Уважаемые дамы и господа!
08 июля 2015 года в 10 часов 50 минут, в судебной коллегии по гражданским делам Верховного Суда Чувашской Республики, президентский бульвар, д. 12 состоится судебное заседание по заявлению - по новым обстоятельствам Романовой Тамары Ивановны, которая дважды оспорила в Конституционном суде Российской Федерации судебные решения Ленинского районного суда города Чебоксары, судебной коллегии Верховного суда Чувашской Республики, надзорной инстанции Верховного Суда Чувашской Республики и Российской Федерации. Приглашаем всех неравнодушных по присутствовать на данных слушаниях.
Романова Т.И.

Упоминание: О настоящем Петре I (уехало 200 людей, в живых остался один — Меньшиков, сайт «Великий самозваниц», Байда не Дмитрий, 100% доказательств что вернулся не Пётр первый, кричал что если другим правителям достались люди то мне быдло досталось скотина), О Романовых (поставлены Западом на трон противозаконно, никакого права на трон они не имели, их поставили

19 апреля московская оппозиция готовится провести новую протестную акцию. Уже подано заявление в московскую мэрию о согласовании шествия в центре столицы, однако за две недели до мероприятия фактически никто не дает никакой информации о нем. Учитывая информационную активность прежних акций, митингов...

Прежде, чем начать писать пост с обзором новостей ЕС, позвольте мне как следует проржаться. Ахахахахахах, ахахахахахаха, ахахахахахахах! Вот, все спасибо. Итак, начнем. Думаю, постоянные мои читатели знают, что я дикая, невероятная фанатка серии книг о «Гарри Поттере». Перечитываю их постоянно, когда мне грустно, весело, тоскливо, задумчиво, скучно, когда счастлива или не очень. Всегда читаю книги …

Читать далее »

Отец Авель

Торжественной, но в то же время наполненной внутреннего драматизма была церемония вступления на престол 15 сентября 1801 г. императора Александра Павловича. Только близкие царю люди знали, что творилось в душе нового правителя России, который только что безмолвно согласился на убийство отца Павла I. Но ведь не напрасно граф Пален, один из организаторов убийства прежнего императора, сказал наутро Александру: «Довольно ребячиться, вступайте царствовать и покажитесь гвардии». Александр внял совету влиятельного вельможи и принялся царствовать властно и достойно, хотя о той трагической ночи будет помнить всю жизнь.

Одним из первых указов нового царя стало учреждение комиссии для пересмотра прежних уголовных дел. Среди прочих бумаг пересматривали и переписку о некоем монахе отце Авеле, который содержался в Петропавловской крепости с 26 мая 1800 г. за «разныя сочинения его». В марте 1801 г. Авель был отослан к митрополиту Амвросию для помещения в обитель по его усмотрению, после чего отправлен в Соловецкий монастырь. Позже, 17 октября, архангельский гражданский губернатор донес, что «Авель вследствие указа Священного синода из-под стражи освобожден и отдан архимандриту в число иных монашествующих».


На свободе отец Авель провел весь 1802 г., написав за это время еще одну книгу, в которой было сказано, что Москва будет взята французами и сожжена, и указал время —1812 г. Известие о предсказании дошло до Александра, который в раздражении повелел заключить Авеля в Соловецкую тюрьму до тех пор, «пока не сбудутся пророчества». И пришлось Авелю просидеть десять лет и десять месяцев. Летопись так говорит о времени, проведенном священником в тюрьме: «И видел в них добрая и недобрая, злая и благая, и всяческая и всякая: еще ж такие были искусы ему в Соловецкой тюрьме, которые и описать нельзя...»

Москва, как известно, Наполеоном была взята, и в сентябре 1812 г. Александр I, вспомнив об удивительном предсказании, приказал князю Голицыну написать в Соловки с требованием монаха освободить. В повелении было написано: «Если жив, здоров, то езжал бы к Нам в Петербург. Мы желаем его видеть и нечто с ним поговорить».

Авеля освободили, снабдили его паспортом, деньгами и одеждой. Летопись повествует: «Отец же Авель, видя у себя паспорт и свободу во все края и области, и потече из Петербурга к югу, и к востоку, и в прочия страны и области. И обшед многая и множество. Был в Царьграде, и во Иерусалиме, и в Афонских горах; оттуда же паки возвратился в Российскую землю». Поселился святой отец в Троице-Сергиевой лавре, жил тихо, мало общаясь с окружающими. Зачастили было к нему московские барыни с вопросами о дочерях да женихах, но инок отвечал, что он лишь монах, а не провидец.

