Начало: 1, 2



Дорога

Дорога в Израиль плохо запомнилась – так, отдельные фрагменты. Помню, как Миша провожал нас на поезде до Чопа. В Хмельницком к поезду подошли папины родственники, которых я до того момента не видела, и принесли нам пирожки (пирожки – это такое дело, их я не забываю никогда). Это были тетя Соня (папина двоюродная сестра) и ее сын Жора (соответственно, мой троюродный брат) – те самые Зильберлейбы-Мачевские, которым Димка впоследствии строил генеалогическое дерево. Теперь эти родственники живут в Израиле и мы видимся время от времени. Про Будапешт – совсем смутные воспоминания. Какие-то проверки багажа, какое-то общежитие… Дома, которые видны из окна, похожи на наш Дом обуви на Проспекте Мира, сталинский ампир. А, вот что еще: очередные слухи. В Израиле ж война – так может нас в Финляндию направят? Или вообще в Америку? Кто-то кому-то вроде рассказывал… Таки нет. Посадили на самолет Эль-Аля и отправили в Тель-Авив. Мы не возражали. Райский самолет, шикарно кормят, поят и всячески ухаживают. Яркое воспоминание – йогурт в красивой пластиковой баночке, каких не было в СССР. И апельсиновый сок (да-да, апельсины уже детектед).

В аэропорту – оформление гражданства, выдача «теудат-оле» (удостоверения репатрианта). Раздают противогазы и обучают, как ими пользоваться – нестандартный прием. А вот и пальмы! И теплый ласковый воздух – после лютой позавчерашней зимы. А еще можно было взять бесплатное такси в любую точку Израиля – но нас встретил брат и отвез к себе домой, в Реховот. Где мы и прожили несколько дней.

Война

Аня нервничала при каждой сирене, а я не боялась (как та соседка) – шапками, мол, закидаем. Оно и объяснимо: на мою долю этих сирен досталось всего три, а у нее через месяц войны нервы были на исходе. При звуке сирены мы дружно топали в герметичную комнату, так называемую «хедер атум» (с окнами, заклеенными крест-накрест липкой лентой). Потом и на «своей» квартире такую организовали, когда переехали. После той войны в стандарт строительства вошел «мамад» (домашнее бомбоубежище) – специальная комната с бетонированными стенами.

Помню поездку в Неве Шарет к друзьям Капланам – с противогазом наперевес. «Доедешь до каньона «Аялон», там мы тебя встретим.» Где, что, почему вдруг каньон посреди города? «Спросишь, где каньон – любой тебе объяснит.» Оказывается, никакое не ущелье – торговый центр (слова «молл» тогда еще не знали). У Капланов такая странная внутриквартирная архитектура – никакой двери между салоном и кухней, но есть стенка, а в ней окошко, как в столовке на раздаче. Вообще много странностей в здешних квартирах – каменные полы, крашеные белые стены (как же это, без обоев?), странные ставни под названием «трисы», солнечные бойлеры…

И помню, как внезапно кончилась война, как раз в Пурим. Оказалось, это очень правильно – именно в Пурим должны заканчиваться всякие неприятные вещи и тяжелые периоды. И этот веселый вечерний праздник, фейерверки, хлопушки, беспощадные спреи (это на третий пурим уже не знаешь, куда от них деваться, а в новинку-то славно). На улицах бесплатные выступления настоящих знаменитых певцов – вот праздник так праздник!

Первый дом на родине

У Шурика с Аней мы пожили дня три, потом перебрались на квартиру, которую они нам сняли заранее, еще до нашего приезда. Мне казалось, что слишком дорого: 600 долларов за месяц. Но зря казалось: во-первых, во время войны цены в Реховоте сильно взлетели вверх (скады там не падали), во-вторых, это было очень правильно снять квартиру в хорошем доме и в хорошем районе. Соседи у нас были замечательные. Приходили, помогали, подвозили иногда (пока машины не было). Девочка Ноа с последнего этажа устроила Юльке шикарный день рождения. Вот он, наш первый дом

Однажды, лет пятнадцать спустя, мы с Юлькой решили навестить соседей, которые были так к нам добры. Закупили пару горшочков с цветами, приехали в Реховот в свой бывший дом и принялись звонить по квартирам. Мирьям – двумя этажами выше, Гила и Цахи – соседи по лестничной клетке, старушка Ципора – в квартире под нами, Хагит – на втором этаже, Ноа на последнем. Ни-ко-го! Ни одной знакомой души. Только в Гилиной квартире дверь открыли жильцы, выслушали нас, позвонили хозяевам. Хозяева удивились и обрадовались: «мы живем в новом доме на соседней улице – приезжайте!» Оказалось такое дело, что все разъехались. Дом постарел за это время, народ переехал в новые квартиры, построенные по новым стандартам – с балконами, с гардеробными, у кого семейное положение изменилось, у кого что… в общем, растет благосостояние трудящихся. Но что это я забежала вперед? Вернемся пока к олимовским будням.

Съемная квартира была совершенно пустая. Новые электротовары можно было купить по очень хорошей скидке, так называемой «олимовской». Шурик здорово нам помогал («клитовал» на олимовском жаргоне): ходил с нами по электрическим магазинам, помогал выбирать покупки, часто подбрасывал на машине. Учил водить машину-автомат, когда она появилась. Однажды спас от ужасной квартиры, которую я порывалась купить (об этом чуть позже).

