Оригинал взят у nikolay_siya в 9 марта 1917: Войскам дан приказ применять оружие. Есть первые жертвы
24 февраля (9 марта) забастовками были охвачены все районы Петрограда. Полиция не могла ни разогнать, ни остановить многотысячные демонстрации. Бастовало более 200 тысяч рабочих с 224 предприятий, причем не только с крупных заводов, но и с небольших заводиков, на которых работало не более нескольких десятков человек.
Тысячи рабочих с утра формировали демонстрации и пробивались к центру из разных районов столицы.
«Рабочие Выборгской стороны пробивались к Невскому через Литейный мост. Полиции удалось остановить шествие, но около 10 часов утра движение рабочих с Выборгской стороны усилилось. Смяв заставы, огромная толпа в несколько десятков тысяч человек заполнила весь Литейный мост. У выхода с моста их остановили полицейские, конные жандармы и солдаты 9-го запасного кавалерийского полка. Толпа с криком «ура!» бросилась на конные части и, прорвав их в одном месте, хлынула густой массой по Литейному проспекту. Полицию, пытавшуюся рассеять толпу, забросали кусками сколотого льда, лопатами, гайками. Был тяжело ранен полицейский надзиратель».
«У Троицкого моста конная полиция врезалась в людскую массу. Один из городовых открыл стрельбу по демонстрантам, убив молодую работницу и ранив рабочего-столяра завода Щетинина А. Грабовского. В ответ демонстранты забросали полицию камнями и кусками льда. В полицию стреляли. Городовые отошли. Стычки с полицией происходили в ряде мест, они нередко кончались успешно — полицейские отступали. Число избитых и раненых полицейских, по официальным данным, возросло до 28».
У всех мостов через Неву скапливались огромные массы бастующих. Здесь были сосредоточены воинские заставы. Многие демонстранты перебирались на левый берег Невы по льду. Через реку шли толпы людей. Военный министр советовал вести заградительный огонь так, чтобы пули ложились впереди людей, перебирающихся через Неву. В расклеенном по городу приказе Хабалов предупреждал население, что он подтверждает свое распоряжение «войскам употреблять в дело оружие, не останавливаясь ни перед чем для водворения порядка».
Днем к движению присоединились трамвайщики. Забастовка трамвайщиков лишила власти возможности быстро перебрасывать резервы.
Район Невского и Литейного проспектов был буквально захвачен рабочими. Полиция разгоняла демонстрантов, но они быстро собирались в другом месте.
«Особенно многолюдные митинги происходили у городской думы (Невский пр., д. 33 — ИА REGNUM ) и на Знаменской площади (ныне пл. Восстания — ИА REGNUM ) у памятника Александру III… В этих районах находилось около 50 тыс. рабочих». Сохранилось одно из донесений пристава градоначальнику от 24 февраля:
«В 12 часов 45 минут более 3 тыс. демонстрантов подошли к Казанскому собору на Невском. Рабочие пели «Марсельезу» и «Вставай, поднимайся, рабочий народ». Из толпы раздавались возгласы: «Долой царя!», «Долой правительство!», «Давайте хлеба!». Демонстранты несли красные флаги. Против демонстрантов были двинуты полусотня 6-й сотни и вновь подоспевшая 3-я сотня 1-го Донского казачьего полка и два взвода 9-го запасного кавалерийского полка. Целый час понадобился им, чтобы рассеять демонстрацию».
Историк Исаак Минц в «Истории Великого Октября» указывает на некоторые важные моменты изменения общественной атмосферы 24 февраля.
Во-первых, появились первые признаки ненадежности частей (в том числе казаков), которые должны были подавлять народное движение:
«У казаков, совсем недавно ретиво разгонявших толпы, стала падать решимость. Около 3 часов дня большая группа демонстрантов с Невского проспекта продвинулась к Знаменской площади. Впереди рассыпным строем шла полусотня казаков, но она не сдерживала толпу. Демонстранты прорвались на площадь. Тут их пытались рассеять конные жандармы, но были встречены камнями, осколками льда, поленьями. Жандармы ускакали. На площади в присутствии казаков начался митинг. Ораторы призывали: «Да здравствует республика! Долой войну!» Из толпы неслись крики «долой полицию!» и «ура!» в честь казаков, которые отвечали толпе поклонами.
