... нас — что
?" width="200" height ...
Вообще-то я хочу посоветовать просто не ходить. Но догадываюсь, что в этом мало смысла: кто ...
... . Расскажу что будет
и когда. Так ...
Жили мальчик с девочкой, дружили, общались, крепко любили друг друга. Решили по такому поводу ...
... головой и пошёл
возобновляем, даЗаметно похолодало, подул довольно-таки неприятный ветер, вперемешку с сухими листьями. Эйрик — весьма болезненного вида человек в расстёгнутом пальто а-ля дафлкот, но, как назло, без капюшона — рефлекторно поёжился и беззвучно выругался. Вообще он не имел привычки жаловаться на погоду, но когда ты сидишь в… семь? Да, кажется, в семь утра, на продуваемой насквозь площади, нос не дышит, горло саднит, лоб горит так, что, кажется, даже фонари не нужны…
В общем, Эйрик ещё раз выругался, глубоко вдохнул обжигающий больное горло холодный воздух и всё-таки наконец застегнулся. Раннее октябрьское утро. Суббота. Стакан с почти остывшим кофе из уютной круглосуточной кофейни, денег на которую уже не осталось. И телефон, радостно рапортующий о том, как один прекрасный человек, с которым Эйрик хоть и не общался лет чёрт знает сколько, но воспоминания сохранил самые тёплые, так вот этот человек — удалился из адресной книги, мессенджера, сетей, и так далее по списку.
Ну и нос, горло, температура…
Жизнь была в своём репертуаре. Эйрик посмотрел на приятно-чёрное, не убитое ещё до конца наземной иллюминацией, небо, по которому медленно проплывали мигающие огоньки орбитальных аппаратов. Красные, синие, белые… На это можно было медитировать. Казалось, их количество с каждым днём умножалось минимум вдвое.
Взгляд на часы. Семь-ноль-семь. Не без труда сделав два последних глотка окончательно остывшего кофе, Эйрик понял, что только что чуть не задохнулся. Заложенный нос не дышал совсем.
Спустя мгновение в урну полетели и смятый бумажный стаканчик и флакон от потраченных капель с эфедрином. Бессонная, больная ночь, проведённая довольно идиотски, заканчивалась вполне ожидаемо. Делать здесь и так-то было решительно нечего, а теперь, в общем, какой смысл…
По отдалённому шоссе множеством огоньков проезжали автомобили. А меж окружающих зданий то и дело извилистыми маршрутами проскальзывали совершенно пустые трамваи. Какой-то из них ходил и вокруг площади. Понять бы какой — и поехать уже куда глаза глядят… Нащупав проездной в кармане, Эйрик встал со скамейки — и тут же рухнул обратно. Голова кружилась как чёрт знает что. Может, стоило всё-таки задержаться в той кофейне…
Мысль не успела закрепиться в голове — на противоположной стороне площади и в самом деле появился трамвай. Сил добежать до него уже не было, и Эйрик, нервно сжав кулаки в карманах, пошёл медленным шагом поближе к остановке, дожидаться следующего.
В то же время, в полутьме утреннего освещения было не вполне разобрать, но из трамвая вышла невысокая фигура с планшетом в руках, сумкой на плече и чем-то таким непонятным за спиной. Идя навстречу друг другу, одинокие прохожие поравнялись — и Эйрик разглядел, что на спине у фигуры висела, кажется, гитара и ещё второй инструмент, по-прежнему неясный. На мгновение остановившись, Эйрик тряхнул головой и пошёл дальше к остановке.
Где-то далеко на востоке солнце уже поднималось, и вокруг отчётливо ощущалась подступающая заря, что окончательно срубало в сон. Изо всех сил этому сопротивляясь, Эйрик протёр уставшие глаза и упёрся взглядом в Венеру, пытаясь сосредоточиться. Но получалось плохо — мысли всё равно расплывались во все стороны.
Трамвай всё не шёл, и в таких мучениях прошло ещё минут пять. И ещё минут десять прошло бы, если бы в обострённый нездоровым состоянием слух Эйрика не проникли откуда-то из-за спины звуки…
Он обернулся. Очевидно, тот же самый человек, что вышел из трамвая, теперь сидел посреди площади, прямо на земле, с каким-то из своих инструментов в руках, и небрежно на нём играл.
А самое интересное — рядом стояла синяя голографическая фигура, ростом в половину человеческого. Эйрик посмотрел на рельсы. В переулки. Потом на голограмму. Чертыхнулся и — любопытство пересилило здравый смысл — всё-таки поплёлся в сторону загадочного музыканта.