Писать все же Авель не бросил. К примеру, графине Прасковье Потемкиной он сообщал, что сочинил для нее несколько книг, которые вскоре вышлет. Однако пророчеств в них уже не было, поскольку в другом письме Авель сетует: «Я от вас получил недавно два письма, и пишете вы в них: сказать вам пророчество то и то. Знаете ли, что я вам скажу: мне именным указом запрещено пророчествовать. Так сказано, ежели монах Авель станет пророчествовать вслух людям или кому писать в хартиях, то брать тех людей под секрет и самого монаха Авеля и держать их в тюрьме или в острогах под крепкими стражами. Видите, Прасковья Андреевна, каково наше пророчество или прозорливство, — в тюрьмах ли лучше быть или на воле. Я согласился ныне лучше ничего не знать, да быть на воле, нежели знать, да быть в тюрьмах и под неволею».

Как добровольный скиталец Авель переходил из монастыря в монастырь, странствовал по разным местам России, но чаще проживал в Москве и в Московской губернии. Здесь он подал прошение о принятии его в Серпуховский Высоцкий монастырь, куда и поступил 24 октября 1823 г. Вскоре разгласилось по Москве новое предсказание Авеля — о скорой кончине Александра I, восшествии на престол Николая Павловича и о декабрьском бунте. Но на сей раз русский пророк, похоже, ошибся, ибо, согласно легенде, Александр все-таки не ушел из бренного мира, а продолжил свое бытие совсем в другом облике и в другой сущности. И кто знает, какая из них была ему милее.


Слухи по столице и по губерниям ходили разные, но сводились к тому, что император Александр Благословенный не умер, а вместо него похоронен кто-то другой. В архивах канцелярии Военного министерства хранится сборник таких слухов, записанных неким дворовым человеком Федором Федоровичем, под заглавием «Московские новости, или Новые правдивые и лживые слухи, которые правдивые, а которые лживые, а теперь утверждать ни одних не могу, но решил на досуге описывать для дальнего времени незабвенного, именно 1825 г. с декабря 25 дня». Вот наиболее характерные из них.

«Государь жив, его продали в иностранную неволю... Государь жив, уехал на легкой шлюпке в море... Гроб Государев везут ямщики, которым дано за провоз 12 тысяч рублей, что находят весьма подозрительным. Шульгин, московский полицмейстер, о сем разговаривал, да и князь Голицын, московский генерал-губернатор, находится в немалом сомнении о сем... Князь Долгоруков

Юрий Владимирович после блаженныя кончины Александра I не присягал еще ни одному из новых государей, а желает прежде видеть тело покойного Государя своими глазами в лицо, тогда и присягнет, кому должно, — то народ из онаго ожидает чего-нибудь невеселого... Государево тело сам Государь станет встречать, и на 30-й версте будет церемония им самим устроенная, а везут его адъютанта, изрубленного вместо него, который ему сказал, а он бежал тогда и скрылся до Петербурга... Когда Александр Павлович был в Таганроге и там строился дворец для Елизаветы Алексеевны, то Государь приехал в оный из заднего крыльца. Стоявший там часовой остановил его и сказал: «Не изволите выходить в оное крыльцо, вас там убьют из пистолета». Государь на это сказал: «Хочешь ли ты, солдат, за меня умереть, ты будешь похоронен, как меня должно, и род твой будет весь награжден» — то солдат на оное согласился, а Государь надел солдатский мундир и встал на часы, а солдат надел царский, Государя шинель и шляпу и пошел в отделываемый дворец, прикрыв лицо шинелью. Как зашел в первые комнаты, то вдруг из пистолета по нем выстрелили, но не попали, солдат повернулся, чтобы назад идти, то другой выстрелил по нем, прострелил его, солдата подхватили и потащили в те палаты, где жила супруга Государева, и доложили ей, что Государь весьма нездоров и потом после помер яко Государь. А настоящий Государь, бросив ружье, бежал с часов, но неизвестно куда, и писал Елизавете Алексеевне письмо, чтобы оного солдата «хоронили как меня».

Нарушил обет молчания и отец Авель. Когда весной 1826 г. готовилось вступление на престол Николая I, графиня П. Каменская спросила бывшего в то время в Москве монаха: «Будет ли коронация и скоро ли?» Авель отвечал ей: «Не придется вам радоваться коронации». Эти слова разнеслись по Москве, и многие объясняли их так, что коронация вообще не состоится из-за странной смерти Александра...

