друзьями никогда». Перечислялись встречные условия: уничтожить унию, вернуть казачьи вольности, на Украине не восстанавливать костелов, запретить «селиться жидам», администрацию назначать только из православных, установить прямое подчинение казачьего гетмана королю, а Киевского митрополита допустить в сенат наряду с католическими епископами. Свою бывшую сожительницу Богдан нашел и вернул, но добавил в послании личное требование — выдать сбежавшего в Польшу Чаплинского. Хотя нетрудно понять, что условия, выдвинутые украинцами, никак не могли устроить поляков.
А Москва в марте 1649 г. прислала официального посла — Григория Унковского, что вызвало среди казаков взрыв восторга. Унковский привез для казачьей старшины «государево жалованье» и передал, что Алексей Михайлович готов принять Украину под свою руку, «если, даст Бог, вы освободитесь от Польши и Литвы без нарушения мира». То есть вступать в войну Россия пока остерегалась, чем Хмельницкий остался очень недоволен. И в обратную дорогу с Унковским отправил посольство Вешняка все с теми же просьбами о поддержке и подданстве. После переговоров с ним царское правительство постановило в случае необходимости предоставлять казакам убежище на своей территории, разрешило закупать «хлеб, соль и всякие запасы беспошлинно». Но на Украину направлялись не только хлеб и соль. Унковский доносил: «Козаки донские обещались выступить немедля, и многие из них уже пришли». А поляк Голинский жаловался: «Москва... хотя и подтвердила мир (с Польшей) тайно все доставляла Хмелю: продовольствие, порох, пули и пушки».
Богдан в это время чрезвычайно широко развернул свою дипломатию. Установил контакты с Молдавией и Валахией (Румынией). Хмельницкого посетили послы Трансильванского князя Юрия II Ракоци, который все еще мечтал о польской короне и искал союзников. Прибыл турецкий посол Осман-ага, и гетман заключил с Портой договор — стороны обязались не нападать друг для друга, обеспечить взаимный выкуп пленных, развивать торговлю. Турки при этом открыли казакам свободный вход во все свои гавани. Письмо к гетману прислал даже Кромвель, пышно величая его: «Богдан Хмельницкий, Божьею милостью генералиссимус греко-восточной церкви, вождь всех казаков запорожских, гроза и искоренитель аристократии, покоритель крепостей, истребитель римского священства, гонитель язычников, антихриста и иудеев».
Наши историки XIX в. захлебывались от восторга, освещая этот факт — надо же, мол, «культурный западник... видел что-то родственное себе в малокультурном сыне диких степей». Хотя в действительности все обстояло наоборот. Хмельницкий получил два образования, в том числе лучшее в ту эпоху, иезуитское, свободно владел латынью, французским, польским, турецким, татарским. А Кромвель не имел никакого образования, кроме домашнего, не знал ни одного языка, кроме родного, книг не читал, и все общавшиеся с ним иностранцы дружно упоминают о его полной неотесанности. Например, посол Бранденбурга Шлезер вынужден был разъяснять диктатору азы географии, рассказывать, какие государства существуют на Балтике, и учить читать карты. Да и масштабы деятельности этих двух лидеров слишком уж различаются. Один толокся в партийных междоусобицах своего острова, командовал в сражениях, где участвовало по несколько тысяч бойцов. А другой водил в битву стотысячные полчища и правил страной, где уместилось бы несколько Англий...
Международная обстановка благоприятствовала повстанцам. Главный союзник Польши, германский император, осенью 1648 г. только вылез из Тридцатилетней войны сильно потрепанным. При этом высвободилась и сохранившая силы Швеция, враждебная Польше. А у другой соседки, Османской империи, углублялся внутренний разлад. Правление султана Ибрагима Безумного оказалось для нее катастрофическим. Точнее, правил-то, конечно, не он. По турецким порядкам, султанских родственников, способных претендовать на престол, во избежание смут содержали в «клетке», особой комфортабельной тюрьме, где они были лишены связи с внешним миром, общаясь только с бесплодными наложницами. Угодил туда и Ибрагим, младший брат Мурада IV, и за 17 лет пребывания в «клетке» деградировал, тронувшись разумом. Но после смерти Мурада его мать не захотела терять своего положения и вместе с великим визирем Мухаммедом-пашой возвела на престол второго сына, чтобы править от его лица.
Ни к чему хорошему это не привело. Ибрагим кидал в Босфор золотые монеты — «рыб кормил». Приходил в экстаз от неимоверно толстых женщин, их для него искали по всей стране. Не хотел осязать ничего, кроме мехов, и ввели новый налог на покупку в России соболей, чтобы обить стены его покоев. Многие были недовольны таким султаном и узурпацией власти в руках женщины и визиря. Зрели заговоры. Правителям приходилось ублажать подарками янычар, покупать сторонников выгодными назначениями, наградами, возвышать не талантливых и деловых, а «своих» людей. Все это вело к ослаблению власти, коррупции. Казна пустела, а рост налогов вызывал новое недовольство.
