Я уже расказывал про Форест-Хиллс-Гарденс, но место настолько прекрасное, что я готов писать о нем хоть каждый месяц. На самом деле, это один из немногих нью-йоркских районов, где я мечтал бы жить. Тихие и уютные улицы, парковка у каждого дома, красивая архитектура, удачное местоположение. Для тех, кто слышит о нем впервые, я рекомендую перейти по ссылке на мой первый пост, где все подробно расписано. Остальных же приглашаю насладиться красотой весеннего Форест-Хиллс-Гарденс.
Надо сказать, что в этом году невероятно повезло с погодой. В любом другом городе такая длинная и холодная весна была бы настоящей трагедией, но не в Нью-Йорке, где от жары начинаешь уставать еще в мае и потом вынужден терпеть ее вплоть до сентября, бегая от кондиционера к кондиционеру. В этом же году на улице было свежо и прохладно. А главное, что благодаря этому в Нью-Йорке случилась настоящая весна. И длилась она не неделю, как это бывает обычно, а почти целый месяц. Все медленно распускалось, красиво и долго цвело, наполняло воздух немыслимыми весенними ароматами и невероятно радовало взгляд. Пока это была самая красивая весна в Нью-Йорке из тех, что я видел. Ну а как в такую красивую пору не поехать в один из самых красивых городских районов.
2.
Почему я люблю Форест-Хиллс-Гарденс? Да потому, что это идеальный городской район. Настолько идеальный, что его, казалось бы, не должно существовать в таком городе, как Нью-Йорк. А он есть. Как бы банально это не звучало, но это уникальный островок красоты и спокойствия в бушующем и стремительно меняющемся океане мегаполиса. Со всех сторон на него накатывает волнами пестрый и многонациональный Куинс с однотипной и, будем честными, весьма скучной застройкой. Соседние улицы перегружены автомобилями, а дома жильцами. Вокруг кипит городская жизнь во всех ее проявлениях: гудки машин, грохот поездов, музыка из окон, запахи еды, лавки, магазины, рестораны и нескончаемые толпы пешеходов. В Форест-Хиллс-Гарденс же тишина и спокойствие. На улицах почти нет ни автомобилей, ни людей. Такое ощущение, что попал в прошлое - лет на сто назад.
3.
Все дело в том, что Форест-Хиллс-Гарденс является частной территорией на которой действуют свои собственные отличные от городских правила. Это касается парковки, вывоза мусора, уборки улиц, благоустройства, любого строительства и наверное еще чего-то, о чем я просто не знаю. Фактически это частные улицы интегрированные в городскую дорожную сеть. Вы можете по ним гулять и ездить на машине, но для того, чтобы запарковаться придется получать специальное разрешение, которое выдают только резидентам района и их гостям.
4.
За внешним обликом района строго следит управляющая компания. Каждый покупающий здесь недвижимость обязуется неукоснительно выполнять все обязательства накладываемые на домовладельцев. Внести какие либо серьезные изменения во внешний облик зданий практически невозможно. Форест-Хиллс-Гарденс законченный и очень гармоничный район и за этой гармоничностью неустанно следят. Здесь нет домов, которые раздражают своей архитектурой, нет домов, которые не вписываются в архитектурный облик района и нет участков поверхности которых регулярно не касаются заботливые руки садовников. К примеру, в Форест-Хиллс-Гарденс нет ни одного деревянного дома. Все каменные и все без исключения с черепичной крышей.
5.
6.
7.
8.
Решил сам для себя сформулировать преимущества и недостатки района.
Почему я хотел бы там жить:
- Местоположение. Району невероятно повезло с тем, где он находится. Будь он на Манхэттене, его бы давно сожрали алчные застройщики не оставив и следа от оригинальной концепции города-сада, но Форест-Хиллс-Гарденс находится в дальнем Куинсе, куда строительный бум еще не докатился и вряд ли когда-нибудь дойдет. На соседнем Куинс-бульваре потихонечку растут высотные многоквартирные дома, но до того безумия, что творится, к примеру, в Лонг-Айленд-Сити здесь еще очень далеко. При этом Форест-Хиллс-Гарденс не соседствует ни с одним условно неблагополучным районом. Со всех сторон он окружен своеобразными буферными зонами.
9.
- Транспортная доступность. Всего 15 минут (две остановки) на электричке до вокзала Пенн-стейшн или 35 минут на метро. Станции находятся прямо на границе района. Электричка быстрее и комфортабельнее метро, но и стоит дороже. На машине до мидтауна Манхэттена ехать от 30 до 50 минут в зависимости от трафика.
10. Станция пригородных поездов Лонг-Айлендской железной дороги. Отсюда до Манхэттена две остановки и всего 15 минут езды. Когда-то именно наличие станции было ключевым моментом в деле покупки земли под будущее строительство поселка. Станция построена в том же архитектурном стиле, что и район.
- Красивая архитектура. Район застроен по-настоящему красивыми домами выполненными в едином архитектурном стиле. Ничто не режет глаз и не раздражает. Для такого пестрого города, как Нью-Йорк, это весьма необычно.
11.
12.
13. В Форест-Хиллс-Гарденс используется свой собственный дизайн указателей улиц (и шрифт свой, и даже цвет в который они выкрашены). Ну и сами названия прекрасны - Авеню Пуритан, к примеру.
- Жилье на любой вкус и кошелек. Здесь есть частные дома всевозможных размеров: от огромных особняков до аккуратных коттеджей, здесь есть таунхаузы и 11 многоквартирных домов. Проблема лишь одна - кошелек может быть любым, но это должен быть толстый нью-йоркский кошелек. Район, надо сказать, весьма недешевый.
14. Бывшее здание отеля на привокзальной площади, ставшее многоквартирным домом.
15.
16.