— Только сегодня! И только для вас! Играем мы! Любите и… это… как его… Любите! — громкой скороговоркой прокричал тот и поднял голову. — Ой.
Перед глазами стоял пошатывающийся Эйрик.
— Ну, и для вас тоже! — музыкант — оказавшийся девушкой с голубыми глазами, в голубых митенках и шарфе, и больших чёрных наушниках — не растерялся и одарил неожиданного слушателя улыбкой во все тридцать два зуба. После чего снова ударил по струнам.
— Яяя… эммм… — Эйрик пытался что-то сказать, но получалось почему-то только нечленораздельное мычание.
— В ваш город приехал бродячий карнавал! И… и… — девушка задумалась. — Что сказать людям, когда в их город приезжает карнавал? А карнавал может приехать вообще?
Эйрик развёл руками и наконец-то выдавил из себя относительно осмысленную фразу.
— А вы играете?
— Ааа! Только сегодня! В ваш город приехал бродячий карнавал! Вы играете?! МЫ — ДА! — радостно пронеслось над предрассветной площадью. — Спасибо, мой дорогой пьяный слушатель. Когда мы расчехляемся утром и мимо проходит какой-нибудь в хлам бухой прохожий — обычно это к…
— Бухой?! — чуть было не заснувший в стоячем положении, Эйрик моментально пришёл в себя.
— А какой? — девушка недоумённо пожала плечами.
— Простывший.
— Ааа… Ха-ха, ну конечно. Простывший. Понимаю.
Эйрик поскрипел зубами и взглядом невольно упёрся в синюю голограмму, которую излучал лежавший на земле планшет. Синяя голограмма в форме модели-марионетки на шарнирах вела себя довольно осмысленно, то потирая затылок, то делая вид, что курит.
— Неплох, а? — не оборачиваясь, спросила девушка, подстраивая свой инструмент.
— Ещё как… Знаете, я вообще сюда… — Эйрик не на шутку задыхался — Я вообще у вас… Спросить хотел…
— Попробуйте.
— Я там просто… сидел…
— Так, погодите. — музыкант отложила инструмент и похлопала по карманам. В них обнаружились капли от насморка, два флакона. — Какие-то из них мои… А, эти. А вот эти теперь — ваши. И мы можем продолжить этот прекрасный разговор.
Девушка не глядя протянула непочатое лекарство, Эйрик сорвал колпачок — и уже через полминуты испытал безумную радость то ли от обретённого дыхания, то ли от дозы лекарства.
— Всю ночь и всё утро — на эфедрине и кофеине…
— А, ну я почти не ошиблась. Чего спросить-то хотели?
— Эмм. Я сидел на остановке трамвайной, услышал за спиной, что вы на чём-то играете. На чём только…
— Ну, либо на этом, либо на… А хотя нет, это не подключено ещё. Значит вот. — музыкант пару раз ударила по струнам. — Оно?
— Да! А что это такое?
— Ну стыдно же не знать. — девушка поцокала языком и, вытащив из сумки второй планшет, положила с другой стороны от себя — Это мандолина.
— Ооо… Это что-то китайское?
— Это что-то ирландское.
На этих словах музыкант провела пальцами по экрану второго планшета — и над ним тоже вспыхнуло изображение ярко-синей шарнирной марионетки. Первая голограмма, сидевшая в раздумьях, резко подорвалась, и энергично помахала второй. Та, в свою очередь, от счастья запрыгала на месте. При виде такого зрелища, Эйрик не смог сдержаться и похлопал в ладоши. Музыкант обратилась к голограммам.
— Ну вот, кого-то мы уже порадовали, верно? Это к деньгам! Вы ещё их в деле не видели, кстати.
— Офигеть. А они ещё и делают что-то?
— А как же. Сколько там времени, не подскажете? — девушка, прищурившись, посмотрела на восток неба.
— Ммм… Половина.
— Половина, половина… Отлично, до рассвета осталась вторая.
— А что на рассвете?
Девушка ухмыльнулась.
— Ночь гаснет — день загорается… На рассвете наш разговор резко приобретёт посекундную тарификацию. Музыкантам тоже надо на что-то жить.
— Надо же…
— А пока у нас настройка — я могу её потратить на разговор, скажем, с вами, вы, вроде, не самый неприятный тип из тех, кто нам попадался в семь утра на улицах городов.
— Спасибо на… эээ… на добром слове. — Эйрик нервно усмехнулся и зашёлся в приступе кашля. — Чёрт, простите. Сыграйте ещё что-нибудь?
