Окей, технологический прогресс сосредоточен в основном на индустрии развлечений; я почти рыдала на том интервью Брэдбери, но ладно. Окей. Тогда вот что я реквестирую от тебя, дорогой прогресс.
Я хочу, чтобы через десять лет я могла пересмотреть XMFC, в конце которого никто никому не стреляет в позвоночник, а Чарльз и Эрик уезжают в Вегас и играют свадьбу. Возможно, с цыганами.
Я хочу, чтобы через десять лет я могла перечитать «Имя Розы», в котором в конце нет никакого пожара, Вильгельм вследствие чьих-нибудь чужих махинаций, интриг и прочего династического бардака (возможно, с королевскими подвесками) становится императором Священной Римской Империи, строит всю Европу на свой неповторимый францисканский манер, и где-нибудь к XVII веку разумное (каким бы еще ему стать) человечество выходит в космос, где его с распростертыми объятиями и радостными улыбками ждут вулканцы (ладно, ладно, это немного перебор, но до слова «космос» я была вполне серьезна).
Мы с дорогой Ри недавно говорили о свадьбах в Скайриме и МЕ; обсуждали, в частности, гипотетические игры будущего, с полным погружением в альтернативную реальность, всем таким. Ри утверждает, что даже воображаемые мужики из воображаемой реальности нас отшили бы (мы поспорили на бутылку чего-нибудь крепкого, вот, фиксирую на случай наступления будущего). Но черт с ними, с воображаемыми мужиками; тем более, все мы (ну, то есть та часть всех нас, которая читала Фрая) помним про «медовенький пирожочек». Но Чарльз и Эрик. Но Вильгельм.
У меня богатое воображение; я знаю, где искать хороший фанфикшен; в конце концов, я слегка знакома с законами драмы. Но всё это катастрофическое не то, мой внутренний ребенок топает ножками, скоро он упадет на живот и станет колотить кулаками по полу, короче, дайте мне настоящий гипертекст, настоящую гиперлитературу, которой так боялись все писатели в начале девяностых, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Во время дерзкого ограбления средь белого дня, в котором преступники грабили инкассатора, погибает, присматривающая себе обручальное кольцо, в соседнем магазине, невинная девушка. Её жених, гонконгский полисмен, не может пережить расставание с ней. Теперь он решается на самые отчаянные операции. Приходит день, когда его команда выходит на след, преступников, которые убили однажды его возлюбленную. Отныне главный...

Мой друг, поэты рождены,
Чтоб толковать свои же сны

Когда я была поэтом (звучит паршиво, но это не я, ребята, это Ганс Сакс), до снов мне не было никакого дела, — ну, разве что пересказать дорогим друзьям за завтраком, ничего особенного, дело житейское. Сейчас почти не пишу стихов, но сны мои сбываются так, что дай бог каждому из вас, чуваки; не то я натаскалась в герменевтике, не то какое-то божество воспылало ко мне внезапной искренней любовью.
Смутно вспоминаются, впрочем, какие-то другие времена, когда наши дни и ночи были сотканы из той же прозрачной материи, что и наши сны, когда нам не было дела до того, не спим ли мы, когда по одну сторону были замки, а по другую — замки, мы прыгали на одной ножке через границу и упивались этой омонимией (и еще портвейном, если мне не изменяет память).
Я думаю, это были хорошие времена, но в них не было ничего от поэзии, ничего от милого нам пару лет назад декаданса, ничего от милых нам сейчас космических просторов. Это была та самая магия, которая проще геометрических аксиом, логичнее аристотелевских выкладок, естественнее эволюции. Я о том же, о чем писал Фрезер, конечно: о безжалостной и строгой механике первобытного волшебства. Так вот, дело в том, что именно им мы тогда и дышали, именно оно заставляло идти наши часы, вставать наше солнце, существовать в данной точке времени и пространства каждый атом наших существ (простите, я не могу найти в себе сил написать это менее тяжеловесно).
Прелесть в том, что ничего никуда ни уходит, ничего не исчезает навечно (время и пространство, хуе-мое). Вчера я заблудилась в лесу, который знаю, как свои пять пальцев; вывернула пальто наизнанку и вышла на правильную дорогу. «Не получается понимать — ощущай», — строго сказал А. страдающему от отсутствия каких бы то ни было рациональных причин С.
Этой весной я ощущаю мир добрыми пятью десятками чувств (любовь — первое из них, конечно же, конечно), не понимаю нихуя, весьма довольна собой.
Дорогой боженька, отмерь нам побольше этих теплых-холодных, золотых-зеленых, бесконечных-мгновенных майских дней (и ночей), пожалуйста-пожалуйста. Мы были хорошими детьми, и даже, возможно, когда-нибудь станем сносными взрослыми (если не решим остаться навсегда в одном из бесконечного ряда бесконечно длящихся мгновений), и всё это, надо думать, в руке твоей (надеюсь, тебе не тяжело; надеюсь, ты не устанешь нас держать), пожалуйста, спасибо, амен, ite, missa est.

Начинается сезон быстрой езды, когда мы все планируем свои путешествия. Лучшие шины помогают нам преодолеть большие расстояния и связать нужные моменты. Воспользуйтесь уникальной возможностью выбора...

[[ This is a content summary only. Visit my website for full links, other content, and more! ]]