Сам же прорицатель, вероятно, предчувствуя, что толки о вступлении на престол нового правителя могут иметь для него печальные последствия, в июне 1826 г. ушел из Высоцкого монастыря. Но по отправленным письмам его все-таки нашли в Тульской губернии, близ соломенных заводов, в деревне Акуловке. По повелению императора Николая, указом Священного синода от 27 августа 1826 г., Авель был отправлен под присмотром в арестантское отделение Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря.

Тем и закончились странствия и прорицания отца Авеля. После продолжительной тяжелой болезни он скончался в тюремной камере 29 ноября 1841 г. и был похоронен за алтарем арестантской церкви Святого Николая.

Александр, сын Павла

Александр был любимым внуком Екатерины II, она сама руководила его воспитанием, приглашая лучших преподавателей, в том числе из Европы. Но основательного образования наследник так и не получил. Учителя отмечали в цесаревиче нелюбовь к серьезным занятиям, медлительность, леность, склонность к праздности. Обладая незаурядным умом, он легко улавливал мысль, но из-за нежелания сосредоточиться на чем-то так же быстро все забывал. В 1793 г., когда Александру еще не исполнилось и 16 лет, Екатерина женила его на 14-летней баденской принцессе Луизе, нареченной в православии Елизаветой Алексеевной. Женитьба положила конец всяким ученым занятиям Александра.

Виды Екатерины на Александра были таковы, что уже в 1787 г. она решила передать ему престол, минуя Павла, а в 1794 г. ознакомила с этим планом своих наиболее доверенных сановников, ссылаясь на «нрав и неспособность». Утверждают, что против выступил влиятельный вельможа граф В. Мусин-Пушкин, и дело о престолонаследии на время было приостановлено. В сентябре 1796 г., незадолго до кончины, Екатерина снова вернулась к этому вопросу, поставив Александра в известность о своем решении, и даже начала составлять манифест для «всенародного объявления». Но сделать этого не успела.

Намерения Екатерины не были тайной для Павла, о них он узнал от самого Александра. Уверяя отца в своем нежелании принять престол, наследник в присутствии Аракчеева принес Павлу присягу как императору, именуя отца «Его императорским величеством».

Более того, Александр во всеуслышание заявлял, что желает вообще «отречься от сего неприглядного поприща» (наследования престола). Об этом же он сообщал в письмах, несомненно, перечитываемых Павлом. В 1796 г. он писал своему бывшему воспитателю Лагарпу (в то время уже выехавшему из России) о неодолимом желании «поселиться с женою на берегах Рейна... жить спокойно частным человеком, полагая свое счастье в обществе друзей и в изучении природы».

Надо сказать, Александр вступил на престол со сложившимися взглядами и убеждениями, с определенной «тактикой» поведения и управления государством. Современники говорили о нем разное: «сущий прельститель» (М. Сперанский); «властитель слабый и лукавый» (А. Пушкин); «сфинкс, неразгаданный до гроба» (П. Вяземский); «коронованный Гамлет, которого всю жизнь преследовала тень убитого отца» (А. Герцен). Отмечали в нем и «странное смешение философских поветрий века просвещения и самовластия».

Друг его юности Адам Чарторыйский впоследствии отзывался о нем: «Император любил внешние формы свободы, как можно любить представление... но, кроме форм и внешности, он ничего не хотел и ничуть не был расположен терпеть, чтобы они обратились в действительность». Генерал Н. А. Тучков отметил в воспоминаниях, что уже «... при начале вступления на престол (Александра)... из некоторых его поступков виден был дух неограниченного самовластия, мщения, злопамятности, недоверчивости, непостоянства и обманов». А. И. Тургенев (брат декабриста Н. И. Тургенева) называл Александра I «республиканцем на словах и самодержцем на деле» и считал, что «лучше деспотизм Павла, чем деспотизм скрытый и переменчивый Александра». А вот впечатление французского императора Наполеона от встреч с Александром I: «Русский император — человек, несомненно, выдающийся; он обладает умом, грацией, образованием; он легко вкрадывается в душу, но доверять ему нельзя: у него нет искренности. Это настоящий грек Древней Византии. Он тонок, фальшив и ловок».

В конце 1790-х гг. вокруг цесаревича сложился весьма тесный кружок его приверженцев. Подчинить Александра своему влиянию стремился наиболее одаренный и честолюбивый Петр Строганов. Его двоюродный брат Николай Новосильцев, обладавший блестящим литературным стилем, задавал тон изящества и непринужденности. Тонкий политик и наблюдатель, умный и даровитый Адам Чарторыйский, будучи горячим патриотом Польши, лелеял мысль о восстановлении ее государственности и тоже возлагал определенные надежды на Александра как на будущего императора. Умеренных взглядов придерживался Виктор Кочубей — блестящий дипломат, воспитанный в Англии.