Вечером на Невском проспекте, недалеко от Литейного, во время митинга появились казаки. Оратор прекратил речь. Наступила тишина. Раздавался только стук копыт. Толпа молча следила за подъезжавшими казаками. Они медленно приблизились и, не меняя скорости, проехали сквозь толпу. Демонстранты вновь сгрудились вокруг оратора. <…>
Демонстранты, к которым присоединились рабочие «Сименс-Гальске», численностью до 5 тыс. человек с пением «Вставай, поднимайся, рабочий народ» направились к Среднему проспекту. Отряд конных городовых врезался в толпу, пытаясь рассеять ее. В это время появился патруль казаков. Полицейское начальство потребовало от них помощи, но казаки молча проехали и скрылись. Полицейские успели только разобрать на погонах инициалы «Н. 2», т. е. «Николай II». И эти казаки, служившие в части, носившей имя царя, отказались участвовать в разгоне демонстрантов».
Во-вторых, на сторону бастовавших рабочих начали сдвигаться обыватели, в происходящее быстро вовлекались самые широкие слои жителей Петрограда:
«В демонстрациях было много учащейся молодежи — студентов и учеников. Полиция с тревогой отмечала, что публика, скоплявшаяся на тротуарах, весьма сочувственно относилась к забастовщикам и крайне недружелюбно встречала усилия городовых и казаков по разгону демонстраций. Пристав Гаваньского участка сообщал, что в 11 часов по Среднему проспекту Васильевского острова проходила толпа демонстрантов. Женщины, скапливавшиеся на тротуарах, поддерживали забастовщиков. «Недолго вам ликовать, скоро всем голову снесут», — кричала женщина полицейским».
Поэт Александр Блок в «Последних днях императорской власти» пишет о продовольственных проблемах в столице:
«В пятницу, 24 февраля, появилось объявление Хабалова: «За последние дни отпуск муки в пекарни для выпечки хлеба в Петрограде производится в том же количестве, как и прежде. Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас на сухари. Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном количестве. Подвоз этой муки идет непрерывно».
К Хабалову явилась депутация от мелких пекарен с жалобами на то, что из-за объявления, на них валят, будто они прячут муку; у них же мало муки, и рабочие забраны на военную службу. Хабалов приказал немедленно переслать их прошение о 1.500 рабочих в отдел главного управления генерального штаба по отсрочкам.
После этого к Хабалову явилась депутация от общества фабрикантов; они просили увеличить отпуск, муки для фабрик и дать муку от интендантства. Окружной интендант на запрос Хабалова сказал, что у него на довольствии 180.000 нижних чинов, но уделил для фабрик до 3.000 п.
Хабалов созвал у себя в квартире совещание… решили в ночь на 25-е произвести обыски и арестовать уже намеченных охранным отделением революционеров… решили вызвать запасную кавалерийскую часть в помощь казакам первого Донского полка, которые вяло разгоняли толпу; у них не оказывалось нагаек».
Владимиров И.А. Поиски съедобного в помойной яме. 1918
Николай II в этот день писал жене из Ставки:
«Мой мозг отдыхает здесь — ни министров, ни хлопотливых вопросов, требующих обдумывания».
Царица же отправила в Ставку следующее письмо:
«Я надеюсь, что Кедринского (императрица перевирает фамилию Керенского — ИА REGNUM ) из Думы повесят за его ужасную речь — это необходимо, и это будет примером. Все жаждут и умоляют тебя проявить твердость»
Из дневника Александра Бенуа:
«По выходе из театра наша молодежь видела, как казаки разъезжали по тротуарам Невского и разгоняли густые толпы народа. Decidemment cela commence! (Решительно, это начинается! — фр.) Говорят, что даже кое-где в городе и постреливали!»
Из воспоминаний княгини Палей:
«24 февраля (9 марта) вспыхивают забастовки, и рабочие массами ходят по улицам, но все еще спокойно, и народ, этот добрый малый, кажется, шутит и смеется со взводами казаков, которые объезжают город. Именно в этот день появилось первое красное знамя, эта гнусная тряпка. Несмотря на эти признаки, о которых нам сообщали по телефону, газеты не говорили ни о забастовках, ни о начинающихся беспорядках».