- Пустые улицы. Парковка на улицах разрешена только резидентам района. Если вы приехали в гости, то вам надо будет получать специальное разрешение. Плюс в районе много больших односемейных домов с собственными гаражами и драйвэями (подъезная дорога к дому). В результате мы имеем очень непривычную для Нью-Йорка картину, когда на улицах нет машин.
17. Так выглядят многие улицы Форест-Хиллс-Гарденс.
18. А так выглядят улицы, которые находятся сразу за границами района.
19. Такой вот знак полностью меняет их облик.
20. Таких видов в Форест-Хиллс-Гарденс много.
21. У многие жителей есть собственный "драйвэй" (дорожка идущая к гаражу) и занимать пространство на улице нет никакой нужды.
22.
23.
24. На обычной нью-йоркской улице так запарковаться не получится, а тут можно.
25. Гараж с черепичной крышей.
26. Одинокий Порш.
27. Машины, кстати, выделяются на фоне обычных нью-йоркских.
28. В семье не без урода (я про парковку на тротуаре). Я бы сказал, что для Нью-Йорка Гелендваген это своего рода диагноз.
- Чистота и ухоженность. Всеми вопросами уборки мусора и благоустройства улиц занимается корпорация управляющая районом и финансируемая из ежегодных взносов, которые платят владельцы недвижимости. Количество зеленых насаждений на улицах здесь значительно превышает среднюю величину по городу. К тому же сами жильцы с большой любовью и вниманием относятся к собственным участкам. Здесь вообще нет неухоженных домов и нестриженных газонов. Каждый год в районе высаживаю примерно 70 новых деревьев.
29.
30.
31.
32. Единственным мусором на улицах были лепестки цветов.
33.
34.
35. Газоны у домов поражают правильностью своих форм.
36.
- Тишина и низкий уровень преступности. Это качество Форест-Хиллс-Гарденс по достоинству это могут оценить жители других районов Нью-Йорка. К примеру, Манхэттена, где жизнь не останавливается ни на минуту даже ночью. Дело тут, конечно же в самих жителях. В принятых на территории правилах поведения и в том, что в Форест-Хиллс-Гарденс много тупиковых улиц и почти нет транзитного транспорта, что практически исключает шум и проблемы со стороны заезжих граждан. За порядком на территории круглосуточно следит специально нанятая охранная фирма. Улицы патрулируются, а по соседству нет неблагополучных районов.
37. Частный парк. Только для жителей района. Катание на велосипедах, занятие бегом, слушание музыки, готовка еды, игра в мяч, а так же кидание любых объектов - запрещены.
- Хорошие школы. Для многих именно это является решающим фактором при выборе района. В Нью-Йорке уровень школы почти всегда зависит от уровня района. Форест-Хиллс-Гарденс не исключение.
38. Одна из центральных улиц района.
Теперь почему не бы не хотел там жить. Хотя правильнее было бы сформулировать: почему хотел бы, но не живу:
Дорого. Это главная проблема лично для меня. Для района же это своеобразный фильтр, который отсеивает определенный круг людей. Тут надо не просто иметь деньги на аренду или покупку дома. Надо так же иметь их на его содержание.
39.
К стоимости владения нужно добавить ежегодные обязательные сборы. Они не так велики, как может показаться, но и копеечными их не назовешь. Несколько лет назад они составляли от 1500 до 2000 долларов с дома. Сейчас наверняка больше.
40.
Еще предположу, что резидентам хотелось бы полной изоляции от остального мира, но это увеличит налоговые сборы и ежегодные отчисления, поэтому, видимо, улицы так и будут оставаться открытыми людей из вне.
41.
К недостаткам можно так же отнести то, что все жестко регламентировано. Иногда хочется чуть большей свободы в определенных вещах. Например, посадить дерево там, где хочется, забетонировать большее пространство перед домом, или облицевать чем-то другим фасад. Но тут вы либо соглашаетесь на правила игры, либо покупаете недвижимость в другом месте. Все просто.
42.
Еще несколько фото района.
43.
44.
45.
46.
47.
48.
Мало фото Форест-Хиллс-гарденс? 102 фотографии района в альбоме на фликре.
Минутка саморекламы. Это тоже важно :) Я занимаюсь индивидуальными экскурсиями по Нью-Йорку и специализируюсь на всяких нетуристических местах и маршрутах. Пишите на samsebeskazal@gmail.com если вдруг собираетесь в Нью-Йорк и вам интересно посмотреть на него с разных сторон, а не только с той, которая описана во всех путеводителях. Я не покажу вам Таймс-сквер, Уолл-стрит и Статую Свободы, зато покажу массу другого не менее интересного.
Вообще, понятное дело — что угодно! Потому что Китай — источник товаров для бизнеса. Ну, а если не для бизнеса, а для души?<.p>
В прошлый раз, когда летели из Пекина, я вез с собой полутораметровый безладовый трехструнный музыкальный инструмент, чемодан скатертей для съемок еды и, разумеется, чемодан чая. Все только для души, никакой выгоды!
А в этот раз график был настолько плотным, что у нас не было времени выбраться даже в ближайший к отелю торговый центр, не говоря уж о поездке на чайный рынок. К тому же, в Яньтае никто и не знал, есть ли там вообще оптовый рынок чая.
А тот чай, что я привозил два года назад из Пекина давно уже кончился. Хорошо, что мой друг Франц — чаеман, так он когда летит ко мне, или когда я приезжаю в Германию, подбрасывает мне по несколько килограмм очень приличного чая. Однажды таможенник в Шереметьево попросил поставить чемодан на ленту сканера, для проверки. Встревоженно спросил:
— А откуда Вы прилетели?
— Из Германии?
— Тогда что это такое, в больших упаковках?
— Чай!
— Как это — чай? Из Германии?