Собираясь тайно, члены кружка вели откровенные беседы о необходимости отменить крепостничество, о вреде деспотизма, о предпочтительности республиканского образа правления. При этом сам Александр придерживался весьма радикальных взглядов. Он говорил, что ненавидит деспотизм повсюду, во всех его проявлениях, что любит одну свободу, на которую имеют одинаковое право все люди, что он с живым участием следил за Французской революцией, осуждает ее крайности, желает республике успехов и радуется им. Республиканскую форму правления он признает «единственно сообразною с правами человечества... что наследственная монархия — установление несправедливое и нелепое, а верховную власть должна даровать не случайность рождения, а голосование».

Во время коронации Павла I Чарторыйский по поручению Александра подготовил проект «манифеста», в котором указывалось на «неудобства» неограниченной монархии и на выгоды той формы правления, которую Александр, когда он станет императором, надеялся даровать, утвердив свободу и правосудие. Далее говорилось, что Александр, «исполнив эту священную для него обязанность... намерен отказаться от власти для того, чтобы признанный наиболее достойным ее носить мог упрочить и усовершенствовать дело, основание которого он положил». Александр был весьма доврлен составленным проектом, благодарил за него Чарторыйского, правда, затем надежно спрятал документ и никогда больше о нем не вспоминал.

«Ужасная четырехлетняя школа при Павле», по словам Карамзина, не прошла для Александра бесследно. К скрытности и лицемерию прибавился и страх перед деспотом-отцом, а впоследствии и боязнь заговора. Не только «тень убитого отца», но и опасность самому стать жертвой дворцового переворота постоянно преследовала Александра. К тому же при непредсказуемом поведении Павла никто не мог чувствовать себя в безопасности, в том числе и сам Александр. Один из современников свидетельствует, что Павел уже готовил приказ своим фаворитам Аракчееву и Линденеру «заточить императрицу и двух ее сыновей и тем избавиться от всех тех, которые казались ему подозрительными». Императрицу Марию Федоровну предполагалось сослать в Холмогоры,

Александра посадить в Шлиссельбург, а Константина в Петропавловскую крепость. Вот это и помогло заговорщикам привлечь будущего царя на свою сторону.

Заговор против Павла I созрел уже к середине 1800 г. Его вдохновителем стал екатерининский вельможа, опытный политик и дипломат граф Н. И. Панин, а руководителем и исполнителем — петербургский военный генерал-губернатор граф П. Пален. К заговору были причастны английский посол Чарльз Витворт и большая группа офицеров.

В сентябре 1800 г. состоялся конфиденциальный разговор Панина с Александром, в котором он «намекнул» на возможное насильственное устранение Павла. Далее все переговоры с Александром вел Пален. Александр дал согласие при условии сохранения жизни отцу и даже заставил Палена в этом поклясться. «Я дал ему это обещание, — говорил впоследствии Пален, — я не был так безрассуден, чтобы ручаться за то, что было невозможно. Но нужно было успокоить угрызения совести моего будущего государя. Я наружно согласился с его намерением, хотя был убежден, что оно невыполнимо».

Сам же Александр после случившегося оправдывался тем, что заговорщики его «обманули», и демонстративно отдалил их от двора. Впрочем, некоторые исследователи полагают, что Александр лишь на словах потребовал от заговорщиков клятвы, хотя сам заранее знал исход дела.

В начале марта 1801 г. Павел узнал о готовящемся заговоре и поделился этой нехорошей новостью с Паленом. Медлить было нельзя. С Александром был согласован срок выступления — ночь с 11 на 12 марта, когда караул должны были нести солдаты Семеновского полка, командовал которыми сам наследник.

В полночь 60 заговорщиков-офицеров пересекли Марсово поле, переправились через замерзшие рвы, окружавшие только что выстроенный Михайловский замок, куда Павел переселился как в наиболее надежное место. Разоружив охрану, они проникли в замок. В комнату Павла шли разными путями, разбившись на две группы. Когда ворвались в спальню императора, то, к своему ужасу, увидели, что она пуста. Мелькнула мысль, что Павел бежал через потайную дверь, но вскоре заметили его скорчившимся от страха за ширмой. Павел на коленях умолял заговорщиков сохранить ему жизнь, обещая выполнить все их требования. События развивались стремительно. Вторая партия заговорщиков своим шумным приближением напугала первую, и та решила немедленно покончить с Павлом. В суматохе некоторые даже бросились бежать, кто-то сбросил ночник, и в темноте Павла прикончили.