*** Справка ИА REGNUM :
Сергей Хабалов — генерал-лейтенант, командующий войсками Петроградского военного округа. Петр Залуцкий — революционер, член Исполнительной комиссии Петербургского комитета и Русского бюро ЦК РСДРП. Александр III — российский император с 1881 по 1894 годы. Прозван Царем-Миротворцем за то, что в его правление Россия не вела войн. Однако во внутренней политике был консерватором и противником реформ. За покушение на него был казнен Александр Ульянов, старший брат Владимира Ленина. Русское бюро ЦК РСДРП — орган, в 1903—1917 годах осуществлявший руководство практической работой российских партийных организаций: устройством подпольных типографий, изданием запрещённйо литературы и так далее. Руководило выступлениями петроградских рабочих. Источник Оригинал взят у arctus
Но в юбилейный год Великой Социалистической Октябрьской Революции, думаю, вполне уместно. Смех смехом, но даже её слова сегодня звучат как-то зловеще актуально:
Предательство сыграло решающую роль в катастрофе 1917 года
Отсутствие глубокого изучения внутриполитической ситуации накануне Февральского переворота 1917 г., идеологизация темы в советское время создали ложное представление о том, что в этот период Император Николай II самоустранился от дел, не придавал большого значения поступающей ему информации и, по существу, своим бездействием (безволием) предопределил победу февралистов.+
Подобные утверждения полностью игнорируют тот факт, что Государь, обладавший гораздо большим объёмом информации, чем любой из его современников, исходил из объективной реальности сложившейся к концу 1916 - началу 1917 года. По словам генерала А.И. Спиридовича, накануне февральских событий «Государь был полон энергии и много работал. Никакой апатии, о чём так много говорили, особенно в иностранных посольствах, у него не было. Иногда были заметны усталость, особая озабоченность, даже тревога, но не апатия».
Николай II не применял репрессий к оппозиции, так как полагал, что эти меры только ускорят нарастание противостояния в обществе, опасного накануне большого наступления на фронте. После же успешного наступления, Император был готов дать решительный отпор думским заговорщикам. Академик Н.Н. Яковлев писал: «Самодержец полагал - время подтвердить его волю еще не стало. Он видел, что столкновение с оппозицией неизбежно, знал о ее настроениях (служба охранки не давала осечки и подробно информировала царя), но ожидал того момента, когда схватка с лидерами буржуазии произойдет в иных, более благоприятных условиях для царизма. Николай II перед доверенными людьми - бывшим губернатором Могилева (где была Ставка) Пильцем и Щегловитовым говорил - нужно повременить до начала весеннего наступления русских армий. Новые победы на фронтах немедленно изменят соотношение сил внутри страны и оппозицию можно будет сокрушить без труда. С чисто военной точки зрения надежды Царя не были необоснованны. Как боевой инструмент русская армия не имела себе равных, Брусиловский прорыв мог рассматриваться как пролог к победоносному 1917 году».
В тот день, когда тело Г.Е. Распутина доставали из Невы, Императорский поезд остановился на перроне Собственного Его Величества павильона в Царском Селе. Здесь Николай II собирался остаться надолго, вплоть до весеннего наступления на фронте, и всю свою деятельность сосредоточить на подавлении заговора, в подготовке которого он не сомневался. Как писал С.С. Ольденбург: «Государь взял на себя руководство общим положением. Прежде всего необходимо было составить правительство из людей, которым Государь считал возможным лично доверять. Опасность была реальной. Убийство Распутина показало, что от мятежных толков начинают переходить к действиям. Оценка людей поневоле становилась иной. Люди энергичные и талантливые могли оказаться не на месте, могли нанести вред, если бы оказались ненадежными».
В правительство пришли люди правого толка: председатель Совета Министров князь Н.Д. Голицын, министр юстиции Н.А. Добровицкий, военный министр генерал М.А. Беляев, народного просвещения сенатор Н.К. Кульчицкий, внутренних дел А.Д. Протопопов. Очевидно, что последнее правительство Российской империи под председательством князя Н.Д. Голицына было неоднородным, и по общему признанию большая часть его представителей не обладала выдающимися государственными талантами. Но также очевидно, что это новое правительство, созданное Николаем II накануне переворота, было временным, переходным.
1 января 1917 г. на должность председателя Государственного совета Николай II назначил убеждённого монархиста И.Г. Щегловитова. Государь его очень ценил, считая человеком «опытным и большой государственной мудрости». Ряд сведений заставляет полагать, что именно Щегловитов должен был сменить князя Н.Д. Голицына в должности главы кабинета. Не случайно, что И.Г. Щегловитов был арестован февралистами одним из первых.