Пришлось объяснять парню, что да, из Германии, потому что наши чаеторговцы — алчные скоты, везут либо вовсе мусор, либо что подешевле. А мой рот — не мусорная свалка, зачем мне наливать в себя, что попало? Вот и приходится везти чай из Германии, жаль, что не из Лондона или Нью-Йорка, потому что лучшие образцы чая закупают торговцы из тех стран, где в чае хорошо понимают, и где на чай есть платежеспособные покупатели.
В начале двухтысячных, когда я был уже очень увлечен кулинарией, я понимал, что чай, который можно было купить в Фергане и Ташкенте, стал совсем запредельной дрянью. Когда-то СССР, чтобы соблюсти торговый баланс с Индией, которую тоже изо всех сил пытались затащить в социализм, закупал на биржах лучшие образцы чая — те самые «со слоником», да еще цейлонский был ох как хорош. Московская чаеразвесочная фабрика им. В. И. Ленина, пачки в виде кубиков, по 50 грамм — помните?
А другая большая чаеразвесочная фабрика была в Самарканде — чай зеленый, байховый № 110, так себе, но на каждый день сойдет, и чай зеленый № 95 — с дымком, любимый всей Средней Азией, дефицит — страшный. Я не понимаю, зачем советская власть в лице госплана возила его в Москву? Все равно узбеки, отстояв длиннющие очереди в универмаге Москва на Ленинском проспекте или в чайно-кофейном магазине на улице Кирова, напротив почтамта, скупали его весь, устраивая для этого карусели — ведь продавали по две пачки в одни руки. Скупали и увозили обратно — в Самарканд, в Фергану, а в Ташкент уже поменьше, потому что в Ташкенте почему-то пили еще и черный чай, а бывал такой — помил-чой, то есть черный, но слабозаваренный, по интенсивности цвета настоя почти не отличавшийся от хорошо заваренного зеленого.
В общем, чай, который можно было купить в Узбекистане 15 лет назад был откровенным мусором и травой, накошенной где-то поблизости от Самарканда. И всяческий «импорт» был результатом алчности — купить подешевле и продать пусть и не слишком дорого, но по максимально возможной цене, лишь бы продукт оставался доступным для широких масс.
И как раз в те дни, когда моя тоска по нормальному чаю достигла предела, в почтовом ящике я обнаружил газету с объявлением «Китайский элитный чай, напротив «Голубых Куполов». Немедленно поехал в Ташкент, нашел магазин на первом этаже огромного панельного дома неподалеку от МВД, вошел и обалдел.
Огромные банки из нержавеющей стали, полная витрина невиданного прежде чая, в небольшом зале чайный столик и запах, Боже, какой запах стоял в этом магазине. За прилавком стояли две девчушки, облаченные в китайские халатики, но ничего в чае не понимающие, решительно ничего.
В складском помещении я заметил человека, мне показалось, что это китаец. Я спросил девушек:
— Это хозяин? — И, получив утвердительный ответ, обратился к нему с речью.
— Спасибо Вам, уважаемый, что открыли такой магазин в нашем Ташкенте!
Он ничего не понял, но позвал переводчика. Сели втроем за чайный столик, переводчик повторил ему мою фразу на китайском и началось настоящее чудо.
Бай Пин — так звали китайца, стал с удовольствием заваривать один чай за другим и я могу вам сказать, что не встречал с тех пор в одном месте сразу столько чайных шедевров. Бай Пин, видя мое восхищение, заваривал чаи все дороже, все лучше и я стал заказывать:
— Взвесте мне этого 200 грамм, этого 500, а этот почем?
Чайная вакханалия продолжалась несколько часов и в конце, почти без надежды, я спросил:
— А могу я купить еще и доску, на которой Вы заваривали чай? И точно такой же набор, и такие же чайники, и эти, как их там называют, гао-лянь, что ли?
К моему счастью мне продали все, что я только не пожелал.
Но о том, какое счастье в тот день случилось у Бай Пина я узнал только через несколько лет. Мы подружились, я неделю не мог прожить, чтобы не навестить его. Бывало, выеду из Ферганы в пять утра, чтобы к девяти быть в Ташкенте, а дорога через ремонтирующийся, строящийся перевал, ужас, а не дорога. А потом весь день по ташкентской жаре, трудные переговоры, какие-то погрузки, документы, счета-фактуры. Часам к трем дня голова гудела, спина болела и я готов был отдать все, лишь бы снова почувствовать себя человеком.
А не надо было отдавать все, надо было всего лишь поехать к Бай Пину. Я приходил к нему, он заваривал несколько видов чая подряд, мы пили чай, беседовали и через час я выходил из его магазина так легко, как будто мне в ноги пружинки вставили. Глаза раскрывались и начинали видеть мир иначе, откуда-то пробуждался аппетит и я звонил обратно, в чайный магазин:
— Бай Пин, а пойдем, поужинаем вместе?
И мы шли в какой ни будь китайский ресторан, которые в то время как раз только начинали открываться по всему Ташкенту.
В ташкентских китайских ресторанах готовили намного лучше, чем в москвоских. Во-первых, сказывалась близость к Китая — привезти можно было любые продукты, специи, соусы, что хочешь. Во-вторых, никто не заставлял китайских поваров подстраиваться под чуждые для них вкусы, как это происходит в Москве, где китайская еда не острая, не соленая, не кислая, не пряная, не маслянная и вообще никакая.
В ташкентских китайских ресторанах можно было в любой момент выпить из огромной бутыли водки с засушенными тритонами, скрученными змеями, какими-то ягодами, таинственными орехами и прочим, что непременно должно было укрепить сердце, обострить зрение, улучшить слух, выпрямить криво растущие зубы и улучшить потенцию.
И вот, мы с Бай Пином как-то разговорились по душам — как же мне повезло, что он приехал в Ташкент. А он, наконец-то, тоже раскрыл свою душу.