12 марта 1801 г. был обнародован манифест, в котором говорилось: «Судьбам Всевышнего угодно было прекратить жизнь любезнейшего родителя нашего Государя Императора Павла Петровича, скончавшегося скоропостижно апоплексическим ударом в ночь с 11-го на 12-е число сего месяца».

При известии о смерти Павла I «...столичное общество предалось необузданной и ребяческой радости, восторг выходил даже за пределы благопристойности», — вспоминал один из современников. Дружный хор торжественных од приветствовал восшествие на престол Александра I. Среди них была и ода Г. Р. Державина «На всерадостное восшествие на престол императора Александра Первого». Правда, она не была опубликована, поскольку в ней содержался недвусмысленный намек на дворцовый переворот, но Александр, тем не менее, пожаловал за нее поэту бриллиантовый перстень.

День коронации нового царя, состоявшейся 15 сентября 1801 г., воспел в стихах и Карамзин. «После краткого и несчастливого царствования Павла вступление на престол Александра было встречено восторженными возгласами, — писал декабрист А. М. Муравьев. — Никогда еще большие чаяния не возлагались у нас на наследника власти. Спешили забыть безумное царствование».

Сам Александр своим поведением и даже внешним видом производил благоприятное впечатление на публику. Скромно одетый, как простой горожанин, разъезжал он или гулял пешком по улицам Петербурга, а в это время толпа восторженно приветствовала нового правителя России. Его слова и поступки, по выражению того же Муравьева, «дышали желанием быть любимым».

Но уже тогда выявились ранее не бросавшиеся в глаза черты характера Александра — болезненное самолюбие, недоверчивость, подозрительность. Лицейский товарищ Пушкина и близкий ко двору барон М. Корф вспоминал, что Александр, подобно бабке своей Екатерине II, «в высшей степени умел покорять себе умы и проникать в души других, утаивая собственные ощущения и помыслы».

Но вот известная французская писательница мадам де Сталь, на которую Александр произвел большое впечатление при встрече с ним в 1814 г. в Париже, отзывалась о нем как о «человеке замечательного ума и сведений». Александр говорил с ней о вреде деспотизма, об искреннем желании освободить крепостных крестьян в России. В том же году во время визита в Англию он наговорил немало любезностей вигам — представителям либеральной парламентской партии, уверяя в намерении создать оппозицию в России, ибо она «правильнее помогает отнестись к делу».

О других же качествах Александра знали только близкие ему люди. Они отмечали, что помимо неискренности и «двусмысленности характера» императору свойственны упрямство, подозрительность, недоверчивость и желание искать популярности всегда и везде. С годами он стал умело пользоваться человеческими слабостями, играть в «откровенность», стремясь управлять людьми, подчинять их своей воле. Он любил приближать к себе лиц. неприязненно относившихся друг к другу, и хорошо пользовался их взаимными интригами и антипатиями, а однажды прямо заявил управляющему канцелярией Министерства полиции де Санглену: «Интриганы так же нужны в общем государственном деле, как и люди честные, иногда даже более».

Кроме того, у современников сложилось представление о крайней ветрености и непостоянстве Александра. Для придворных не были тайной его сложные семейные отношения, полные взаимной подозрительности и притворства. Все прекрасно знали о продолжительной связи Александра с А. Нарышкиной, которая в 1808 г. родила ему дочь Софью (смерть Софьи Нарышкиной в 1824 г. Александр переживал как самую большую личную трагедию). Он особенно любил «общество эффектных женщин», выказывая им «рыцарское почтение, исполненное изящества и милости», как выражались его современницы. По свидетельству графини Эдлинг, «отношение к женщинам у Александра не изменялось с летами, и его благочестие отнюдь не препятствовало веселому времяпрепровождению».

Полицейские донесения австрийскому канцлеру Меттерниху во время Венского конгресса 1815 г., куда съехались монархи — победители Наполеона вершить судьбы Европы, пестрят сообщениями о «пикантных забавах» русского царя. Здесь следует уточнить, что так называемая любовь Александра вполне подчинялась дипломатической интриге. В салонах велась закулисная дипломатическая игра, тон в которой задавали Александр, сам Меттерних и французский министр иностранных дел Талейран.

Но интересно и другое: после войны с Наполеоном заметно усилилось увлечение царя мистицизмом. До этого, как свидетельствовала Александра Федоровна (жена Николая I), он в вопросах религии был весьма «фриволен и легкомыслен». В 1814 г. Александр I встретился в Париже с «европейской пифией» — баронессой В. Ю. Крюденер и вел с ней долгие беседы о религии. Беседы продолжились и в России.