— Да ладно. Ну, для нашего простывшего слушателя, этим промозглым утром… Так, нет, кельтские мотивы будут не к месту… Или хотите? — Не дожидаясь ответа, девушка отложила мандолину, взяла нечто, напоминавшее гитару, и вставила туда аккумулятор. Гитара засветилась сенсорным дисплеем вместо струн. Музыкант аккуратно тронула его пальцами — и встроенный динамик издал синтезированный звук. Небольшая подстройка — и вот уже звук не отличить от самой что ни на есть акустики. — Так вот, в эту промозглую погоду мы сыграем нашему одинокому слушателю что-нибудь такое тестовое, чтобы проверить, как работает наш динамик.
— Ну чёрт! Я так никогда от вас не дождусь какой-нибудь песни. — с некоторой досадой заметил Эйрик.
— Ладно, ладно… Ну вот что бы вы хотели сейчас услышать? Вы болеете, вам некуда идти, вас покинули друзья, трамвай ушёл, холодный октябрь, неприветливая площадь… М?
Эйрик задумался.
— Боссанову? — стоило это ему произнести, как у одной из голограмм в руках материализовалась перкуссионная банка с песком. Музыкант выразительно посмотрела на это дело — и голограмма виновато растворила банку в пространстве.
— Нееее, для боссановы рано. Боссанову мы будем играть зимой, когда снега выпадет как надо, чтобы сидеть и мечтать об атлантическом побережье жаркого Рио, всё такое… Но если хотите, думаю, вам понравится тоже. Только мы будем барахлить, наверное… Так — Ударные! Сакс! И раз, и два, и три — Тёрквейз Шайнинг Бэнд даёт винтажного джазу как положено, а не как сейчас принято у этих слабаков на радио!
И в следующую секунду голубоглазый музыкант и две синих голограммы разразились таким плотным слаженным звуком одной из вещей с «Kind of Blue» Майлза Дэвиса, что Эйрик в очередной раз за это странное утро пережил что-то вроде шока.
Но долгим это ощущение не было. Одна из голограмм оглушительно сфальшивила, вторая моментально отреагировала такой же фальшью, музыкант раздражённо вздохнула и покачав головой, стала что-то настраивать на обоих планшетах, прямо поверх марионеток.
— Эх, так хорошо началось… — посетовал Эйрик.
— Вот поэтому я и не прошу у вас трудовой копейки за этот саундчековый шлак.
— А как-как вы называетесь?
— Тёрквейз Шайнинг Бэнд! Этого придурка зовут… Ой, да никак их не зовут, что это я.
— Название можно было угадать, если постараться.
— Ну ещё бы. Тааак… Вот и наши колоночки. — девушка достала из сумки колонки и подключила прямо в землю. Только сейчас Эйрик заметил, что музыкант расположилась на небольшом таком квадрате с подведёнными коммуникациями — У нас минут десять осталось, наверное, да? Ладно, что тупить зря. Скрипка! Там-тамы! Для нашего дорогого слушателя!
«Desafinado» октябрьским утром, посреди северного города. Губы непроизвольно растянулись в блаженной улыбке, Эйрик почувствовал, что и мир окружающий как-то уже не так ужасен, как был ещё час назад, и вообще.
Пока скрипку не заело.
— Аааааа! Что ж за идиоты-то! — воскликнула музыкант и снова принялась налаживать звучание голограмм, которые только растерянно переминались с ноги на ногу. — Зря мы эту вещь играли… Ладно, займусь я уже вплотную этим всем, если позволите. Очень приятно было встретить хорошего человека, всё такое, ну и…
— Ну да. А вы где вообще играете?
— Да как придётся, где придётся. Обычно во всяких местах типа заброшенных детсадов, или, там, обвалившейся лестницы вникуда. На площадях редко. В клубах — того реже, хотя бывает, бывает, просто мы такие, знаете, кочевники. Но вообще вы всегда можете нас встретить в сети, а заодно и купить там последний альбом, ну и так далее. — Девушка помолчала и добавила. — Не просто можете — а обязаны. Музыканты тоже хотят пить кофе и не болеть.
Эйрик усмехнулся.
— Куплю. Не сомневайтесь.
— Правда, мы электронщину играем в основном, ну, понимаете. — девушка провела по дисплею гитары и колонки издали всё тот же, совершенно синтетический, звук — Не боссанову.
— Эх, были б с собой деньги… Вот честно.
В ответ музыкант улыбнулась и махнула рукой. Эйрик кивнул и пошёл к своей остановке. Первые рассветные лучи освещали хмурое осеннее небо. Ветер гонял опавшие листья по холодному камню площади. Всё равно не самая лучшая погода, чтобы болеть.
Но всё-таки голова уже почти перестала кружиться.
Из-за спины донеслись звуки маршевых ударных. А вот и трамвай.
(14.10.2011)