— Я открыл чайный магазин в Москве. Но там мой чай никому не был нужен. Мне сказали, что лучше бы я открыл магазин там, где люди понимают в зеленом чае — например, в Узбекистане. И я переехал в Ташкент, перевез все товары. И просидел в Ташкенте три месяца, ровно три месяца без единого покупателя. В день, когда истекала трехмесячная аренда, я уже складывал товары, чтобы освободить помещение. И тут пришел ты и скупил пол магазина. С того дня моя торговля сдвинулась с места. Ты принес мне удачу на своих ботинках!
Мне стала понятна симпатия, с которой относился ко мне Бай Пин, его супруга и даже его сын-школьник.
Наверное, под влиянием дружбы с этой семьей я отправил свою дочь учиться в институте китайскому языку, надеюсь, что она об этом не жалеет, потому что она овладела китайским с удовольствием и только отсутствие практики не позволяет ей заговорить, как запеть — немного затрудняется пока в синхронном переводе.
На первой фотографии, открывающей этот пост, мы в китайском городке Qingdao — по-русски надо читать не то Цингдао, не то Чингдао — что-то среднее. Ну, как вам сказать, «городок»? Миллионов на пять, на шесть — не больше!
Красивейший, прекрасный, очень уютный город на берегу бухты. Он чем-то напоминает Баку, он расположен точно так же, только на другом краю Земли, он чем-то напомнил мне Германию — я не понимаю, чем и почему. В этом городе много тенистых, засаженных деревьями улиц, посреди города растут скалы, частью покрытые лесами, а частью голые. Море прекрасное, спокойное, какое-то курортное море. По утрам между гор плывет туман и если бы у меня было время, я бы наснимал в этом городе столько ландшафтных фотографий, что просто жаль, очень жаль, что времени было так мало. И в этом городе находится издательство, которое проявило интерес к моим книгам.
Еще в прошлый раз, в Пекине, когда мы сидели на церемонии награждения, я сказал дочери:
— Если меня наградят и вызовут на сцену, ты пойдешь со мной и переведешь на китайский, что я скажу.
Она начала спорить со мной:
— Папа, ну чего я пойду? Это твоя награда, тебя наградят, а не меня!
Всегда слушайте родителей и не считайте себя умнее тех, кто вас родил и сделал такими умными! Не спорьте, когда вас просят о такой мелочи, как подняться на сцену и сказать пару слов! Она все-таки пошла со мной на сцену. Когда она заговорила по-китайски:
— Мы благодарим великий китайский народ за гостеприимство! — по залу прокатилось китайское «ааааххх!»
И это сработало! Нас запомнили. В тот вечер на сцену поднимались сотни иностранцев — а для китайцев мы все на одно лицо, имейте в виду. Но никто не сказал ни слова по-китайски, все говорили по-английски, французски, испански, что угодно, но хотя бы несколько слов, чтобы продемонстрировать уважение гостя к хозяевам! Вы понимаете, как это воспринимается китайцами, которые вполне справедливо считают себя обитателями одной из величайших стран мира? Приехали и щебечут здесь на своих язычках, неужели трудно выучить язык, на котором разговаривает полтора миллиарда не самых глупых людей этого мира?
И уже во Франкфурте, на выставке, в прошлом году осенью, идет мимо китаец — я его не узнал, а он меня — узнал. Остановился и говорит:
— Вы были в прошлом году в Пекине? Вы были с дочерью? Она говорит по-китайски? А покажите мне ваши книги! О, какие тяжелые! Вы не могли послать их почтой в мое издательство?
И оставил визитку. Мы отправили книги, через несколько месяцев пришел ответ:
— Мы готовы издать Вашу книгу на основе материалов, собранных в Ваших предыдущих книгах. Началась переписка, нам было немного тяжело общаться на китайском, они предложили нам перейти на английский и все — на этом общение оборвалось. Поэтому когда я узнал, что Чингдао всего в двух-трех часах езды на машине от Яньтая, мы в последний день поездки заменили билеты, взяли такси, сняли гостиницу на одну ночь в Чингдао и поехали в это издательство сами.
И правильно сделали! Нас встретили радушно, но оказалось, что человек, с которым мы пытались общаться на английском знает его на уровне вот из йор нейм ай эм бой фром чайна. Но он привел китайского корейца с замечательным английским и мы провели плодотворнейшие переговоры. Всем стало понятно, что у нас все получится и что сотрудничество с этим издательством не на один год и не на одну книгу. Так что Чингдао я еще поснимаю — там прекрасно, поверьте мне!
Пока сидели в издательстве, на кухне для приемов гостей, нам без конца подливали замечательнейший чай — уж Бай Пин-то научил меня разбираться в этом даре китайских богов.
И я спросил:
— А в Чингдао есть чайный рынок или магазин?
Мне пообещали:
— Обязательно купим вам хороший чай!
И повели за угол того здания, где расположено издательство. С другой стороны был вход в небольшой чайный магазин для своих, для местных. Там, в отличие от магазинов на пекинском чайном базаре, было всего три-четыре сорта чая, а на упаковках были наклеены ценники. Он продавал только то, что пьют в Чингдао и все равно там каждый знает, что сколько должно стоить. Туристы в этот магазин не забредают — кого обманывать?
Но вы бы знали, с каким радушием принял нас хозяин этого магазинчика! Он заваривал нам чай, как будто танец танцевал. Он нам давал скидки, видя, что мы покупаем от каждого сорта по пять-шесть больших упаковок, и это были щедрые скидки — тридцать процентов, даже пятьдесят! Он отнесся к нам не как к туристам, на которых грех не заработать, а как хозяин к дорогим гостям, он думал не о прибыли, а о том, как нам еще угодить! И чай у него хранился, как и положено, в холодильниках. Многие сорта в вакуумных упаковках, одну из которых он отказался мне продавать — вакуум нарушился! Я говорю:
— Да это же не рыбные консервы! Давай! Я просто выпью эту пачку первой!
Тогда он согласился:
— Если так, то можно!