Император покровительствует духовным собраниям фанатичной Е. Ф. Татариновой, обращается к разного рода «пророкам» и «пророчицам». Приближает к себе музыканта Никитушку Федорова, слывшего «юродивым» и «пророком», производит его в чиновники. Впоследствии он близко сошелся с известным своим изуверством архимандритом Фотием, близким другом Аракчеева. Писатель А. Шишков составляет для царя выписки из библейских текстов.

В 1814 г., по возвращении из Парижа, Александр берет под свое покровительство Российское Библейское общество, вступив в число его членов и пожертвовав ему значительные денежные суммы. К 1824 г. в него вошел цвет тогдашнего аристократического общества. Деятельность Библейского общества была связана с Министерством духовных дел и народного просвещения, во главе которого находился князь Голицын.

Прочность собственного положения не избавила Александра от серьезной заботы относительно преемника на престоле. Дочери Елизавета и Мария умерли в младенчестве, а состояние здоровья жены царя больше не давало надежды на пополнение семейства. Хотя в коронационном манифесте от 15 сентября 1801 г. и не был назван наследник, согласно «Общему акту о престолонаследии» и «Учреждению об императорской фамилии» Павла I от 5 апреля 1797 г., законным преемником Александра считался следующий по старшинству брат Константин, получивший еще в 1799 г. от отца титул цесаревича. Однако и Константин находился «в тех же самых семейных обстоятельствах», что и Александр, т. е. был бездетным, а со своей женой фактически разошелся в 1801 г. Рождение в 1818 г. у другого брата царя, Николая Павловича, сына Александра (будущего Александра II) определило выбор. Летом 1819 г. Александр I предупредил Николая и его жену, что они «призываются в будущем к императорскому сану».

20 марта 1820 г. был издан манифест «О расторжении брака великого князя цесаревича Константина Павловича с великою княгинею Анною Федоровною и о дополнительном постановлении об императорской фамилии». Манифест давал разрешение Константину на развод с женой, а в дополнительном постановлении указывалось, что член царской семьи при вступлении в брак «...с лицом не из владетельного дома не может сообщить ему прав, принадлежащих членам императорской фамилии, и рождаемые от такого союза дети не имеют права на наследование престола».

Хотя манифест формально и не лишал Константина прав на российский престол, но ставил в такие условия, которые вынуждали его отречься от этих прав. 2 февраля Александр дал письменное «согласие» на отречение Константина, а 16 августа 1823 г. последовал манифест, в котором Александр передал права на престол Николаю.

При прочности своего положения Александр никогда не забывал событий марта 1801 г. — не столько из-за угрызений совести, сколько из-за опасности повторить судьбу отца. Отсюда система надзора и сыска, особенно укрепившаяся в последние годы царствования. Сам он охотно слушал доносы и даже поощрял их, требуя от своих сотрудников постоянной слежки друг за другом.

В то же время приближенные отмечали, что в последние годы Александр все чаще становился мрачным, предпочитая уединенный образ жизни. Причины этого разные — он не мог не знать о растущем недовольстве в народе и общественных кругах, был убежден в существовании тайных обществ и готовящемся против него заговоре, подозревал в этом многих влиятельные лиц из военной среды. В 1826 г. при разборе его бумаг была обнаружена записка, датируемая 1824 г., в которой говорилось о росте «пагубного духа вольномыслия» в войсках, о существовании «по разным местам тайных обществ или клубов», с которыми якобы были связаны влиятельные лица.

В середине июля 1825 г. Александр получил достоверные сведения о том, что против него зреет заговор в войсках, расквартированных на юге России. Унтер-офицер южных военных поселений И. Шервуд случайно узнал о тайном обществе и немедленно донес об этом царю. Однако только одного сведения о существовании заговора, без знания конкретных его участников, было недостаточно, чтобы начать расследование. По личному указанию Александра I был разработан план выявления членов и руководителей тайной организации.

Все эти тревожные события заставили царя отменить намеченный на осень 1825 г. смотр войск в Белой Церкви. Впоследствии из показаний декабристов, членов Южного общества, стало известно, что они замышляли использовать именно этот смотр для своего выступления.

Незадолго до своей загадочной смерти Александр побывал в Саровской пустыни у преподобного Серафима. Русский духовный писатель Е. Поселянин (Погожев) записал рассказ, переданный ему интересовавшимся жизнью подвижников благочестия С Гедеоновым. «В 1825 г., или в один из ближайших к этой эпохе годов, старец Серафим точно ожидал какого-то гостя, прибрал свою келью, собственноручно подмел ее веником. Действительно, под вечер в Саровскую пустынь прискакал на тройке военный и прошел в келью отца Серафима. Кто был этот военный, никому не было известно, так как никаких предварительных предупреждений о приезде незнакомца сделано не было.