И.Г. Щегловитов предлагал полностью обновить Государственный совет и ввести в него только консерваторов и монархистов. 14 января он представил Царю записку «православных кругов», которые предлагали распустить Государственную думу, назначить в правительство только верных Самодержавию лиц, ввести военное положение в столице, закрыть все органы левой печати, провести милитаризацию заводов, работающих на оборону. 21 января 1917 г. Император Николай II написал на этой записке: «Записка достойная внимания». Бывший министр внутренних дел H.A. Маклаков в письме Императору говорил о необходимости «восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило». Власть должна быть «уверенной в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее, и ожесточеннее, и наглее врага внешнего». Важнейшим шагом Маклаков считал роспуск Государственной думы.
Между тем план действий Прогрессивного блока заключался именно в том, чтобы спровоцировать правительство на роспуск Думы, после чего организовать беспорядки в её поддержку среди рабочих, молодёжи и даже в войсках. В секретном докладе начальника Петроградского Охранного отделения генерала К.И. Глобачёва в конце января 1917 г. сообщалось, что представители руководящего думского большинства собираются «повторить события 9 января 1905 года». Застрельщицей этого нового «Кровавого воскресенья» должна была стать меньшевистская Рабочая группа ЦВПК, которая собиралась к открытию очередной думской сессии провести 14 февраля 1917 г. «мирную демонстрацию». О характере этой «мирной» демонстрации свидетельствуют донесения Охранного отделения, в которых акция Рабочей группы прямо определялись как восстание. 24 января Рабочая группа распространила среди рабочих прокламацию, в которой призывалось «решительно устранить самодержавный режим». Однако 27 января Петроградское Охранное отделение нанесло по замыслам заговорщиков ощутимый удар, арестовав всё руководство Рабочей группы: К.А. Гвоздёва, И.И. Емельянова, Г.Х. Брейдо, Е.А. Гудкова, В.М. Абросимова и др. Все арестованные были заключены в тюрьму Кресты. Руководство рабочей группы было обвинено в том, что оно «под предлогом участия в учреждении содействий обороне страны» стало «на путь организации революционного движения в Империи».
Аресты были произведены с санкции министра внутренних дел А.Д. Протопопова, который при этом категорически отказался арестовывать А.И. Гучкова. Министр исходил из того, что, арестовав Рабочую группу, охранное отделение фактически его обезоружило. Протопопов исходил из имеющейся оперативной информации, согласно которой любое массовое выступление должно было быть связано с роспуском Государственной думы.
Николай II также исходил из того, что, провалив организацию всеобщей забастовки 14 января 1917 г., которую Прогрессивный блок обещал обратить в революцию, думская оппозиция в значительной мере подорвала свой авторитет. Действительно, арест Рабочей группы произвёл на Гучкова и его единомышленников «ошеломляющее впечатление». Как писал генерал К.И. Глобачев, у Гучкова «была выдернута скамейка из-под ног; связующее звено удалено и сразу обрывалась связь центра с рабочими кругами». Среди октябристов в конце января 1917 г. наметился явный раскол - часть из них была готова примириться с правительством. В этих условиях роспуск Думы становился не только бесполезным, но и вредным для правительства шагом.
После ареста Рабочей группы, Николай II считал необходимым показать Думе готовность к компромиссу, проявлением которого стал визит Царя в Таврический дворец 9 февраля 1916 г. По общему признанию, он был восторженно встречен большинством депутатов. Однако представители Прогрессивного блока во имя своих политических амбиций были готовы идти против большинства, собираясь поставить общество перед свершившимся фактом переворота. Своеобразным символом противостояния монарха и радикальной оппозиции стала встреча в фойе Думы Николая II и П.Н. Милюкова. Когда Государь подошёл к группе прогрессистов, Милюков «почувствовал на себе его пристальный взгляд. Несколько мгновений я его выдерживал, потом неожиданно для себя... улыбнулся и опустил глаза. Помню в эту минуту, я почувствовал к нему жалость, как к обреченному. Царь обернулся и вышел».
Прогрессивный блок стремился именно к свержению Монарха, а не к поиску компромисса с ним. Оппозиция была чужда идеи «Священного единения». Также ей не нужно было участие в императорском правительстве. Все цели оппозиции были направлены на одно - захват власти.
На следующий день после визита в Думу, 10 февраля 1917 г. Николай II подвергся сильному давлению со стороны председателя Думы М.В. Родзянко, который потребовал удаления министра внутренних дел А.Д. Протопопова и предупредил, «что не пройдет трёх недель, как вспыхнет такая революция, которая сметёт Вас, и вы уже не будете царствовать».