И вы бы видели, как ему было интересно расспрашивать о России, как мы там (здесь) живем, какой сорт чая больше любим.
Вот вы какой сорт чая больше любите, а, дорогие россияне? Я люблю все сорта — лишь бы хорошего качества. Ведь каждый сорт был создан кем-то для особого региона, для особого самочувствия, для людей, для их наслаждения. Ну какой же чайный мастер берется за создание чая со словами «сделаю какую ни будь ерунду»? Поэтому в каждом хорошем и правильно заваренном чае есть частичка чьей-то души.
Неслучайно чай любим не только в Китае, не только в тех местах, где его с недавних пор тоже стали выращивать — в Индии, на Цейлоне, Иране, Азербайджане и даже Краснодаре. Говорят, в Кении тоже чай выращивают — слышали?
Но ведь любят его там, где он и не растет! От Монголии, Средней Азии, Казахстана и Калмыкии и вплоть до Марокко, где пьют китайский зеленый чай, но заваривают его уникальным способом. А еще чай любят от Сибири, через север Германии, где есть люди, которые по религиозным соображениям не пьют спиртного, но зато знатные чаеманы и умеют заваривать чай так, что ого-го, закачаешься и вплоть до Англии, где в чае, поверьте мне, ох, как разбираются.
Уникальный дар природы — чай. Неохватное явление, невозможно ни рассказать обо всем чае, ни хотя бы попробовать все, что называют чаем на этой планете. Можно рассказать только о том, как я его люблю. Чего и вам желаю!
Впервые в “XYZ”: все тайны жизни самой скрытной писательницы Советского Союза
Таких парадоксальных писателей, пожалуй, больше и нет в советской истории. За долгую жизнь она написала всего две большие книги – и получила за одну из них Сталинскую премию. И при этом – ни пафосных интервью в газете «Правда», ни «Голубых огоньков» по телевизору, ни теплых должностей в писательском союзе.
Никто из ее верных поклонников (а это, без преувеличения, все детско-подростковое население СССР 60—70-х годов) так и не узнал о ее личной жизни ничего, хотя пытались многие. Пять скупых строчек в Большой советской энциклопедии – и точка.
Одна из двух повестей писательницы Валентины Осеевой «Васек Трубачев и его товарищи» рекомендовалась учителями для внеклассного чтения. Другая – «Динка» - зачитывалась буквально до дыр.
Однажды я сказала себе: я должна разгадать тайну ее героев, Динки и Леньки. Откуда они взялись? Чем закончилась их верная и такая трогательная дружба? Они выросли и поженились? Может, еще живы их прототипы или люди, которые хоть что-то знают о судьбе Валентины Осеевой? Ведь не могла же в самом деле таинственная писательница навсегда кануть в Лету и исчезнуть со страниц истории...
Оказалось, такие люди есть!
«Запад гаснет в дали бледно-розовой…»
Первое, что меня поразило, как только я начала свои «раскопки», - то количество современной молодежи, которая сегодня «фанатеет» от «Динки», написанной, между прочим, в мохнатом 1959 году. В Интернете даже нашелся сайт, посвященный исключительно этой книге.
«Динка» – не просто любимейшая книга моего детства. Это гораздо большее. Я и сейчас ее время от времени перечитываю и до сих смеюсь над «это птичкам» и плачу, когда Ленька, прощаясь на пристани, отчаянно поет: «Запад гаснет в дали бледно-розовой, звезды небо усеяли чистое…» Всем нам, сегодняшним, очень не хватает такой вот доброты, естественности и отзывчивости…»
Но главного: хоть каких-то, пусть крошечных, подробностей о Динкиной «маме», Валентине Осеевой, нет ни в сети, ни даже в каталогах Ленинской библиотеки.
Я стала методично обзванивать архивы и членов Союза писателей того времени, которые могли бы учиться вместе с Осеевой в Литинституте, встречаться с ней в издательствах, дружить семьями. Но увы – прошло столько лет, что почти все ровесники Осеевой (она родилась в 1902 г.) уже умерли.
И вдруг – удача. Известный советский писатель Анатолий Алексин («В стране вечных каникул», «Мой брат играет на кларнете» и многое другое), ученик Валентины Осеевой, ныне – гражданин Израиля, откликается на мое почти безнадежное обращение к далекому автоответчику после приветствия, записанного на иврите.
- Ну конечно, я прекрасно ее помню. Я приходил к Вале, когда она жила на улице Горького. Мы с ней сидели на кухне, пили чай, а иногда и красное вино – и вот она надевала очки и своим хрипловатым голосом читала мне главы из «Динки», - вспоминает Анатолий Алексин. – «Валя! – говорил я тогда, - это будет еще один герой, которого будут знать все дети страны». И я оказался прав.
К счастью, это понял тогда, в 1959-м, и руководитель издательства «Детская литература» Константин Пискунов – первая часть книги разлетелась миллионными тиражами.
- Валя была очень скромной, - продолжает Алексин, - даже фотографироваться не любила. О том, что в 1952 году за «Васька Трубачева» Осеева получила Сталинскую премию, я узнал из газет. Сама она не обмолвилась ни словечком. Я позвонил поздравить, а Валя засмущалась: «Зачем?». Одновременно, кстати, наградили и Николая Носова за повесть «Витя Малеев в школе и дома» - вот об этом говорили все.
А потом – совсем уж редкостное везение. В Москве нашлась невестка Осеевой Наталья Осеева-Хмелева. Жена единственного сына Валентины Александровны – точнее, вдова. Она живет в Строгино вместе со своей дочкой, зятем и внучкой-старшеклассницей. Совсем старенькая и едва оправившаяся от инсульта, она попросила меня прийти днем – пока ее домашние на работе. Им, к сожалению, не до семейных легенд, и даже редкие фотокарточки писательницы бесследно растерялись. Единственное, что уцелело - это строгий портрет, аккуратно завернутый в целлофан и хранящийся среди документов.