Между тем великий старец поспешил навстречу гостю на крыльцо, поклонился ему в ноги и приветствовал его словами: «Здравствуй, Великий государь!» Затем, взяв приезжего за руку, отец Серафим повел его в свою келью, где заперся с ним. Они пробыли там вдвоем в уединенной беседе часа два-три. Когда они вместе вышли из кельи и посетитель отошел уже от крыльца, старец сказал ему вослед: «Сделай же, Государь, так, как я тебе говорил...»

Во время этой встречи преподобный Серафим предрек императору следующее: «Будет некогда Царь, который меня прославит, после чего будет великая смута на Руси, много крови потечет за то, что восстанут против этого Царя и Самодержавия, но Бог Царя возвеличит».

1 сентября 1825 г. Александр выехал на юг, намереваясь посетить там военные поселения, Крым и Кавказ (поездка предпринималась под предлогом оздоровления императрицы). Как оказалось, свою столицу он покидал уже навсегда. Ночная тишина и мрак царили над городом, когда он выехал один, без всякой свиты, из Каменноостровского дворца.

«В 4 часа с четвертью по полуночи коляска остановилась у монастырских ворот Александро-Невской лавры. Здесь Государя ожидали митрополит Серафим, архимандриты в полном облачении и братия. Александр Павлович в фуражке, шинели и сюртуке, без шпаги поспешно вышел из коляски, приложился к святому кресту, был окроплен святой водою, принял благословение от митрополита и, приказав затворить за собою ворота, направился в соборную церковь. Хор пел тропарь: «Спаси, Господи, люди Твоя».

В соборе Государь остановился перед ракою святого Александра Невского. Начался молебен, во время которого император плакал. Когда наступило время чтения Евангелия, Государь, приблизившись к митрополиту, сказал: «Положите мне Евангелие на голову» — и с этими словами опустился на колени. По окончании молебна, положив три поклона пред мощами Благоверного князя, приложившись к его образу, он поклонился всем, бывшим за молебном. Из собора Государь зашел ненадолго к митрополиту, посетил келью схимника Алексия, принял от него благословление и вышел, чтобы продолжать свое путешествие. Садясь в коляску, он поднял к небу глаза, полные слез, и, обратясь еще раз к митрополиту и братии, сказал: «Помолитесь обо мне и о жене моей». До самых ворот он ехал с открытою головою, часто оборачивался, кланялся и крестился, смотря на собор».

Если можно объяснить предчувствием горячую молитву императора перед отъездом, если тем же объясняется его трогательное расставание с Петербургом, то таинственная ночная панихида, ночное молебствие в Александро-Невской лавре, произнесенные государем слова: «Настоящее мое путешествие не похоже на прежние» — наводят на мысль, что он замыслил что-то важное, что должно было сохраняться в строжайшей тайне. Любопытно и следующее обстоятельство: с какой целью царь взял с собой при отъезде в Таганрог церемониал погребения императрицы Екатерины II?

Происходило, говорят, и чудотворное явление. Незадолго до смерти императора жители Таганрога наблюдали небесное знамение, о котором в книге Великого князя Николая Михайловича записано: «...В одну ночь, в октябре, многие жители Таганрога видели над дворцом две звезды следующим порядком: сначала они были одна от другой на дальнем расстоянии, потом соединились и опять до трех раз расходились, после чего из одной звезды сделался голубь, сел на вторую звезду, но через короткое время упал и его не стало видно. Затем и вторая звезда постепенно исчезла...»

Кроме того, в Петербурге с 1 сентября по 1 ноября была видна комета, лучи которой простирались вверх на большое пространство к западу. О комете государь спросил кучера своего Илью: «Видел ли ты комету?» — «Видел, государь», — отвечал тот. — «Знаешь, что она предвещает?» — «Бедствие и горесть». Потом, помолчав, Александр заключил: «Так Богу угодно».

По официальной версии Александр продолжил путь один. Но в это даже сегодня трудно поверить, а тогда тем более: пусть не весь двор, но кто-то должен же был сопровождать столь важную особу! По записям, сделанным со слов кучера, доставившего императора в Таганрог, вместе с ним привезли тяжело больного монаха, которого тайно поселили вместе с государем в небольшом домике. В этом маленьком одноэтажном домике, обставленном лишь самым необходимым, не было никакой прислуги, если не считать старого сторожа Федора, присматривавшего за садом.