Война за Крит затягивалась. Венецианцы применили действенный способ вредить туркам, засылая эмиссаров и подбивая на восстания черногорцев, сербов, албанцев, греков. Активизировался сепаратизм. В Ливане взял верх лидер антитурецкой партии кайситов Мельхем Маан и стал править почти независимо от Порты. Все меньше считались со Стамбулом Тунис, Алжир, Триполи, Крым. Правители вассальных Трансильвании и Валахии начали вести себя самостоятельно, а господарь Молдавии Лупул переориентировался на Варшаву. Поэтому договор о дружбе с Хмельницким турки сочли для себя очень выгодным — он обеспечивал безопасность хотя бы от запорожских набегов. За такое не жалко было открыть порты для беспошлинной торговли.
Пожалуй, здесь стоит упомянуть и о последствиях еврейской резни на Украине. Удар оказался настолько сильным, что дал трещину даже сам иудаизм. Евреи сочли, что для них пришли «последние времена». Но по теориям их мистиков, именно тогда, когда страдания народа достигнут высшей точки, должен явиться избавитель, «мессия». И таковой не заставил себя ждать — «мессией» провозгласил себя в турецкой Смирне некий Саббатай Цви. Он был адептом каббалы — учения, изыскивающего тайный смысл в текстах Ветхого Завета и Торы, магические значения букв и чисел. И при должном умении оказалось не так уж трудно вычислить, что «мессия» должен явиться именно в 1648 г. Дата рождения Саббатая тоже «совпала» с предсказаниями о времени рождения «мессия». Он женился на беженке с Украины, потерявшей всех родных. После такого потрясения ее посещали видения, будто она станет невестой «мессии». Это стало еще одним «доказательством». Прожила она недолго, а когда умерла, Саббатай еще раз вступил в брак... со свитком Торы.
Впечатление было колоссальным. Его «мессианство» признала община Иерусалима, а за ней и другие, община Амстердама издала особый молитвенник с текстами о Саббатае. В него поверило более половины евреев мира, последователи стекались отовсюду, а он благословлял их странной фразой: «Хвала Тебе, Господи, Который позволяет запретное». Он и сам настолько занесся, что отправился в Стамбул, дабы обратить в иудаизм султана. Однако Ибрагим Безумный оказался все же не настолько безумным. Возмутился, посадил его в тюрьму и поставил условие: переход в ислам или смерть. И Саббатай, к ужасу иудеев, выбрал... ислам. Но на самых стойких почитателей даже это не повлияло. Они, следуя каббалистическим методам, нашли в его поступке высший смысл — дескать, для спасения мира «мессия» должен сойти в самую бездну греха, что он и сделал. Такое доказательство привело к массовому переходу его последователей в ислам. И возникла секта «дёнме» или «саббатиан».
Ну а основной поток еврейских беженцев с Украины, из Белоруссии, да и из Польши, куда, казалось, вот-вот ворвутся повстанцы, хлынул на Запад. Правда, в отличие от нынешних времен, в большинстве стран Европы иудеев тоже не жаловали — ведь религиозные проблемы стояли очень остро. Но за Польшей лежала опустошенная Германия. С мертвыми деревнями, бесхозными полями, бродившим по лесам одичавшим скотом. После Тридцатилетней войны она, по сути, заселялась заново. У большинства наемников из расформированных армий на родине и дома-то не было. Они и оседали в здешних обезлюженных деревнях и городах — французы, шотландцы, итальянцы, финны, поляки, швейцарцы. Оседали решившие остепениться полковые маркитантки, шлюхи.
А особенно рачительным хозяином проявил себя все тот же курфюрст Бранденбурга Фридрих Вильгельм. Он, кстати, одновременно являлся и герцогом Пруссии, входившей в состав Речи Посполитой. Международное право в Европе было крайне запутанным. И Фридрих Вильгельм в качестве властителя Бранденбурга считался вассалом императора, а в качестве герцога прусского — вассалом польского короля. Его владения пострадали в войну очень сильно, да и новых много нахапал. И он повел целенаправленную политику их заселения. Зазывал и принимал всех желающих, предоставлял самые льготные в Германии условия для новых подданных. И значительная часть беженцев-евреев потекла к нему: в Пруссию, Померанию, Бранденбург. Обретя пристанище после пережитых ужасов, многие вообще старались «забыть», что они евреи. И превращались в «немцев». Этому тоже препятствий не было. Хочешь быть немцем — будь, только селись. А если семью потерял — женись на любой уцелевшей местной вдове, выходи замуж за любого бродягу-солдата. Да, это еще один исторический парадокс: та самая «нордическая раса», которая станет в XX в. кичиться «арийским» происхождением и устроит антисемитский геноцид, на самом-то деле формировалась в XVII в. из самых разномастных субстратов. В том числе и вобрав в себя изрядную струю еврейской крови.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. XI За веру и волю! В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. I Эпоха авантюристов
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. II На границах тревожно.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. III Государь Алексей Михайлович
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. IV Москва Златоглавая.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл V Дела церковные и мирские.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VI Богдан Хмельницкий.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VII Европа в огне.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл VIII «Бунташная» Англия.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. IX Мятеж и закон.
В.Шамбаров. Правда варварской Руси. (Оклеветанная Русь) 2006 г. Гл. X «Край и конец Земли Сибирской»
ertata
Шалом, я прочитала вопрос одной женщины, которая собирается разводиться из-за того, что её муж не ...