- Из-за хриплого голоса Осеева казалась окружающим строгой, - улыбнулась Наталья Георгиевна. – Она очень много курила, курила до последнего, даже когда уже умирала в 1969 году от рака легких. Ей кто-то сказал, что сигареты не так вредны, если их обрезать – и Валя всегда носила с собой портсигар с обрезанными сигаретами крепкого сорта.
- «Динку» и «Васька Трубачева» знают все. А что было еще?
- Лет в 16 она пробовала писать стихи – но это было несерьезно. Валя (именно так я ее называла – по ее же просьбе) подражала Ахматовой. Тогда она даже носила мужской костюм: штанишки по колено и куртку из черного бархата с белым кружевным воротничком. У старшей Валиной сестры был огород, на котором она разводила разные сорта клубники. И так повелось, что каждому члену семьи присваивали прозвище — клубничный сорт: Рейнское золото, Королева Виктория. Валю назвали Черный принц.
Позже она долго работала в детском доме, и очень увлеклась изучением детской психологии. Она общалась с детьми как-то по-взрослому – и они это очень ценили. Когда у нее уже был собственный ребенок, Валя поступила в Литинститут, в группу Самуила Маршака. Училась, кстати, вместе с Сергеем Михалковым. Тогда она начала писать малюсенькие детские рассказы – и ее заметили.
- Что она любила в жизни? - Любила, когда собиралась вся семья. Достаточно замкнутая с посторонними, она была близким другом для родных. - В «Динке» так много уютных семейных сцен, например, когда Марина, Динкина мама, вместе с дочками сидит, обнявшись, на дачном крыльце, и все поют…
- В семейном кругу, за столом, Валя всегда пела цыганские романсы, которых знала уйму. Пела очень хорошо, правда, густым, почти мужским басом. Еще она очень любила делать подарки. Но при этом вкус у нее отсутствовал начисто (смеется). Валя умудрялась тратить последние деньги на такие вещи, которые я не надела бы под страхом смерти. А однажды, когда с финансами было совсем плохо, она прислала мне из Крыма копеечный лоскут. Тряпочки были настолько малы, что из них ничего нельзя было сшить. Но дороже этой посылки для меня ничего не было! Эти лоскутки хранятся у меня до сих пор.
“Найди меня, Ленька”
Прочитав повесть, никто не сомневается в том, что у Динки с Ленькой была настоящая жизнь. Но при этом никто и не догадывается, что книжка – почти автобиография!
- Соответствуют ли в точности все события действительности, я не уверена, - вздыхает Наталья Георгиевна. - Думаю, что Валя кое-что и присочинила. Но то, что все герои – реальные люди, бесспорно. Я читала «Динку» и сразу же узнавала каждого из членов семьи. Да и они сами себя – тоже.
Оказывается, у Осеевой, как и у Динки, было две старших сестры: строгая, с непростым характером Галина (в книге – Алина) и Анжела, которую за скромность и покладистость домашние тоже прозвали Мышкой. Младшая же: «макака», «убоище» и «орало-мученник» – это и есть сама писательница, Динка-Валентинка.
Существовал и Ленька, но кем он был в реальной жизни, теперь не знает никто. Известно только, что Осеевы действительно взяли к себе бездомного мальчика, привезли его с собой в Киев и помогли ему поступить там в реальное училище. Но замуж Динка – это уж точно! - вышла за другого.
Первый муж Валентины Осеевой, Сергей Хмелев, буквально спас ей жизнь. 19-летняя девушка работала воспитательницей в детприемнике, и случилось так, что как раз в ее смену беспризорники устроили бунт. Вале удалось пробраться в комнату, где был телефон, и позвонить приятелю. Сергей выпряг на улице какую-то лошадь и прискакал на помощь. Позже они поженились.
- Сергей Васильевич не выглядел богатырем, но у него была железная воля, - продолжает Осеева-Хмелева. - Отношения у них с Валей, правда, сложились своеобразные. При всей своей любви к ней он мог, увидев красивую девушку, исчезнуть из дома вместе с ней. И вернуться недели через две. Впрочем, Валя к этому относилась спокойно. Через год после свадьбы у них родился сын, за которого много лет спустя я и вышла замуж.
Сына Валентина Осеева назвала Леней.
В 1953 году, когда у писательницы уже появилась внучка, ее собственная жизнь началась как будто заново. Она влюбилась и вышла замуж во второй раз.
- Это был писатель Вадим Дмитриевич Охотников. Писатель он был, надо сказать, третьесортный, но Валю любил страстно. Когда они надолго разлучались, он не стеснялся слать ей из деревни в Москву телеграммы следующего содержания: «Приезжай скорее. Я устрою ванну. Буду мыть тебя в ванной и целовать тебя мыльную и вкусную». Соседи только диву давались: мол, первый раз видим, чтобы люди в таком возрасте целовались у всех на виду. Вот тогда Валя была по-настоящему счастлива.
Старшая сестра Осеевой Галина-Алина вышла замуж за инженера. Ее сын Алик был любимцем всей семьи. Он первым всегда бросался на помощь каждому. И у него был рыжий чуб – такой же, между прочим, как и у Васька Трубачева.
А средняя, Анжела-Мышка, замуж так и не вышла. В молодости у нее был длинный роман. Но его герой, Алексей Михайлович, вернулся к Мышке, когда той уже исполнилось 53 года. Анжела все советовалась с племянником Ленькой, выходить ли ей замуж официально. А тот только подшучивал над теткой: «В 53 года хранить невинность бессмысленно».
Ленька-младший
Сын Леонид родился в трудное, голодное время – в 1927 году. И судьба его оказалась такой же тяжелой, как и у Леньки из повести.