Готовясь к приезду жены, Александр сам расчищал садовые дорожки, сам передвигал мебель в доме, устанавливал лампы, вбивал гвозди, развешивал картины. По свидетельству немногочисленной челяди, делал он это с большим удовольствием. После приезда больной жены ухаживал за ней без посторонней помощи. Трудно представить себе образ жизни более замкнутый и более нетрадиционный для императора, который наконец-то в какой-то мере осуществил свою мечту — покинул двор и жил, как простой смертный. По свидетельству очевидцев, он и императрица были счастливы и нежно заботились друг о друге. И все же дом, в который не допускались посторонние, хранил какую-то тайну.

В середине октября Александр вместе с Елизаветой Алексеевной побывал в Азове и устье Дона, а 20 октября отправился в Крым, где намеревался посетить Симферополь, Алупку, Ливадию, Ялту, Балаклаву, Севастополь, Бахчисарай, Евпаторию. 27 октября на пути из Балаклавы в Георгиевский монастырь царь сильно простудился, поскольку ехал верхом в одном мундире, а ветер был сырым и пронизывающим. 5 ноября он возвратился в Таганрог уже тяжелобольным, о чем написал своей матери в Петербург. Лейб-медики констатировали лихорадку.

После причащения Александру стало лучше, но затем здоровье резко ухудшилось, и 19 ноября 1825 г. Александр I скончался. О той роковой ночи свидетельств осталось немного, за исключением странного рассказа сторожа Федора, присматривавшего за императорским садом. Случилось это около полуночи, когда Федор возвращался домой от родственников. Чем ближе подходил он к саду, тем сильнее разыгрывалась непогода, ветер буквально валил с ног. И вдруг все стихло. Изумленный внезапностью перемены погоды, сторож огляделся. Весь сад осветился невероятным «диявольским» светом. Подняв голову к небу, Федор увидел огромный голубоватый шар, по его словам, «вылепленный как бы из огня, и от него сделалось в саду светло как днем...»

Шар опускался все ниже и ниже, прямо в сад. У самой земли из него выдвинулись три тонкие блестящие ноги. И в тот же миг дверь веранды распахнулась, показались одетый как для прогулки Александр и Елизавета... Казалось, их не удивило «чудо». Император повернулся к жене и, коснувшись губами ее лба, резко отвернулся и зашагал к шару. Императрица стояла одна, закрыв лицо руками...

Старик видел, как Александр, подойдя к огромному шару, был неведомой силой приподнят над землей и слился с сияющей громадой. И в этот момент Федор потерял сознание и дальше ничего уже не помнил...

В истории царствования и биографии императора Александра I осталось достаточно непроясненных моментов и спорных свидетельств. Так, до сих пор не установлено до конца, чем был вызван в 1821 г. его отказ от открытого судебного преследования тайного общества декабристов «Союз благоденствия», выявленного по доносам. Может быть, тем, что Александр, прекрасно знавший о заговоре, даже во многом разделявший взгляды декабристов, никогда не решился бы расправиться с кем-либо из них? Вполне вероятно, ведь среди заговорщиков было много его друзей.

Странным выглядело и решение не обнародовать такой важный документ, как манифест 1823 г. о передаче престола Николаю минуя Константина. Биографами так и не объяснены причины

«душевной депрессии» Александра в последние годы его царствования. Недостаточно изучена сущность «правительственного либерализма» в начале царствования Александра I, характер его социальной политики. В литературе весьма разноречивы оценки его позиции в «польском», «финляндском» и «греческом» вопросах.

Но самая главная тайна связана с «преображением» самого императора, который якобы не умер, а по каким-то неведомым причинам захотел остаться в миру совсем в другим обличье, полностью удалившись от суетной жизни, вероятно, так его тяготившей.

Федор Кузьмич

Неожиданная смерть Александра I, ранее почти никогда не болевшего, отличавшегося отменным здоровьем, еще не старого (ему не было и 48 лет), породила множество слухов и легенд. Фантастические рассказы о таганрогских событиях появились в начале 1826 г. и в зарубежных газетах. В дальнейшем среди многочисленных слухов наиболее широкое распространение получила легенда о таинственном старце Федоре Кузьмиче, под именем которого якобы долгие годы скрывался император Александр I. Объясняется это, видимо, тем, что в прежние времена тела почивших правителей всегда выставлялись для прощания с народом в открытом гробу. По какой-то причине тело покойного императора Александра I народу показано не было. Впрочем, все эти слухи и толки через год-другой поутихли и понемногу стали забываться.

Но вот осенью 1836 г. в Кленовской волости Красноуфимского уезда был задержан проезжавш