Мебель можно было приобести за вообще символическую цену. На каждого нового репатрианта полагалось по одной кровати, одному стулу и еще один обеденный стол на семью. На олимовском жаргоне эта мебель называлась «сохнутовской». К каждой кровати прилагался комплект белья, одеяло и подушка. Кроватей у меня не осталось, а все остальное, представьте себе, еще живо! К стульям мы прикупили еще три, лет 20 назад обили их всех под цвет тогдашнего дивана, и теперь эти стулья со столом обитают на кухне. Сейчас сделаю кому-то ностальжи.

Вот одеяло и сохнутовская подушка. На снимке к ним прилагаются коробки от подарков новым репатриантам. Подарки уже новогодние и рамат-ганские (в Рамат-Ган мы переехали в сентябре). Коробки соответствуют своей сути – я храню в них старые письма.


Еще были «олимовские» склады, где можно было разжиться мебелью и вполне приличной одеждой. Очень меня из местной одежды вдохновили длинные юбки. В Москве такие носить никому и в голову не приходило – а тут пожалуйста вам. А они ведь стройнят, и следовательно, идут! В общем, походила я в длинных юбках, пока не дошло до меня, что они есть религиозная атрибутика. То есть носи себе конечно на здоровье, никто слова не скажет – но это как бы не в свои одежды вырядиться. Вернулась к штанам.

Реховот

Апельсины оказались чистой правдой. В дохайтековскую эпоху Реховот был окружен пардесами (цитрусовыми садами), да и на улицах апельсинчики валялись, как обещано. И даже герб города приятно удивил: микроскоп и апельсин.


Про апельсины уж всем изрядно надоело, надо завязывать. А микроскоп соответствовал Институту Вайцмана ("Махон" по-нашему). Для тех, кто не в теме – это не только научное и учебное заведение мирового уровня, а еще такой локальный рай на земле Реховота – роскошный парк, по которому разбросаны там и сям научные институты. И еще музей Хаима Вайцмана. Если точнее, то наоборот: научные институты, окруженные парком – но это смотря с какой точки зрения.

На заветную территорию я попала благодаря Яше Малкину, с которым познакомилась в пикапчике реховотского маклера (эпоха риэлторов еще не наступила). Мы оба искали квартиру на покупку, а маклер собирал всех желающих и возил по сомнительным кварталам реховотщины (Кирьят Моше, Кфар Гвироль и т.п.). В этом пикапчике мы с Яшей сразу выхватили друг друга глазами – видно ж, что «наш человек». Так и оказалось: немедленно вычислились общие московские друзей первой координационной сферы. Кроме того, Яшину книгу по химии надо было переводить с русского на английский – и тут вот она как раз я: химии не чужда, и по-английски умею. В компьютерном зале одного из зданий Махона стояли рядком дивные Макинтоши (тогда еще не эпплы), и там в холодке под кондишном я печатала Яшин перевод, заодно скрываясь от наступающей летней жары – единственного, что мне не нравилось в Израиле.

Мой ульпан «алеф» находился в Реховоте на соседней улице. Там мне было скучновато – я ж учила немного иврит в Москве. Удалось перепрыгнуть в другую группу, которая начала заниматься несколько месяцев назад – тут уже было повеселее. У нас была очаровательная училка по имени Мими из киббуца Гиват Бреннер (она нам сразу объяснила, что киббуцники – особый народ). Помимо всяческих биньянов, Мими там и тут преподавала уроки социализации. Самый главный гласил, что Израиль страна маленькая, все тайное становится явным. А потому надо вести себя прилично и никогда не врать понапрасну. В ульпане же я познакомилась с Беллой У. Сейчас мы, к сожалению, перестали поддерживать связь, а тогда близко с ней общались. У меня даже адрес ее сохранился: Батья Маков 13. И телефон: 08-450384. И – вот вам немедленное подтверждение теории маленькой страны: впоследствии Белла оказалась двоюродной тетей Маши otlichnitza.

После этого был ульпан «бет»: начало занятий 21 мая, ул. Игаль Алон 30, авт. 32. Вы не думайте, что у меня такая память потрясающая: просто я нашла в ящике стола огромную такую зеленую записную книгу-ежедневник на 1991 год, там все это и расписано.

Большой Зеленый Ежедневник

И правда, чего там только нет. Например, вот: банковского клерка в Леуми звали Клариса. Небось она всех олимов окучивала – так что те, что из Реховота, помнят.

Естественно, записана куча телефонов, со старыми еще кодами. Это теперь все номера семизначные + код района, и кодов всего пять (03 – центр, 02 – Иерусалим, 04 – север, 08 – юг, и 09 – Шарон). А тогда север делился на 04 (прибрежный север) и 06 (неприбрежный), а юг – на Шфелу+Ашдод (08) и южный юг (07). При этом все телефоны были шестизначные, а 03 – семизначные. И то не факт, что все: вот какие номера у меня, к примеру, записаны: 03-441762, 03-209608. А еще, кажется, мой рамат-ганский телефон был сначала 03-733108 и уже потом сделался 03-6733108. Реховотский же телефон был 08-452195. Я тогда умела догадываться про город по телефонному номеру: например, Реховот – 08-4…, Ашдод – 08-5… и т.д. Теперь смысла нет в том великом ноу-хау: всякие 072, 073 и тем более сотовые свели мое искусство на нет.

А вот мои первые прописи. Ужасно смешно выглядят эти олимовские каракули с высоты 25-летнего стажа – хотя мой сегодняшней почерк, прямо скажем, тоже далек от красивого почерка местных уроженцев


Юлькин рисунок "Уезжаем в Израиль" из начала этого поста тоже отсюда, из зеленой книжки – фигурирует на исторической странице 29 января.

Опять слишком длинно получается – продолжение следует.