Маленький, он был до того тощий, что сама Осеева называла его «старой пуговицей». А во время войны, когда Леньке было уже 15, мать с ужасом поняла, что прокормить его не может, и, чтобы спасти от верной гибели, отправила к отцу. Сергей Хмелев жил тогда со своей новой семьей на Дальнем Востоке и возглавлял Тихоокеанское морское училище. Когда Леонид добрался до училища, отец первым делом повел его в баню. Раздел – и расплакался. У сына от истощения видны были все кости.
- Муж до конца своих дней с отвращением вспоминал вкус китового мяса, – говорит Наталья Георгиевна. – Однажды на берег, неподалеку от училища, вынесло дохлого кита. И Сергей Васильевич не один месяц кормил им 600 мальчиков-курсантов, в том числе и сына – ничего другого просто не было. А как Леня добрался до отца – из Башкирии, куда их эвакуировал Литфонд… До ближайшей железнодорожной станции идти нужно было 115 километров. Да на поезде еще 15 дней ехать, ведь поезда очень плохо ходили.
На дорогу Леньке испекли 23 коржика, которые вырезали из пресного теста стаканом. А из документов у парня была с собой только метрика, подписанная гетманом Карабарским – ничтожная бумажка. На станции Тайга его сняли с поезда сотрудники НКВД и бросили в камеру, решили – дезертир. Но, для порядка, все-таки послали запрос в училище. И случилось чудо.
Телеграмма пришла в субботу. Его отец хотел отложить ответ до понедельника, а потом что-то екнуло у него внутри, и он пошел на почту в тот же день. В воскресенье энкавэдэшники получили его ответ, и Леньку отпустили. А остальных расстреляли.
Беспартийный революционер
“Динку” Осеева посвятила своей сестре Анжеле-Мышке и матери. По книге, мать девочек Марина сама управляется с дочками и тайно переписывается с любимым мужем – революционером.
- Откуда у матери писательницы такое необычное имя – Ариадна? - Она наполовину гречанка, фамилия ее отца была Венераки. Он участвовал в восстании против турок и в 1862 году вынужден был бежать в Россию. И влюбился в русскую красавицу, Валину бабушку. Но она потребовала документы, подтверждающие, что он настоящий дворянин, а не какой-нибудь проходимец. И Венераки отправился в Грецию.
Путешествие по тем временам было долгое и трудное, так что вернулся он только через два года. А у его любимой к тому времени уже была назначена свадьба с одним гусаром. Венераки, долго не раздумывая, убил гусара на дуэли и все-таки женился. У них родилось четверо детей: Аристид, Леонид, Ариадна (мать Вали) и Клеопатра – по книге, Катя, Динкина тетка.
- В повести Марина «служит в газете корректором». А в жизни? - Всю свою жизнь Ариадна Леонидовна действительно проработала корректором в газете «Гудок». Она отличалась уникальной грамотностью. У Вали же с орфографией было не очень хорошо, а математику она просто терпеть не могла. Зато очень любила литературу.
Отец Валентины Осеевой Александр Дмитриевич, хоть и не вступил в партию, активно занимался революционной деятельностью (как и отец Динки) и даже возглавил первую всеобщую стачку в Самаре.
- Если взять собрание сочинений Ленина, то в одном из его писем можно прочитать, что смелости и решительности партийным товарищам следует учиться у беспартийного Осеева. Ему часто поручали важные партийные задания, выполнение одного из которых ему дорого обошлось. Осеев должен был перевезти типографские литеры (металлические брусочки с буквами). А груз оказался до того тяжелым, что затекла рука. Александр Дмитриевич свернул во двор передохнуть и нос к носу столкнулся там со следившим за ним сыщиком. От негодования он ударил того кулаком в лоб, но не рассчитал силы – сыщик упал и умер.
За убийство «человека при исполнении» отец писательницы угодил в Петропавловскую крепость, куда свозили «политических». Но на его защиту поднялась вся рабочая Самара, и Осеева пришлось освободить прямо из зала суда.
- Александр Дмитриевич был высокий, представительный, с широченными плечами, - вспоминает Наталья Георгиевна. - Но при этом у него были крошечные руки и ноги. При росте 1,90 он носил 36-й размер обуви! В Петропавловской крепости его заковали в кандалы, но стоило ему сложить руки лодочкой – и оковы легко снимались. Начальство довольно скоро эту хитрость раскусило. Стали искать кандалы поменьше – но нужного размера просто не оказалось. В итоге сделали на заказ, именные. Говорят, что кандалы с надписью «Александр Дмитриевич Осеев» до сих пор хранятся в подвалах Петропавловской крепости. - Выходит, едва ли каждый из членов этой семьи чем-нибудь да прославился? - Да. Александр Осеев был, между прочим, инженером-мостостроителем. Например, он построил мост, который ведет от Ваганьковского кладбища на Беговую. Пушкинский музей он тоже, кстати, строил – руководил работами.
Старший из детей Венераки, Аристид, дядька писательницы, изобрел уникальную вещь – ящики для перевозки водки, в которых не бились бутылки. Тогда производители смирновской водки отвалили ему немалую сумму. Это был единственный случай, когда в семье появился некоторый капитал.
Сын Клеопатры, Евгений Тиханов, стал знаменитым фотографом. Первую славу ему принесла фотография Черчилля, сделанная на Ялтинской конференции в 1945 году — тот признался, что на этом снимке его характер передан необыкновенно верно. После чего Тиханову разрешили сфотографировать Сталина. Сказали, что он может встать в зале, по которому будет проходить вождь, и в этот момент нужно успеть его снять. По счастью, Сталин остановился, чтобы прикурить трубку… Этот снимок стал одним из самых известных фотопортретов Сталина, который еще много лет печатали в газетах.
…Вот такая история у вихрастой девочки Динки и ее «всамделишной» семьи.
А «Васька Трубачева» Осеева немного недолюбливала. Ее подруга была опытным редактором и все время, пока Валентина Александровна сидела над рукописью, настоятельно советовала: «Вставь на этой странице: «Да здравствует товарищ Сталин!» – а то книга не пойдет».