Со своей стороны великий князь Александр Михайлович в резкой форме убеждал Государя выполнить требования думской оппозиции. После того, как Николай II ответил ему холодным отказом, великий князь писал своему брату великому князю Николаю Михайловичу, что Николай II и Александра Федоровна «уступят только силе». Великий князь писал, что «вопрос стоит так: или сидеть, сложа руки и ждать гибели и позора России, или спасать Россию, приняв героические меры». Эти «героические меры» были сформулированы Александром Михайловичем в письме к Государю, в котором предлагалось не вводить Ответственного министерства, призвать к власти людей «пользующихся доверием страны», а Думу - распустить. Такая программа больше всего устраивала на тот момент А.И. Гучкова, который был хорошо осведомлён об этом письме от самого автора.
Объективно к февралю 1917 г. против Царя объединились представители думской оппозиции, крупного капитала, революционного крыла Думы и руководство Ставки. Чрезмерная загруженность Государя общегосударственными и военными проблемами, его частые отъезды из столицы имели свои отрицательные стороны. И.Л. Солоневич писал, что: «Государь Император был перегружен сверх всяческой человеческой возможности. И помощников у него не было. Он заботился и о потерях в армии, и о бездымном порохе, и о самолетах И. Сикорского, и о производстве ядовитых газов, и о защите от ещё более ядовитых салонов. На нём лежало и командование армией, и дипломатические отношения, и тяжелая борьба с нашим недоношенным парламентом».
Эта загруженность привела к тому, что Император Николай II начал терять контроль над ситуацией внутри страны. При отсутствии должной деятельности соответствующих министерств и всё возрастающей активности думской оппозиции страна быстрыми темпами шла к социальной нестабильности. Впечатление от военных успехов дезавуировались оппозиционной пропагандой о «тёмных силах», «измене» и т.д.
Великий князь Кирилл Владимирович писал, что «Государь чувствовал, что может доверять лишь немногим из своего окружения. Атмосфера политиканства разъедала русское общество. Великий князь Александр Михайлович свидетельствовал, что политиканы мечтали о революции и смотрели с неудовольствием на постоянные успехи наших войск. Мне приходилось по моей должности часто бывать в Петербурге, и я каждый раз возвращался на фронт с подорванными моральными силами и отравленным слухами умом».
После убийства Г.Е. Распутина в Департамент полиции шёл поток сообщений о покушениях, готовящихся на Царскую Чету, о грядущем дворцовом перевороте. Государыня говорила лейб-медику Е.С. Боткину, что она «совершенно одна. Его Величество на фронте, а здесь у меня нет никого, кому я могла бы доверять. Что самое ужасное в этом деле, это то, что после убийства нашего Друга, которого я получила от полиции, выяснилось, что это только начало. После него они планируют убить Анну Вырубову и меня».
20 февраля 1917 г. перед своим отъездом в Ставку Николай II принял главу правительства князя Н.Д. Голицына и передал ему приготовленные указы Сенату о роспуске Государственной думы: «На основании статьи 105 Основных Государственных Законов Повелеваем: Государственную думу распустить с назначением времени созыва вновь избранной Думы на (пропуск числа, месяца и года). О времени числа производства новых выборов в Государственную Думу последуют от Нас особые указания. Правительствующий Сенат не оставит учинить к исполнению сего надлежащего распоряжения. НИКОЛАЙ». Государь уполномочил Голицына воспользоваться ими в случае экстренной надобности, проставив лишь дату и протелеграфировав о том в Ставку.
Однако по-прежнему Николай II полагал роспуск Государственной думы явлением крайне нежелательным. По большому счёту, Царю нечего было опасаться разного рода заговорщиков и «реформаторов» в том случае, если бы ему была верна армия. Но как раз именно этот фактор и стал роковым и для Императора Николая II, и для монархии в целом. И.Л. Солоневич метко подмечал, что «Государь Император допустил роковой недосмотр: поверил генералам Балку, Гурко и Хабалову. Именно этот роковой недосмотр и стал исходным пунктом Февральского дворцового переворота. Это предательство можно было бы поставить в укор Государю Императору: зачем Он не предусмотрел? С совершенно такой же степенью логичности можно было бы поставить в упрек Цезарю: зачем он не предусмотрел Брута с его кинжалом?»
nikolay_siya