Сталинская премия (100 тысяч старыми) позволила семье Осеевых распрощаться с нищетой. Да еще им выделили 2-комнатную квартиру в доме на улице Горького, с окнами на Моссовет.
Продолжаю выкладывать германскую серию. Опять же - фотографии не мои.
Сегодня я покажу одну из самых известных достопримечательностей Баварии, да и всей Германии в целом - замок Нойшванштайн. Глядя на его башни и силуэт, на окрестные горы и пропасти, сразу вспоминаешь какие-нибудь старые сказки, "Красавицу и Чудовище" или что-нибудь еще в этом роде. В этой "цитадели" воплотилась вся Средневековая Европа в том виде, в каком представляли ее себе потомки.
Собственно, потомки Нойшванштайн и строили. Так часто бывает: к концу 19 века средневековые помои, крысы, чума и рахит были основательно подзабыты, зато остались Прекрасная Дама и Благородный Рыцарь. Замок и задумывался своим строителем, королем Людвигом II Безумным как гигантская иллюстрация к легендам и сказкам.
Замок находится недалеко от городка Фюссен, в бывшей земле Швабии (ныне Бавария). Фюссен я, возможно, покажу отдельно. В окрестностях этого городка находится несколько десятков замков, и это объяснимо: здесь к равнине вдоль Дуная вплотную подходят Альпы:
Это абсолютно европейский, абсолютно чуждый нам пейзаж. Огромные складчатые (то есть молодые, островерхие) горы, озера в долинах, и бесконечные следы истории в этих горах. Альпы не сравнить ни с Уралом (ведь Урал низкий и округлый), ни с Кавказом (где природа господствует над историей).
По озерной глади скользят яхты. Это не Дунай, а Альпийское озеро (Альпзее).
Горы величествены.
И на их склонах видны замки. В том числе и сам Нойшванштайн - приглядитесь:
Замок Нойшванштайн (в переводе - Новый Лебединый утес) - одна из безумных идей баварского короля Людвига Второго. Типаж "монарха-романтика" в мировой истории встречался не раз, и типажи эти были ужасающе непохожи друг на друга. Тут и римский император Нерон, "за искусство" устраивавший расправы и поджигавший Рим, а умерший со словами "Такой артист погибает!"; тут и самаркандский хан Улугбек, прославившийся как ученый и астроном, но убитый намениками своего брата по дороге из Мекки; тут и наш "мальтийский рыцарь" Павел Первый, и "не от мира сего" Николай Второй. Людвиг Второй увлекался строительством замков, а возведение Нойшванштайна в 1869-1885 годах было делом его жизни. Здесь он хотел сделать себе резиденцию, то есть буквальным образом "попасть в сказку". После 1871 года, когда Бавария уже окончательно стала частью Германской империи (что, видимо, и подкосило монарха), Людвиг Второй жил в строящемся замке затворником. Вот что пишет об этом Википедия:
В последние годы жизни король всё больше сторонился публики. Он уединился в замке Нойшванштайн, пил шампанское и коньяк в неумеренных количествах. Он унизительно обращался с прислугой и своими министрами, которым приходилось разыскивать его в горах, чтобы получить подписи на документах. Его долги росли, строительство некоторых замков было приостановлено. День и ночь поменялись у Людвига местами, за что его стали называть «лунным королём»." Стоит ли говорить, в какое состояние пришли в это время государственные дела и как король растратил казну.
В 1886 году король был признан сумасшедшим и низложен. Вскоре он умер при невыясненных обстоятельствах - утонул в озере. По официальной версии - утопился.
Но созданные им сказочные замки остались - Шахен, Линденхоф, Харренкимзее. И в первую очередь - Нойшванштайн:
Подробнее о красотах этого замка можно прочесть в путеводителях. Сам я не видел и сужу только по фотографиям (к тому же у меня нет фотографий интерьеров). Интересно, что многие сооружения, интекрьеры и росписи замка изначально задумывались как иллюстрация к операм Вагнера. Это действительно Сказочный Замок:
Стены и башни:
Ворота:
Внутренний двор:
Из замка открываются потрясающие виды на долину:
В том числе городок на берегу Альпзее:
В другую сторону открывается вид на Альпы:
Которые окружают знаменитое Лебединое озеро (Шванзее), вдохновившее Чайковского:
Здесь возвышается замок Хоэншвангау (дословно это можно было бы перевести как Высокий Лебединый - "-гау" является суффиксом, обозначающим место). Этот замок - "предтеча" Нойшванштайна, был построен еще в 12 веке как Шванштайн (Лебединый утес), а в 1830-е годы, полуразрушенный, выкуплен и построен заново кронпринцем Максимиллианом, будущим королем Максимиллианом Первым, отцом Людвига Второго. Собственно, в этом замке Сказочный Король и воспитывался.
От Нойшванштайна в горы ведет туристическая тропа, по живописному ущелью речьки Лех:
В которое, конечно же, "с несмолкаемым ропотом" (иначе они не умеют!) низвергается водопад:
С окрестных гор открываются виды на Нойшванштайн:
И долину с Альпзее за ним:
А над всем этим доминируют остроконечные вершины Альп:
Нойшванштайн - по праву самая яркая из стилизаций под Средневековье конца 19 века. Таких стилизаций по Европе немало - Синтра в Португалии, Глубока-над-Влтавой в Чехии и многие другие. Есть они и в России, но гораздо меньшего масштаба: замок Шереметева в Юрине, полузаброшенное Муромцево и т.д. Но все же Нойшванштайн - лучший. истчоник
Никто из ее верных поклонников (а это, без преувеличения, все детско-подростковое население СССР 60—70-х годов) так и не узнал о ее личной жизни ничего, хотя пытались многие. Пять скупых строчек в Большой советской энциклопедии – и точка.
+ развернуть текст 
